Атос...  Гос-
пода, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены пулями. Я и
мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подва-
ла. Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы - я и мой друг - недур-
но владеем, могу вас уверить. Не мешайте мне, и я улажу и  ваши  дела  и
свои... Сейчас вам дадут пить, даю вам слово!
   - Если еще осталось вино, - раздался насмешливый голос Атоса.
   Трактирщик почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.
   - То есть как - если осталось вино? - прошептал он.
   - Останется, черт возьми! - сказал д'Артаньян.  -  Успокойтесь...  не
могли же они вдвоем выпить весь погреб!.. Господа, вложите шпаги в  нож-
ны.
   - Хорошо! Но и вы заткните пистолеты за пояс.
   - Охотно.
   И д'Артаньян подал пример. Затем, обернувшись  к  Планше,  он  знаком
приказал разрядить мушкет.
   Убежденные этим обстоятельством, англичане поворчали, но вложили шпа-
ги в ножны. Д'Артаньян рассказал им историю заключения Атоса, и так  как
они были настоящие джентльмены, то во всем обвинили трактирщика.
   - А теперь, господа, - сказал д'Артаньян, - поднимитесь к себе, и ру-
чаюсь, что через десять минут вам принесут все, что вам будет угодно.
   Англичане поклонились и ушли.
   - Теперь я один, милый Атос, -  сказал  д'Артаньян.  -  Отворите  мне
дверь, прошу вас!
   - Сию минуту, - ответил Атос.
   Послышался шум падающих вязанок хвороста  и  скрип  бревен:  то  были
контрэскарпы и бастионы Атоса, уничтожаемые самим осажденным.
   Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось  бледное  лицо
Атоса; беглым взглядом он осмотрел местность.
   Д'Артаньян бросился к другу и с нежностью обнял его; затем  он  повел
его из этого сурового убежища и тут только заметил, что Атос шатается.
   - Вы ранены? - спросил он.
   - Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще че-
ловек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть... Клянусь  богом,
хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста  бу-
тылок!
   - Помилосердствуйте! - вскричал хозяин. - Если слуга  выпил  хотя  бы
половину того, что выпил его господин, я разорен.
   - Гримо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что
я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл  вставить  пробку.
Слышите, что-то течет?
   Д'Артаньян разразился хохотом, от которого хозяина из озноба  бросило
в жар.
   В эту минуту за спиной Атоса появился Гримо с мушкетом на плече;  го-
лова его тряслась, как у пьяных сатиров Рубенса. Спереди и сзади он  был
облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин  признал  свое  лучшее
оливковое масло.
   Процессия прошла через большой зал и  водворилась  в  лучшей  комнате
гостиницы, которую Д'Артаньян занял самовольно.
   Между тем хозяин и его жена ринулись с лампой в погреб, вход в  кото-
рый был так долго им воспрещен; там их ждало страшное зрелище.
   За укреплениями, в которых Атос, выходя, пробил брешь и которые  сос-
тояли из вязанок хвороста, досок и пустых бочонков,  сложенных  по  всем
правилам стратегического искусства, там и сям виднелись плавающие в  лу-
жах масла и вина кости съеденных окороков, а весь левый угол погреба был
завален грудой битых бутылок; бочка, кран которой остался открытым,  ис-
текала последними каплями "крови".  Выражаясь  словами  древнего  поэта,
смерть и запустение царили здесь, словно на поле брани.
   Из пятидесяти колбас, подвешенных к  балкам  потолка,  оставалось  не
больше десяти.
   Вопли хозяина и хозяйки проникли сквозь своды погреба,  и  сам  Д'Ар-
таньян был тронут ими. Атос даже не повернул головы.
   Однако вскоре скорбь сменилась яростью. Не помня  себя  от  отчаяния,
хозяин вооружился вертелом и ворвался в комнату, куда удалились два дру-
га.
   - Вина! - потребовал Атос, увидев его.
   - Вина?! - вскричал пораженный хозяин. -  Вина!  Да  ведь  вы  выпили
больше чем на сто пистолей! Да ведь я разорен, погиб, уничтожен!
