ей наглядностью.
  Вспомним стратегическую обстановку этого момента.
  После позорного бегства из-под Гродно, Петр оставил пути на
Москву совершено беззащитными. В тылу Петра вспыхнули бунты
башкирский и булавинский, показавшие, по Ключевскому: сколько
народной злобы накопил Петр у себя за спиной". Но Карл "остался
верен своему правилу - выручать Петра в трудные минуты" и,
вместо того, чтобы идти на Москву - повернул на Украину.
  Военные историки считают этот поворот сумасбродством.
  Как знать? Поход на Москву обещал, в случае успеха, завоевание
России - а для этого сорокатысячной армии было, очевидно,
недостаточно. Результаты польской интервенции Карл, вероятно,
помнил хорошо. Нужно было найти какие-то другие человеческие
резервы. Откуда их взять? Я не знаю тех переговоров, которые вел
Мазепа с Карлом, но на основании позднейшего опыта переговоров
между украинскими самостийниками и германским генеральным
штабом - их очень легко себе представить. Вот, имеется
украинский народ, угнетаемый проклятыми московитами, и только
и ждущий сигнала для восстания во имя "вильной неньки Украины".
  Сигналом к восстанию будет появление Карла. Миллионные массы,
пылающие ненавистью к московитам - дадут Карлу и человеческие
кадры и готовую вооруженную силу и даже готового военного вождя
  - Мазепу (впоследствии - Скоропадского, Петлюру, Коновальца,
Кожевникова и прочих). Карл, вероятно, помнил кое-что об участии
казаков в предприятиях Смутного времени и едва ли знал о
социальной, - а не национальной, - подкладке этого участия.
  Почему бы не повторить пути Самозванца? Путь на Полтаву давал
ответ на основной вопрос завоевания России - на вопрос о
человеческих кадрах, которые будут удерживать завоеванную
страну.
  Думаю, что военные историки осуждают Карла слишком
сурово. Сто лет спустя Наполеон, учтя шведскую ошибку, пошел не
на Полтаву, а на Москву - получилось не лучше. Двести лет спустя,
то есть, имея за плечами и карловский и наполеоновский опыт, -
германский генеральный штаб, в котором сидели никак уж не
сумасбродные мальчишки - клевал, и не один раз, - решительно на
ту же самую приманку. И с теми же, приблизительно,
результатами. История не учит даже историков. Так, как же вы
хотите, чтобы она учила генералов?.. К гиблым украинским берегам
их всех "влечет неведомая сила" - она же поволокла и Карла.
  Под Полтавой Карлу мерещилось: союзная украинская нация,
доблестное запорожское казачество - кстати, и с запасом пороха,
который Карл потерял под Лесной, мерещился верный союзник -
Мазепа. И когда Карл дошел до Полтавы - не оказалось ни союзной
нации, ни доблестного казачества, ни пороха, а вследствие всего
этого не оказалось и Мазепы. Вместо того, чтобы командовать
доблестными и союзными запорожцами - их пришлось осаждать.
  Эта осада в расчеты Карла не входила никак.
  Перед Полтавой произошла еще одна история - битва под
Лесной. Советская история СССР об этой битве пишет так:
  "Незадолго перед этим Петр преградил путь Левенгаупту,
шедшему с большим обозом и нанес ему 28 сентября 1708 года при
деревне Лесной, на реке Соже решительное поражение. 5 тысяч
повозок, груженых боевыми запасами и продовольствием, были
захвачены".
