в, адиге, бесленеевцев, бжедухов, мехешевцев, егарукаев, убыхов,
шепсугов и многих иных. Приняв христианство еще от первых византийских
миссионеров, они упорно продолжали исполнять языческие обряды и обычаи даже
после прихода сюда через несколько столетий ислама шиитского толка.
Летопись числит в Мамаевом войске также буртасов - народность мадьярских
этнических корней и языческих, как и мордовцы, верований, жившую в
Прикавказье и Поволжье, где они полностью позже ассимилировались, хотя еще
в XX веке в Поволжье сохранялось несколько деревень далеких потомков
буртасов, почти неотличимых от русского населения, которое называло их
бурташами. С большой долей вероятности можно говорить о вовлечении в поход
стародавних соседей кавказских буртасов - аланов, которые были христианами.
Об этих народах писал великий азербайджанский поэт Низами:

  Плечистые аланы позади,
  Буртасы слева рвутся напролом...

  Почти неизбежно в бешеный круговорот тотальных военных сборов были
втянуты и русские "вольные люди", жившие грабежом летописные бродники,
будущие казаки, несомненно, православные христиане; еще при Калке они
целовали крест Мстиславу и тут же во главе со своим атаманом Плоскиней
предали киевского князя. Позже они платили дань Золотой Орде, о чем сообщал
венгерский король Бела IV в письме римскому папе. Шли с Мамаем, очевидно, и
мелкие отряды литовцев, с пограни,чьем и княжеской резиденцией которых так
тесно контактировал горе - завоеватель; было бы противоестествепно,:если б
они не влились в левый фланг Мамаева полчища, когда Ягаило вел из
метрополии многочисленную сильную армию к тому же полю Куликову. Кем же
были по религиозной принадлежности литовцы? Не мусульманами и не
католиками, потому что католичество в Литву пришло лишь после 1386 года,
когда Ягайло женился на польской королевне Ядвиге, обменяв на ее красоту и
польско-литовский престол древние верования своего народа. Сам он был в
1380 году не то язычником, не то крещеным язычником, войско же его делилось
на православных и приверженцев дохристианской языческой веры.
  Кстати, плечом к плечу с Дмитрием Ивановичем, как известно, встали в
полдень 8 сентября 1380 года два отважных и умных литовских князя. Андрей и
Дмитрий Ольгердовичи привели с собой на Куликово поле нетолько псковских,
полоцких, черниговских и брянских русских воинов, но и верных им витязей -
земляков, сородичей и соплеменников. И еще уточню - митрополит литовский
(киевский) Киприан, болгарин по происхождению, в 1380 году стал
одновременно и митрополитом московским, так что в день Куликовской битвы
противостояли друг другу тысячи единоверцев и единоплеменников, имеющих к
тому же одного официального духовного пастыря.
  А знаменитый русский историк Н. М. Карамзин когдато разыскал в
Синодальной библиотеке старинную книгу, в которой рассказывается, как 2
июля 1380 года прискакал в Москву один из стражей дальней границы Андрей
Семенов. С пятьюдесятью конными удальцами он одиннадцать дней объезжал
степями "силу" Мамая, а на двенадцатый его "имали и поставили пред Царем".
Мамай спросил: "Ведомо ль моему слуге Мите Московскому, что аз иду к нему в
гости?" Далее Мамай перечисляет "Орды, Царства и Князей", идущих с ним на
Москву, и под конец просит передать Дмитрию: "может ли слуга мой всех нас
употчивать?" Дмитрий, как мы знаем, смог употчевать их всех, но отметим
одну подробность того важного разговора: разных князей - военачальников под
своим штандартом Мамай числил более тридцати,"опрпчь Польских".
  И если участие поляков - католиков в битве на Непрядве не подтверждается
другими источниками - Мамай мог просто прихвастнуть, - то историки, веря
летописям, не сомневаются, что какую - то часть разношерстного войска,
пришедшего на Куликово поле, составляли армяне - григориане - наемные или
мобилизованные воины, вероятно, не из Великой Армении, на которую власть
Мамая не распространялась, а потомки тех армян - изгнанников, что бежали на
север в XIII веке, спасаясь за Кавказским хребтом от уничтожения ордой. И
еще одно несомненное сведение об этническом и религиозном составе орды
Мамая. Приплыл морем и прошел сушей на поле Куликово большой полк фряжских
рыцарей, нанятый на заемные деньги черноморских и средиземноморских купцов.
