сидел,  достаточно
мягка и удобна, он понял, что страх его напрасен, и  начал  поворачивать
голову вправо и влево и то поднимать ее, то опускать.
   Эти движения, которым никто не препятствовал, придали  ему  некоторую
храбрость, и он рискнул согнуть сначала одну ногу, затем другую. В конце
концов, опершись руками о сиденье диванчика,  он  слегка  приподнялся  и
оказался на ногах.
   В  эту  минуту  какой-то  офицер  представительного  вида   приподнял
портьеру, продолжая говорить с кем-то находившимся в  соседней  комнате.
Затем он обернулся к арестованному.
   - Это вы Бонасье? - спросил он.
   - Да, господин офицер, - пробормотал  галантерейщик,  чуть  живой  от
страха. - Это я, к вашим услугам.
   - Войдите, - сказал офицер.
   Он отодвинулся, пропуская арестованного. Бонасье беспрекословно пови-
новался и вошел в комнату, где его, по-видимому, ожидали.
   Это был просторный кабинет, стены которого были увешаны разного  рода
оружием; ни один звук не доносился сюда извне. Хотя был всего лишь конец
сентября, в камине уже горел огонь. Всю середину комнаты  занимал  квад-
ратный стол с книгами и бумагами, поверх которых лежала развернутая  ог-
ромная карта города Ла-Рошели.
   У камина стоял человек среднего роста, гордый, надменный,  с  широким
лбом и пронзительным взглядом. Худощавое лицо его  еще  больше  удлиняла
остроконечная бородка, над которой закручивались усы. Этому человеку бы-
ло едва ли более тридцати шести - тридцати семи лет, но в волосах и  бо-
родке ужо мелькала седина. Хотя при нем не было шпаги, все же он походил
на военного, а легкая пыль на его сапогах указывала, что он в этот  день
ездил верхом.
   Человек этот был Арман-Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье, не  такой,
каким принято у нас изображать его, то есть не согбенный старец, страда-
ющий от тяжкой болезни, расслабленный, с угасшим голосом, погруженный  в
глубокое кресло, словно в преждевременную могилу, живущий  только  силой
своего ума и поддерживающий борьбу с Европой одним напряжением мысли,  а
такой, каким он в действительности был в те годы: ловкий и любезный  ка-
валер, уже и тогда слабый телом, но поддерживаемый неукротимой силой ду-
ха, сделавшего из него одного из самых замечательных людей своего време-
ни. Оказав поддержку герцогу Невэрскому  в  его  мантуанских  владениях,
захватив Ним, Кастр и Юзэс, он готовился изгнать англичан с острова Рэ и
приступить к осаде Ла-Рошели.
   Ничто, таким образом, на первый взгляд не обличало в нем кардинала, и
человеку, не знавшему его в лицо, невозможно было догадаться, кто  стоит
перед ним.
   Злополучный галантерейщик остановился в дверях,  а  взгляд  человека,
только что описанного нами, впился в него,  словно  желая  проникнуть  в
глубину его прошлого.
   - Это тот самый Бонасье? - спросил он после некоторого молчания.
   - Да, ваша светлость, - ответил офицер.
   - Хорошо. Подайте мне его бумаги и оставьте нас.
   Офицер взял со стола требуемые бумаги, подал их  и,  низко  поклонив-
шись, вышел.
   Бонасье в этих бумагах узнал протоколы его допросов в Бастилии. Чело-
век, стоявший у камина, время от времени поднимал глаза от бумаг и оста-
навливал их на арестанте, и тогда несчастному казалось, что два  кинжала
впиваются в самое его сердце.
   После десяти минут чтения и десяти секунд  наблюдения  для  кардинала
все было ясно.
   - Это существо никогда не участвовало в заговоре. Но все  же  посмот-
рим... - прошептал он. - Вы обвиняетесь в государственной измене, - мед-
ленно проговорил кардинал.
   - Мне об этом уже сообщили, ваша светлость! - воскликнул Бонасье, ти-
тулуя своего собеседника так, как его только что титуловал офицер. -  Но
клянусь вам, что я ничего не знаю.
   Кардинал подавил улыбку.
   - Вы состояли в заговоре с вашей женой, с госпожой де Шеврез и с гер-
цогом Бекингэмом.
   - Действительно, ваша светлость, - сказал Бонасье, - она при мне  на-
зывала эти имена.
   - По какому поводу?
   - Она говорила, что кардинал де Ришелье заманил герцога  Бекингэма  в
Париж, чтобы погубить его, а вместе с ним и королеву.