  Это не совсем так: "дорогу Левенгаупту преградил и его
отряд разгромил не Петр, а Шереметьев". И вовсе не петровскими
войсками, а старомосковской "дворянской конницей", той самой,
которой, как огня, боялся Карл еще под Нарвой. Вспомним еще одно
обстоятельство: эта же старомосковская конница, под командой
того же Шереметьева, уже дважды била шведские войска - один
раз под Эрестдорфом в 1701 году и второй раз при Гуммельсдорфе в
1702 году. Это случилось сейчас же после Нарвы, когда Эрестдорф и
Гуммельсдорф, а еще больше Лесная, были сражениями, в которых:
  во-первых, дворянская конница, никак не загипнотизированная,
подобно Петру, шведской непобедимостью, показала всем, в том
числе и петровской армии, что и шведов можно бить, и, во-вторых,
лишила Карла его обозов и, что собственно важно, - всего его
пороха. Вследствие чего Карл под Полтавой оказался: а) почти без
пороха и б) вовсе без артиллерии. Напомним еще об одном
обстоятельстве: тот же Шереметьев и во главе той же
старомосковской конницы, в промежуток между Нарвой и
Полтавой, пока Петр занимался своими дипломатическими и
прочими предприятиями, пошел по Лифляндии и Ингрии, завоевал
Ниеншанц, Копорье, Ямбург, Везенберг, Дерпт - словом, захватил
почти всю Прибалтику. Ему не повезло - ни у Петра, ни у
историков. Петр его терпеть не мог и историки его замалчивают.
  Он не пьянствовал с Петром, не участвовал в суде над царевичем
Алексеем - но под Полтавой (запомним и это) центром петровской
армии командовал, все-таки, он. Я недостаточно компетентен в
военной истории, чтобы установить с достаточной степенью
точности: что именно сделал Шереметьев и что именно напортил
Петр, - в командовании армиями Петр только и делал, что портил
то, что делали другие. Но под Полтавой было очень трудно
испортить что бы то ни было.
  Итак, Карл бросил московский путь и пошел на Полтаву. К
Полтаве пришло - по выражению Ключевского - "30 тысяч
отощавших, обносившихся, деморализованных шведов". Эти
отощавшие и деморализованные люди оказались кроме всего прочего
без пороха, без артиллерии и без предполагавшихся союзников.
  Предполагавшиеся союзники наплевали и на Карла и на Мазепу,
заперлись в Полтаве и под командованием какого-то генерал-майора
Келина, повернули оружие против своего предполагавшегося вождя.
  Это не была петровская армия. Здесь не было ни преображенцев, ни
семеновцев, ни Лефортов, ни Гордонов, ни де Круа - военные
специалисты сказали бы, что это был сброд и плохо вооруженный
сброд: тысячи четыре какой-то гарнизонной команды и тысячи
четыре "вооруженных обывателей".
  Итак, тысяч 8 вооруженного сброда под импровизированным
командованием - против 30-ти тысяч шведской армии под
командованием Карла.
  В составе этого сброда никаких петровских частей не было.
  Сброд не интересовали петровские традиции - Нарвы и Гродна и,
несмотря на четырехкратное превосходство неприятеля, он стал
драться. Вспомним, что под Нарвой Петр бежал, имея
пятикратное и под Гродной - троекратное превосходство на своей
стороне.
  Мы, - по крайней мере я, - ничего не знаем о Келине.
  Приходит в голову такой - не очень уж праздный вопрос: Келин
дрался, уступая противнику в четыре раза. Петр бежал, превосходя
противника в пять раз. Что было бы, если под Нарвой русскими
войсками командовал не гениальный полководец Петр, а вовсе
неизвестный нам заурядный генерал Келин? Шансы Келина были, как
никак, в двадцать раз меньше Петровских. Но Келину никаких
памятников не поставлено и о вооруженном сброде Полтавы не
написано никаких поэм.
  Этому сброду противостояла шведская армия под командой
Карла. Шведы осаждали Полтаву два месяца Карл штурмовал ее три
раза - и все три раза был с огромными потерями отбит. Полтавцы
устраивали вылазки, и если в конце апреля к Полтаве пришло 30
тысяч "отощавших, обносившихся и деморализованных шведов", то
после осады, штурмов и вылазок от них осталась окончательно
растрепанная толпа, - которую Петру только и оставалось, что
добить окончательно. Ключевский пишет:
  "Стыдно было проиграть Полтаву после Лесной", -
действительно, было бы стыдно. Но разве не были стыдом и Нарва,
и Гродно, и Прут? К Полтаве Петр привел около 50.000 свежей
армии, огромную артиллерию, а также и Шереметьева. Был, кроме
того, и полтавский гарнизон. И Карл был кончен. Нелепым Прутским
походом Петр чуть было не зачеркнул не только Азова, но и
Полтавы. Но на Пруте его выручил Шафиров, как под Полтавой
Келин, Шереметьев и те "вооруженные обыватели", имен которых
мы вовсе не знаем.