В наемном полку была та же этническая пестрота, которая характеризовала все
это разбойничье - захватническое полчище. В Италии, откуда явилось на Русь
закованное в рыцарские латы воинство, их называли кондотьерами - от слова
condotta - "наемная плата". Отряды хорошо вооруженных авантюристов,
нанимаемые в XIV веке итальянскими феодалами и мелкими тиранами,
боровшимися за власть, города и земли, состояли в основном из немцев, но
были среди них также английские рыцари, например свирепый Джон Гаквуд,
предводитель отряда наемных англичан, французские и итальянские искатели
легкой наживы,служившие оружием тому, кто больше платил.
  О религиозной их принадлежности едва ли стоит говорить - быть может,
только в детстве они были христианами - католиками. Один из самых
беспощадных разорителей итальянской земли немецкий предводитель кондотьеров
Вернер фон Урслинген, скажем, наводивший на Италию ужас в 1334 - 1352
годах, выбил серебром на своем панцире такой "религиозный" девиз: "Враг
Бога и милосердия".
  Летописец, перечислив очевидную часть, так сказать, наличного состава
войск Мамая, добавляет: "и иныа с ним". Не будем долго гадать, кто были эти
"иныа", но вполне возможно, что национальную и религиозную пестроту
огромной орды, поднявшей до неба пыль по всему каспийско - черноморскому
югу летом 1380 года, дополняли, например, иудеи, которых русские летописцы
числили среди сборщиков золотоордынской дани и ростовщиков; это могли быть
и далекие потомки хазарского клана правителей, и крымские караимы -
обособленная иудаистская секта, поселившаяся в Крыму задолго до событий, и
персидские, выметенные народным восстанием торговцы, выступавшие в роли
средневековых интендантов и маркитантов. Возможно, что освободительная
борьба в Иране, покончившая к тому времени с властью Хулагидов, выбросила
на север и часть их бывших прислужников, исповедовавших зороастризм,
исконную религию персов, из горных районов Азербайджана, подвластного
Золотой Орде, были мобилизованы не успевшие "обесермениться" христиане,
поклонявшиеся разрушенным храмам древней Албании, с Тамани - готы -
тетракситы, а из Крыма, с которым у Мамая было связано столько
экономических и политических страстей, вполне могли пойти на дальнюю
соблазнительную добычу еще жившие там крымские готы, чью воинственность
отмечали средневековые историки; готы были православными христианами,
издревле пасомыми Византийской (Константинопольской) метрополией.
  Итак, вражеское войско на Куликовом поле не представляло никакого
"мусульманского суперэтноса", в полчищах Малая были. не только
представители всех мировых религий, но и последователи множества их
разнотолков и ответвлений.
  За два года повсеместных сборов к такому предприятию примкнули все, кто,
служа или подчиняясь власти, наловчился стрелять, колоть, рубить, резать и
грабить людей, азиатские и европейские ландскнехты и искатели приключений,
степные, лесные и горные разбойники, рыцари наживы, средневековые уголовные
преступники и прочее перекати - поле, в том числе и самый низкий
человеческий сброд, не верящий ни в бога ни в черта, какого во все времена
хватало на этой земле.
  Меньше всего в полчище Мамая было монголов и татар. Это было
разноплеменное и разноязычное скопище разноверцев, обманутое, соблазненное,
принужденное или купленное международным авантюристом XIV века, движимым
непомерным воинским честолюбием, властолюбием и звериным политическим
цинизмом, так что Куликовская битва, широкое празднование любого юбилея
которой не может оскорбить ни исторической памяти, ни национального
достоинства или религиозного чувства кого бы то - ни было из живущих,
священна для всего цивилизованного человечества, потому что знаменовала
собой особую, исключительную веху в мировой истории.
  Перейдем к этой важной теме.



