благодетель вашей матери.
     И  великие княжны,  тронутые выражением лица и  голоса своей матери,  с
благоговением вглядывались в черты схимника.
     Когда  государыня осталась  с  теми,  кого  назначила,  она  подошла  к
затворнику, взяла его за руку и сказала:
     - Мы, кажется, узнали друг друга!
     - Государыня!  -  отвечал тронутый схимник.  -  Последний Новик мог  ли
забыть ту, которую знавал с десятилетнего ее возраста прекрасною и великою и
которой высокое назначение тогда уже слышал из пророческих уст своего друга?
Радостно следил я  твое возвышение и теперь,  видя тебя на другой день твоей
коронации,  в  гостях у  меня,  столь  же  радостно приветствую твой  приход
словами вдохновенного слепца: "И се на главе твоей лежит корона!" Знаком мне
и  этот  гость!  -  прибавил  Последний  Новик,  прижимая  к  своему  сердцу
Вадбольского, который бросился его обнимать.
     Спрашивали отшельника,  почему  не  воспользовался он  прощением  Петра
Великого,   прощением,   которое,  вероятно,  должно  было  дойти  до  слуха
странника.
     - Ах! - сказал Владимир. - Зачем спрашиваете меня о том, что я хотел бы
забыть навеки,  что отравляет лучшие часы моей жизни? Открою вам только, что
прощение государя опоздало несколькими днями;  узнав о  нем,  я,  преступник
вторично, не смел им воспользоваться. Я следил моего гонителя и нашел его!..
Кровь,   кровь  ближнего  на   этих  руках,   которых  благословения  жаждут
православные;  эти  херувимы,  рассыпавшиеся  по  моей  одежде,  секут  меня
крыльями своими, как пламенными мечами, вериги, которые ношу, слишком легки,
чтоб утомить мои душевные страдания; двадцать лет тяжелого затворничества не
могли укрыть меня от привидения,  везде меня преследующего. Но, поверите ли,
и с этими муками я не променяю настоящего своего состояния на то,  в котором
находился до прибытия в мое отечество. Я здесь на родине: во всякие часы дня
могу смотреть на места,  где провел свое детство; там я родился, тут, ближе,
Софьино,  где я воспитывался; здесь Коломенское, а здесь золотоглавая Москва
с ее храмами и белокаменными палатами, с ее святынею и благолепием. Все тут,
чего   просил  изгнанник,   что   он   покупал  ценою   унижения  и   трудов
необыкновенных!  Мои соотечественники, православные, не откажут мне в могиле
на общем кладбище,  между ними. А там, - прибавил Владимир, взглянув на небо
со слезами на глазах,  - как неугасимую лампаду, повесил я мои надежды; там,
может  быть,  отец  всеобщий и  судия-нечеловек взглянет милосердым оком  на
двадцать годов тяжкого раскаяния. Спаситель простил разбойника!..
     Здесь  схимник,   потупив  очи,   замолчал.  Государыня  и  Вадбольский
старались излить в  его сердце утешения и надежды,  в которых оно нуждалось.
Беседа  оживилась мало-помалу красноречивым воспоминанием тех  происшествий,
которые имели столь сильное влияние на судьбу Екатерины и России.
     Солнце давно  скрылось.  Москва и  прелестные ее  окрестности утопали в
вечернем тумане.
     Когда схимник прощался со своими гостями, впалые глаза его горели огнем
вдохновения небесного, щеки его пылали.
     - Да!   -   сказала   Вадбольскому  императрица  Екатерина  Алексеевна,
прохлаждая опахалом разгоревшееся лицо свое и глаза,  красные от слез, когда
они  сходили  с  лестницы.   -   По  взятии  Мариенбурга  пророческие  слова
таинственного слепца так сильно врезались в  моем воображении и сердце,  что
я...  поверите ли?..  вскоре после того начала мыслить...  о короне. Да! это
было так!..


     Лучшие  желания  Последнего Новика  исполнились:  он  умер  в  глубокой
старости  на  площадке,  устремив свой  умирающий взор  на  Коломенское,  им
столько любимое.  Его похоронили на общем кладбище Симонова монастыря.  Ныне
не   сыскать   там   его   могилы:   новые   мертвецы  сдавили  прах   своих
предшественников.


