выпущены новые  сверхмощные  лайнеры,  знало,  какой  они
будут производить  шум,  и  мы  предупреждали  об  этом  отдельных  лиц  и
действующие в этом районе комиссии  и  уговаривали  их  не  строить  здесь
домов. Я еще не работал тогда в аэропорту, но в нашем  архиве  сохранились
фотографии и протоколы. Аэропорт расставил вокруг стенды -  как  раз  там,
где сейчас расположен ваш городок:

     "САМОЛЕТЫ БУДУТ ВЗЛЕТАТЬ И ИДТИ НА ПОСАДКУ НАД ЭТИМ УЧАСТКОМ".

   Другие аэропорты делали то же самое. И повсюду  торговцы  и  агенты  по
продаже земельных участков срывали эти объявления. Потом продавали участки
и дома таким же вот людям, как вы, а насчет шума и насчет того, как  будет
расти аэропорт, помалкивали, хотя обычно были об этом хорошо  осведомлены,
так что, насколько я понимаю, эти дельцы перехитрили и вас и нас.
   Теперь выкриков из толпы уже не было, и Мел  увидел  перед  собой  море
встревоженных  лиц;  он  понял,  что  его  слова  не  пропали   даром,   и
почувствовал острую жалость к этим людям. Перед ним были не противники,  с
которыми  ему  надлежало  бороться,  а  простые,  славные  люди  со  своей
невыдуманной бедой. И он был бы рад помочь им, как своим ближним.
   Он заметил, что Эллиот Фримантл саркастически усмехнулся.
   - Вы, по-видимому, находите, что вели себя крайне мудро, Бейкерсфелд. -
Адвокат повернулся к нему спиной и крикнул в  толпу,  уже  не  прибегая  к
помощи микрофона: - Не  верьте  этой  болтовне!  Вас  пытаются  одурачить!
Держитесь крепко, держитесь за меня, и мы возьмем их тут  за  глотку!  Так
возьмем, что не отвертятся.
   - На случай, если кто-нибудь не расслышал, - сказал Мел в микрофон, - я
повторяю, мистер Фримантл советует вам держаться за него. По этому  поводу
я тоже хочу кое-что сказать.
   Теперь его уже слушали внимательно.
   - Многие предприимчивые люди наживались на таких, как вы: они продавали
землю и дома в районах, где земельные участки не должны были застраиваться
или  застраиваться  только  промышленными   предприятиями,   которым   шум
аэропорта не может мешать. Отдав свои деньги, вы не оказались у  разбитого
корыта: у вас есть участки  и  дома,  но,  к  сожалению,  и  то  и  другое
значительно упало в цене.
   - Что верно, то верно, черт подери, - мрачно произнес кто-то.
   - А теперь появились люди, которые уже разрабатывают  новый  план,  как
выманить у вас денежки. Крючкотворы во всех концах страны почуяли, что  на
этом пресловутом шуме можно нагреть руки, и обшаривают  все  жилые  уголки
вблизи аэропортов в поисках наживы!
   - Еще одно слово, и я подам на  вас  в  суд  за  клевету,  -  взвизгнул
Фримантл. Он побагровел, лицо его исказилось от ярости.
   - За какую  клевету?  Разве  вы  уже  догадались,  о  чем  я  собираюсь
говорить? - Что ж, подумал Мел, возможно, впоследствии Фримантл и притянет
его к ответу за  клевету,  хотя  едва  ли.  Он  почувствовал,  как  в  нем
пробуждается спортивный азарт: захотелось, была не  была,  идти  напролом,
взять верх - и плевать на последствия. За последние годы это бывало с  ним
не часто. - Жителей таких городков, - продолжал он, -  стараются  убедить,
что они могут защитить свои права через суд и выиграть процесс. Владельцам
домов, расположенных вблизи аэропорта, сулят мешок с  деньгами,  словно  в
конце каждой взлетно-посадочной полосы зарыт клад. Я не хочу сказать,  что
с аэропортом нельзя  судиться  или  что  на  свете  нет  честных,  трезвых
юристов, которые готовы потягаться с нами. Я хочу только предостеречь вас:
среди юристов немало людей и совсем другого сорта.
   Та же женщина, что кричала из толпы,  спросила  -  на  этот  раз  более
миролюбиво:
   - А как мы можем распознать, где кто?
   - При вашей неосведомленности это трудно. То есть  пока  вы  не  знаете
действующих  в  этом  вопросе  законов.  Поэтому   вас   легко   одурачить
тенденциозно  составленной  подборкой  судебных  прецедентов.  -   Секунду
поколебавшись, Мел сказал: - Я слышал здесь сегодня упоминание о некоторых
из таких прецедентов. Если хотите, я обрисую их вам более подробно  и  под
другим углом зрения.