   - Она так говорила? - с гневом вскричал кардинал.
   - Да, ваша светлость, но я убеждал ее, что ей не следует говорить та-
кие вещи и что его высокопреосвященство не способны...
   - Замолчите, вы, глупец! - сказал кардинал.
   - Вот это самое сказала и моя жена, ваша светлость.
   - Известно ли вам, кто похитил вашу жену?
   - Нет, ваша светлость.
   - Вы кого-нибудь подозревали?
   - Да, ваша светлость. Но эти  подозрения  как  будто  вызвали  неудо-
вольствие господина комиссара, и я уже отказался от них.
   - Ваша жена бежала. Вы знали об этом?
   - Нет, ваша светлость. Я узнал об этом только  в  тюрьме  через  пос-
редство господина комиссара. Он очень любезный человек.
   Кардинал второй раз подавил улыбку.
   - Значит, вам не известно,  куда  девалась  ваша  жена  после  своего
бегства?
   - Совершенно ничего, ваша светлость. Надо полагать, что она вернулась
в Лувр.
   - В час ночи ее еще там не было.
   - Господи боже мой! Что же с нею случилось?
   - Это станет известно, не беспокойтесь. От кардинала ничто не остает-
ся сокрытым. Кардинал знает все.
   - В таком случае, ваша светлость, как вы думаете,  не  согласится  ли
кардинал сообщить, куда девалась моя жена?
   - Возможно. Но вы должны предварительно рассказать все, что  вам  из-
вестно об отношениях вашей жены с госпожой де Шеврез.
   - Но, ваша светлость, я ровно ничего не знаю. Я никогда не видал этой
дамы.
   - Когда вы заходили за вашей женой в Лувр, она прямо возвращалась до-
мой?
   - Очень редко. У нее были дела с какими-то торговцами полотном,  куда
я и провожал ее.
   - А сколько было этих торговцев?
   - Два, ваша светлость.
   - Где они жили?
   - Один на улице Вожирар, другой на улице Лагарп.
   - Входили вы к ним вместе с нею?
   - Ни разу. Я ждал ее у входа.
   - А как она объясняла свое желание заходить одной?
   - Никак не объясняла. Говорила, чтобы я подождал, - я и ждал.
   - Вы очень покладистый муж, любезный мой господин Бонасье!  -  сказал
кардинал.
   "Он называет меня "любезным господином Бонасье", -  подумал  галанте-
рейщик. - Дела, черт возьми, идут хорошо! "
   - Могли бы вы узнать двери, куда она входила?
   - Да.
   - Помните ли вы номера?
   - Да.
   - Назовите их.
   - Номер двадцать пять по улице Вожирар и помер семьдесят пять по ули-
це Лагарп.
   - Хорошо, - сказал кардинал. И, взяв со стола серебряный колокольчик,
он позвонил.
   Вошел тот же офицер.
   - Сходите за Рошфором, - вполголоса приказал Ришелье, - пусть он тот-
час придет, если только вернулся.
   - Граф здесь, - сказал офицер. - Он настоятельно просит ваше преосвя-
щенство принять его.
   - Пусть он зайдет! - воскликнул кардинал. - Пусть зайдет!
   Офицер выбежал из комнаты с той быстротой, с которой все слуги карди-
нала обычно старались исполнять его приказания.
   - Ах, "ваше преосвященство"! - прошептал  Бонасье,  в  ужасе  выпучив
глаза.
   Не прошло и пяти секунд после ухода офицера, как дверь распахнулась и
вошел новый посетитель.
   - Это он! - вскричал Бонасье.
   - Кто - он? - спросил кардинал.
   - Он, похититель моей жены!
   Кардинал снова позвонил. Вошел офицер.
   - Отведите этого человека и сдайте солдатам,  которые  его  привезли.
Пусть он подождет, пока я снова вызову его.
   - Нет, ваша светлость, нет, это не он! - завопил Бонасье. - Я ошибся!
Ее похитил другой, совсем не похожий на этого! Этот господин  -  честный
человек!
   - Уведите этого болвана! - сказал кардинал.
   Офицер взял Бонасье за локоть и вывел в переднюю, где его ожидали ка-
раульные.
   Человек, только что вошедший к кардиналу, проводил Бонасье нетерпели-
вым взглядом и, как только дверь затворилась за ним,  быстро  подошел  к
Ришелье.
   - Они виделись, - произнес он.
   - Кто? - спросил кардинал.
   - Она и он.
   - Королева и герцог? - воскликнул Ришелье.
   - Да.
   - Где же?
   - В Лувре.
   - Вы уверены?
