з расспросов, -  этот
импульс скорее может проявиться.
   - Мне кажется,  мы  все  усвоили  ваши  доводы,  -  резко  перебил  его
председатель. - Вы начинаете повторяться, капитан.
   Миссис Аккерман закивала.
   - Я тоже так считаю. Мне лично хотелось бы услышать, что скажет  мистер
Бейкерсфелд.
   Все уставились на Мела.
   -  Да,  -  подтвердил  он,  -  у  меня  есть  на  этот  счет  некоторые
соображения. Но я  предпочел  бы  изложить  их  после  того,  как  капитан
Димирест закончит свое выступление.
   - А он уже закончил, - заявила Милдред Аккерман. - Мы ведь  только  что
решили, что он все сказал.
   Один из уполномоченных рассмеялся, председатель постучал молотком.
   - Да, пожалуй, верно... Так что прошу вас, мистер Бейкерсфелд.
   Мел встал, а Вернон Димирест, злой как черт, вернулся на свое место.
   - Думаю, начать надо с того, - сказал Мел, - что я смотрю  иначе  почти
на  все,  о  чем  говорил  здесь  Вернон.  Наверное,  это  можно   назвать
внутрисемейными разногласиями.
   Уполномоченные,  знавшие  о   родстве   Мела   и   Вернона   Димиреста,
заулыбались, и Мел почувствовал,  что  атмосфера,  которая  еще  несколько
минут назад  была  напряженной,  разрядилась.  Он  привык  к  такого  рода
заседаниям и знал, что лучше всего держаться неофициально. Вернон тоже мог
бы об этом знать, если бы потрудился спросить.
   - Тут есть несколько обстоятельств, о которых мы не можем не думать,  -
продолжал Мел. - Прежде всего давайте посмотрим фактам в лицо. Большинству
людей присуще врожденное чувство страха перед полетом, и  я  убежден,  что
это чувство будет существовать всегда, независимо от того, как  далеко  мы
шагнем по пути прогресса и насколько обеспечим безопасность. Единственное,
в чем я согласен с Верноном, это в том, что у нас весьма  высокий  уровень
безопасности.
   И вот из-за этого врожденного страха, продолжал Мел,  многие  пассажиры
чувствуют себя уютнее, увереннее, когда у них в кармане лежит страховка на
полет. Они хотят иметь ее, И  хотят  иметь  возможность  приобрести  ее  в
аэропорту, что  подтверждается  огромным  количеством  страховок,  которые
пассажиры приобретают в машинах и у страховых стоек. Собственно, пассажиры
должны иметь право - в этом и состоит свобода - да  и  возможность  купить
страховку,  если  они  того  хотят.  Что  же  до  приобретения   страховок
заблаговременно, то, как правило, большинство  людей  об  этом  просто  не
думает. А кроме того, добавил Мел, если страховки на полет будут продавать
только заранее, аэропорты, в том числе аэропорт имени Линкольна,  потеряют
значительную часть своих доходов. При упоминании о доходах Мел усмехнулся.
Уполномоченные усмехнулись тоже.
   Мел прекрасно понимал, что в этом главное. Слишком велик был  доход  от
концессий страховым компаниям, и отказываться от него  просто  невозможно.
Аэропорт   имени   Линкольна   получал   ежегодно   полмиллиона   долларов
комиссионных с проданных страховок, хотя лишь немногие покупатели отдавали
себе отчет в том, что  аэропорт  берет  двадцать  пять  центов  с  каждого
доллара,  уплаченного  за  страховку.  Однако  страховки   занимали   лишь
четвертое место в  доходах  аэропорта  -  после  доходов  от  автостоянок,
ресторанов и компаний, дающих машины напрокат.  Другие  большие  аэропорты
получали примерно такой же доход от страховок, а иногда и больший.  Хорошо
Вернону  Димиресту,  заметил  Мел,  говорить  об  "алчных   аэропортовских
властях", но такого рода суммы не сбросишь со счета.
   Мел решил не развивать своих мыслей насчет  страховок.  Достаточно  уже
того, что он сказал  о  доходах.  Уполномоченные,  знакомые  с  состоянием
финансовых дел аэропорта, и так все поймут.
   Он заглянул в свои записи. Тут были цифры,  которые  накануне  сообщила
ему  одна  из  страховых  компаний,  имеющая  концессию   в   Линкольнском
аэропорту. Мел не просил у них этих данных. Да и вообще никому не говорил,
кроме своей секретарши, о том, что сегодня речь пойдет  о  страховках.  Но
чиновники  страховой  компании  каким-то  образом  все  узнали  -   просто
удивительно, как они все узнают,  -  и  быстро  подготовили  материал  для
защиты своих интересов.
   Мел не воспользовался бы их данными,  если  бы  они  противоречили  его
собственному, беспристрастному мнению. По счастью, они совпадали.
   - Теперь, - сказал Мел, - насчет саботажа - потенциального и  иного.  -
Он увидел, что члены Совета насторожились. - Вернон тут уже много об  этом
говорил, но должен сказать - а я слушал его внимательно, - что большинство
его соображений кажутся мне преувеличенными. Ведь таких случаев,  когда  в
воздухе произошли катастрофы, подстроенные людьми, специально приобретшими
для этого страховку, весьма немного.