   Кто-то из стоявших впереди мужчин сказал:
   - Что ж, послушаем вашу версию, мистер.
   В толпе начинали с любопытством поглядывать на Эллиота Фримантла.
   Мел был в нерешительности, чувствуя, что все это отняло больше времени,
чем он предполагал. Но еще несколько минут, подумал он, ничего не решают.
   Где-то с краю, за толпой, промелькнула фигура Тани Ливингстон.
   -  Судебные  процессы,  -  сказал  Мел,  -  которые  здесь  так   бойко
перечислялись, - старая  как  мир  история,  памятная  всему  руководящему
персоналу аэропортов. Первым, насколько я помню, был процесс  "Соединенные
Штаты против Каузби". Решение по этому иску,  положенное  в  основу  всего
хитросплетения фактов, с помощью которого Фримантл  пускал  пыль  в  глаза
жителям Медоувуда, было принято более двадцати лет назад, - разъяснил Мел.
- Фермер-куровод подал в суд на военные  самолеты,  беспрестанно  летавшие
над его домом на высоте шестидесяти семи футов - то есть так низко, как не
пролетал еще ни один  самолет  над  Медоувудом.  Куры  были  в  панике,  и
некоторые из них даже околели. После многих  лет  тяжбы  дело  это  попало
наконец  в  Верховный  суд.  Иск  был  удовлетворен,  потерпевший  получил
возмещение убытков в сумме четырехсот долларов - стоимости  погибших  кур.
Фермер не слишком-то разбогател в результате этого иска, и вам перспектива
такой тяжбы тоже не отнюдь сулит горы золота, - добавил Мел.
   Он бросил взгляд на Эллиота Фримантла, лицо которого  то  багровело  от
ярости, то становилось белым как мел. Нед Ордвей снова взял его за локоть.
   - А вот еще один судебный процесс, который  мистер  Фримантл  предпочел
обойти молчанием. Этот  процесс  для  вас  важен  -  он  также  решался  в
Верховном суде и получил широкую огласку.  Но,  к  несчастью  для  мистера
Фримантла, этот процесс не только не льет воду на его мельницу, а является
прямым аргументом против него. Я имею в виду, - сказал Мел, - иск  "Баттен
против Баттена", по которому в тысяча девятьсот  шестьдесят  третьем  году
Верховным  судом  было  принято  решение:  только  "физическое  вторжение"
подлежит судебной ответственности. Шум под  эту  категорию  не  подпадает.
Другое судебное решение такого же плана, - продолжал Мел, - было принято в
тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Верховным судом  Калифорнии  по
иску Городского клуба "Лома  Портал"  к  "Америкой  Эйрлайнз".  Здесь  суд
определил,  что  владельцы  недвижимой  собственности   не   имеют   права
добиваться  каких-либо  ограничений  движения  самолетов  над  их  домами,
находящимися вблизи аэропорта. На  первом  месте  должны  стоять  интересы
общественного воздушного транспорта,  они  имеют  превалирующее  значение,
говорится в решении калифорнийского суда...
   Мел без запинки, не заглядывая в блокнот, цитировал решения судов.  Это
явно производило впечатление на слушателей. Он улыбнулся.
   - Тут как со всякой статистикой, - сказал он. - Умело ее  подтасовывая,
можно доказать все, что угодно. Вам совершенно  не  обязательно  принимать
мои слова на веру. Загляните сами в материалы архивов. Там все  черным  по
белому написано.
   Какая-то женщина, стоявшая рядом с Эллиотом Фримантлом, набросилась  на
него:
   - Вы нам этого не  говорили!  Вы  рассказали  только  о  том,  что  вам
выгодно.
   Кое-кто уже начал  свое  враждебное  отношение  к  Мелу  переносить  на
адвоката.
   Фримантл пожал плечами. В конце концов, решил он, в  запертом  на  ключ
портфеле, который он предусмотрительно оставил в автомобиле, уже лежит сто
шестьдесят с лишним заполненных и подписанных бланков. Кто бы что  бы  тут
ни говорил, это сделано и вспять не повернешь.
   Но прошло еще несколько минут, и его начали одолевать сомнения.
   Вот уже несколько человек  один  за  другим  стали  обращаться  к  Мелу
Бейкерсфелду по поводу этих подписанных ими сегодня бланков.  Голоса  этих
людей выдавали их тревогу. Как видно, слова Мела и  его  манера  держаться
произвели на них сильное впечатление. Толпа стала разбиваться на отдельные
маленькие группки; все возбужденно переговаривались.