   - Полно! - сказал Атос. - Мы даже не утолили жажду как следует.
   - Если бы еще вы только пили, тогда полбеды, но вы перебили  все  бу-
тылки!
   - Вы толкнули меня на эту груду, и она развалилась. Сами виноваты.
   - Все мое масло пропало!
   - Масло - отличное лекарство для ран. Надо же было бедняге Гримо  за-
лечить раны, которые вы ему нанесли.
   - Все мои колбасы обглоданы!
   - В этом погребе уйма крыс.
   - Вы заплатите мне за все! - вскричал хозяин, выведенный из себя.
   - Трижды негодяй! - ответил Атос, приподнимаясь с места,  но  тут  же
снова упал на стул: силы его были исчерпаны.
   Д'Артаньян пришел к нему на помощь и поднял хлыст.
   Хозяин отступил на шаг и залился слезами.
   - Это научит вас, - сказал Д'Артаньян, - вежливее обращаться с приез-
жими, которых вам посылает бог.
   - Бог! Лучше скажите - дьявол!
   - Вот что, любезный, - пригрозил ему Д'Артаньян, - если ты не прекра-
тишь терзать наш слух, мы запремся у тебя в погребе вчетвером и  посмот-
рим, действительно ли ущерб так велик, как ты говоришь.
   - Согласен, господа, согласен! - испугался хозяин. - Признаюсь, я ви-
новат, но ведь нет такой вины, которую нельзя простить. Вы знатные  гос-
пода, а я бедный трактирщик, и вы должны меня пожалеть.
   - А, вот это другой разговор! - сказал Атос. - Этак ты, пожалуй, раз-
мягчишь мое сердце, и из глаз у меня польются слезы, как вино  из  твоих
бочек. Мы не так страшны, как кажется. Подойди поближе, и потолкуем.
   Хозяин с опаской подошел ближе.
   - Говорю тебе, подойди, не бойся, - продолжал Атос. -  В  ту  минуту,
когда я хотел расплатиться с тобой, я положил на стол кошелек.
   - Совершенно верно, ваша светлость.
   - В этом кошельке было шестьдесят пистолей. Где он?
   - Сдан в канцелярию суда, ваша светлость: ведь мне сказали,  что  это
фальшивые деньги.
   - Так вот, потребуй кошелек обратно и оставь эти шестьдесят  пистолей
себе.
   - Но ведь вам хорошо известно, ваша светлость, что судейские чиновни-
ки не возвращают того, что попало к ним в руки. Будь это фальшивая моне-
та - ну, тогда бы еще можно было надеяться, но, к несчастью, деньги были
настоящие.
   - Договаривайся с судом как знаешь, приятель, это меня  не  касается,
тем более что у меня не осталось ни единого ливра.
   - Вот что, - вмешался д'Артаньян, - где сейчас лошадь Атоса?
   - В конюшне.
   - Что она стоит?
   - Пятьдесят пистолей, не больше.
   - Положим, она стоит все восемьдесят. Возьми ее, и кончим дело.
   - Как! Ты продаешь мою лошадь? Моего Баязета? - удивился Атос. - А на
чем я отправлюсь в поход - на Гримо?
   - Я привел тебе другую, - ответил д'Артаньян.
   - Другую?
   - И великолепную! - вскричал хозяин.
   - Ну, если есть другая, лучше и моложе, бери себе  старую  и  принеси
вина.
   - Какого? - спросил хозяин, совершенно успокоившись.
   - Того, которое в глубине погреба, у решетки. Там осталось еще  двад-
цать пять бутылок, остальные разбились при моем падении. Принеси шесть.
   - Да это просто бездонная бочка, а не человек! - пробормотал  хозяин.
- Если он пробудет здесь еще две недели и заплатит за все, что выпьет, я
поправлю свои дела.
   - И не забудь подать четыре бутылки того же вина господам англичанам,
- прибавил д'Артаньян.
   - А теперь, - продолжал Атос, - пока мы ждем вина, расскажите-ка мне,
д'Артаньян, что сталось с остальными.
