попало под крепостной гнет в период отсутствия монархии, -
когда цари истреблялись и страной распоряжалась дворянская
гвардия.
  Русская монархия была только одним из результатов
попытки построения государства не на юридических, не на
экономических, а на чисто моральных основах - с европейской
монархией ее объединяет только общность внешней формы. Но обе
они названы одним и тем же именем.
  У нас не было феодализма - кроме, может быть, короткой
эпохи перед и в начале татарского нашествия. У нас была, а после
1861 года снова стала возрождаться, демократия неизмеримо
высшего стиля, чем англо-саксонская, равенство духовно равных
людей, без оглядки на их титул, карманы, национальности и религии.
  Нас звали к борьбе с дворянством, которое было разгромлено
постепенно реформами Николая I, Александра II, Александра III и
Николая II, - с дворянством которое и без нас доживало свои
последние дни - и нам систематически закрывали глаза на русских
бесштанников и немецких философов, которые обрадовали нас и
чекой и гестапой. Нас звали к борьбе с русским "империализмом" - в
пользу германского и японского, к борьбе с клерикализмом, которая
привела к воинствующим безбожникам, к борьбе с русским
самодержавием, на место которого стал сталинский азиатский
деспотизм, на борьбу с остатками "феодализма", которая
закончилась обращением в рабство двухсотмиллионных народных
масс. Нас учили оплевывать все свое и нас учили лизать все пятки
всех Европ - "стран святых чудес". Из этих стран на нас перли:
  польская шляхта, шведское дворянство, французские якобинцы,
немецкие расисты - приперло и дворянское крепостное право и
советское. А что припрет еще? Какие еще отрепья и лохмотья
подберут наши ученые старьевщики в мусорных кучах окончательно
разлагающегося полуострова? Какие новые "измы" предложат они
нам, наследникам одиннадцативековой стройки? Какие очередные
"теории науки" возникнут в их катаральных мозгах и какие
очередные пророчества утонут в очередной луже? Мы этого еще не
знаем.
  Всякая великая история идет своими путями и всякий
великий язык отражает действительность этой истории, а не
какой-нибудь другой. И всякий перевод будет по меньшей мере
неточным переводом.
  Об абсолютизме, феодализме и прочем я уже говорил. Можно
бы найти и оправдания для переводчиков: термины неясные, явления
сложные и прочее. Но даже и в простых терминах получается
путаница.
  Весь европейский социализм пронизан ненавистью к
крестьянству - и наш тоже. Маркс поносил крестьянство самыми
нехорошими словами - идиотизм, кретинизм, варварство и прочее.
  Этот набор научных терминов унаследовали и наши социалисты.
  Но, так как в крестьянской стране революция без помощи
крестьянства оказалась предприятием почти невозможным, то
была придумана наживка и для крестьянства: передел земли. Только
потом оказалось, что делить, собственно нечего. И только потом
социалисты показали крестьянству настоящую научную кузькину
мать. Но это случилось позже.
  Ненависть социалистов к крестьянству я в основном
объясняю ненавистью недоноска к нормальному здоровому человеку,
но об этом я пишу в другой книге. Весь наш современный русский
социализм списан в сущности с немецкого - в основе его лежит
философия Гегеля, экономика Маркса и Энгельса, стратегия
Клаузевица и тысячи цитат тысячи других философов, ученых,
публицистов и прочее. От них же взят и термин "крестьянин", -
по-немецки "бауэр".
  Русский крестьянин и немецкий бауэр, конечно, похожи друг
на друга: оба пашут, оба живут в деревне, оба являются
землеробами. Но есть и разница.