   - Совершенно уверен.
   - Кто вам сказал?
   - Госпожа де Ланнуа, которая, как вы знаете, всецело  продана  вашему
преосвященству.
   - Почему она не сообщила об этом раньше?
   - То ли случайно, то ли из недоверия, по королева  приказала  госпоже
де Сюржи остаться ночевать у нее в спальне и затем не отпускала ее  весь
день.
   - Так... Мы потерпели поражение. Постараемся отыграться.
   - Я все силы приложу, чтобы помочь вашей  светлости.  Будьте  в  этом
уверены.
   - Как все это произошло?
   - В половине первого ночи королева сидела со своими придворными дама-
ми...
   - Где именно?
   - В своей спальне...
   - Так...
   - ...как вдруг ей передали платок, посланный кастеляншей...
   - Дальше!
   - Королева сразу обнаружила сильное волнение и, несмотря  на  то  что
была нарумянена, заметно побледнела...
   - Дальше! Дальше!
   - Поднявшись, она произнесла изменившимся  голосом:  "Подождите  меня
десять минут, я скоро вернусь", затем открыла дверь и вышла.
   - Почему госпожа де Ланнуа не сообщила вам немедленно обо всем?
   - У нее не было еще полной уверенности. К тому же королева ведь  при-
казала: "Подождите меня"" И она не решилась ослушаться.
   - Сколько времени королева отсутствовала?
   - Три четверти часа.
   - Никто из придворных дам не сопровождал ее?
   - Одна только донья Эстефания.
   - Затем королева вернулась?
   - Да, но лишь для того, чтобы взять ларчик розового дерева,  украшен-
ный ее монограммой, с которым она и удалилась.
   - А когда она вернулась, ларчик был при ней?
   - Нет.
   - Знает ли госпожа де Ланнуа, что находилось в ларце?
   - Да. Алмазные подвески, подаренные королеве его величеством.
   - И вернулась она без этого ларца?
   - Да.
   - Госпожа да Ланнуа полагает, следовательно, что королева отдала  ла-
рец герцогу Бекингэму?
   - Она в этом убеждена.
   - Почему?
   - Днем госпожа де Ланнуа как камер-фрейлина королевы всюду искала ла-
рец, сделала вид, что обеспокоена его исчезновением, и  в  конце  концов
спросила королеву, не знает ли она, куда он исчез.
   - И тогда королева?..
   - Королева, густо покраснев, сказала, что накануне  сломала  один  из
подвесков и отправила его в починку к ювелиру.
   - Нужно зайти к королевскому ювелиру и узнать, правда это или нет.
   - Я уже был там.
   - Ну и что же? Что сказал ювелир?
   - Ювелир ни о чем не слыхал.
   - Прекрасно, Рошфор! Не все еще потеряно, и кто знает,  кто  знает...
все, может быть, к лучшему.
   - Я ни на мгновение не сомневаюсь, что гений вашего преосвященства...
   - ...исправит ошибки своего шпиона, не так ли?
   - Я как раз это самое и собирался  сказать,  если  бы  ваше  преосвя-
щенство позволили мне договорить до конца.
   - А теперь... известно ли вам, где скрывались герцогиня де  Шеврез  и
герцог Бекингэм?
   - Нет, ваша светлость. Мои шпионы не могли  сообщить  никаких  точных
сведений на этот счет.
   - А я знаю.
   - Вы, ваша светлость?
   - Да. Во всяком случае, догадываюсь.
   - Желает ли ваше преосвященство, чтобы я приказал арестовать обоих?
   - Поздно. Они, должно быть, успели уехать.
   - Можно, во всяком случае, удостовериться...
   - Возьмите с собой десять моих гвардейцев и обыщите оба дома.
   - Слушаюсь, ваше преосвященство.
   Рошфор поспешно вышел.
   Оставшись один, кардинал после минутного раздумья позвонил  в  третий
раз.
   В дверях появился все тот же офицер.
   - Введите арестованного! - сказал кардинал.
   Господина Бонасье снова ввели в кабинет. Офицер  по  знаку  кардинала
удалился.
   - Вы обманули меня, - строго произнес кардинал.
   - Я? - вскричал  Бонасье.  -  Чтобы  я  обманул  ваше  высокопреосвя-
щенство!..
   - Ваша жена, отправляясь на улицу Вожирар и на улицу Лагарп, заходила
вовсе не к торговцам полотном.
   - К кому же она ходила, боже правый?
   - Она ходила к герцогине де Шеврез и к герцогу Бекингэму.