  В военных деяниях Петра остается еще и Азовский поход. Но
о нем, пожалуй, не стоит и говорить. Незадолго до Петра, Азов
завоевали казаки (1637 г.) - на свой риск и страх, в порядке, так
сказать, частнопредпринимательской инициативы, без всего того
помпезного театра, который вокруг азовской победы организовал
Петр, и уж, конечно, без тех чудовищных жертв людьми и прочим,
какое ухлопал в это предприятие Петр. Оценивая "хозяйственную
заботливость" Петра, не забудем и того, что дубовые леса
нынешней Воронежской губернии были для азовского флота
вырублены сплошь и в количествах, далеко превосходящих любые
флотские надобности. Миллионы бревен годами валялись потом по
берегам и отмелям рек, область превращена в степь, а судоходство
по Воронежу и Дону и до сих пор натыкается на остатки
петровских деяний, в виде дубовых стволов 200 лет тому назад
завязнувших в песчаном дне ныне степных рек.   Как бы то ни было
  - Великая Северная война, которая тянулась 21 год и стоила России
совершенно непомерных жертв людьми и средствами - была
кончена.
  Швеция была разгромлена. Маркс, который, как и все прочие,
считал Петра "действительно великим человеком", только в одном
месте проговорился о факторах разгрома Швеции: "Карл XII сделал
попытку проникнуть в Россию, внутрь России, и этим погубил
Швецию и показал всем неуязвимость России".
  В словах Маркса есть некоторое преувеличение: всем Карл
этого не показал: после Карла лез Наполеон, лезли немцы. Но Маркс
верно отметил неуязвимость России - как таковой - вне
зависимости от правительства, от вождя, от полководца. Напомню
еще раз:
  В эпоху Смутного времени - безо всякого правительства
вообще - Россия справилась с поляками, шведами и с собственными
ворами. Это заняло, в среднем, лет шесть. При очень плохом
правительстве Сталина - Россия справилась с немцами в четыре
года. При совсем приличном (по тем временам) правительстве
Александра I Россия Справилась в полгода со всей Европой, над
которой командовал не сумасбродный мальчишка и не
"скандинавский бродяга", а один, действительно, из крупнейших
военных гениев мира. Петру для войны, которую начал 18-летний
мальчишка, в которой Россия превосходила Швецию военным
потенциалом приблизительно в десять раз - понадобился 21 год.
  Попробуем это историческое соображение формулировать в
виде уравнений:
  Смутное время: Россия + ноль правительства = 6 лет
Шведы : Россия + Петр = 21 год
Наполеон: Россия + Александр = 1/2 года
Гитлер: Россия + Сталин = 4 года
Во всех четырех случаях - разгром. Сильнейшим
нашествием было, конечно, наполеоновское. И в это время Россия
имела правительство никак не гениальное, но и не глупое. И срок в
шесть месяцев надо бы считать нормальным сроком. В Смутное
время вопрос затянулся благодаря революции, а в остальных двух
случаях, - благодаря бездарности правительств, которые, - в
смысле обороны страны, можно было бы считать отрицательной
величиной - со знаком минус.
  Шведскую войну поставил на очередь не Петр и не он ее
выиграл. Выиграл Шереметьев с его дворянскими полками, выиграл
Келин, с его вооруженными обывателями - выиграли, наконец, те
факторы которые в истории России выигрывали всегда:
  пространства, время и масса. На этих трех факторах умный старик
Кутузов, который, все-таки, не был Суворовым, разыграл Наполеона,
как по расписанию, - Суворов, вероятно, разгромил бы Наполеона
уже под Смоленском, если не под Вильной. Но при Кутузове - это
была вся Европа и был Наполеон, а не Швеция и не Карл. Да и
Северная война кончилась уже без Карла. Он погиб в Норвегии, на
престоле оказалась его сестра, сестру взяла в оборот шведская
аристократия, и Швеция поплыла по польско-шляхетскому руслу -
по руслу полного внутреннего разложения. Преемники Петра
распоряжались в Стокгольме, как у себя дома. Ни моральные, ни
материальные ресурсы Швеции не были достаточны для войны с
Россией вообще, а, тем более, для войны завоевательной. Россия
разбила Швецию не благодаря Петру, а несмотря на Петра, разбила в
частности та старомосковская конница, которую Петр, слава Богу,
не успел, в помощь Швеции, разгромить сам. Но историки забыли
Шереметьева и Келина и тех неизвестных "вооруженных
обывателей", всех тех людей, которым Петр только портил все,
что только технически можно было портить. И русская
официальная история, и до-советская, и советская ставят Петра
наряду с Суворовым, - с человеком, который, командуя войсками в
93-х сражениях, выиграл ровно девяносто три.