                                    39


  Мамаевы полчища не были, однако, рыхлым или слабым конгломератом
разнородных боевых отрядов. Они сорганизовались в тысячеверстном совместном
целевом походе, подтянули фланги и тылы, слились, сжались утром 8 сентября
1380 года в единый мощный кулак. Кроме беспрекословного единоначалия их
объединяла общая цельизрубить в крошку, как они предполагали,
неповоротливую мужичью рать Дмитрия московского и ринуться на беззащитные
города и села русских с повальным грабежом, огнем и насилием. Однако не
только это "Мамай мысляше в уме своем, паче ж.е в безумии своем"! В едном
из средневековых Синопсисов, "согласно с некоторыми иными списками", как
пишет Карамзин, зафиксированы интереснейшие подробности событий,
непосредственно предшествовавших Куликовской битве.
  Дмитрий Иванович, узнав о приближении огромного войска Мамая, сделал
попытку дипломатическим путем предотвратить сражение. Он "отправил к Мамаю
хитрого мужа Захария Тютчева, дав ему множество золота, серебра и двух
переводчиков".
  Встреча боярина Захария Тютчева с Мамаем - еще одно свидетельство, как на
самом деле относились к послам степные завоеватели, если они были уверены в
своей силе и безнаказанности. Для начала разговора русский посол, разложив
драгоценные дары, именем великого князя справился о здоровье Мамая.
Дипломат ничегошеньки не нарушил в посольском ритуале, однако Мамай тут же
унизил и оскорбил посла. Он во гневе сбросил башмак с ноги и сказал
Тютчеву: "се ти дарую", а своим воинам:
  "возьмите дары Московские и купите себе плети: злато бо и сребро князя
Дмитрия все будет в руку моею".
  Приведу еще несколько важных для нашей темы средневековых свидетельств. С
весны 1380 года Мамай разослал по всем подвластным ему улусам повеление:
"...ни един из вас не пашите хлеба, да будете готовы на русские хлеба". Это
было нужно ему не только для того, чтобы оторвать от сельскохозяйственных
работ ради своих чисто военных целей мужское земледельческое население
обширных территорий, соблазнив его чужим хлебом, он задумал куда более
серьезное. Кроме золота, серебра и хлеба нового урожая Мамай, оказывается,
вознамерился отнять главную ценность любого оседлого народа - землю. Во
время встречи с Захарием Тютчевым он изложил одну из основных целей похода
на князя Дмитрия: "землю же его разделю служащим мне, а самого приставлю
пасти стада верблюжее".
  Однако "чаяние выше меры" состояло и в другом, более опасном для судеб
Руси. Да! Мамай знал, конечно, об усилении в степной Синей Орде хана
Тохтамыша, .законного, по родове, наследника верховной ордынской власти,
знал о жестоком и могучем, объявившемся за Каспием, железном Тимуре и
понимал, что его узурпаторс - кая власть в Орде недолговечна.
  Нет, Мамай затеял не просто грабительский поход, каких Русь вынесла без
числа. Этакую силу он собрал и не для того также, чтобы восстановить
прежний размер дани или увеличить ее. Снова прислушаемся к угрозам Мамая:
"Баскакы посажаю по всем (курсив мой. - В. Ч.) градом русским, а князей
русских изобью"... Есть и летописное сведение, касающееся планов
завоевателя: "Царь Батый пленил всю Русскую землю и всеми странами и всеми
ордами владел, также и Мамай мысляще во уме своем паче же в безумии своем".
  Политический авантюрист задумал одним ударом ликвидировать войско
Дмитрия, узурпировать власть не только в Московском княжестве, но и во всей
Руси, передать ее землю, как главную ценность, в грабительскую эксплуатацию
тем "князьям", что в тот момент служили ему и шли на Русь в его войске.
Такой порядок, между прочим, существовал незадолго до событий на Руси в
Китае, где вся земля была отобрана у земледельцев. Талантливый китайский
историк профессор У. Хань, погибший во время "культурной революции", писал:
"Бедняки вносили залоговые деньги и подолгу умоляли о милости, прежде чем
им сдавали по нескольку му (му - 0,061 га. - В. Ч.) земли; целый год надо
было вставать до света, работать при луне, проливать пот, трудиться без
отдыха, чтобы получить хоть какой - нибудь урожай". Более половины этого
урожая шло владельцу земли. "После уничтожения империи Сун население было
организовано в двадцатидворки (цзя) во главе с монголом, который
пользовался абсолютной властью над семьями, включенными в двадцатидворку".