   Д'Артаньян рассказал ему, как он нашел Портоса в постели  с  вывихом,
Арамиса же - за столом в обществе двух богословов. Когда  он  заканчивал
свой рассказ, вошел хозяин с заказанными бутылками и окороком,  который,
к счастью, оставался вне погреба.
   - Отлично, - сказал Атос, наливая себе и д'Артаньяну, - это о Портосе
и Арамисе. Ну, а вы, мой друг, как ваши дела и  что  произошло  с  вами?
По-моему, у вас очень мрачный вид.
   - К сожалению, это так, - ответил д'Артаньян, - и причина в том,  что
я самый несчастный из всех нас.
   - Ты несчастен, д'Артаньян! - вскричал Атос. - Что случилось? Расска-
жи мне.
   - После, - ответил д'Артаньян.
   - После! А почему не сейчас? Ты думаешь, что я  пьян?  Запомни  хоро-
шенько, друг мой: у меня никогда не бывает такой ясной  головы,  как  за
бутылкой вина. Рассказывай же, я весь превратился в слух.
   Д'Артаньян рассказал ему случай, происшедший с г-жой Бонасье.
   Атос спокойно выслушал его.
   - Все это пустяки, - сказал он, когда д'Артаньян кончил, - сущие пус-
тяки.
   "Пустяки" - было любимое словечко Атоса.
   - Вы все называете пустяками, любезный Атос, - возразил д'Артаньян, -
это не убедительно со стороны человека, который никогда не любил.
   Угасший взгляд Атоса внезапно загорелся, но  то  была  лишь  минутная
вспышка, и его глаза снова сделались такими же тусклыми и туманными, как
прежде.
   - Это правда, - спокойно подтвердил он, - я никогда не любил.
   - В таком случае вы сами видите, жестокосердный, что не правы,  обви-
няя нас, людей с чувствительным сердцем.
   - Чувствительное сердце - разбитое сердце, - сказал Атос.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я хочу сказать, что любовь - это  лотерея,  в  которой  выигравшему
достается смерть! Поверьте мне, любезный д'Артаньян, вам очень  повезло,
что вы проиграли! Проигрывайте всегда - таков мой совет.
   - Мне казалось, что она так любит меня!
   - Это вам только казалось.
   - О нет, она действительно любила меня!
   - Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его
возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был  обманут
своей возлюбленной.
   - За исключением вас, Атос: ведь у вас никогда не было возлюбленной.
   - Это правда, - сказал Атос после минутной паузы, - у меня никогда не
было возлюбленной. Выпьем!
   - Но если так, философ, научите меня, поддержите меня - я ищу  совета
и утешения.
   - Утешения? В чем?
   - В своем несчастье.
   - Ваше несчастье просто смешно, - сказал Атос, пожимая плечами. - Хо-
тел бы я знать, что бы вы сказали, если б я рассказал вам одну  любовную
историю.
   - Случившуюся с вами?
   - Или с одним из моих друзей, не все ли равно?
   - Расскажите, Атос, расскажите.
   - Выпьем, это будет лучше.
   - Пейте и рассказывайте.
   - Это действительно вполне совместимо, - сказал Атос, выпив свой ста-
кан и снова налив его.
   - Я слушаю, - сказал д'Артаньян.
   Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась,  он
бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения,  когда
обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил  ная-
ву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.
   - Вы непременно этого хотите? - спросил он.
   - Я очень прошу вас, - ответил д'Артаньян.
   - Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из мо-
их друзей, а не я, запомните хорошенько - сказал Атос с мрачной улыбкой,
- некий граф, родом из той же провинции, что и  я,  то  есть  из  Берри,
знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему  было  двадцать
пять лет, в шестнадцатилетнюю  девушку,  прелестную,  как  сама  любовь.
Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал  кипучий  ум,  не-
женский ум, ум поэта. Она не просто нравилась - она опьяняла. Жила она в
маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами  в
этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и
благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их  об
этом. Впрочем, по слухам, они были  хорошего  происхождения.  Мой  друг,
владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой - он  был
полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не извест-
ных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец,
болван, осел!