     P.S. Некоторые особы, которым я читал свой роман в рукописи, спрашивали
меня:  что  сделалось с  прочими лицами его.  Удовлетворяю любопытству их  и
других копотливых читателей:  мнимая мать Новика Кропотова отдала богу душу,
услышав о смерти своего мужа;  девица Горнгаузен до пятидесяти лет все ждала
своего рыцаря-жениха;  Блументрост{509} сделался лейб-медиком Петра  I;  Бир
был  достойным членом  Российской академии;  баронесса занималась до  смерти
политикою и,  как видно по списку важных лиц, присутствовавших при коронации
императрицы,  находилась тогда в  числе штатс-дам.  А прочие?..  Уф!  прочие
жили, женились, плодились и умирали, как миллионы им подобных.
     Еще вопрос, господин сочинитель, кто была особа, ехавшая за Саарамойзой
в колымаге и назвавшая Вольдемара по имени?
     - Разумеется,  Катерина  Скавронская!  Она  же  посылала Новику,  через
Мурзенку,  богатый подарок,  на котором вырезано было "5-е Апреля" - день ее
рождения и  день,  в  который слепец в  первый раз  предсказывал ее  высокую
участь.

                     Конец четвертой и последней части



        "КОММЕНТАРИИ"

        "ПОСЛЕДНИЙ НОВИК"

     Тексты  романов И.И.Лажечникова печатаются по  последнему прижизненному
изданию:  Лажечников И.И.  Собр.  соч.  в 8-ми томах.  СПб.,  1858,  т. I-II
("Последний новик"),  т.  III-IV ("Ледяной дом"),  т.  V-VI ("Басурман"),  с
устранением цензурных искажений и  опечаток.  Кроме  того,  тексты сверены с
предыдущими изданиями и рукописными источниками.
     Подстрочные примечания в  тексте  романов  принадлежат И.И.Лажечникову.
Переводы с иностранных языков - редакционные.
     В томе первом приняты следующие сокращения:
     История Карла XII - Вольтер. История Карла XII. М., 1803-1804.
     Голиков,   Дополнения.   -  Голиков  И.  Дополнения  к  "Деяниям  Петра
Великого", т. 6. М., 1791.
     Журнал.  -  Журнал,  или Поденная записка...  государя императора Петра
Великого, ч. I. СПб., 1770.
     Андрей Иоаннов.  - Полное историческое известие о древних стригольниках
и  новых раскольниках,  так называемых старообрядцах,  о их учении,  делах и
разногласиях,  собранное из  потаенных старообрядческих преданий,  записок и
писем  церкви  Сошествия святого  духа,  что  на  Большой Охте,  протоиереем
Андреем Иоанновым, СПб., 1799.
     К работе над своим первым историческим романом -  "Последний новик, или
Завоевание Лифляндии в  царствование Петра  Великого",  как  он  назывался в
первых трех изданиях, - Лажечников приступил в 1826 году.
     Уйдя в отставку после трех лет "казанского пленения" - так сам писатель
называл  свою  службу  на  педагогическом поприще,  под  началом  попечителя
Казанского учебного округа,  реакционера и  ханжи Магницкого,  -  Лажечников
поселяется в Москве и целиком отдается литературной работе. Позже Лажечников
благодарил казанских профессоров за то, что они фактически "изгнали" его "из
среды  своей:  без  них  не  написал  бы  ни  "Новика",  ни  "Ледяного дома"
(Центральный государственный архив литературы и искусства,  ф.  283, ед. хр.
1,  оп.  2,  л.  17).  Работа над  романом оказалась очень  трудоемкой:  она
потребовала  пяти  лет  напряженного  и  кропотливого  труда  -   Лажечников
досконально изучил литературу на трех языках по избранной эпохе и предпринял
специальную поездку в Прибалтику - арену действия романа, - которую изъездил
вдоль  и  поперек по  проселочным дорогам.  Спустя  тридцать лет  Лажечников
вспоминал:  "...Чего не перечитал я  для своего "Новика"!  Все,  что сказано
мною о Глике,  воспитаннице его,  Паткуле,  даже Бире и Розе и многих других
лицах моего романа, взято мною из Вебера, Манштейна, жизни графа А.Остермана
на  немецком 1743 года,  "Essai critique sur l'histoir de  la Livonie par le
comte Bray" ("Критический очерк по  истории Ливонии Брая" -  фр.),  Бергмана
"Denkmaler aus der Vorzeit" ("Памятники старины" - нем.), старинных немецких
исторических  словарей,   открытых   мною   в   библиотеке  сенатора   графа
Ф.А.Остермана,  драгоценных рукописей канцлера графа И.А.Остермана, которыми
я  имел  случай пользоваться,  и,  наконец,  устных преданий мариенбургского
пастора Рюля и многих других..." (Лажечников И.И.  Собр. соч., т. VII. СПб.,
1858, с. 320-321).
