елуя ее  руку.  -  Если  бы  я  только  знал
раньше, какое очаровательное создание Мари Мишон!
   И, вздохнув, он вышел из комнаты.


   XXIII
   АББАТ СКАРРОН

   На улице Турнель был один дом, который в Париже знали все  носильщики
портшезов и все лакеи. А между том хозяин его не был ни вельможа, ни бо-
гач. Там не давали обедов, никогда не играли в карты и почти не танцева-
ли.
   Несмотря на это, все высшее общество съезжалось туда,  и  весь  Париж
там бывал.
   Это было жилище маленького Скаррона.
   У остроумного аббата время проводили весело. Можно было вдоволь  нас-
лушаться разных новостей, которые так остро  комментировались,  разбира-
лись по косточкам и превращались в басни, в эпиграммы, что каждому хоте-
лось провести часок-другой с маленьким Скарроном, послушать, что он ска-
жет, и разнести его слова по знакомым. Многие стремились  сами  вставить
словечко, и если словечко было забавно, они становились желанными гостя-
ми.
   Маленький аббат Скаррон (кстати сказать, он назывался аббатом  только
потому, что получал доход с одною аббатства, а вовсе не потому, что  был
духовным лицом) в молодости жил в Мансе и был одним из самых щеголеватых
пребендариев. Раз, во время карнавала, Скаррон  раздумал  потешить  этот
славный город, душой которого он был. Он велел своему лакею намазать се-
бя с головы до ног медом, потом распорол перину и, вывалявшись  в  пуху,
превратился в какую-то невиданную чудовищную птицу. В этом странном кос-
тюме он отправился делать визиты своим многочисленным  друзьям  и  прия-
тельницам. Сначала прохожие с восхищением смотрели на него, потом послы-
шались свистки, потом грузчики начали его бранить, потом мальчишки стали
швырять в него камнями, и, наконец, Скаррон, спасаясь от обстрела, обра-
тился в бегство; по стоило ему побежать, как все кинулись за ним в пого-
ню. Его окружили со всех сторон, стали мять, толкать, и он, чтобы  спас-
тись от толпы, кинулся в реку. Скаррон плавал, как рыба,  но  вода  была
ледяная. Он был в испарине, простудился, и его, едва он вышел на  берег,
хватил паралич.
   Были испробованы все известные средства, чтобы  восстановить  подвиж-
ность его членов. В конце концов доктора так измучили его, что он выгнал
их всех, предпочитая страдать от болезни, чем от лечения. Затем он пере-
селился в Париж, где о нем уже составилось мнение как о замечательно ум-
ном человеке. Тут он заказал себе кресло своего  собственного  изобрете-
ния, и раз, когда он в этом кресле явился с визитом к Анне  Австрийской,
она, очарованная его умом, спросила, не желает ли он получить  какой-ни-
будь титул.
   - Да, ваше величество, - ответил он, - есть один титул, который я  бы
очень желал получить.
   - Какой же? - спросила Анна Австрийская.
   - Титул "больного вашего величества".
   Желание Скаррона было исполнено. Его стали называть "больным  короле-
вы" и назначили ему пенсию в полторы тысячи ливров. С тех пор  маленький
аббат, которому уже нечего было беспокоиться о  будущем,  зажил  весело,
проживая без остатка все, что получал.
   Но однажды один из близких кардиналу людей намекнул Скаррону, что ему
не следовало бы принимать у себя коадъютора.
   - Почему? - спросил Скаррон. - Кажется, он достаточно высокого проис-
хождения?
   - О, конечно!
   - Любезен?
   - Несомненно.
   - Умен?
   - К несчастью, даже чересчур.
   - Так почему же вы хотите, чтобы я не принимал его?
   - Из-за его образа мыслей.
   - Какого? О ком?
   - О кардинале.
   - Как! - воскликнул Скаррон. - Я не прекращаю знакомства с Жилем Деп-
рео, который плохого мнения обо мне, а вы хотите, чтобы  я  не  принимал
коадъютора, потому что он плохого мнения о ком то другом! Это невозможно
   На этом разговор кончился, и Скаррон из духа  противоречия  стал  еще
чаще видеться с г-ном де Гонди.
   В тот день, до которого мы дошли в нашем рассказе, Скаррону надо было
получить свою пенсию за три месяца. Он, как всегда, дал лакею расписку и
послал его в казначейство. Но на этот раз  там  заявили,  что  "у  госу-
дарства пет больше денег для аббата Скаррона".