Захватчики - вельможи и их китайские прислужники получали обширные земли
вместе с людьми "на кормление". "Максимум был у императрицы Борта - хатун в
Чжэньдине: 80 тыс. дворов". И бесконечные поборы! Чудовищно велики они были
при восшествии на престол очередного императора династии Юань, протокольные
их описи сохранились в китайских архивах. Например, "по случаю воцарения
императора Жэньцзуна общая сумма пожалований составила 39550 ляпов золота
(лян - монета весом 37,3 i\s - B. Ч.), 1849050 лянов серебра, бумажных
денег на сумму 203279 динов (дин - денежная единица, равная 50 серебряным
ляпам. - В. Ч.) и шелковых тканей 472434 куска" (Хань У. Жизнеописание Чжу
Юаньчжана. М., 1980). Не этот ли порядок, о котором, безусловно, были
наслышаны в Орде хотя бы через среднеазиатских чиновников, служивших там и
тут, задумал Мамай перенести на Русскую землю, где основная часть
тружеников - земледельцев была еще лично свободна?
  Быть может, речь шла даже о создании обширнейшей и сильной новой Орды на
Русской земле - во главе с Мамаем, и эти честолюбивые "чаяния выше меры"
представляли серьезную угрозу для сопредельных государств и народов.
  Во время встречи с Мамаем Захарий Тютчев держался с достоинством, отвечал
смело, и охрана Мамая собралась было его убить, однако золотоордынский
темник, уже мнивший себя властелином Руси, остановил их и пригласил
русского дипломата к себе на службу. Тот прямо не отказался, попросив
прежде отправить ответное посольство в Москву, Мамай отрядил четырех мурз и
послал с ними и Тютчевым наглый ультиматум Дмитрию: "Ведомо ли ти, яко
улусами нашими обладаешь: еще ли еси млад, то прииди ко мне да помилую тя".
  Встретив на Оке первый русский отряд сторожей, Захарий Тютчев повязал
мурз, разорвал в клочья грамоту Мамая и отправил одного из сопровождавших
посольство вражеских воинов сообщить обо всем в ставку.
  Историки не знают точной численности войск Мамая, который, конечно,
преувеличил, сказав Андрею Семенову, будто в наличии у негосемьсот три
тысячи, а всем войскам числа он не ведает, но существует объективное и
твердое мнение - за всю историю Руси никогда еще не появлялся на ее рубежах
столь многочисленный, технически оснащенный, мобильный и профессионально
подготовленный враг! А с севера на Куликово поле пришла "вся сила русская"
- и воеводы, и дружинники, и ремесленники, и "сыны крестьянские от мала до
велика", и "многие люди и купцы со всех земель и градов". Это была, по
Карамзину, "вящшая" сила, когда - либо собранная на Руси, но сколько всего
сошлось воинов под стяг Дмитрия, наука окончательно не решила.
  Канун битвы имел одну подробность чисто военного характера, о коей
следовало бы упомянуть. Военные историки много раз описывали подготовку к
этому эпохальному сражению средневековья, восхищаясь полководческим
новаторством Дмитрия, который, в частности, решительно и смело перешел Дон,
расположив войска перед Непрядвой. Этим он обезопасил тыл, исключил
вероятность флангового обхода и какую бы то ни было возможность к
отступлению. Известно, что полководцы Западной Европы применили эту
стратегическую новинку только через двести лет.