     Этот перечень не совсем точен:  Лажечников, например, ошибочно включает
в  него две книги,  давшие ему материал не  для "Последнего новика",  а  для
"Ледяного  дома",  -  мемуары  известного исторического деятеля  XVIII  века
X.Манштейна и  "Жизнь графа Остермана".  Вместе с  тем он  не называет таких
широко  использованных  им  книг,  как  12-томные  "Деяния  Петра  Великого"
И.Голикова с  18 томами "Дополнений" к  ним,  "Журнал,  или Поденную записку
императора  Петра  Великого",   "Подлинные  анекдоты  о   Петре  Великом..."
Я.Штелина,  мемуары современника Петра  -  И.Неплюева,  две  книги Вольтера:
"История  Карла  XII"  и  "История Российской империи  в  царствование Петра
Великого", и др.
     Первое издание романа вышло в  1831-1833 годах (I и  II части -  в 1831
году,  III  и  IV  -  в  1832-1833  годах,  глава  "Долина  мертвецов"  была
опубликована в  альманахе "Сиротка" в  1831  году)  и  имело  шумный  успех.
Передовая критика высоко оценила роман.  Рецензент "Телескопа", по-видимому,
сам  Н.Надеждин,  уже  на  основании  первых  двух  частей  книги  пришел  к
заключению, что "Последний новик" "напоминает лучшие современные европейские
романы" (Телескоп,  1831,  ч. IV, Э 16, с. 512). Близкий к пушкинскому кругу
литератор Орест Сомов в своем критическом разборе утверждал,  что "Последний
новик"  -  "лучший  из  русских  исторических романов,  доныне  появившихся"
(Северная пчела,  1833,  Э 15,  19 января). "Московский телеграф" Н.Полевого
(1833,  Э 10,  май, с. 328), отмечая отдельные недостатки произведения, в то
же   время   говорил  о   его   "великих  достоинствах".   Глава  известного
литературно-философского кружка,  в  который входили Белинский и Грановский,
Н.В.Станкевич в  письме к члену кружка Я.М.Неверову на основании "Последнего
новика" и "Ледяного дома" заключил,  что Лажечников - "лучший романист после
Гоголя" (см.:  Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840 гг. М.,
1914.  с.  335). Наконец, В.Г.Белинский в "Литературных мечтаниях" оценивает
"Последний  новик"  как   произведение,   "ознаменованное  печатью  высокого
таланта",   которое  удерживает  за  Лажечниковым  почетное  место  "первого
русского романиста" (Белинский В.Г.  Полн.  собр.  соч., т. I. М., Изд-во АН
СССР, 1953, с. 96). Об "истинном наслаждении", которое он испытал при чтении
романа,  писал Лажечникову Пушкин. Правда, некоторые особенности романа, что
сейчас выглядят как слабости произведения, тогдашним критикам представлялись
достоинствами.  Рецензент  "Телескопа" видел  в  необычайно  сложном  сюжете
"Последнего новика" одну  из  сильнейших сторон романа и  с  удовлетворением
замечал,  что  "автор умел опутать все  выведенные им  лица волшебной сетью,
коей не в силах распутать беспрестанно раздражающееся любопытство".  Критики
не  только единодушно хвалили роман,  но  отметили и  ряд  его  недостатков.
Автора упрекали в  том,  что образ главного героя,  Владимира,  бледен,  что
Лифляндия  оказалась лучше  изображенной,  чем  Россия,  отмечали  некоторую
зависимость автора от иностранных романов, несколько вычурный и тяжелый язык
повествования.
     О  необычайной  популярности  "Последнего  новика"  свидетельствует тот
факт,  что  Симонов монастырь,  в  котором якобы окончил свои дни  последний
новик,  после  выхода  книги  Лажечникова  вновь  привлек  к  себе  внимание
образованных русских читателей,  подобно тому  как  за  сорок  лет  до  того
совершали  сюда  паломничество  поклонники  "Бедной  Лизы"  Карамзина  (см.:
Лермонтов М.Ю.  Полн.  собр.  соч.,  т.  VI. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1957, с.
155).