   - Тут интересуются моим мнением по поводу подписанных вами  соглашений,
- сказал Мел. - Я полагаю, все знают, о каких  соглашениях  идет  речь?  Я
видел бланк такого соглашения.
   Эллиот Фримантл рванулся вперед.
   - Вас это не касается. Вы не юрист.  Мы  уже,  кажется,  один  раз  это
установили. И всякого рода контракты  не  входят  в  вашу  компетенцию.  -
Теперь уже Фримантл протолкался достаточно близко к микрофону,  чтобы  его
слова были услышаны всеми.
   - Контракты - это моя повседневная  работа  -  резко  возразил  Мел.  -
Каждый из арендаторов  этого  аэропорта,  от  крупнейших  авиакомпаний  до
владельцев аптечных киосков, не может заключить контракта без моего ведома
и одобрения, и все соглашения  оформляются  моими  сотрудниками  под  моим
руководством.
   Он снова обратился к толпе:
   - Мистер Фримантл совершенно справедливо указал на то, что я не  юрист.
Поэтому я дам вам не юридический, а деловой совет: соглашения, подписанные
вами сегодня, могут иметь исковую силу. Соглашение есть соглашение; Вас  и
в самом деле могут  притянуть  к  суду  и  принудительным  путем  взыскать
указанную в соглашении сумму. Однако я считаю, что в том случае,  если  вы
незамедлительно их опротестуете, никакого  иска  не  воспоследует.  Прежде
всего адвокатское поручение еще не было выполнено,  вам  не  было  оказано
каких-либо услуг. Ну, и при том каждому  из  вас  должен  быть  предъявлен
самостоятельный иск. - Мел улыбнулся. - А ведь это  тоже,  доложу  я  вам,
работенка. И еще вот что. - Тут Мел поглядел в упор на Фримантла.  -  Вряд
ли  какой-нибудь  суд  одобрительно  посмотрит  на  то,  что  гонорар   за
юридические  услуги  весьма  сомнительного,  мягко   выражаясь,   свойства
составляет около пятнадцати тысяч долларов.
   Уже говоривший прежде человек спросил:
   - Что же нам теперь делать?
   - Если вы  действительно  пересмотрели  ваше  решение,  я  советую  вам
сегодня же  утром,  не  откладывая,  написать  письмо  мистеру  Фримантлу.
Сообщите ему, что вы больше не нуждаетесь в его услугах в качестве  вашего
юридического  представителя,  в  том  виде,   как   это   было   оформлено
соглашением, и объясните - почему. Но  не  забудьте  оставить  себе  копию
письма. После чего - но это просто мое личное мнение - вы больше о нем  не
услышите.
   Все получилось резче и грубее,  чем  хотелось  Мелу,  и,  вероятно,  он
сильно рисковал,  зайдя  так  далеко.  При  желании  Эллиот  Фримантл  мог
наделать  ему  больших  неприятностей.  Мел  позволил  себе  встать  между
клиентами и их адвокатом в вопросе, который затрагивал интересы аэропорта,
а следовательно, и самого Мела,  как  его  представителя.  Глаза  адвоката
пылали такой ненавистью к Мелу, что он, без  сомнения,  не  пожалеет  сил,
чтобы ему  навредить.  Однако  внутреннее  чутье  подсказывало  Мелу,  что
Фримантл вовсе не заинтересован в том, чтобы его методы вербовки  клиентов
и  прочие  профессиональные  уловки  выплыли   на   свет   божий.   Судья,
небезразличный  к  нарушениям  профессиональной  этики,  может   припереть
Фримантла к стенке  двумя-тремя  каверзными  вопросами,  да  и  Ассоциация
адвокатов  также  может  доставить   ему   несколько   неприятных   минут.
Поразмыслив немного, Мел перестал тревожиться.
   А мысли Эллиота Фримантла текли в том же направлении, хотя Мелу  это  и
не было известно. При всех прочих своих качествах Эллиот Фримантл был  еще
и прагматик. Он уже давно пришел к убеждению, что  в  жизни  удачи  всегда
сменяются неудачами и наоборот. Иной раз неудача бывает  непредвиденной  и
абсурдной. Случай, причуда судьбы, мелкая оплошность могли превратить  уже
почти состоявшийся успех в чудовищное поражение. Утешением служило то, что
бывало и наоборот.
