- Как раз это я и намеревался сделать, инспектор. -  Уэзерби  оторвался
от своих записей. Почти все, что говорил Стэндиш, он уже успел включить  в
радиограмму командиру рейса два.
   Таня все еще  разговаривала  по  телефону  с  нью-йоркским  диспетчером
"Транс-Америки".
   - Да, сообщение будет длинное. Пожалуйста,  распорядитесь,  чтобы  была
снята копия.
   Раздался резкий стук в дверь;  вошел  высокий  мужчина  с  обветренным,
изборожденным морщинами  лицом  и  пронзительным  взглядом  светло-голубых
глаз. На нем был синий шерстяной, смахивавший на форменную одежду костюм и
теплое пальто. Он кивнул Мелу, а Берт Уэзерби сказал:
   - Спасибо, Ройс, что явились  так  быстро.  У  нас  тут  вроде  не  все
благополучно. - Он протянул листок блокнота с радиограммой, которую только
что набросал.
   Капитан Кеттеринг, главный пилот  "Транс-Америки",  внимательно  прочел
радиограмму. Он ничем не выдал своего волнения, пока глаза  его  скользили
по строчкам, - только чуть тверже стала линия губ. Главный  пилот,  как  и
многие  другие,  в  том  числе  и  управляющий  перевозками,   обычно   не
задерживался в аэропорту до такого позднего  часа.  Но  пурга,  бушевавшая
трое суток и требовавшая срочных решений с учетом обстановки, не позволила
ему уйти домой.
   Зазвонил второй телефон, нарушив воцарившуюся на  секунду  тишину.  Мел
взял трубку и передал ее Ордвею.
   Капитан Кеттеринг дочитал радиограмму. Уэзерби спросил:
   - Как вы считаете, стоит ее посылать? Мы  уже  запросили  у  диспетчера
канал спецсвязи.
   - Правильно, -  сказал  капитан  Кеттеринг.  -  Только  я  попросил  бы
добавить:  "Предлагаем  вернуться  или  совершить  посадку  по  усмотрению
командира". И пусть диспетчер радирует им последнюю метеосводку.
   - Да, разумеется, -  Уэзерби  приписал  еще  несколько  слов,  протянул
блокнот Тане, и она тут же начала передавать радиограмму.
   Капитан Кеттеринг обвел взглядом присутствующих.
   - Это все, что нам известно?
   - Да, - сказал Мел. - Пока что все.
   - Возможно, скоро прибавится еще что-нибудь, - сказал лейтенант Ордвей,
кладя телефонную трубку. - Мои ребята только что разыскали жену Герреро.
   Радиограмма  управляющего  пассажирскими   перевозками   международного
аэропорта Линкольна командиру рейса два начиналась так:

   "СОГЛАСНО НЕПРОВЕРЕННЫМ ДАННЫМ, ПАССАЖИР ТУРИСТСКОГО КЛАССА
   НА БОРТУ ВАШЕГО САМОЛЕТА Д.О.ГЕРРЕРО ИМЕЕТ ПРИ СЕБЕ
   ВЗРЫВНОЙ МЕХАНИЗМ. ПАССАЖИР ЛЕТИТ БЕЗ БАГАЖА И, ПО-ВИДИМОМУ,
   БЕЗ ДЕНЕГ, ПЕРЕД ВЫЛЕТОМ ЗАСТРАХОВАЛ СВОЮ ЖИЗНЬ НА КРУПНУЮ СУММУ.
   ПОДОЗРИТЕЛЬНО ОБЕРЕГАЕТ ЧЕМОДАНЧИК, НАХОДЯЩИЙСЯ ПРИ НЕМ
   В КАЧЕСТВЕ РУЧНОЙ КЛАДИ. ДАЕМ ОПИСАНИЕ ПАССАЖИРА..."

   Для установления  связи  с  рейсом  два  по  радиоканалам  авиакомпании
потребовалось несколько минут.