  Я привожу здесь совершенно элементарные, достаточно
общеизвестные факты. Не надо открывать никаких новых Америк и
раскапывать новые источники: полководческая деятельность
Петра, с его Нарвами, Азовами, Прутом и даже Полтавой -
совершенно очевидна для всякого человека, которого не успели
загипнотизировать великая историческая фальшивка о военном
гении Петра. Очень возможно, что именно великим перепугом
августа 1689 года, можно объяснить в биографии и деяниях Петра
очень многое. Не был ли и сам Санкт-Петербург, в некоторой
степени, реакцией против Московского перепуга? Подальше от
стрелецких мест, подальше от Кремля, подальше от России в свой
болотный парадиз, где Преображенский приказ был вполне
достаточной гарантией против русского народа.

  ВОЕННАЯ РЕФОРМА

  От полководческой фальшивки очень недалеко ушла и другая фальшивка -
петровская военная реформа. Напомню основные факты: Реорганизация армии -
то есть, переход от системы милиционной к системе регулярной - был начат
еще Грозным.
  Этот переход диктовался всем международным положением Москвы. Нынешняя
стратегия утверждает категорически, что милиционные армии, в высокой
степени пригодные для оборонительных войн, оказываются весьма
малоприспособленными для наступательных. Москва, закончив свои
непосредственно оборонительные операции, стояла накануне перехода к
наступательным - против Польши, Ливонии, Швеции и Турции.
  Московскую армию необходимо было реорганизовать. И вовсе не
потому, что она была вообще плоха, а потому, что перед ней
история поставила иные задачи.
  На путь этой реорганизации стал уже Грозный. За несколько лет до
воцарения Петра - в 1681 году - из 164 тысяч московской армии - 89 тысяч,
т.е. больше половины были переведены на иноземный строй, т. е. были
превращены в регулярную постоянную армию. Как видите, "реформа" проводилась
и без Петра. При Петре она была, во-первых, снижена и, во-вторых,
искалечена. В первом Азовском походе тысяч на полтораста наших войск,
войска иноземного строя составляли только десять процентов - около 14
тысяч. К концу петровского царствования регулярная армия составляла уже
около двух третей всех вооруженных сил страны, но это было прежде всего
совершенно автоматическим результатом Северной войны, когда в течение
больше, чем двадцати лет солдат не выходил из строя и, когда милиционная
армия совершенно автоматически превращалась в постоянную.
  К концу Северной войны Петр придумал план
расквартирования армии по стране и содержания ее
непосредственно за счет местного населения. Для этого надо было
это население учесть. Было предписано "взять сказки", т. е.
  произвести всенародную перепись. Указ о переписи был изложен
"обычным торопливым и небрежным лаконизмом законодательного
языка Петра" (Ключевский). "Столь же неясно указ предписывал
порядок своего исполнения, стращая исполнителей конфискацией,
жестоким государевым гневом, разорением и даже смертной казнью
- обычными украшениями законодательства Петра" (Ключевский).
  "Было предписано заковать в железо работников переписи и
держать в кандалах губернаторов. Пороли нещадно, вешали", но
"Преобразователь так и не дождался конца предпринятого им дела:
  ревизоры (ревизоры переписи.  - И. С.) не вернулись и к 28 января
1725 г., когда он закрыл глаза".