   Когда лакей вернулся с этим ответом, у Скаррона сидел герцог де Лонг-
виль, тотчас же предложивший выплачивать ему пенсию  вдвое  больше  той,
которую отнял у пего Мазарини. Но хитрый инвалид предпочел отказаться  и
сделал так, что к четырем часам пополудни весь  город  знал  о  поступке
кардинала. Это было как раз в четверг - приемный день у аббата.  К  нему
повалили толпой, и весь город бешено "фрондировал".
   Атос нагнал на улице Сент-Опоре двух незнакомцев, ехавших по тому  же
направлению, что и он. Они были, как и он, верхом и тоже в сопровождении
лакеев. Один из них снял шляпу и обратился к Атосу:
   - Представьте себе, сударь, этот негодяй Мазарини лишил пенсии бедно-
го Скаррона.
   - Возмутительно! - сказал Атос, тоже снимая шляпу.
   - Сразу видно, что вы благородный человек, сударь, - продолжал  всад-
ник, вступивший в разговор с Атосом. - Этот Мазарини прямо язва.
   - Увы, сударь, - ответил Атос, - именно так!
   И они разъехались, любезно раскланявшись.
   - Очень удачно вышло, что мы будем у аббата Скаррона  именно  сегодня
вечером, - сказал Атос Раулю. - Мы выразим бедняге наше соболезнование.
   - Кто такой этот Скаррон, что из-за  него  волнуется  весь  Париж?  -
спросил Рауль. - Какой-нибудь министр в опале?
   - О нет, виконт, - ответил Атос. - Это просто маленький дворянин,  по
с большим умом. Он попал в немилость к кардиналу за то, что  сочинил  на
него четверостишие.
   - Разве дворяне пишут стихи? - наивно спросил Рауль. - Я полагал, что
это унизительно для дворянина,
   - Да, если стихи плохи, мой милый виконт, - смеясь, ответил  Атос,  -
если же нет, то они доставляют славу. Возьмем к примеру Ротру. И все-та-
ки, - добавил он тоном человека, подающего добрый совет, - лучше,  пожа-
луй, совсем не писать их
   - Значит, аббат Скаррон поэт? - спросил Рауль.
   - Да, имейте это в виду, Рауль. Следите хорошенько за собой у него  в
доме. Объясняйтесь больше жестами, а всего лучше - просто слушайте.
   - Хорошо, сударь.
   - Мне придется вести продолжительный разговор с одним из моих старин-
ных друзей. Это аббат д'Эрбле, о котором я не раз говорил вам.
   - Да, я помню.
   - Подходите к нам время от времени как бы затем,  чтобы  вмешаться  в
наш разговор, но на самом деле ничего не говорите, а главное, не слушай-
те. Эта игра необходима для того, чтобы никто из  посторонних  не  мешал
нам.
   - Хорошо, граф, я в точности исполню ваше желание.
   Атос сделал еще два визита, а в семь часов отправился вместе с Раулем
к аббату Скаррону. Множество экипажей, портшезов, лакеев и лошадей  тес-
нилось на улице Турнель. Атос проложил себе дорогу и в сопровождении Ра-
уля вошел в дом.
   Прежде всего им бросился в глаза Арамис, стоявший около большого, ши-
рокого кресла на колесах. В этом кресле под шелковым балдахином, прикры-
тый парчовый одеялом, сидел маленький человечек, еще не старый, с  весе-
лым, смеющимся лицом, которое иногда  бледнело,  причем,  однако,  глаза
больного не теряли выражения живости, ума и  любезности.  То  был  аббат
Скаррон, всегда веселый, насмешливый, остроумный,  всегда  страдающий  и
почесывающийся маленькой палочкой.
   Вокруг этого подобия кочевой кибитки толпились мужчины и дамы. Комна-
та была чисто прибрана, недурно обставлена. Длинные  шелковые  занавеси,
затканные цветами, когда-то яркими, а теперь несколько полинявшими, зак-
рывали окна. Обивка стен, хоть и скромная,  отличалась  большим  вкусом.
Два вежливых, благовоспитанные лакея почтительно прислуживали гостям.
   Увидав Атоса, Арамис двинулся к нему навстречу,  взяв  его  за  руку,
представил Скаррону, который очень радушно и с большим уважением  встре-
тил нового гостя, а к виконту обратился с остроумным приветствием. Рауль
не произнес в ответ ни слова: он не осмелился состязаться с королем ост-
роумия. Но поклон его был, во всяком случае,  грациозным.  Потом  Арамис
познакомил Атоса с двумя-тремя из своих приятелей, и, после того как тот
обменялся с ними несколькими любезными словами,  легкое  замешательство,
вызванное его приходом, изгладилось, и разговор снова стал общим.