   - Да... - произнес Бонасье, углубляясь в воспоминания, - да, кажется,
ваше высокопреосвященство правы. Я несколько раз говорил жене:  странно,
что торговцы полотном живут в таких домах - в домах без вывесок. И  каж-
дый раз жена моя принималась хохотать. Ах, ваша светлость,  -  продолжал
Бонасье, бросаясь к ногам его высокопреосвященства, - вы и в самом  деле
кардинал, великий кардинал, гений, перед которым преклоняются все!
   Сколь ни ничтожно было торжество над таким жалким созданием, как  Бо-
насье, кардинал все же один миг наслаждался им.
   Затем, словно внезапно осененный какой-то мыслью, он с  легкой  улыб-
кой, скользнувшей по его губам, протянул руку галантерейщику.
   - Встаньте, друг мой, - сказал он. - Вы порядочный человек.
   - Кардинал коснулся моей руки, я коснулся руки великого  человека!  -
вскричал Бонасье. - Великий человек назвал меня своим другом!..
   - Да, друг мой, да! - произнес кардинал отеческим тоном,  которым  он
умел иногда говорить, тоном, - который мог обмануть только людей,  плохо
знавших Ришелье. - Вас напрасно обвиняли, и потому вас следует вознагра-
дить. Вот, возьмите этот кошель, в нем сто пистолей, и простите меня.
   - Чтобы я простил вас, ваша светлость! - сказал Бонасье,  не  решаясь
дотронуться до мешка с деньгами, вероятно,  из  опасения,  что  все  это
только шутка. - Вы вольны были арестовать меня, вольны пытать меня,  по-
весить, вы наш властелин, и я не смел бы даже пикнуть! Простить вас, ва-
ша светлость! Подумать страшно!
   - Ах, любезный господин Бонасье, вы удивительно великодушны! Вижу это
и благодарю вас. Итак, вы возьмете этот кошель и уйдете отсюда не  слиш-
ком недовольный.
   - Я ухожу в полном восхищении.
   - Итак, прощайте. Или, лучше, до свиданья, ибо,  я  надеюсь,  мы  еще
увидимся.
   - Когда будет угодно вашему преосвященству! Я весь к  услугам  вашего
преосвященства.
   - Мы будем видеться часто, будьте спокойны. Беседа с  вами  доставила
мне необычайное удовольствие.
   - О, ваше преосвященство!..
   - До свиданья, господин Бонасье, до свиданья!
   И кардинал сделал знак рукой, в ответ на который  Бонасье  поклонился
до земли. Затем, пятясь задом, он вышел из комнаты, и кардинал  услышал,
как он в передней что есть мочи завопил: "Да здравствует его  светлость!
Да здравствует его преосвященство! Да здравствует великий кардинал! "
   Кардинал с улыбкой прислушался к этому шумному проявлению  восторжен-
ных чувств мэтра Бонасье.
   - Вот человек, который отныне даст себя убить за меня,  -  проговорил
он, когда крики Бонасье заглохли вдали.
   И кардинал с величайшим вниманием  склонился  над  картой  Ла-Рошели,
развернутой, как мы уже говорили, у него на столе, и принялся карандашом
вычерчивать на ней линию знаменитой дамбы, которая полтора  года  спустя
закрыла доступ в гавань осажденного города. Он был целиком поглощен сво-
ими стратегическими планами, как вдруг дверь снова  раскрылась  и  вошел
Рошфор.
   - Ну, как же? - с живостью спросил кардинал, и быстрота, с которой он
поднялся, указывала на то, какое большое значение он придавал поручению,
данному им графу.
   - Вот как обстоит дело, - ответил граф. - В  домах,  указанных  вашим
преосвященством, действительно проживала молодая  женщина  лет  двадцати
шести - двадцати восьми и мужчина лет тридцати пяти  -  сорока.  Мужчина
прожил там четыре дня, женщина - пять. Женщина уехала сегодня  ночью,  а
мужчина - утром.
   - Это были они! - воскликнул кардинал и, взглянув  на  стенные  часы,
добавил: - Сейчас уже поздно посылать за ними погоню - герцогиня  уже  в
Туре, а герцог Бекингэм в Булони. Придется настигнуть его в Лондоне.
   - Какие будут приказания вашего преосвященства?
   - Ни слова о случившемся. Пусть королева ничего не подозревает, пусть
не знает, что мы проникли в ее тайну. Пусть предполагает, что мы занима-
емся раскрытием  какого-нибудь  заговора...  Вызовите  ко  мне  канцлера
Сегье.
   - А что ваше преосвященство сделали с этим человеком?