   Встреча с управляющим аэропортом Мелом Бейкерсфелдом была именно  такой
оплошностью,  которой  следовало  избежать.  Даже  после  первого  с   ним
столкновения, служившего - как теперь уже понимал  Фримантл  -  явным  ему
предостережением, он все еще продолжал недооценивать своего  противника  и
торчать в аэропорту, вместо того чтобы поскорее  отсюда  убраться.  И  еще
одно  обстоятельство  слишком  поздно   обнаружил   для   себя   Фримантл:
Бейкерсфелд отнюдь не прост - он игрок и умеет рискнуть.  Только  азартный
игрок мог сделать такую ставку, как сделал  Бейкерсфелд  минуту  назад.  И
только Эллиот Фримантл сразу же понял, что Бейкерсфелд сорвал банк.
   Фримантл знал,  что  Ассоциация  адвокатов  может  весьма  отрицательно
отнестись к его сегодняшней деятельности. Более  того:  у  него  уже  были
однажды неприятные столкновения с наблюдательным комитетом  Ассоциации,  и
ему отнюдь не улыбалось снова попасться ему на крючок.
   Бейкерсфелд  прав,  думал  Фримантл.   Взыскивать   судебным   порядком
причитающийся ему на основе подписанных с ним  соглашений  гонорар  он  не
станет. Риск слишком велик, а шансы на победу ничтожны.
   Но он, конечно, не сложит оружия. Завтра, решил Фримантл,  он  составит
обращение к жителям Медоувуда, подписавшим эти соглашения. Он  постарается
убедить  их  сохранить  его  как  своего  постоянного   юрисконсульта   за
оговоренную ранее сумму гонорара. Впрочем, он не  надеялся,  чтобы  многие
откликнулись на его предложение. Слишком  большие  сомнения  удалось  Мелу
Бейкерсфелду - чтоб он  пропал,  наглая  рожа!  -  поселить  в  их  душах.
Какую-то малость все же он, верно, наскребет - у тех, кто найдет для  себя
приемлемым продолжать вести с ним дела.  Ну,  а  дальше  уж  ему  придется
решать, стоит ли овчинка выделки. О том же,  чтобы  сорвать  большой  куш,
больше не приходится и мечтать.
   Но не сегодня-завтра подвернется что-нибудь еще. Так всегда  бывает.  В
результате усилий Неда Ордвея и еще нескольких  полицейских  толпа  начала
постепенно расходиться -  в  зале  ожидания  восстанавливалась  нормальная
циркуляция пассажиров. Микрофоны и телекамеры убрали.
   Мел  Бейкерсфелд  увидел  Таню  Ливингстон  -  она  пробиралась  сквозь
редевшую толпу.
   В эту минуту одна из жительниц Медоувуда - она уже  не  раз  попадалась
Мелу  на  глаза  в  этот  день  -  преградила  ему  дорогу.  У  нее   было
выразительное интеллигентное лицо и каштановые волосы до плеч.
   - Мистер Бейкерсфелд, - негромко произнесла женщина,  -  мы  тут  много
говорили между собой-и теперь понимаем некоторые вещи лучше, чем раньше. И
все же я не услышала ответа на вопрос: что  же  мне  сказать  моим  детям,
когда они плачут и спрашивают:  почему  не  велят  этому  шуму,  чтобы  он
перестал шуметь и не мешал нам спать?
   Мел грустно покачал головой. Безыскусные слова этой  женщины  заставили
его  почувствовать,  насколько  бесплодно  было  все,  что  здесь  сегодня
происходило. Он понимал: ему нечего ей ответить. И сомневался,  что  такой
ответ может быть найден - до тех пор, во всяком случае, пока жилища  людей
и аэропорты будут соседствовать друг с другом. Он все еще  раздумывал  над
ответом, когда Таня Ливингстон протянула ему сложенный листок бумаги.
   Развернув его. Мел прочел отпечатанное на  машинке  сообщение,  носящее
явные следы спешки:

   "рейс 2
   взрыв воздхе.
   смлет поврждн есть раненые.
   взрщается сюда, трбует
   экстрнн. псадки, ориент. время прибл. 0130.
   кмдир запршвает впп три-ноль.
   кдп сообщ. три-ноль блкрвана".



        12

   Доктор Милтон Компаньо, практикующий терапевт-хирург,  делал  все,  что
подсказывали ему наука и опыт, чтобы спасти жизнь  Гвен  Мейген,  лежавшей
среди груды залитых кровью обломков в конце салона туристского  класса.  У
него не было ни малейшей уверенности в том, что  его  старания  увенчаются
успехом.