  Немецкий бауэр - это недоделанный помещик. У него, в
среднем, 30-60 десятин земли, лучшей, чем в России - земли, не
знающей засух. У него просторный каменный дом - четыре-пять
комнат, у него батраки, у него есть даже и фамильные гербы,
имеющие многовековую давность. Исторически это было
достигнуто путем выжимания всех малоземельных крестьян в
эмиграцию: на Волгу и в САСШ, в Чили или на Балканы. Немецкий
бауэр живет гордо и замкнуто, хищно и скучно. Он не накормит
голодного и не протянет милостыни "несчастненькому". Я видел
сцены, которые трудно забывать: летом 1945 года солдаты
разгромленной армии Третьей Германской Империи расходились кто
куда. Разбитые, оборванные, голодные, но все-таки очень хорошие
солдаты когда-то очень сильной армии и для немцев все-таки своей
армии. Еще за год до разгрома, еще вполне уверенные в победе, -
немцы считали свою армию цветом своего народа, своей
национальной гордостью, своей опорой и надеждой. В мае 1945 года,
эта армия разбегалась, бросая оружие и свое обмундирование,
скрываясь по лесам и спасаясь, хотя бы от плена. Это была очень
хорошая армия: в течение целого ряда лет она, как никак, вела борьбу
против всего мира. Теперь она оказалась разгромленной. С
наступлением ночи переодетые в первые попавшиеся лохмотья
остатки армии вылезали из своих убежищ и начинали побираться по
деревням. Немецкий крестьянин в это время был более сыт, чем в
мирные годы: города кормились в основном "аннексиями и
контрибуциями", деньги не стоили ничего, товаров не было - и
бауэр ел вовсю. Но своему разбитому солдату - он не давал ничего. У
меня нет никаких оснований питать какие бы то ни было симпатии
к германской армии, но я видел сцены, на которые даже и мне было и
тяжело и противно смотреть.
  В сибирских деревнях существовал обычай: за околицей
деревни люди клали хлеб и пр. для беглецов с каторги: "Хлебом
кормили крестьянки меня. парни снабжали махоркой", как поется в
известной сибирской песне. В немецкой литературе мне приходилось
встречать искреннее возмущение этой "гнилой
сентиментальностью". Там, в России, кормили преступников, -
здесь, в Германии, не давали куска хлеба героям.
  Бауэр и крестьянин - два совершенно различных
экономических и психологических явления. Бауэр экономически - это
то, что у нас в старое время называли "однодворец", мелкий
помещик. Он не ищет никакой "Божьей Правды". Он совершенно
безрелигиозен. Он по существу антисоциален, как асоциальна и его
имперская стройка.
  В немецких деревнях не купаются в реках и прудах, не поют
не водят хороводов, и "добрососедскими отношениями" не
интересуются никак. Каждый двор - это маленький феодальный
замок, отгороженный от всего остального. И владельцем этого замка
является пфениг - беспощадный, всесильный, всепоглощающий
пфениг. Немецкий бауэр его имеет - в большом количестве.
  Немецкий пролетариат тоже его имеет, но в меньшем количестве.
  Немецкая зависть пролетария к собственнику определила собою
отношение социализма к крестьянству. Это отношение было
переведено на русский язык - и под руководством социалистического
пролетариата России русское трудовое крестьянство было загнано
на каторжные работы колхозов.

                  * * *

  Так взошли на русской земле семена европейской схоластики,
бесплодные даже и на своей собственной. Венцом многовековой
усидчивости европейских чревовещателей явился марксизм -
мертвая схема, которой сейчас приносятся в жертву десятки
миллионов живых жизней. В марксизме постепенно исчезло все
живое, органическое, настоящее. Исчезли живые нации - на их
место стал интернационал, исчезли живые люди, на их место стали
производители и потребители. Исчезла живая история - на ее
место стали пресловутые производственные отношения. Исчезла,
собственно, и человеческая душа: бытие определяет сознание.
  Почему собственно, пролетарское мировое сознание
угнездилось именно на базе русского крестьянского бытия -
осталось невыясненным до сих пор. Почему пролетарская революция
возникла там, где пролетариата было меньше всего и почему
провалились все пророчества Маркса о революции в Англии и во
Франции, почему самые индустриальные страны мира - Англия и
САСШ, говоря практически, не имеют вовсе никаких коммунистов,
почему так и не состоялась мировая революция, почему мир стоит
перед диктатурой буржуазии - на этот раз американской, и почему
нищета, голод, грязь и террор составили государственную
монополию социалистического рая СССР, а не капиталистического
ада Америки? И, наконец, почему социалистов Европы кормят
капиталисты Америки?