   Со времени первой радиограммы по спецсвязи командиру рейса два  о  том,
что у него на борту находится "заяц" - миссис Ада Квонсетт,  диспетчерская
служба Кливленда уже успела передать самолет диспетчерам Нью-Йорка. Теперь
все радиограммы, посылаемые авиакомпанией  рейсу  два,  должны  были  идти
через КДП Нью-Йорка. Таня диктовала радиограмму, телефонистка в  Нью-Йорке
записывала ее. Диспетчер авиакомпании "Транс-Америка" в Нью-Йорке,  прочтя
одновременно с телефонисткой первые несколько строк,  тут  же  по  прямому
проводу  связался  с  оператором  спецсвязи,   АРК   -   аэронавигационной
радиокомпании, обслуживающей все крупные авиалинии.
   Оператор АРК, находящийся в особом помещении в другой части  Нью-Йорка,
зафиксировав вторичный вызов диспетчера "Транс-Америки" тут же закодировал
радиограмму специальным четырехбуквенным кодом, присвоенным самолету номер
731-ТА, и снова - подобно телефонному звонку, который передается по общему
телефонному проводу, а поступает только к одному-единственному абоненту, -
спецвызов должен был прозвучать только на самолете, выполняющем рейс два.
   Наконец  нью-йоркский  диспетчер   услышал   голос   капитана   Вернона
Димиреста, пролетавшего в этот момент над Канадой, в районе Онтарио:
   - Говорит рейс два "Транс-Америки", спецвызов принят.
   - Рейс два "Транс-Америки", говорит диспетчерская служба Нью-Йорка. Для
вас получено важное сообщение. Примите радиограмму.
   Короткая пауза - и снова голос Димиреста:
   - О'кей, Нью-Йорк. Давайте ваше сообщение.
   - Командиру рейса два, - начал  диспетчер.  -  "Согласно  непроверенным
данным, пассажир туристского класса..."


   Инес Герреро все еще тихонько сидела в  углу  у  киоска,  когда  кто-то
потряс ее за плечо.
   - Инес Герреро! Вы миссис Инес Герреро?
   Инес подняла глаза. Она не сразу собралась с мыслями - они были  где-то
далеко и так сумбурны, - но все же до ее сознания  постепенно  дошло,  что
перед ней стоит полицейский.
   Он снова потряс ее за плечо и повторил свой вопрос.
   Инес неуверенно кивнула.  Она  поняла,  что  это  не  тот  полицейский,
который разговаривал с  ней  раньше.  Этот  был  белый  и  говорил  совсем
по-другому, - жестко, без всякого сочувствия.
   - Ну-ка, леди, подымайтесь! - Полицейский больно ухватил ее за плечо  и
грубо заставил встать. - Слышите? Пошли! Все  уже  надорвали  глотку,  вас
вызывая. Подняли на ноги всю полицию.
   Когда Инес через десять минут появилась в кабинете Мела, все уставились
на нее. По просьбе Мела здесь остались все присутствовавшие  ранее:  Таня,
инспектор Стэндиш, Банни, Уэзерби и капитан Кеттеринг. Полицейский  подвел
ее к стулу, стоявшему посреди  комнаты,  усадил  и  ушел.  К  ней  подошел
лейтенант Ордвей.
   - Миссис Герреро, - начал Нед Ордвей. - Почему ваш муж полетел в Рим?
   Инес тупо смотрела на Ордвея и  молчала.  Полицейский  заговорил  более
жестко, но не грубо.
   - Миссис Герреро,  пожалуйста,  слушайте  меня  внимательно.  Я  должен
задать вам несколько очень важных вопросов. Они касаются вашего мужа, и вы
можете мне помочь. Вы меня понимаете?
   - Нет... А почему...
   - Вам не нужно понимать,  почему  я  задаю  эти  вопросы.  Об  этом  мы
поговорим потом. Сейчас я хочу только, чтобы вы на  них  отвечали  и  этим
помогли мне. Вы согласны отвечать? Я вас об этом прошу.
   Уэзерби не вытерпел:
   - Лейтенант, мы не можем возиться всю ночь. Самолет удаляется от нас со
скоростью шестисот миль в час. Раз  иначе  не  выходит,  беритесь  за  нее
покрепче.
