Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
ли старинную
музыку.
После концерта я подошел к ним.
- Что же вы не звоните, не заходите? - Голос Софьи Владимировны был
слабым, но с бодринкой.- Нет, нет, я чувствую себя неплохо! И телефонные
разговоры переношу отлично - это тоже жизнь, а и ее не боюсь, у Гржимов
научилась воевать.
- Да, отменные воины были в древности,- сказал я, думая о том, как бы
поаккуратней закруглить разговор, чтобы не переутомлять ее, но не тут-то
было.
- Не только в древности. Мой покойный супруг был в молодости отменным
артиллеристом! За четыре года той германской войны от души погромыхал своим
орудием, не потерял ня одного батарейца и в восемнадцатом п&решел всем
составом на службу революции.
- А потом тихие битвы в науке...
- Почему тихие? Он был рыцарем в ней, вооруженным с головы до пят. Много
сделал в практике металлургии. Помню, как в тридцатые годы при
реконструкции литейно-ковочного оборудования одного крупного завода он
сэкономил государству три миллиона валютных рублей. Как ученый, всю жизнь
занимался металлургией на молекулярном уровне, спектральным анализом
элементов, их структурой, и специалисты считают, что Николай Владимирович
проделал работу за целый научно-исследовательский институт.
- Можно бы учредить научный рыцарский орден Гржимов...
- Несомненно! Только у Николая Владимировича снл и времени не хватило,
чтобы до.биться общего признания своих трудов. Итоговая его монография так
и не была напечатана. Э1 им-то я и занимаюсь, однако сердце, знаете, не
всегда выдерживает.
- Да, девятый инфаркт...
- Ну, этого-то инфаркта я совсем не боялась! - засмеялась она.
- Простите, Софья Владимировна, но не станете же вы утверждать, что у вас
выработалась привычка,- в тон спросил я.
- Привычка - само собой, однако я была уверена, что девятый инфаркт мне
ничем особым не грозит, потому что Григорий Ефимович когда-то мне говорил,
будто число девять на Востоке-священное, счастливое.
- А вы с ним разве встречались?
- Не раз. Я была почти юной и танцевала еще неплохо, а он к концу жизни
стал благообразным, спокойным и мудрым, как индийский гуру. Он много видел,
много знал, последние годы много болел, но никогда не терял своего особого
юмора, и для нас было большим удовольствием его слушать. Помню один из
последних его рассказов... Если у вас есть время.
- Времени у меня вполне достаточно.
Это нежданное степное знакомство Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло
произошло почти сто лет назад, а Софья Владимировна полвека помнила
подробности его рассказа. Маленький экспедиционный отряд шел монгольской
степью. Зной, усталость и давным-давно ни одного встречного. Проводник с
переводчиком ускакали куда-то искать воду - впереди была страшная пустыня
Гоби. Вдруг на горизонте появился столб пыли, послышались выстрелы. Отряд
приготовился в случае .чего дорого отдать свою жизнь, но Григорий Ефимович
приказал пока не. стрелять. Несколько десятков конных степняков,
вооруженных английскими карабинами, окружили отряд и знаками приказали
следовать за ними. Григорий Ефимович показывал им пустую флягу, карту - они
все это отобрали вместе с винтовками, так что пришлось подчиниться.
Пригоняют их к стойбищу, и Григория Ефимовича ведут в самую большую, богато
украшенную юрту. А там на войлоке стонет и скрипит зубами человек - тайша,
степной князек. Как узнать, что с ним? Камни, аппендицит, заворот кишок,
перитонит? Может, просто объелся - рядом с юртой были следы обильной трапезы.
Единственное, что мог сделать ученый,- дать болезному двойную дозу
глауберовой соли. Путешественников отпустили, вернув все, и отряд на рысях
удалился искать проводника и переводчика. Лихо скакали, оглядываясь назад,
но через несколько часов снова раздались выстрелы, и раздельные столбы пыли
быстро надвигались сзади. Что делать, если пациент умер? Отряд снова
изготовился, только Григорий Ефимович разглядел в бинокль девять всадников
на линии горизонта и успокоил спутников. Подскакавшие монголы, улыбаясь,
жестами показали, будто сыплют в рот порошок. Пришлось отдать им весь
запас, в ответ получив подарок - полуживого, наверное, с отбитой печенкой,
но жирного барана...