  Не будем строги к губернаторам: Петр писал свои приказы и
указы таким тарабарским языком, так путано и бестолково, что не
всегда и сам сенат мог понять, так чего же, собственно, хочет
Великий Преобразователь и за что, собственно, он собирается
казнить и за что миловать? В другом месте Ключевский говорит,
что стиль петровских указов и приказов "поддавался только
опытному эгзегетическому чутью сенаторов"... Сенат, конечно,
привык и к тарабарскому петровскому стилю, и к его языку,
загроможденному голландскими словами, но, помимо всего прочего,
сенат толковал петровские указы так, как ему, сенату, было угодно.
  Проверял - гвардейский унтер офицер, а тот, надо полагать, ни в
указах, ни в стиле не понимал ровным счетом ничего. Но каково было
провинциальным служилым людям, получавшим петровские
приказы? Где среди них - на всем пространстве Империи - можно
было найти "опытных эгзегетов"? Кто бы, например, в Казани и Симбирске мог
догадаться, что значит хотя бы тот же "Анштальт"? Словарей иностранных
языков в те времена не существовало, а ошибки выписывались на живом теле
администрации. В петровский язык - и сам по себе достаточно тарабарский -
было нанизано огромное количество иностранных слов. Представьте себе
положение какого-нибудь симбирского воеводы, губернатора или кого угодно:
человек получает приказ, из которого понятно только одно: будут пороть,
пытать и вешать. А за что и в каком случае - неизвестно. Эта тарабарщина
касается не одного только закона о ревизии и расквартировании - это обычный
стиль петровского законодательства. Закон о единонаследии - по Ключевскому:
"плохо обработан, не предвидит много случаев, дает неясные определения,
допускающие противоречивые толкования". Ключевский выражается вежливо, но и
сам тут же "допускает противоречивое толкование": пункт первый указа
категорически запрещает продажу недвижимостей, а пункт 12-й разрешает ее
"по нужде" - кто же продает, как не "по нужде"? В результате всего этого из
петровского законодательства получался сплошной кабак, пожалуй, не лучше
советского.
  Итак, армия была кое-как расквартирована - сначала по
крестьянским дворам. Потом приказано было строить полковые
"слободы". "Начали стройку спешно, вдруг, по всем местам, отрывая
крестьян от их работ, обложили крестьян единовременным сбором.
  Потом постройка была отсрочена на четыре года, но "нигде работы не были
кончены и свезенный крестьянами огромный материал пропал". (Тот же
Ключевский с его "хозяйственным чутьем Петра"). В конце концов, армия
как-то расселилась, и ей было приказано и воров ловить, и недоимки
выколачивать, и за законностью наблюдать и, главное, самой заботиться о
своем пропитании, дабы, по рецепту Петра, "добрый анштальт внесть" ...
  "Долго помнили плательщики этот добрый анштальт" -
говорит Ключевский... "Шесть месяцев о году деревни и села жили в
паническом ужасе от вооруженных сборщиков ... среди взысканий и
экзекуций... Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России
татарские баскаки времен Батыя... Создать победоносную
полтавскую армию и под конец превратит ее в 126 разнузданных
полицейских команд, разбросанных по десяти губерниям среди
запуганного населения, - во всем этом не узнаешь преобразователя".
  Не знаю, почему именно не узнать? В этой спешке,
жестокости, бездарности и бестолковщине - весь Петр, как
вылитый, не в придворной лести расстреллевский бюст, конечно, а в
фотографическую копию гипсового слепка. Чем военное
законодательство с его железами и батыевым разгромом сельской
Руси лучше Нарвы и Прута? Или "всепьяннейшего собора"? Или,
наконец, его внешней политики?..
  Внешнюю политику Петра я не буду разбирать подробно.
  Приведу только суммарное резюме Ключевского:
  "...У Петра зародилась спорт - охота вмешиваться в дела
Германии. Разбрасывая своих племянниц... по разным глухим углам
немецкого мира, Петр втягивается в придворные дрязги и мелкие
династические интересы огромной феодальной паутины. Ни с того,
ни с сего Петр впутался в раздор своего мекленбургского племянника с
его дворянством, а оно через собратьев своих ... поссорило Петра с его
союзниками, которые начали прямо оскорблять его. Германские
отношения перевернули всю внешнюю политику Петра, сделали его
друзей врагами, не сделав врагов друзьями, и он опять начал
бросаться из стороны в сторону, едва не был запутан в замысел
свержения ганноверского курфю