  На все эти вопросы "наука" нам не отвечает и ответить не
может, не идя на свое кастовое самоубийство. Русская "наука" не
может ответить нам на вопросы о судьбах нашей страны вообще, и
о приходе революции - в частности. Ибо - ответить, это значит
признаться в том, что она, "наука", нам врала сознательно,
намеренно и систематически. Еще больше, чем западно-европейская
наука врала в Западной Европе.

                  * * *

  Наш правящий и образованный слой, при Петре Первом
оторвавшись от народа, через сто лет такого отрыва окончательно
потерял способность понимать что бы то ни было в России. И не
приобрел особенно много способностей понимать что бы то ни было
в Европе. И как только монархия кое-как восстановилась и первый
законный русский царь - Павел Первый - попытался поставить
задачу борьбы с крепостным правом, русский правящий слой
раскололся на две части: революцию и бюрократию. На дворянина с
бомбой и дворянина с розгой. Чем дальше шел процесс освобождения
страны, тем эти два лагеря действовали все с большей и большей
свирепостью: дворянство, вооруженное розгой тянуло страну назад к
дворянскому крепостному праву; дворянство, вооруженное бомбой,
толкало страну вперед - к советскому крепостному праву.
  Дворянство розги опиралось на немецких управляющих, дворянство
бомбы - на немецких Гегелей. Было забыто все: и национальное
лицо, и национальные пути, и национальные интересы.
  Интеллигенция, которая перед самой революцией почти полностью
совпадала с дворянством и которая целиком приняла обе части его
наследства - бобчинскими и добчинскими, "петушком-петушком",
бегая вприпрыжку за каждой иностранной хлестаковщиной, пока не
прибежала в братские объятия ВЧК-ОГПУ-НКВД.
  Нужно сознаться: это были вполне заслуженные объятия за
столетнее блудословие. Интеллигенция - от латинского слова
intellegere - понимать - должна была бы быть слоем людей,
профессионально обязанных понимать хоть что-нибудь. Но вместо
какого бы то ни было понимания, в ее уме свирепствовал кабак
непрерывно меняющихся мод. Вольтерианство и гегелианство,
Шеллинг и Кант, Ницше и Маркс, эротика и народовольчество,
порнография и богоискательство - все это выло, прыгало,
кривлялось на всех перекрестках русской интеллигентской
действительности. Не было не только своего русского, но не было
ничего и своего личного. Не было, конечно, и ничего национального.
  Третий Интернационал явился, поэтому, естественным и законным
наследником потери национальной личности, как и философия
материализма - таким же наследником потери личности вообще.
  В силу всего этого, мы, нынешнее поколение России, не знаем
в сущности решительно ничего нужного. Мы потеряли свои пути и
не нашли никаких чужих. Мы потеряли даже и часть своего языка,
  - и объясняемся переводами с французского на нижегеродский -
переводами, которые и в оригиналах обозначают неизвестно что. Мы
заблудились в трех пошехонских соснах и разбиваем свои головы о
каждую из них. Нас, - поколение за поколением - "науки"
снабжали фальшивым определением фактов, фальшивым
освещением фактов и фальшивым подбором этих фактов. Всякая
партийно-философская шпаргалка преподносилась нам в виде науки
  - в виде твердого научного знания. И наши головы переполнены
вздором, ни к какой действительности не имеющими никакого
отношения.
  Переобучение русской интеллигенции надо бы начать с
самого простого обезвздоривания. Первые и самые важные шаги в
этом направлении сделала Чрезвычайка. Но и этого все-таки
недостаточно: удар дубиной по черепу может иногда иметь
отрезвляющее значение, но не следует преувеличивать его
культурно-просветительную роль. Нас много лет подряд бьют по
черепу. Мы чувствуем: это очень больно. Но мы не знаем, откуда
обрушились на нас эти удары. И - еще менее - как с ними
покончить.