- Довольно смешно, не правда ли? - спросила Софья Владимировна.
- Вполне, - согласился я и добавил: - Пока вы болели, я узнал о том, как
история вытворяла что хотела с родовой фамилией Гржимов. Очень интересно!
- Между прочим, и с фамилией декабриста Корнилбвича произошел однажды
почти невероятный случай. После Сибири он именовался "Без-Корнилович".
- Да, я видел в "Алфавите декабристов" эту фамилию в скобках после
основной, но не мог понять, что это такое.
- А вышло так. Когда Михаила Корниловича, деда
Григория и Владимира Грум-Гржимайло по материнской
линии, производили в какой-то армейский чин, Николай I
решил исключить из списка брата известного декабриста и
начертал на докладе: "Утверждаю без Корниловича". Кан-
целяристы поняли эту резолюцию по-своему, и таким об-
разом братья получили новую фамилию. Это напоминает
историю с подпоручиком Киже... Заходите, пожалуйста, я
вам кое-что покажу интересное из прошлого.
И вот я снова подхожу к высотному дому на Котельнической набережной, в
котором нежданно встретился с живой памятью о декабристе-историке
Александре Кориилбвиче. Мемориальная доска на стене одного из крыльев...
Выдающийся советский историк академик Михаил Николаевич Тихомиров жил в
этом доме последние годы. Оставил богатое научное наследие: исследовал
"Русскую правду" Ярослава Мудрого, Москву и другие средневековые русские
города, городские и крестьянские восстания на Руси, исторические связи
русского народа с южными славянами с древнейших времен... Все интересно!
По стенам квартиры Софьи Владимировны ГрумГржнмайло-старинные портреты
ушедших из жизни людей - масляные, акварельные, карандашные, дагерротинные,
фотографические. Некоторых я узнаю, но большинство лиц незнакомых-с
бакенбардами, бородками клинышком, с окладистыми лопатами и совсем
безбородые, в усах и без них, в очках и пенсне, в форменном, казенном и
партикулярном одеяниях, но что-то было общее в осанке, чертах и, главное,
выражении лиц и глаз. Конечно, так и должно быть - все родственники, хотя и
разных семейных ветвей, однако все же не это определяло главное сходство.
Передо мной явилось несколько поколений русских интеллигентов, полтора века
честно трудившихся на благо своего народа.
- Кондратий Иванович Грум-Гржимайло,-подводит меня хозяйка к одному из
самых старых портретов.- Родился еще в конце восемнадцатого века. Слыл на
Лите;"!- ном проспекте Петербурга чудаком, потому что, когда появлялось
солнце, он выходил на балкон с голой спиной. Загорал... Имел научные звания
кандидата философии и Доктора медицины и хирургии. Первым в России сделал
операцию перитонита. Тридцать три года редактировал первую русскую
медицинскую газету "Друг здравия". Выпустил множество статей и книг, в
основном по гигиене, был первым русским врачом-писателем...
Портрет декабриста Александра Корниловича - только из книжного издания.
К сожалению, художник-декабрист Николай Бестужев, не успел в Сибири
написать его портрета - Корниловича странным образом увезли назад, в
Петербург, который он так любил и хорошо знал, как любил память о великом
основателе города, посвятив ему первый выпуск первого нашего исторического
альманаха "Русская старина". К, тому времени я успел посмотреть работы А.
Г. Грумм-Гржимайло о декабристе, написанные по семейным архивам, и труды
самого историка-декабриста "Нравы русских при Петре I" и "Частная жизнь
русских при Петре I". Из статей Л. Г. Грумм-Гржимайло узнал и об интересном
письме декабриста брату Михаилу от 24 июня 1832 года. Оно было написано в
крепости, но узнику, очевидно, было позволено встречаться с людьми, нужными
ему для его исторических занятий. "Знаешь, я думаю, что Карамзин решил
кончить свою историю XII веком. Я всячески уговаривал продолжить ее по
крайней мере до воцарения Петра, но он на все мои убеждения отвечает одно:
"Там писать нечего"..." На портрете Александр Корнилович в форме
штабс-капитана генерального штаба.