   - Предоставьте это дело мне, мистер Уэзерби, - резко сказал  Ордвей.  -
Если мы все начнем кричать, толку будет  вдвое  Меньше,  а  времени  уйдет
вдвое больше.
   Уэзерби промолчал, всем своим видом, однако, выражая нетерпение.
   - Инес... - снова начал Ордвей. - Можно, я буду называть вас Инес?
   Инес молча кивнула.
   - Инес, вы будете отвечать на мои вопросы?
   - Буду... если смогу.
   - Почему ваш муж улетел в Рим?
   Она прошептала еле слышно:
   - Я не знаю.
   - У вас есть там друзья? Родственники?
   - Нет... В Милане есть дальний родственник, но мы его совсем не знаем.
   - Ваш муж состоит в переписке с этим родственником?
   - Нет.
   - Мог ваш муж почему-либо вдруг пожелать навестить этого родственника?
   - Нет.
   - Послушайте, лейтенант, - вмешалась Таня, - никто же не летит в  Милан
рейсом два. Для этого существует "Алиталия" - прямой рейс до Милана, да  и
он дешевле. И сегодня вечером самолет "Алиталия" улетел тоже.
   - Да, видимо, мы  можем  забыть  об  этом  родственнике,  -  согласился
Ордвей. - Есть у вашего мужа какие-нибудь дела в Риме? - спросил он Инес.
   Она отрицательно покачала головой.
   - А чем вообще занимается ваш муж?
   - Он берет... брал подряды.
   - Какого рода подряды?
   Мало-помалу Инес начинала приходить в себя.
   - На постройку зданий, жилых домов...
   - Вы сказали "брал". Он больше этим не занимается? Почему?
   - Дела пошли плохо...
   - Вы имеете в виду денежную сторону?
   - Да... А почему вы спрашиваете?
   -  Пожалуйста,  поверьте  мне,  Инес,  у  меня  есть  на  то  серьезные
основания. Речь идет о жизни вашего мужа... и еще многих других.  Поверьте
мне на слово.
   Инес подняла глаза на Ордвея. Их взгляды встретились.
   - Хорошо.
   - У вашего мужа и сейчас денежные затруднения?
   Инес помедлила лишь секунду.
   - Да.
   - Серьезные?
   Инес молча наклонила голову.
   - Он разорился? У него долги?
   Совсем шепотом:
   - Да.
   - А где он раздобыл денег на полет в Рим?
   - Мне кажется... - Инес хотела было сказать, что муж заложил ее кольцо,
но внезапно вспомнила про квитанцию "Транс-Америки" о выдаче ему билета  в
кредит. Она вынула измятую  желтую  бумажку  из  сумочки  и  протянула  ее
Ордвею. Уэзерби тоже подошел взглянуть.
   -  Она  выписана  на  "Берреро",  -  заметил  Уэзерби.  -   А   подпись
неразборчива - можно понять и так и этак.
   - Он и в списке пассажиров значился как Берреро, - напомнила Таня.
   - Сейчас это не имеет значения, - сказал Ордвей, - но  в  общем-то  это
старый  трюк,  к  которому  прибегают,  когда  человек  неплатежеспособен.
Подменяют  первую  букву  другой,  чтобы  платежеспособность  нельзя  было
проверить - во всяком случае, сразу. А потом, когда ошибка обнаруживается,
сваливают всю вину на  того,  кто  выписывал  квитанцию.  -  Держа  желтую
бумажку в руке, Ордвей повернулся к Инес и спросил сурово: - Почему вы  на
это согласились? Вы же знали, что это мошенничество.
   - Я совсем ничего про это не знала, - возмутилась Инес.
   - Откуда же у вас эта бумажка?
   Инес довольно  сбивчиво  принялась  рассказывать,  как  она  обнаружила
квитанцию и поспешила в аэропорт, надеясь перехватить мужа, пока он не сел
в самолет.
   - Значит, до сегодняшнего вечера вы понятия не имели о том, что ваш муж
собирается куда-то лететь?
   - Нет, сэр.