  Проф. Виппер не совсем прав: современные гуманитарные
науки - это не только "богословская схоластика и больше ничего"
- это нечто гораздо худшее: это есть обман. Это есть целая
коллекция обманных путевых сигналов, манящих нас в братские
могилы голода и расстрелов, тифов и войн, внутреннего разорения и
внешнего разгрома. "Наука" Дидро, Руссо, Д'Аламбера и прочих -
уже закончила свой цикл: был голод, был террор, были войны и был
внешний разгром Франции в 1814, в 1871, в 1940 годах. Наука Гегеля,
Моммзена, Ницше и Розенберга тоже закончила свой цикл: был
террор, были войны, был голод и был разгром 1918 и 1945 годов. Наука
Чернышевских, Лавровых, Михайловских, Милюковых и Лениных всего
цикла еще не прошла: есть голод, есть террор, были войны - и
внутренние и внешние, но разгром еще придет: неизбежный и
неотвратимый, - еще одна плата за философское словоблудие
двухсот лет, за болотные огоньки, зажженные нашими
властителями дум над самыми гнилыми местами реального
исторического болота.
  Мы находимся в более трагическом положении, чем были
наши предки времен татарской орды. Там, по крайней мере, все было
ясно, как все или почти все было ясно и в годы немецкой орды:
  пришли чужеземцы нас резать - мы должны вырезать их. Сейчас -
ничто не ясно. Где друг и где враг, где трясина и где кочка, как дошли
мы до жизни такой и как нам из нее выкарабкаться с наименьшими
потерями русских жизней и русского достояния? Без потерь мы все
равно не выберемся никак. Всякий человек России - в том числе
даже и те коммунисты, у которых еще остались мозги и еще
осталась совесть - не могут не понимать: из счастливой, веселой,
зажиточной и прочей жизни - не вышло ни черта. И не видно
конца: ни пятилеткам голода, ни планам террора, ни рабству, ни
развалу. Даже и партийные вожди ни на один день своей жизни не
гарантированы от пули в затылок. Даже и великая народная победа
над Германией, освободив русский народ от террора немецкой
чрезвычайки - не освободила его от террора своей собственной.
  Даже и немецкий грабеж русских полей оказался легче советского.
  Даже такие нищие страны, как Эстония или Польша, оказались
богаче и сытее родины мировой революции - в этом русские Иваны
смогли убедиться собственными глазами. Но никто из них и
понятия не имеет - как это мы, житница Европы, докатились до
жизни такой, почему мы, когда-то православный, дружественный
народ, народ "Богоносец", стали предметом всемирного отвращения
и ужаса, почему никто не бежал из армий капиталистических стран
- а миллионы рабочих и крестьян бежали из социалистической?
  Почему пять миллионов русских пленных только насилием были
возвращены на свою родину? И, наконец, самое важное, - где же наш
настоящий путь?

                  * * *

  Победоносная философская система, угнездившаяся в России
сделала то же самое, что соответственные системы сделали во
Франции и в Германии: отрезала "железным занавесом" свою страну
и, в числе всяких иных монополий, установила свою собственную
монополию вранья. Сквозь этот занавес не проникает никакое чужое
вранье. Но не проникает и никакая правда. Врут агитпропы, врут
отделы информации и пропаганды, врут газеты, врет литература -
скрываются факты.
  Люди, не зная фактов, не могут иметь никакого
представления о фактическом положении дел в мире и на родине.
  Врет статистика и врет "наука" - люди получают информацию, о
которой с уверенностью можно сказать только одно: даже и
статистика есть вранье. В 1937 году Советы произвели всенародную
перепись - результаты ее опубликованы не были, а организаторы ее
были расстреляны. Кто может поверить цифрам, опубликованным
после расстрелов, и кто может сказать: какое количество людей
осталось все-таки в живых после двадцати лет социалистического
опыта?