     За восемь лет,  прошедших с момента написания романа,  он был напечатан
трижды (в 1831-1833,  в  1833 и  1839 годах) -  факт исключительный для того
времени.  Затем наступил длительный перерыв. Почти двадцать лет полюбившийся
и  уже хорошо известный читателю роман ни  разу не  переиздавался.  Причиной
тому послужили цензурные гонения,  обрушившиеся на Лажечникова в  50-е годы.
Семь  лет  (1850-1857)  два  первых  романа  писателя -  "Последний новик" и
"Ледяной дом" -  считались запрещенными книгами и  не печатались.  Дважды за
это  время  поднимался вопрос о  переиздании "Ледяного дома"  в  "Последнего
новика" -  в  1850  году  в  Московском цензурном комитете и  в  1853 году в
Санкт-Петербургском в  связи  с  прошением издателя  Смирдина,  -  и  дважды
следовало  распоряжение:  "Не  дозволять этих  романов  к  напечатанию новым
изданием" (цензурные материалы относительно романов  Лажечникова находятся в
Центральном  государственном историческом архиве  в  Ленинграде,  фонд  772,
опись 1, ед. хр. 2424, лист 5).
     В  донесении Московского цензурного комитета от  2  октября 1850 года в
Главное  управление  цензуры  так  говорилось о  первом  историческом романе
Лажечникова:  "Главные действующие лица,  Паткуль и  Новик -  один  изменник
своему   государю,   ставший  во   главу   восстания  Лифляндии,   другой  -
убийца-бунтовщик,   посягнувший  на  жизнь  Петра  Великого.  Оба  эти  лица
представлены в романе жертвами,  вызывающими невольное сочувствие.  Один был
жертвою  своей  любви  к  отчизне,  неправо  угнетенной,  другой  -  жертвою
безграничной  преданности  к   царевне   Софии,   бывшей   и   законной  его
государыней".  Помимо  этого  в  донесении  отмечались пять  конкретных мест
романа  Лажечникова,  которые  цензоры  считали  особенно предосудительными.
Исключить эти места из книги, получившей широкую известность, цензор Лешков,
рассматривавший "Последнего новика",  счел  неудобным и  передал  вопрос  на
усмотрение Главного управления цензуры,  которое и  наложило на  роман  свое
"вето".
     Цензурой, однако, остался не замеченным факт, который мог бы сыграть не
последнюю  роль  в  запрещении романа.  Эпиграфы,  приведенные без  указания
источника,  к главам "Свадьба и погребение" и "Схимник",  взяты из сочинений
поэта-декабриста К.Ф.Рылеева: из поэмы "Войнаровский" и думы "Глинский". Уже
сам факт включения в  текст романа стихов казненного поэта был актом немалой
гражданской смелости Лажечникова:  прошло всего несколько лет со  дня гибели
Рылеева, и упоминать его имя в печати было категорически запрещено.
     Только  в   1857  году,   в  связи  с  подготовкой  собрания  сочинений
Лажечникова,  запрещенные романы снова были представлены в  цензуру.  И  сам
автор в  прошении в  Санкт-Петербургский комитет от  26 января 1857 года,  и
Иван Александрович Гончаров,  состоявший в  то  время на службе в  цензурном
ведомстве,  в  одновременном рапорте  комитету,  добиваясь разрешения нового
издания  "Ледяного дома"  и  "Последнего новика",  особенно  подчеркивали то
обстоятельство,  что  "романы эти  ныне  во  многих  местах исправлены самим
автором",  что в  тексте их сделаны "многочисленные поправки и  исключения".
Оба  романа действительно были  "исправлены" Лажечниковым,  но  писатель при
этом не во всем подчинился требованиям цензуры.  Так,  из пяти мест в тексте
"Последнего новика",  на  которые указывали цензоры,  было исправлено только
два. Автор снял в 1-й части фразу о том, что "миротворец Европы" - Александр
I  -  сделал  "важный приступ" "к  сближению враждующих между  собою  одного
класса народа с  другим" (намек на  отмену крепостного права в  Прибалтике в
1817-1819  годах).  Поправка понятна:  восхвалять отмену крепостного права в
век крепостничества было нельзя.  Исключил также автор в  4-й части указание
на  то,  что  князь  Василий  Васильевич  Голицын,  приговоренный к  вечному
заточению,  был виноват только в  том,  что "с  обстоятельствами не  изменил
своей  преданности  к  царевне  и  благодетельнице  своей".   Эта  фраза  не
понравилась цензору,  видимо, потому, что в авторском признании благородства
Голицына он усмотрел косвенное порицание жестокости Петра I, расправившегося
с  любимцем царевны Софьи.  Три других места,  вызвавшие за семь лет до того
запрещение романа,  были оставлены без изменений.  Не  подверглась переделке
показавшаяся цензору "криминальной" фраза о том, что "обычай иметь при дворе
шутов был  весьма благодетелен для  народа,  ибо  все,  кроме шутов,  боятся
говорить государям правду в глаза" (часть 2).