   - Но почему же, если он любил ее? - спросил д'Артаньян.
   - Подождите, - сказал Атос. - Он увез ее в свой замок и сделал из нее
первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость - она от-
лично справлялась со своей ролью...
   - И что же? - спросил д'Артаньян.
   - Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня  была  вместе  с
мужем, - продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, -  она  упала  с
лошади и лишилась чувств. Граф бросился к  ней  на  помощь,  и  так  как
платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно  обнажил  плечо.
Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! - сказал Атос, разражаясь
громким смехом.
   - Откуда же я могу это знать? - возразил д'Артаньян.
   - Цветок лилии, - сказал Атос. - Она была заклеймена!
   И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке.
   - Какой ужас! - вскричал д'Артаньян. - Этого не может быть!
   - Это правда, дорогой мой" Ангел оказался демоном. Бедная девушка бы-
ла воровкой.
   - Что же сделал граф?
   - Граф был полновластным господином на своей земле и имел право  каз-
нить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графи-
не, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.
   - О, боже, Атос! Да ведь это убийство! - вскричал д'Артаньян.
   - Да, всего лишь убийство... - сказал Атос, бледный как смерть. -  Но
что это? Кажется, у меня кончилось вило...
   И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее
залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил  голову  на
руки. Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним.
   - Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических  и  влюбленных
женщин, - сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь  заканчивать
притчу о графе. - Желаю я вам того же. Выпьем!
   - Так ода умерла? - пробормотал д'Артаньян.
   - Еще бы! - сказал Атос. - Давайте же  ваш  стакан...  Ветчины,  без-
дельник! - крикнул он. - Мы не в состоянии больше пить!
   - А ее брат? - робко спросил д'Артаньян.
   - Брат? - повторил Атос.
   - Да, священник.
   - Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили,  но  он
предупредил меня и успел покинуть свой приход.
   - И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?
   - Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее  соучастник,  достойный
человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того,
чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу.  Надеюсь,  что
его четвертовали.
   - О, боже мой, боже!  -  произнес  д'Артаньян,  потрясенный  страшным
рассказом.
   - Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, - сказал
Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого  человека.  -  Какая
жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы  вы-
пил на пятьдесят бутылок больше.
   Д'Артаньян не в силах был продолжать этот  разговор,  он  чувствовал,
что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
   - Разучилась пить молодежь, - сказал Атос, глядя на него с  сожалени-
ем, - а ведь этот еще из лучших!


   XXVIII
   ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Д'Артаньян был потрясен страшным рассказом Атоса, однако многое  было
еще неясно ему в этом полупризнании. Прежде всего, оно было сделано  че-
ловеком совершенно пьяным человеку пьяному наполовину; и тем  не  менее,
несмотря на тот туман, который плавает в голове после  двухтрех  бутылок
бургундского, д'Артаньян, проснувшись на следующее утро,  помнил  каждое
слово вчерашней исповеди так отчетливо, словно эти слова, одно  за  дру-
гим, отпечатались в его мозгу. Неясность вселила в него лишь  еще  более
горячее желание приобрести полную уверенность, и он отправился к  своему
другу с твердым намерением возобновить вчерашний разговор, но  Атос  уже
совершенно пришел в себя, то есть был самым проницательным и самым  неп-
роницаемым в мире человеком. Впрочем, обменявшись  с  ним  рукопожатием,
мушкетер сам предупредил его мысль.
   - Я был вчера сильно пьян, дорогой друг, - начал он.  -  Я  обнаружил
это сегодня утром, почувствовав, что язык еле ворочается у меня во рту и
пульс все еще учащен. Готов биться об заклад, что я наговорил вам тысячу
невероятных вещей!
   Сказав это, он посмотрел на приятеля так пристально, что тот  смутил-
ся.
   - Вовсе нет, - возразил д'Артаньян. - Насколько мне помнится,  вы  не
говорили ничего особенного.
   - Вот как? Это странно. А мне казалось,  что  я  рассказал  вам  одну
весьма печальную историю.
   И он взглянул на молодого человека так, словно хотел проникнуть в са-
мую глубь его сердца.