   - Ни малейшего?
   - Нет.
   - И даже сейчас вы не понимаете, зачем ему это понадобилось?
   Инес поглядела на Ордвея с тревогой.
   - Нет.
   - Ваш муж совершал когда-нибудь нелогичные поступки?
   Инес колебалась.
   - Ну, так как же, - допытывался Ордвей, - случалось с ним такое?
   - Случалось, иногда... в последнее время.
   - Он был неуравновешен?
   Шепотом:
   - Да.
   - Впадал в ярость?
   Помолчав, Инес утвердительно кивнула, хотя и с явной неохотой.
   - У вашего мужа был сегодня с собой чемоданчик, -  спокойно,  не  меняя
тона, проговорил Ордвей. - Маленький плоский чемоданчик,  вроде  портфеля.
И, по-видимому, он представлял особую ценность  для  вашего  мужа.  Вы  не
знаете, что у него могло там быть?
   - Не знаю, сэр.
   - Вы сказали, Инес, что ваш муж брал подряды  -  строительные  подряды.
Приходилось ли ему в процессе работы пользоваться взрывчаткой?
   Вопрос был задан как бы вскользь и так неожиданно, что не сразу привлек
к себе внимание. Но когда он дошел до сознания каждого, в комнате внезапно
воцарилась напряженная тишина.
   - О да, - сказала Инес. - Очень часто.
   Ордвей помедлил и спросил:
   - Ваш муж хорошо разбирается во взрывчатых веществах?
   - Мне кажется, да. Ему нравилось с ними работать... Но он... - внезапно
Инес умолкла.
   - Что - он, Инес?
   - Он обращается с ними очень осторожно... -  Апатия  Инес  прошла,  она
теперь явно нервничала. Взгляд ее перебегал с одного лица на другое.  -  А
почему вы об этом спрашиваете?
   - А вы совсем не  догадываетесь,  почему,  Инес?  -  вкрадчиво  спросил
Ордвей.
   Она молчала, и тогда Ордвей снова спросил, как бы между прочим:
   - Где вы проживаете?
   Инес сообщила адрес, и он его записал.
   - Ваш муж был дома сегодня днем или вечером перед тем, как  отправиться
на аэродром?
   Инес подняла испуганные глаза на полицейского.
   - Был.
   Ордвей повернулся к Тане и сказал вполголоса!
   - Соедините меня, пожалуйста, с полицейским отделением этого района.  -
Он набросал на бумажке несколько цифр. - Пусть не кладут трубку...
   Таня поспешила к телефону.
   Ордвей снова обратился к Инес:
   - Ваш муж держал дома взрывчатку? - Инес явно колебалась  и  медлила  с
ответом. Голос Ордвея внезапно стал резок: - Вы до сих  пор  говорили  мне
правду. Не лгите же теперь! Была у него взрывчатка?
   - Была.
   - Какая именно?
   - Динамит... и капсюли... Они у него остались...
   - С тех пор, когда он работал подрядчиком?
   - Да.
   - Говорил он вам про них что-нибудь? Объяснял, зачем он их держит?
   Инес отрицательно покачала головой.
   - Нет, Он говорил только, что это не опасно, если... если знать, как  с
ними обращаться...
   - А где он их хранил?
   - Просто в ящике стола.
   - Какого стола, где?
   - В спальне. - Внезапно Инес покачнулась,  лицо  ее  побелело.  Это  не
укрылось от Ордвея.
   - Вы что-то вспомнили! Что именно?
   - Ничего! - Но голос и глаза Инес выдавали охвативший ее ужас.
   - Да, вспомнили, не запирайтесь! - Ордвей наклонился к Инес,  лицо  его
стало жестким, суровым. Снова  от  былой  обходительности  не  осталось  и
следа: перед Инес стоял полицейский, грубый, беспощадный;  ему  нужен  был
ответ, и он знал, что получит его. - Не вздумайте запираться или лгать!  -
выкрикнул Ордвей. - Не поможет.  Говорите,  о  чем  вы  подумали.  -  Инес
всхлипнула. - Бросьте это! Говорите!