   Капитан Димирест вскочил со своего места.
   - О господи, да сколько же нужно  катастроф,  чтобы  мы  стали  с  этим
считаться?!
   Председатель резко застучал молотком.
   - Капитан... Прошу вас!
   Мел выждал, пока Димирест успокоится, и затем ровным голосом продолжал:
   - Раз задан такой вопрос, я на него отвечу: "Нисколько".  Но  при  этом
напрашивается  другой  вопрос:  а  что,  катастрофы  прекратятся,  если  в
аэропорту перестанут продавать страховки? - Мел выждал, чтобы до  сознания
присутствующих  дошли  его  слова,  затем  продолжал:  -  Можно,  конечно,
утверждать, что катастрофы, о которых идет речь, никогда бы не  произошли,
прекрати мы продажу страховок в аэропортах. Иными  словами,  что  все  эти
катастрофы - преступления, совершенные под влиянием  импульса,  возникшего
благодаря той легкости, с какою можно приобрести  страховки  в  аэропорту.
Можно считать,  что  даже  заранее  задуманные  преступления  не  были  бы
совершены,  если  бы  страховки  не  приобретались  так  просто.   Таковы,
насколько я понимаю, аргументы Вернона и  его  Ассоциации.  -  Мел  бросил
взгляд на своего шурина, но тот по-прежнему сидел злой  и  насупленный.  -
Главная слабость его аргументации, - продолжал Мел, - состоит в  том,  что
вое это основано на предположениях. Мне лично кажется,  что  если  человек
задумал совершить преступление, его не  остановит  то,  что  он  не  может
купить страховку в аэропорту, - ведь он может приобрести ее в любом другом
месте, сам Вернон говорит, что это просто.
   Иными  словами,  пояснил  Мел,  страховка  при  саботаже  играет   лишь
второстепенную  роль.  Подлинные  же  побудительные  мотивы  гнездятся   в
стародавних  человеческих  слабостях  -   любовных   неудачах,   алчности,
банкротстве, желании совершить самоубийство.
   Мотивы эти, заявил Мел,  существуют  столько,  сколько  существует  род
людской,  уничтожить  их  невозможно.  Поэтому  те,  кто  заинтересован  в
безопасности полетов и в предотвращении саботажа, должны стремиться  не  к
тому, чтобы ликвидировать продажу страховок в аэропортах, а к тому,  чтобы
усилить меры предосторожности в воздухе и на земле.  Одной  из  таких  мер
может быть ограничение продажи динамита - главного средства, используемого
на сегодня большинством  тех,  кто  устраивает  катастрофы  в  воздухе.  В
качестве другой меры следует совершенствовать приборы, способные  "учуять"
взрывчатку в багаже. Один такой прибор, сообщил Мел внимательно  слушавшим
его уполномоченным, уже находится в стадии экспериментального опробования.
   Третья мера -  на  которой,  кстати,  настаивают  компании,  страхующие
пассажиров в полете, - должна состоять в осмотре багажа до полета, как это
делают таможенники. Правда, добавил Мел,  эта  последняя  мера  связана  с
явными трудностями.
   Мы должны, продолжал он, жестче соблюдать существующие законы,  которые
запрещают перевозить оружие на гражданских самолетах. Кроме того, учитывая
возможность подстроенной аварии, надо пересмотреть конструкцию  самолетов,
чтобы Они Не разваливались при взрыве. В этой связи есть, например,  такая
идея - и она тоже принадлежит страховой компании: предлагается укрепить (и
соответственно  -  утяжелить)  стенки  багажного  отделения,  хотя  это  и
повлияет на общий вес самолета и снизит доходы авиакомпаний.
   Федеральное управление  авиации,  подчеркнул  Мел,  специально  изучало
вопрос о продаже страховок в аэропортах и выступило против  запрещения  их
продажи. Мел взглянул на Вернона Димиреста - лицо у него было  по-прежнему
злое. Оба знали, что это "изучение" вызывало протесты у пилотов, поскольку
проводил  его  чиновник  страховой  компании,  сам  занимавшийся  продажей
страховок в аэропорту, и его беспристрастность была весьма сомнительна.
   Страховая компания дала Мелу еще и другие данные, но он решил  на  этом
поставить точку. К тому же  эти  неиспользованные  им  доводы  были  менее
убедительны. Он сомневался даже в  целесообразности  укрепления  багажного
отсека, хотя всего минуту назад внес такое  предложение.  Кому  пойдет  на
пользу увеличение веса самолета - пассажирам, авиакомпаниям или опять-таки
страховым обществам?  Зато  все  остальные  доводы  он  считал  достаточно
весомыми.
   - Итак, - в заключение сказал он, - нам предстоит  решить,  следует  ли
лишать публику - на основании в общем-то одних предположений - тех  услуг,
которые ей явно нужны.
   Мел  едва  успел  опуститься  на  свое  место,  как  Милдред   Аккерман
решительно объявила:
   -  Я  считаю,  что  не  следует.  -  И  бросила  на  Вернона  Димиреста
победоносный взгляд.