   Через несколько минут, в течение которых Рауль успел освоиться и  ра-
зобраться в топографии общества, дверь снова отворилась, и лакеи доложил
о мадемуазель Поле.
   Атос прикоснулся к плечу виконта.
   - Обратите на нее внимание, Рауль, - сказал он.  -  Это  историческая
личность. Генрих Четвертый был убит в то время, когда ехал к пей.
   Рауль вздрогнул. За последние дни перед ним уже несколько раз припод-
нималась завеса, скрывающая героическое прошлое. Эта женщина, еще  моло-
дая и красивая, знала Генриха IV и говорила с ним!
   Все столпились около мадемуазель Поле, так как она и сейчас пользова-
лась большой известностью. Это была высокая женщина с тонкой, гибкой та-
лией и густыми рыжевато-золотистыми волосами, какие так любил Рафаэль  и
какими Тициан наделял своих Магдалин. За этот цвет волос, а может  быть,
за первенство среди других женщин ее прозвали "львицей".  Да  будет  из-
вестно нашим очаровательным современницам, которые  претендуют  на  этот
фешенебельный титул, что он происходит не  из  Англии,  как  они,  может
быть, думают, по от их прекрасной и остроумной соотечественницы -  маде-
муазель Поле.
   Мадемуазель Поле, не обращая внимания на шепот, поднявшийся  со  всех
сторон ей навстречу, подошла прямо к Скаррону.
   - Итак, вы обеднели, мой милый аббат? - сказала она  спокойно.  -  Мы
узнали об этом сегодня утром у госпожи Рамбулье. Нам сообщил это  госпо-
дин де Грасс.
   - Да, по зато государство обогатилось, -  ответил  Скаррон.  -  Нужно
уметь жертвовать собой для блага отечества.
   - Теперь кардиналу можно будет увеличить свой ежегодный расход на ду-
хи и помаду на полторы тысячи ливров, - заметил какой-то фрондер, в  ко-
тором Атос узнал всадника, встретившегося ему на улице СентОноре.
   - Да, но что скажет на это муза, - заметил Арамис самым медовым голо-
сом, - которая любит золотую середину? Потому что
   Si Virgilio puer aut tolerabile desit
   Hospitium, caderent onmes a crimbus hydrae [12],
   - Отлично! - сказал Скаррон, протягивая руку мадемуазель Поле.  -  Но
хоть я и лишился моей гидры, при мне, по крайней мере, осталась львица.
   В этот вечер все еще более обычного восхищались  остротами  Скаррона.
Все-таки хорошо быть притесняемым. Г-н Менаж приходил от  слов  Скаррона
прямо в неистовый восторг.
   Мадемуазель Поле направилась к своему обычному месту, но, прежде  чем
сесть, окинула всех присутствующих взглядом королевы и на минуту остано-
вила его на Рауле.
   Атос улыбнулся.
   - Мадемуазель Поле обратила на вас внимание, виконт, - сказал  он.  -
Пойдите, приветствуйте ее. Будьте тем, что вы есть  на  самом  деле,  то
есть простодушным провинциалом. Но смотрите не  вздумайте  заговорить  с
нею о Генрихе Четвертом.
   Виконт, краснея, подошел к "львице" и вмешался в толпу  мужчин,  тес-
нившихся вокруг нее.
   Таким образом составились две строго разграниченные группы:  одна  из
них окружала Менажа, другая - мадемуазель Поле. Скаррон присоединялся то
к той, то к другой, лавируя между гостями в своем кресле на колесикам  с
ловкостью опытного лоцмана, управляющего судном среди рифов.
   - Когда же мы поговорим? - спросил Атос у Арамиса.
   - Подождем. Сейчас еще мало народу, мы можем привлечь внимание.
   В эту минуту дверь отворилась, и лакей доложил  о  приходе  г-на  ко-
адъютора.
   Все обернулись, услыхав это имя, которое уже становилось знаменитым.
   Атос тоже взглянул на дверь. Он знал аббата Гонди только по имени.
   Вошел маленький черненький человечек, неуклюжий, близорукий, не знаю-
щий, куда девать руки, которые ловко справлялись только со шпагой и пис-
толетами, - с первого же шага он наткнулся на стол,  чуть  не  опрокинув
его. И все же, несмотря на это, в лице его было нечто величавое  и  гор-
дое.
   Скаррон подъехал к нему на своем кресле. Мадемуазель Поле кивнула ему
и сделала дружеский жест рукой.
   - А! - сказал коадъютор, наскочив на кресло Скаррона и тут только за-
метив его. - Так вы попали в немилость, аббат?