   - Сегодня вечером... я как-то не обратила на  это  внимания  сначала...
эти штуки...
   - Динамит и капсюли?
   - Да.
   - Ну, что вы тянете? Говорите, в чем дело?
   Инес прошептала едва слышно:
   - Их не было на месте!
   Послышался ровный голос Тани:
   - Я вас соединила, лейтенант. Дежурный на проводе.
   В комнате царила мертвая тишина.
   Ордвей махнул рукой Тане, не отрывая взгляда от Инес.
   - Известно ли вам, что сегодня вечером, перед тем как сесть в  самолет,
ваш муж застраховал свою жизнь на крупную,  очень  крупную  сумму  в  вашу
пользу?
   - Нет, сэр, клянусь, я ничего не знаю...
   - Я вам верю, - сказал Ордвей. Он умолк,  что-то  соображая.  Когда  он
снова заговорил, голос его звучал еще резче: - Инес Герреро, слушайте меня
внимательно. У нас есть основания полагать, что ваш  муж  сегодня  вечером
имел при себе эти взрывчатые вещества,  о  которых  вы  нам  сообщили,  и,
улетая в Рим, взял их с собой. Поэтому -  так  как  иного  объяснения  его
поступку нет - мы считаем, что он сделал это с намерением взорвать самолет
и убить себя и всех находящихся на борту. Теперь я  хочу  задать  вам  еще
один вопрос, но прежде чем вы  на  него  ответите,  подумайте  хорошенько,
подумайте о тех, кто находится там, в самолете, обо всех этих ни в чем  не
повинных людях, среди которых есть дети. Вы знаете вашего мужа,  Инес,  вы
должны знать его лучше,  чем  кто-либо  другой.  Способен  ли  он...  ради
страховой премии, ради вас... способен ли он сделать то, о  чем  я  только
что сказал?
   По лицу Инес Герреро струились слезы.  Казалось,  она  вот-вот  лишится
чувств. Еле слышно, запинаясь, она пролепетала:
   - Да... да, мне кажется, он способен.
   Нед Ордвей отвернулся от нее.  Он  взял  у  Тани  телефонную  трубку  и
заговорил быстро, понизив голос.  Он  сделал  краткое  сообщение,  попутно
отдавая распоряжения. Потом снова обернулся к Инес Герреро:
   - Мы должны обыскать вашу квартиру и можем, разумеется, получить  ордер
на обыск. Но вы облегчите нам дело, если сами дадите на это согласие.  Ну,
как?
   Инес тупо кивнула.
   - Отлично. - В телефонную трубку Ордвей сказал: - Она  согласна.  -  И,
опустив трубку на рычаг, повернулся к Уэзерби и Мелу. - Поищем улик у него
на квартире. Это все, что мы можем пока предпринять.
   Уэзерби проговорил мрачно:
   - Да и мы тоже мало что можем сделать, - остается  только  молиться.  -
Лицо  у  него  сразу  осунулось,  потемнело;  он  начал  составлять  новую
радиограмму командиру рейса два.



        9

   Пилотам  рейса  два  подали  горячую  закуску,   заказанную   капитаном
Димирестом. Тарталетки, принесенные стюардессой из салона первого  класса,
быстро исчезали с подносов.  Димирест,  надкусив  тарталетку  с  омаром  и
грибами, сдобренными пармезанским сыром, одобрительно хмыкнул.
   Стюардессы, по обыкновению, продолжали усиленно заботиться о тощем  Сае
Джордане. Украдкой, за спиной двух других летчиков,  они  сунули  ему  еще
несколько тарталеток на отдельном подносе, а когда  Джордан  повернулся  к
приборам, следя за  системой  перекачки  топлива,  за  щекой  у  него  был
изрядный кусок бекона, нафаршированного куриной печенкой.
   Вскоре всем трем пилотам, отдыхавшим  по  очереди  в  мягком  полумраке
кабины,  будет  подано  еще  одно  изысканное  блюдо  и   десерт,   какими
авиакомпания потчует своих пассажиров первого класса.  И  только  столовое
вино и  шампанское  оставались  привилегией  пассажиров  и  не  подавались
команде.