  История русской общественной мысли - на своей родине
померла совсем. Жалеть об этом не стоит: туда ей и дорога: она
потонула в той кровавой яме, в какую толкнула нас всех. Но -
истинно Божиим попущением - часть гигантов русской
общественной мысли, властителей русских интеллигентских дум,
пожирателей иностранных философских цитат - ухитрилась все-
таки сбежать за границу. Наивные люди - и я в свое время был в их
числе, - могли бы предположить, что гиганты мысли, кое-как омыв
разбитые свои лбы, постараются кое-как вправить вывихнутые свои
мозги. И что они, специалисты и профессора, философы и историки,
деятели и политики, сообразят все-таки: так как же все это
случилось, и как великая и бескровная, которую они же готовили сто
лет подряд, оказалась и мелкой и кровавой, мстительной и злобной.
  голодной и вшивой. И дадут нам всем профессионально
добросовестный совет: как, по крайней мере, не влипнуть в такую
же дыру и еще раз.
  Но ничего этого не случилось. Духовные отцы революции,
сбежав в эмиграцию, пишут мемуары. Каждый Иванов Седьмой
доказывает черным по белому, что все предыдущие Ивановы, от
Первого до Шестого включительно, были дураками и прохвостами и
только один он, Иванов Седьмой, был умником. И что, если бы
революция послушалась именно его, Иванова Седьмого, и
остановилась бы на ступеньке Номер Семь заранее указанной им,
Ивановым Седьмым, то все было бы вполне благополучно. Но все
испортили остальные Ивановы и остальные ступеньки. Выдумать
что-нибудь глупее было бы затруднительно.
  Но и эти Ивановы меняют свои философии и свои
порядковые номера. Приведу истинно классический пример.
  Профессор Бердяев начал свою общественную карьеру проповедью
марксизма и революции. Потом он - еще в 1910 году - "сменил
вехи" и стал чем-то вроде буржуазного либерала. Потом он сбежал
заграницу и стал там "черной сотней". Потом из "черной сотни"
перешел в богоискательство. Потом из богоискательства -
перекочевал на сталинский патриотизм. Я не знаю, куда успеет он
перекочевать завтра. И об какую ступеньку он ахнется своей
убеленною хроническим катаром головой. Трагедия заключается в
том, что все эти бердяевы, многоликие и многотомные, только
повторяют свои старые, привычные пути: накидываются на любую
цитату, лишь бы она была новой, или казалась новой, глотают ее не
пережевывая и извергают непереваренной, остаются вечно
голодными и со всех ног скачут по философским пастбищам Европы,
подбирая каждый репейник и кувыркаясь через каждый ухаб.
  Совершенно ясно: бердяевы никогда и ничего не понимали, ибо
всегда их вчерашнее понимание на завтра оказывалось вздором даже
и для них самих. А завтрашнее окажется вздором послезавтра.
  Совершенно ясно, что ни вчера, ни сегодня у всех них не было за
душой ни копейки своего, личного, органического, крепкого: все это
были дыры в пустоту, кое-как заткнутые пестрыми тряпками из
первой попавшейся сорной кучи. Они, правда, хитренькие: они зовут
людей возвращаться в СССР - но сами туда не едут. И из всех
политических течений современности они избирают то, какое в
данный момент платит максимальные гонорары. Так действовала и
старая русская интеллигенция вообще: была, конечно,
великомученицей, но получала самые крупные гонорары во всем
тогдашнем мире. Призывала к жертвам, но отдавала в жертву
молодежь, "безусых энтузиастов". Безусые энтузиасты в 1905 году
шли на виселицу, а в 1945 - на возвращение в СССР - что то же
самое. На этой молодежи властители дум - делали деньги в 1905
году - и делали в 1945, правда, в 1945 гораздо меньше, чем в 1905.
  Эта интеллигенция - книжная, философствующая и
блудливая, слава Богу, почти истреблена. Но, к сожалению,
истреблена не вся. Она отравляла наше сознание сто лет подряд,
продолжает отравлять и сейчас. Она ничего не понимала сто лет
назад, ничего не понимает и сейчас. Она есть исторический
результат полного разрыва между образованным слоем нации и
народной массой. И полной потери какого бы то ни было
исторического чутья. Она, эта интеллигенция, почти истреблена.
  Но "дело ее еще живо", как принято говорить в таких исторических
случаях: гной ее мышления еще будет отравлять мозги и будущих
пок