   Это была сакраментальная фраза. Она повторялась сто раз в продолжение
сегодняшнего вечера, и Скаррону приходилось в сотый раз придумывать  но-
вую остроту на ту же тему. Он едва не растерялся, но собрался с силами и
нашел ответ:
   - Господин кардинал Мазарини был так добр, что вспомнил  обо  мне,  -
сказал он.
   - Великолепно! - воскликнул Мепаж.
   - Но как же вы теперь будете принимать нас? - продолжал коадъютор.  -
Если ваши доходы уменьшатся, мне придется сделать вас каноником в соборе
Богоматери.
   - Нет, я вас могу подвести!
   - Значит, у вас есть какие-то неизвестные нам средства?
   - Я займу денег у королевы.
   - Но у ее величества нет ничего, принадлежащего лично  ей,  -  сказал
Арамис. - Ведь имущество супругов нераздельно.
   Коадъютор обернулся с улыбкой и дружески кивнул Арамису.
   - Простите, любезный аббат, вы отстали от моды, и  мне  придется  вам
сделать подарок.
   - Какой? - спросил Арамис.
   - Шнурок для шляпы.
   Все глаза устремились на коадъютора, который вынул из кармана шнурок,
завязанный каким-то особым узлом.
   - А! - воскликнул Скаррон. - Да ведь это праща!
   - Совершенно верно, - сказал коадъютор. - Теперь все делается в  виде
пращи - а ла фронда [13], Для вас, мадемуазель Поле, у меня есть веер  а
ла фронда, вам, д'Эрбле, я могу рекомендовать своего перчаточника, кото-
рый шьет перчатки а ла фронда, а вам, Скаррон, своего булочника, и  при-
том с неограниченным кредитом. Он печет булки а ла фронда, и превкусные.
   Арамис взял шнурок и обвязал им свою шляпу.
   В эту минуту дверь отворилась, и лакей громко доложил:
   - Герцогиня де Шеврез.
   При имени герцогини де Шеврез все встали.
   Скаррон торопливо подкатил свое кресло к двери,  Рауль  покраснел,  а
Атос сделал Арамису знак, и тот сейчас же отошел в амбразуру окна.
   Рассеянно слушая обращенные к ней со всех сторон приветствия,  герцо-
гиня, по-видимому, искала кого-то или что-то. Глаза ее загорелись, когда
она увидела Рауля. Легкая тень задумчивости легла на ее  лицо  при  виде
Атоса, а когда она заметила Арамиса,  стоящего  в  амбразуре  окна,  она
вздрогнула от неожиданности и прикрылась веером.
   - Как здоровье бедного Вуатюра? - спросила она, как бы стараясь отог-
нать нахлынувшие мысли. - Вы ничего не слыхали о нем, Скаррон?
   - Как! Вуатгор болен? - спросил дворянин, беседовавший  с  Атосом  на
улице Сент-Оноре. - Что с ним?
   - Он сел играть в карты, - сказал коадъютор, - по обыкновению, разго-
рячился, но не мог переменить рубашку, так как лакей не захватил  ее.  И
вот бедный Вуатюр простудился и лежит при смерти.
   - Где он играл?
   - Да у меня же. Нужно вам сказать, что  Вуатюр  поклялся  никогда  не
прикасаться к картам. Через три дня он не выдержал и явился ко мне, что-
бы я разрешил его от клятвы. К несчастью, у меня в это время был наш лю-
безный советник Брусель, и мы были заняты очень серьезным  разговором  в
одной из самых дальних комнат. Между тем Вуатюр, войдя в приемную,  уви-
дал маркиза де Люинь за карточным столом в ожидании партнера. Маркиз об-
ращается к нему и приглашает сыграть. Вуатюр отказывается,  говоря,  что
не станет играть до тех пор, пока я не разрешу его от клятвы. Тогда  Лю-
инь успокаивает его обещанием Припять грех на себя.  Вуатюр  садится  за
стол, проигрывает четыреста экю" выйдя на воздух, схватывает  сильнейшую
простуду и ложится в постель, чтобы уже больше не встать.
   - Неужели милому Вуатюру так плохо? - спросил  Арамис  из-за  оконной
занавески.
   - Увы, очень плохо! - сказал Менаж. - Этот великий человек,  по  всей
вероятности, скоро покинет нас - deseret orbem [14].
   - Ну, он-то не умрет, - резко проговорила мадемуазель Поле,  -  и  не
подумает даже. Он, как турок, окружен султаншами. Госпожа де Санто  при-
летела к нему кормить его бульоном, госпожа Ла Ренадо греет ему  просты-
ни, и даже наша приятельница, маркиза Рамбулье,  посылает  ему  какие-то
отвары.