   "Транс-Америка",  как  и  большинство  авиакомпаний,  старалась   вовсю
обслуживать свои  рейсы  в  полете  первоклассной  кухней.  Это  встречало
возражения: кое-кто считал, что авиакомпании - даже международные - должны
заниматься  исключительно  проблемами  транспорта,   свести   обслуживание
пассажиров к определенному  среднему  стандарту  и  покончить  со  всякими
излишествами, включая сюда и еду  более  высокого  качества,  чем  обычный
стандартный обед. По  мнению  же  других,  слишком  многое  в  современном
транспорте свелось к такому среднему стандарту,  и  они  одобряли  хорошую
кухню на самолетах, считая, что это придает полету известный  шик.  Жалобы
на недостаточно хорошую еду поступали к авиакомпаниям  чрезвычайно  редко.
Для большинства пассажиров - как первого, так и туристского класса - еда в
полете представлялась своего рода  развлечением,  и  они  поглощали  ее  с
аппетитом.
   Вернон Димирест, посасывая последние сочные  кусочки  омара,  думал  по
этому поводу примерно то же, и в этот момент в  кабине  прозвучал  громкий
сигнал вызова по каналу спецсвязи, и на панели вспыхнула желтая лампочка.
   Брови Энсона  Хэрриса  поползли  вверх.  Радиограмма  по  спецканалу  -
явление необычное, а два спецвызова меньше чем за час -  нечто  вообще  из
ряда вон выходящее.
   - Нет, определенно нам нужно засекретиться, - прозвучал сзади голос Сая
Джордана.
   Димирест протянул руку к регулятору радио.
   - Я приму.
   После обмена позывными между  рейсом  два  и  нью-йоркским  диспетчером
Вернон Димирест принялся записывать радиограмму  в  блокнот,  пришпиленный
под затененной  козырьком  лампочкой.  Радиограмма  была  от  управляющего
пассажирскими  перевозками  международного  аэропорта  имени  Линкольна  и
начиналась словами:

       "СОГЛАСНО НЕПРОВЕРЕННЫМ ДАННЫМ..."

   По мере того как Димирест писал, лицо его, на которое  падали  отблески
света, становилось все более угрюмым, сосредоточенным. Он подтвердил прием
и отключился, не прибавив ни слова. Все так же молча он  протянул  блокнот
Энсону Хэррису. Наклонившись к свету,  тот  прочел  радиограмму,  негромко
свистнул и передал блокнот через плечо Саю Джордану.
   Текст заканчивался словами:

    "ПРЕДЛАГАЕМ ВЕРНУТЬСЯ ИЛИ СОВЕРШИТЬ ПОСАДКУ ПО УСМОТРЕНИЮ КОМАНДИРА".

   Оба старших пилота понимали, что возникает  вопрос  о  том,  кто  будет
принимать решение. Хотя самолет в этом рейсе пилотировал Энсон  Хэррис,  а
Вернон Димирест выполнял обязанности пилота-контролера,  все  же  решающее
слово оставалось за ним как за командиром экипажа.
   В ответ на вопросительный взгляд Хэрриса Димирест буркнул:
   - Кто в левом кресле - вы или я? Чего же мы ждем?
   Хэррис размышлял недолго. Он сказал:
   - Повернем обратно,  но  очень  пологим  разворотом  -  так,  чтобы  не
заметили пассажиры. И  пошлем  Гвен  Мейген  опознать  этого  типа,  из-за
которого там подняли переполох: никто из нас, само  собой  разумеется,  не
может появиться в салоне - это его вспугнет.  Ну,  а  потом,  -  он  пожал
плечами, - я полагаю, придется действовать сообразно с обстоятельствами.
   - Согласен, - сказал Димирест. - Вы разворачивайте машину, а  я  возьму
на себя салон. - Он трижды нажал кнопку, вызывая Гвен.
   Тем временем Энсон Хэррис связался по радио с воздушным  диспетчером  и
кратко сообщил:
   - Говорит "Т