     Однако,   отклонив  основные  требования  цензуры,  Лажечников  уже  по
собственной инициативе исключает ряд  мест,  которые могли бы  в  третий раз
вызвать  запрещение романа.  Это  относится  и  к  отдельным слишком  смелым
сравнениям (например,  замечание о том, что дождь лил ведром, "шумя тревогою
бунтующего народа",  -  часть 4),  и  к  ряду фраз,  в которых усматривалось
"неуважение" к религии.
     Но  наибольшее  количество  поправок,  сделанных  Лажечниковым в  угоду
цензуре,   касалось   одного   из   основных   моментов  содержания  романа:
происхождения главного  героя  -  Владимира.  Согласно  авторскому  замыслу,
последний новик в первых трех изданиях книги выступал как незаконнорожденный
сын  царевны  Софьи  и  князя  Голицына  -  вымысел,  вполне  допустимый  по
художественным критериям того времени.  Понимая,  что цензуре вряд ли  может
понравиться  столь  вольное  обращение  с  событиями,   касающимися  царской
фамилии,  Лажечников тщательным образом  устраняет  все  прямые  указания  о
"Царском" происхождении Владимира,  оставляя лишь  неясные  намеки  на  этот
счет.  С  этой  точки  зрения  существенно переделан разговор между  Андреем
Денисовым и  Владимиром в  избе  латышского крестьянина (часть 3).  Из  речи
Денисова были исключены фразы о  материнской любви Софьи к последнему новику
и  заявления,  подобные следующему:  "Знай,  что  в  тебе  самом течет кровь
Милославских".  Из  речей действующих лиц  удаляются высказывания,  подобные
следующим:  "...он  сын  князя Василия",  "...похваляется быть сыном царевны
Софии" и т.д.  Всего,  как видно из рапорта И.А.Гончарова,  исправления были
произведены на  17  страницах  романа.  И  хотя  основная  идея  "Последнего
новика",  вызвавшая семь  лет  назад  его  запрещение,  осталась неизменной,
запрет с него, так же, как с "Ледяного дома", был снят на том основании, что
"в сочинениях сих сделаны автором различные исправления".
     Решающую  роль  в  благоприятном исходе  дела  сыграли,  скорее  всего,
положительные отзывы о  романах Лажечникова таких  авторитетных литературных
судей  и  "благонамеренных",   с  точки  зрения  правительства,   лиц,   как
И.А.Гончаров  и  П.А.Вяземский.  "Идея  романа  "Последний новик",  -  писал
Гончаров в  своем  рапорте комитету,  -  та,  что  герой  романа  изгнан  из
отечества за преступление,  которое хотел совершить,  и старается приобрести
себе  право  на  возвращение в  это  отечество  подвигами усердия,  любви  и
преданности к  нему  и  государю.  Исторический характер Паткуля  сохранен в
романе.  Во  всем сочинении господствует одна мысль -  любовь к  отечеству и
слава великого Петра".
     П.А.Вяземский,  в  то время исполнявший должность заведующего цензурой,
рассматривал  представление цензурного  комитета  в  министерство  народного
просвещения и дал следующее заключение: "Романы давно напечатаны и, по моему
мнению, могут быть вновь изданы без малейшего неудобства..."
     Все это привело к  тому,  что многолетняя тяжба Лажечникова с  цензурой
была окончена и оба романа в том виде,  в каком представил их автор, вошли в
собрание сочинений Лажечникова.

     Стр.  29. Вот новость для меня! - Да кто же тот шалун... - Из комедии в
стихах "Говорун" (1817) Н.И.Хмельницкого (1789-1845).
     Долго  страдала  Лифляндия  под   игом   переменных  властителей...   -
Лифляндией (Livland -  немецкое название Ливонии) в XVII в. называли область
Южной  Эстонии и  часть  Латвии  на  север  от  реки  Даугавы,  образовавшие
отдельную провинцию.  За  обладание Лифляндией велись постоянные во