   Когда бомба взорвалась, ближе всех к  месту  взрыва,  если  не  считать
самого Герреро, находилась Гвен Мейген.
   Ее могло убить на месте - как Герреро. Но этого не произошло;  она  еще
была жива - в силу двух обстоятельств.
   Находясь в непосредственной близости от места  взрыва,  Гвен  в  то  же
время была защищена от него дверью  туалетной  комнаты  и  телом  Герреро.
Каждой из этих преград в отдельности было бы  недостаточно,  чтобы  спасти
жизнь Гвен, однако вместе они в какой-то мере ослабили силу удара.
   В то же мгновение был поврежден фюзеляж, и произошел второй взрыв  -  и
взрывная разгерметизация.
   Динамитным  взрывом  тяжело  ранило  Гвен,  и  она,  обливаясь  кровью,
отлетела назад; однако силе взрыва  теперь  противостояла  другая  сила  -
волна сжатого воздуха, рвавшаяся  наружу  в  пролом  фюзеляжа.  Было  так,
словно сшиблись два урагана. Но уже в  следующую  секунду  разгерметизация
одержала верх, подхватила взрывную волну и увлекла за собой в непроглядный
мрак разреженных атмосферных высот.
   Динамитный взрыв был мощным, но нанесенные им повреждения  ограничились
узким участком.
   Сильнее всех пострадала Гвен, лежавшая теперь без сознания  в  проходе.
Второй жертвой  оказался  очкастый  молодой  человек,  который,  выйдя  из
туалета, испугал Герреро. Раненный, оглушенный  взрывом,  он  был  весь  в
крови, но не потерял сознания и устоял на ногах.  Еще  человек  пять-шесть
были ранены и контужены различными обломками. Остальные получили  ушибы  и
легкие  ранения  от  пронесшихся  через  салон  предметов,  которые  волна
разгерметизации потащила в пролом фюзеляжа.
   В первые мгновения после разгерметизации всех, кто не был пристегнут  к
сиденью, повлекло к зияющей дыре в  фюзеляже,  и  в  наибольшей  опасности
оказалась снова Гвен Мейген. Однако при падении она инстинктивно,  а  быть
может, случайно зацепилась рукой за ножку кресла. Это спасло ее, а ее тело
послужило преградой для других.
   Через  несколько  секунд  вихрь,  созданный   разгерметизацией,   начал
слабеть.
   Теперь самую грозную опасность для всех - как для раненых,  так  и  для
непострадавших - представляла нехватка кислорода.
   Хотя кислородные маски тотчас выпали  из  своих  гнезд,  лишь  немногие
пассажиры не растерялись и сразу воспользовались ими.
   Впрочем, кое-кто начал действовать тут же, пока было еще не поздно. Все
стюардессы, где бы они ни находились,  мгновенно  -  вот  когда  сказалась
тренировка - схватили кислородные маски и показали  пассажирам,  что  надо
делать. Среди пассажиров было трое врачей, отправившихся  на  время  своих
каникул в путешествие вместе с женами. Понимая, что дорога каждая секунда,
они надели маски и заставили окружающих тоже их надеть. Джуди,  племянница
таможенного инспектора Стэндиша, проворная восемнадцатилетняя девушка,  не
только сама без промедления надела  маску  и  на  себя,  и  на  ребенка  в
соседнем  кресле,  но  и  показала  знаками  родителям  ребенка  и  другим
пассажирам через проход от нее, чтобы они  сделали  то  же  самое.  Миссис
Квонсетт, старый опытный "заяц", много раз  во  время  своих  полетов  без
билета наблюдавшая, как стюардессы  демонстрируют  применение  кислородных
масок, тоже не растерялась, схватила одну маску для  себя,  а  другую  для
своего приятеля-гобоиста, которого она силой заставила опуститься в кресло
рядом с собой. У миссис Квонсетт уже не было уверенности, что  она  выйдет
из этой переделки живой, но это не слишком ее тревожило; однако как бы  ни
развернулись дальше события, она хотела присутствовать при них до конца.
   Кто-то успел сунуть маску раненому молодому человеку в  очках,  и  тот,
едва  держась  на  ногах  и,  по-видимому,  плохо  отдавая  себе  отчет  в
происходящем, сумел все же прижать ее к лицу.
   Тем не  менее  по  истечении  критического  периода  -  то  есть  через
пятнадцать секунд после разгерметизации - лишь около  половины  пассажиров
были в кислородных масках. Те же, кто не обеспечил себя  кислородом,  один
за другим начали впадать в дремотное оцепенение, а  еще