   - Право, - сказал д'Артаньян, - я, должно быть, был еще  более  пьян,
чем вы: я ничего не помню.
   Эти слова, однако ж, ничуть не удовлетворили Атоса, и он продолжал:
   - Вы, конечно,  заметили,  любезный  друг,  что  каждый  бывает  пьян
по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, де-
лаюсь печален и люблю рассказывать страшные  истории,  которые  когда-то
вбила мне в голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и,  призна-
юсь, важный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
   Атос говорил это таким  естественным  тоном,  что  уверенность  д'Ар-
таньяна поколебалась.
   - Ах да, и в самом деле! - сказал молодой  человек,  пытаясь  поймать
снова ускользавшую от него истину. - То-то мне вспоминается, как  сквозь
сон, будто мы говорили о повешенных!
   - Ага! Вот видите! - сказал Атос, бледнея, но  силясь  улыбнуться.  -
Так я и знал: повешенные - это мой постоянный кошмар.
   - Да, да, - продолжал д'Артаньян, - теперь я  начинаю  припоминать...
Да, речь шла... погодите минутку... речь шла о женщине.
   - Так и есть, - отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. - Это
моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я  рассказываю  ее,
значит, я мертвецки пьян.
   - Верно, - подтвердил д'Артаньян, - история о белокурой женщине,  вы-
сокого роста, красивой, с голубыми глазами.
   - Да, и притом повешенной...
   - ...своим мужем, знатным господином из числа ваших знакомых, - доба-
вил д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.
   - Ну вот видите, как легко можно набросить тень  на  человека,  когда
сам не знаешь, что говоришь! - сказал Атос, пожимая плечами и как бы со-
жалея о самом себе. - Решено, д'Артаньян: больше я не  буду  напиваться,
это слишком скверная привычка.
   Д'Артаньян ничего не ответил.
   - Да, кстати, - сказал Атос, внезапно меняя тему разговора, -  благо-
дарю вас за лошадь, которую вы привели мне.
   - Понравилась она вам? - спросил д'Артаньян.
   - Да, но она не очень вынослива.
   - Ошибаетесь. Я проделал на ней десять лье меньше чем за полтора  ча-
са, и у нее был после этого такой вид, словно она обскакала вокруг  пло-
щади Сен-Сюльпис.
   - Вот как! В таком случае я, кажется, буду раскаиваться.
   - Раскаиваться?
   - Да. Я сбыл ее с рук.
   - Каким образом?
   - Дело было так. Я проснулся сегодня в шесть часов утра, вы спали как
мертвый, а я не знал, чем заняться: я еще не успел прийти в  себя  после
вчерашней пирушки. Итак, я сошел в зал, где увидел одного из наших  анг-
личан, который торговал у барышника лошадь, так как вчера его лошадь па-
ла. Я подошел к нему и услыхал, что он предлагает сто пистолей  за  тем-
но-рыжего мерина. "Знаете что, сударь, - сказал я ему,  -  у  меня  тоже
есть лошадь для продажи". - "И прекрасная лошадь, - ответил он,  -  если
это та, которую держал вчера на поводу слуга вашего приятеля".  -  "Как,
по-вашему, стоит она сто пистолей?" - "Стоит. А вы отдадите  мне  ее  за
эту цену?" - "Нет, но она будет ставкой в нашей игре". - "В нашей игре?"
- "В кости". Сказано - сделано, и я проиграл лошадь. Зато потом я  отыг-
рал седло.
   Д'Артаньян скорчил недовольную мину.
   - Это вас огорчает? - спросил Атос.
   - Откровенно говоря, да, - ответил д'Артаньян. - По этим лошадям  нас
должны были узнать в день сражения. Это был подарок, знак  внимания.  Вы
напрасно сделали это, Атос.
   - Полно, любезный друг! Поставьте себя на мое место, - возразил  муш-
кетер, - я смертельно скучал, и потом, сказать правду, я не  люблю  анг-
лийских лошадей. Если все дело только в том, что  кто-то  должен  узнать
нас, то, право, довольно будет и седла - оно достаточно за