   - С каким человеком? - спросил кардинал.
   - С этим Бонасье?
   - Сделал с ним все, что можно было с ним сделать. Я  сделал  из  него
шпиона, и он будет следить за собственной женой.
   Граф Рошфор поклонился с  видом  человека,  признающего  недосягаемое
превосходство своего повелителя, и удалился.
   Оставшись один, кардинал снова опустился в кресло,  набросал  письмо,
которое запечатал своей личной печатью, и позвонил. В четвертый раз  во-
шел все тот же дежурный офицер.
   - Позовите ко мне Витре, - произнес кардинал, - и скажите ему,  чтобы
он был готов отправиться в дальнюю дорогу.
   Через несколько минут перед ним уже стоял вызванный им человек в  вы-
соких ботфортах со шпорами, готовый отправиться в путь.
   - Витре, - сказал Ришелье, - вы немедленно помчитесь в Лондон. Вы  ни
на одну секунду нигде не остановитесь в пути. Вы передадите это письмо в
руки миледи. Вот приказ на выплату двухсот пистолей. Отправьтесь к моему
казначею, он вам вручит наличными. Вы получите столько же,  если  верне-
тесь через шесть дней и хорошо выполните мое поручение.
   Не отвечая ни слова, гонец поклонился, взял письмо и  чек  на  двести
пистолей и вышел.
   Вот что было написано в письме!
   "Миледи! Будьте на первом же балу, на котором появится герцог  Бекин-
гэм. На его камзоле вы  увидите  двенадцать  алмазных  подвесков;  приб-
лизьтесь к нему и отрежьте два из них.
   Сообщите мне тотчас же, как только подвески будут в ваших руках".


   XV
   ВОЕННЫЕ И СУДЕЙСКИЕ

   На следующий день после того, как разыгрались все эти события,  д'Ар-
таньян и Портос, видя, что Атос не появляется, сообщили г-ну де  Тревилю
о его исчезновении.
   Что касается Арамиса, то, испросив отпуск на пять дней, он, как гово-
рили, отбыл в Руан по семейным делам.
   Господин де Тревиль был отцом своих солдат. Едва успев  надеть  форму
мушкетера, самый незаметный из них и никому  не  известный  мог  так  же
твердо надеяться на помощь капитана, как мог бы надеяться на помощь бра-
та.
   Поэтому де Тревиль немедленно отправился к главному уголовному судье.
Вызвали офицера, командовавшего постом у Алого Креста, и, сверяя  после-
довательно полученные сведения, удалось установить, что Атос  помещен  в
Фор-Левек.
   Атос прошел через все испытания, которым, как  мы  видели,  подвергся
Бонасье.
   Мы присутствовали при очной  ставке,  устроенной  обоим  заключенным.
Атос, до этой минуты умалчивавший обо всем из опасения, что станут  бес-
покоить д'Артаньяна и лишат его необходимой свободы действий, теперь ут-
верждал, что зовут его Атос, а не д'Артаньян.
   Он объявил, кроме этого, что не знает ни господина,  ни  госпожи  Бо-
насье, что никогда не разговаривал ни с одним из них. Около десяти часов
вечера он зашел навестить своего друга г-на д'Артаньяна, но до этого ча-
са находился у г-на де Тревиля, где он обедал. Не менее двадцати  свиде-
телей могут подтвердить это обстоятельство. И он назвал несколько  гром-
ких имен, среди прочих также и герцога де Ла Тремуля.
   Второй комиссар был, так же как и первый, смущен простыми и  твердыми
показаниями этого мушкетера, над которым он между  тем  жаждал  одержать
верх, что всегда заманчиво для судейского чиновника в борьбе с человеком
военным. Но имена г-на де Тревиля и герцога де Ла Тремуля смутили его.
   Атоса также повезли к кардиналу, но кардинал, к сожалению,  находился
в Лувре, у короля.
   Это было как раз в то время, когда г-н де Тревиль, выйдя от  главного
уголовного судьи и от коменданта Фор-Левека и не получив доступа к  Ато-
су, прибыл к королю.
   В качестве капитана мушкетеров г-н де Тревиль в любой час мог  видеть
короля.
   Мы знаем, как сильно было недоверие  короля  к  королеве,  недоверие,
умело разжигаемое кардиналом, который по части интриг значительно больше
опасался женщин, чем мужчин. Одной из главных причин  его  предубеждения
против Анны Австрийской была дружба королевы с г-жой де Шеврез. Обе  эти
женщины беспокоили его больше, чем войны  с  Испанией,  недоразумения  с
Англией