- Чин этот, между прочим, он получил за работу экскурсоводом,- говорит
хозяйка.
- Как так?
- Он хорошо знал языки и однажды провез по Петербургу и Кронштадту
одного важного иностранного гостя, который в письме царю поблагодарил
сопровождавшего его офицера... А это мои отец Перов Владимир Иванович.
Сфотографировался студентом Петербургского университета.
- Что-то, знаете, очень характерное есть в его облике, - замечаю я,
рассматривая нисколько не пожелтевшую, ясную фотографию столетней давности.
Во взгляде студента - решимость, твердость, какая-то одержимость.- Такими
были народовольцы...
- А он и был народовольцем.
- Расскажите, пожалуйста, о нем!
- Обычная биография думающего и честно мыслящего молодого человека тех
лет... Вел революционную пропаганду среди петербургских рабочих. Был
арестован в марте 1881 года вскоре после покушения на Александра Второго...
Кстати, у меня есть книга, где приведена точная дата.
Рассматриваю эту, теперь уже старую книгу, изданную в 1930 году
Всесоюзным обществом политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Глава "Хроника
арестов"... Знакомые имена - Желябов, Перовская...
Святые времена и святые имена! Народовольцы ошибались в выборах методов
борьбы, возлагали надежды на террор, считали рабочие организации подсобной
силой грядущей революции, но история все же так распорядилась, чтобы Россия
вначале прошла через декабризм и народничество. Народники тоже были
проторителями трудных путей в будущее, и, как декабристам, им должна быть
отдана частица нашей уважительной памяти: пора бы, например, музей открыть
шестидесятников и народовольцев!
Выдающийся русский революционер, из крепостных, Андрей Желябов был
арестован за несколько дней до покушения 1 марта и, узнав об аресте
первомартовцев, потребовал, чтоб его судили вместе с ними, как ветерана
революционного движения! Софью Перовскую арестовали, судя по "Хронике
арестов", 7 марта. 17 марта в чайной у Невской заставы был арестован
Владимир Перов.
- Прямо на сходке взяли, с поличным. У этого дома я побывала...
В начале апреля Желябова, Перовскую, Кибальчича, Михайлова и Рысакова
казнили, над остальными продолжалось следствие. Владимир Перов год просидел
в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, был приговорен к пяти годам
каторги, замененной ссылкой из-за многочисленных протестов общественности
против суровых мер царских властей.
- Вместе с одним из своих товарищей-тоже народовольцем-Ивановым отец
отбывал ссылку в Минусинске.
Опять Минусинск! Сколько же политических ссыльных прошло через этот
крохотный сибирский городок, начиная с декабристов, в том числе Николая
Крюкова, братьев Беляевых, Петра Фаленберга, Николая Мозгалевского и
других? И Ленин бывал в Минусинске проездом по тому же случаю,
Кржижановский и опять же другие. Связь времен, идей, людей и больших
исторических событий прошла через один географический пункт, который, как
сказано по другому, правда, случаю, был "на карте генеральным кружком
отмечен навсегда"...
- Отец рассказывал мне о тяготах и унизительности ссылки, о
революционной пропаганде товарищей среди пригородного крестьянства
Минусинска.
Она вдруг засмеялась, что было совсем неожиданно, и а ответ на мой
недоуменный взгляд сказала:
- Вспоминал он один случаи.
Ссыльные народовольцы должны были каждый день приходить в полицейский
участок и отмечаться - за ними был строгий надзор, и донесения об их
поведении, образе жизни и встречах регулярно отправлялись в Петербург с
мельчайшими подробностями, если что-либо вызывало подозрение полиции.
Однажды Владимир Перов заболел и не явился к сроку. Иванов пришел один.
- А где Перов? - спросил полицейский чип.
- Он не может, у него плеврит.
Чин записал на бумажке "Плеврит" и послал двух полицейских к дому, где
жили ссыльные:
- Живв-ва! Тащите его вместе с этой собакой Плевритом.
Запыхавшиеся блюстители забежали прежде всего к дворнику.
- Дома Перов?
- Где ж ему быть?
- А Плеврита такого ты знаешь?