   - Вы, однако, не любите его, моя дорогая парфянка, - сказал,  смеясь,
Скаррон.
   - Какая ужасная несправедливость, мой милый  больной!  -  воскликнула
мадемуазель Поле. - У меня к нему так  мало  ненависти,  что  я  с  удо-
вольствием закажу обедню за упокой его души.
   - Недаром вас прозвали львицей, моя дорогая, - сказала  герцогиня  де
Шеврез. - Вы пребольно кусаетесь.
   - Мне кажется, вы слишком презрительно относитесь к  большому  поэту,
сударыня, - осмелился заметить Рауль.
   - Большой поэт... Он?.. Сразу видно, что - как вы сами сейчас призна-
вались - вы приехали из провинции, виконт, и что никогда не видали  его.
Он большой поэт? Да в нем и пяти футов не будет.
   - Браво! Браво! - воскликнул высокий, худощавый и черноволосый  чело-
век с лихо закрученными усами и огромной рапирой.  -  Браво,  прекрасная
Поле! Пора указать этому маленькому Вуатюру его настоящее место. Я  ведь
кое-что смыслю в поэзии и заявляю во всеуслышание,  что  его  стихи  мне
всегда казались преотвратительным.
   - Кто этот капитан, граф? - спросил Рауль.
   - Господин де Скюдерп.
   - Автор романов "Клелия" и "Кир Великий"?
   - Добрая половина которых написана его сестрой. Вот она разговаривает
с хорошенькой девушкой, там, около Скаррона.
   Рауль обернулся и увидал двух  новых,  только  что  вошедших  посети-
тельниц. Одна из них была прелестная хрупкая девушка с грустным  выраже-
нием лица, прекрасными черными волосами и бархатными  глазами,  похожими
на лиловые лепестки ивана-да-марьи, среди которых блестит золотая чашеч-
ка; другая, под покровительством которой, по-видимому, находилась  моло-
дая девушка, была сухая, желтая, холодная женщина, настоящая дуэнья  или
ханжа.
   Рауль дал себе слово не уходить от аббата Скаррона,  не  поговорив  с
хорошенькой девушкой с чудными бархатными глазами, которая, по какому-то
странному сочетанию мыслей, напомнила ему - хотя  внешнего  сходства  по
было никакого - бедную маленькую Луизу. Она лежала теперь больная в зам-
ке Лавальер, а он, среди всех этих новых лиц, чуть не забыл о ней.
   Между тем Арамис подошел к коадъютору, который, смеясь, шепнул ему на
ухо несколько слов. Несмотря на все свое самообладание, Арамис  невольно
вздрогнул.
   - Смейтесь же, - сказал г-н де Рец, - на нас глядят.
   И он отошел к герцогине де Шеврез, около которой  составился  большой
кружок.
   Арамис притворно засмеялся, чтоб отвести подозрения каких-нибудь  до-
сужих наблюдателей. Увидав, что Атос стоит в амбразуре окна, из  которой
он сам недавно вышел, он обменялся несколькими словами кое с кем из при-
сутствующих и незаметно присоединился к нему.
   Между ними тотчас же завязался оживленный разговор.
   Рауль, как было условленно с Атосом, подошел к ним.
   - Аббат декламирует мне рондо Вуатюра, - громко сказал Атос. - По-мо-
ему, оно несравненно.
   Рауль постоял около них несколько минут, потом отошел к группе, окру-
жавшей герцогиню де Шеврез, к которой присоединились, с  одной  стороны,
мадемуазель Поле, а с другой - мадемуазель Скюдери.
   - Ну-с, - сказал коадъютор, - а я позволю себе не согласиться с  мне-
нием господина Скюдери. Я нахожу, напротив, что Вуатюр -  поэт,  но  при
этом только поэт. Политические идеи ему совершенно несвойственны.
   - Итак?.. - шепотом спросил Атос.
   - Завтра, - быстро ответил Арамис.
   - В котором часу?
   - В шесть.
   - Где?
   - В Сен-Мандэ.
   - Кто вам сказал?
   - Граф Рошфор.
   Тут к ним подошел кто-то из гостей.
   - А философские идеи? - сказал Арамис. - Их тоже нет у бедного Вуатю-
ра. Я совершенно согласен с господином коадъютором: Вуатюр - чистый  по-
эт.
   - Да, в этом отношении он, конечно, замечателен, - заметил  Менаж,  -
но потомство, воздавая  ему  должное,  поставит  ему  в  упрек  излишн