  Подчеркивая значение подвига Дмитрия, напомню, как разрешались две
сходные военные ситуации прошлого. За триста без малого лет до Куликовской
битвы, весной 1093 года, умер великий киевский князь Всеволод Ярославич, и
половцы решили немедленно воспользоваться ьтим обстоятельством, чтобы
повоевать Русскую землю. Против них выступил Владимир Мономах с двоюродным
братом Святополком и братом Ростиславом. Русские войска остановились перед
Стугной, и князья со своими советниками порешили было не переходить
весеннюю наводнившуюся реку. "Кияне же мнози не восхотеша совета сего и
рекоша: "Хощем ся бита, поступим на ону страну реки"". Поразительно звучат
в исторической ретроспективе вещие слова Игоря: "Не такова - то река
Стугна"... Половцы наголову разбили русских. Многие пали в злой сече,
другие утонули в Стугне, в том числе и юный князь Ростислав, о чем с такой
пронзительной печалью говорится в "Слове о полку Игореве": "Уныли цветы от
жалости, и дерево с тоской к земле приклонилось..." (Возвращая читателя к
остановке авангарда Субудая у Игнача креста в марте 1238 года и повороту
орды от Новгорода, замечу попутно, что сражение на Стугне, что "худу струю
имея", произошло 26 мая, и это убедительно говорит о большом запаздывании
весен в средневековье; причем Стугна, "бе бо тогда наводнилась вельми",
текла по лесостепи и очень далеко от Новгорода, южнее даже Киева).
  А ровно за сто сорок лет до Куликовской битвы прадед Дмитрия
двадцатилетний князь Александр Ярославич с новгородцами и ладожанами прижал
шведов - захватчиков к реке и нанес, им сокрушительное поражение, обретя в
памяти потомков имя Невского...
  Раз на раз, как говорят, не приходится... Незадолго до эпохальной
Куликовской битвы состоялось несколько ее, можно сказать, репетиций, в том
числе и генеральная. Беру то самое пятнадцатилетие, предшествовавшее
Куликовской битве, в начале которою мор еще косил горожан в Твери, Торжке,
Ростове, Пскове, Волоке Ламском, а почти в конце его пал "на скот и люди по
всей земле Русской", то само„ пятнадцатилетие, когда так часто "бысть
сухмень велиа по всей земле и воздух куряшеся и земля горяше". От этих бед,
а не от сырости, страдала Русь и все же набирала - накапливала силу,
готовясь к решительной схватке с Ордой и уже не отступая ни на шаг, терпя
иногда и поражения, но чаще одерживая победы. Остановимся на хронологии,
уже привычной читательскому глазу.

  1365 год. Грабительский поход на рязанские земли "царевича Тагая", Был
разграблен и сожжен Переяславль-Рязанский, села и попутные города. Войско
Тагая безнаказанно и "со многой тягостью пошло в поле". Однако наступали,
видать, иные времена - открытой борьбы, единения, дружного сопротивления
врагу. На помощь дружине Олега рязанского, временно, очевидно, отступившей
под натиском подавляющих сил степняков, пришли полки Владимира пронского и
Тита козельского. Соединенные силы трех князей бросились вслед грабителям и
нагнали отряды Тагая у реки Войды, возможно, на переправе, броду. "Былъ им
бой крепокъ и брань лютая и сеча зла, и падали мертвые отъ обоихъ сторонъ".
Ордынцы были разбиты, а Тагай, "рыдая и плача и лицо одирая отъ многой
скорби, едва с малой дружиной убежалъ".
  1367 год. Нападение хана Булат - Темира на нижегородские волости.
Нижегородский князь, объединившись с братьями, разбил степняков.
  1373 год. Очередная грабительская рать Орды прошла по рязанским землям с
огнем и мечом, приблизилась к московским рубежам. Дмитрий, предупреждая
нападение на Московское княжество, вышел навстречу "со всей силой своей",
одновременно послав за помощью в Нижний Новгород. Помощь прибыла
незамедлительно. Объединенные русские полки встали на левом берегу Оки "и
татар не пустили и все лето там стояли".
  1374 год. Дерзейший рейд по Волге новгородской вольницы. Правда,
ушкуйники грабили и русские города, и ордынские селения, однако это
разбойничье предприятие показало Руси, что стало можно пройти с оружием до
низовьев Волги и померяться силой с воинством степняков в чреве Орды.
  1376 год. Большой предупредительный поход московских войск далеко да юг,
за Оку. "Князь великий Дмитрий Иванович Московский ходил ратью за Оку реку,
остерегаясь рати татарской".
  1377 год. Победоносный марш низовских князей на г. Булгар, подвластный
Мамаю, и установление контроля над средним течением Волги.
  1378 год. Вожа, генеральная "репетиция". Среди лета сторожа донесли
Дмитр