Дворник заморгал глазами, почесал бороду.
- Говори! Приказано срочно тащить в участок Перова вместе с этой собакой
Плевритом!
- Тады пошли, - говорит дворник.
Полицейские, дико выпучив глаза, смотрели, как дворник направился к
собачьей конуре, отвязал лохматого пса и подал цепь полицейскому:
- Веди, коли надо.
- Ты что, изгаляться?! - занес кулак блюститель.
- Так ежели велят! Меня-то за что?
- Говори толком - у Перова есть кто-нибудь из посторонних?
- Никого нетути. С вечера не подымался, горит в жару, меду просил.
Лекарь был, давно ушел.
Полицейские подумали-посудачили - да и отвели невинную собаку в участок:
у кобелька была кличка, которую дали ему ссыльные,- Ливер...
- Отбыв ссылку, отец эмигрировал,- продолжает хозяйка. - Жил в Льеже,
где и женился на маме. Ее звали Екатерина Квентилиановна, урожденная
Никольская.
- Редкое отчество.
- Мой дед Квентилиан Дмитриевич был военным, полковником артиллерии. За
боевые заслуги на Шипке награжден золотым оружием и повышен в чине, стал
генерал-майором.
- Как перевиваются события! А имя откуда такое необычное?
- Он был пятым сыном в семье...
Мы вновь вернулись к студенческому портрету народовольца Владимира
Перова.
- Отец умер в 1942 году... Здесь, в Москве. И знаете, какое он письмо
получил из-под Минусинска незадолго до смерти? Дети тех, кто более полувека
назад знал его там, прислали несколько теплых слов. В Москве, мол, сейчас
голодно, холодно и опасно. Приезжайте, приютим и прокормим...
Мне перехватило горло, и я ничего не мог сказать.
- Никуда он не мог поехать,- грустно закончила Софья Владимировна.- Ему
было восемьдесят два года... А вот малоизвестный портрет Григория
Ефимовича, путешественника... Взгляните, какое одухотворенное лицо!
Это был портрет, относящийся ко времени первых экспедиций
путешественника,- казенная тужурка, "чехозская" бородка, внимательный,
ищущий взгляд скво:ь стекла очков. Совсем молодым, едва за двадцать, он уже
побывал с энтомологическими экспедициями в Среднем Поволжье, изучал
лепидоптерологическую фауну в Прибалтике, провел комплексные научные
исследования а Средней Азии, два сезона изучал Памир - его географии),
геологию, ископаемую и живую фауну, флору... Все эти годы его ждала та,
которой он поклялся в вечной любви.
- К сожалению, портрет его жены вместе со множеством документов, книг и
картин погиб в 1941 году - в наш дом попала фашистская бомба. А она была
чрезвычайно интересным человеком, Евгения Дмитриевна, урожденная
Без-Корнилович.
- ???
- Да, он женился на двоюродной сестре. Она окончила консерваторию по
классу пения, прошла курс у известной итальянской певицы Превости. Как
писал Алексой Григорьевич, однажды имела честь исполнять романсы
Чайковского под аккомпанемент их автора. И вообще была человеком
незаурядным и в молодости, как тогда водилось, много поработала над собой.
Сдала экстерном экзамены в университете, получив право заниматься
педагогической деятельностью. Владела языками, самоотверженно помогала
мужу...
Новые и новые портреты.
Михаил Ефимович Грум-Гржимайло. Облик воина. Офицерский мундир, погоны,
кожаный темляк, резольверная портупея. Он был участником экспедиции
старшего брата на Памир, в Тянь-Шань, в Центральную Азию. Военный
изобретатель - знаменитое "горное седло Грум-Гржимайло" и другое, что не
популяризировалось.
- В начале века под Парижем был устроен военный смотр. Присутствовали
Пуанкаре, Вильгельм, Георг Пятый и Николай Второй, - говорит Софья
Владимировна. - Вильгельм был особенно доволен тем, что его установленные и
наведенные заранее пушки бьют точнее французских и английских. И вот на
горизонте артиллерийского полигона появилась туча пыли - беспорядочные
казачьи сотни ворвались на поле с гиком и свистом. Все оживились, но с
недоумением и пренебрежением смотрели на конницу, которая совсем смешалась
перед смотровыми трибунами. Казаки вдруг развернулись и ускакали, а когда
пыль улеглась, на полигоне остались легкие пушки с прислугой и начали
быстро, беспрерывно и без промаха бить по мишеням, поразив даже те дальние,
что остались невредимыми после немецкой стрельбы. Снова появились казаки,
окружили орудия и ускакали, оставив чистое место... Орудийные вьюки изобрел
Михаил Ефимович...
Этот русский офицер был мастером на все руки - слесарем, плотником,
столяром, кузнецом. Дачу под Петербургом отделал карельской березой так,
что она стала похожей на маленький дворец необычайной красоты. И все своими
руками, ни единого гвоздя там чужой молоток не забил.
- Выдумщик был... Однажды на рождество пригласил на дачу гостей из
города, и потом пошли разговоры по всему Петербургу о его необычной, так
сказать, скульптурной работе. Михаил Ефимович свез в сад девять породистых
павших лошадей и заморозил их в живописных динамичных позах, подсветил
фонарями и прожекторами... Что-то фантастическое получилось и в то же время
реальное! У него была замечательная коллекция оружия всех времен и
народов... А вот и третий брат - Владимир Ефимович, металлург... В Сибири,
кстати, вашей работал, в Томске.
Портреты оживали, большое славное семейство входило в историю своего
народа и других народов Европы и Азии, тоненькими прочными ниточками
вплеталось в непрерывную вервь времени и человеческих деяний.
- А как Владимир Ефимович в Сибири-то оказался?
- Тяжелая история, начавшаяся на Урале. Он работал управляющим
Салдинским горным округом и вступил в затяжной конфликт с Демидовыми, как
когда-то Татищев... Да, с влиятельными и сказочно богатыми потомками
владельцев знаменитых уральских заполов. Он СЛУЖИЛ у них и пошел против
них.
- Каким образом?
В.Е.Грум-Гржимайло, оказывается, поддерживал справедливые требования
рабочих о сокращении трудового дня. По шестнадцать часов стояли у
демидовских печей люди! Из них выжимали все соки, труд рабочих и рудные
богатства России последние Демидовы обращали в золого и проигрывали
миллионы в игорных домах Монте-Карло, купались в роскоши, сорили деньгами в
Париже и Лондоне, княжеский титул купили в Италии - Сан-Донато.
- Они и крестьян прижали в Салдинском округе. Отобрали землю для охоты и
прочих увеселении, парков и оранжерей - устраивали зимой лето. Владимир
Ефимович выступал в защиту крестьян, которые отчаялись уже до того, что
последний их ходок повесился в Сенате на лестнице. Демидовым все же
пришлось потесниться, вернуть земли, но главному специалисту Салдинских
заводов они дали отставку.
Портреты дополняют документы-напечатанные и рукописные, официальные и
частные, высвечивающие то личности, то события... Металлург, сын
металлурга,- Николай Владимирович Грум-Гржимайло.
- Помните, я вам говорила о происхождении фамилии Без-Корнилович из
резолюции Николая Первого? А вот интересный документ 1918 года...
"Послужной список прапорщика Н. В. Грум-Гржимайло II... Младший офицер
3-ей батареи... Участвовал в кампании против Германии и Австро-Венгрии...
Ранен от разрыва гранаты в левую руку с повреждением первых суставов и трех
пальцев... В лейб-гвардейской 2-ой артиллерийской бригаде участвовал в
позиционной войне в районе Скалата (Галиция). Ранен пулей в плечо".
- Вот эта пуля,- Софья Владимировна приносит шкатулку, и я рассматриваю
тяжелую остроконечную немецкую пулю времен первой мировой войны.
"...На основании положения о демократизации армии от 30 ноября 1917 года
общим собранием солдат избран командиром 3-ей батареи... В отпусках, в
плену и отставке не был..." Интересна и подпись под этим документом:
"Командиръ лейб-гвардии 2-ой артиллерийской бригады полковникъ Н.
Без-Корнилович".
- Потом Политехнический ленинградский институт к работа в Перми,
Днепропетровске, Москве. Работал он не жалея себя, и я ничего не могла с
ни