   К ней присоединились остальные уполномоченные, после чего  решено  было
устроить перерыв и отложить рассмотрение других дел до послеполудня.
   В коридоре Вернон Димирест ждал Мела.
   - Привет, Вернон! - произнес Мел и  быстро  добавил,  не  давая  шурину
вставить хоть слово: - Надеюсь, ты на меня не в  претензии?  Ведь  даже  у
друзей и у родственников порою могут быть разные мнения.
   Слово "друзья" было преувеличением. Мел Бейкерсфелд и  Вернон  Димирест
никогда не любили друг друга, несмотря на то, что Димирест  был  женат  на
сестре Мела,  Саре,  причем  оба  знали  об  этой  взаимной  неприязни;  в
последнее же время эта неприязнь переросла в открытую вражду.
   - Конечно, черт побери, я на  тебя  в  претензии,  -  сказал  Димирест.
Злость уже не так кипела в нем, но глаза смотрели жестко.
   Уполномоченные, выходившие из конференц-зала, с любопытством  поглядели
на них. Они шли обедать. И через несколько минут Мел присоединится к ним.
   - Людям твоего склада, привязанным, точно пингвины  к  земле,  к  своим
столам, легко так рассуждать, - презрительно изрек Димирест. - Вот если бы
вы так часто летали, как я, вы бы держались иной точки зрения.
   - Я не всю жизнь летал за столом, - резко бросил Мел.
   - О, бога ради, не корми меня этой  манной  кашей  про  героя-ветерана.
Сейчас ты на нулевой отметине, и то, как ты думаешь, подтверждает  это.  В
противном случае ты бы смотрел на всю эту историю со страховками так,  как
смотрит любой уважающий себя пилот.
   - Ты имеешь в виду именно "уважающий себя", а не самовлюбленный? - Если
Вернону хочется поупражняться в колкостях, что  ж,  Мел  готов  поддержать
разговор. В коридоре было пусто, и их не могли  услышать.  -  Вся  беда  с
вами, пилотами, в том, что вы привыкли считать себя полубогами, капитанами
заоблачных высот и потому уверены, будто и мозги у вас особенные. Так вот,
они у вас самые обыкновенные - только что напичканы специальными знаниями.
Иной раз мне кажется, что они у вас вообще атрофировались - слишком  долго
вы сидите без дела  в  разреженном  воздухе,  пока  машину  ведет  за  вас
автоматический пилот. Поэтому когда кто-то высказывает свое мнение  и  это
мнение, как выясняется, не  совпадает  с  вашим,  вы  ведете  себя,  точно
балованные дети.
   - Я пропускаю все это мимо ушей, - сказал Димирест, - хотя если  кто  и
ребенок здесь, так это ты. К тому же отнюдь не беспристрастный.
   - Ну, вот что, Вернон...
   - Ты же сам употребил это слово, -  презрительно  фыркнул  Димирест.  -
Беспристрастное мнение - как же, держи карман шире! Да ты  же  пользовался
сейчас данными страховой компании! Ты же читал по бумажке,  подготовленной
ими! Я видел это с того места, где сидел, и знаю, потому что у  меня  есть
копия. - И он ткнул пальцем в  кипу  книг  и  бумаг,  которые  держал  под
мышкой. - Ты даже не потрудился  пристойности  ради  сам  подготовиться  к
выступлению.
   Мел вспыхнул.  Шурин  действительно  поймал  его.  Он  должен  был  сам
подготовиться или хотя бы критически отнестись к данным страховой компании
и перепечатать те из них, которыми намеревался пользоваться. Да,  конечно,
дел у него последние дни было больше обычного, но это не оправдание.
   - Когда-нибудь ты еще об этом пожалеешь, - сказал Вернон Димирест. -  И
если это произойдет и я буду при сем  присутствовать,  я  напомню  тебе  о
сегодняшнем дне и нашем разговоре. А до тех пор постараюсь  встречаться  с
тобой лишь при крайней необходимости.
   И прежде чем Мел успел что-либо сказать, шурин его повернулся  и  пошел
прочь.


   Вспомнив об этом сейчас, когда он стоял  с  Таней  в  центральном  зале
аэропорта, Мел - в который раз - подумал, правильно ли он тогда себя вел и
не лучше ли было не обострять отношений с  Верноном.  В  глубине  души  он
чувствовал, что нельзя так держаться. Он мог не соглашаться с зятем -  Мел
и сейчас не видел оснований менять свою точку  зрения,  -  но  можно  было
вести себя ровнее и  не  допускать  бестактности:  пусть  этим  занимается
Вернон Димирест, а не он. Мел.
   С того дня они  ни  разу  не  встречались,  -  собственно,  Мел  увидел
Димиреста  в  аэропортовском  кафе  сегодня  вечером  впервые  после  того
заседания. Мел никогда не был особенно близок  со  своей  старшей  сестрой
Сарой, и они редко навещали друг друга. Однако  рано  или  поздно  Мелу  и
Вернону Димиресту придется встретиться и либо  уладить  свои  разногласия,
либо, по крайней мере, прекратить распрю. И чем скорее это  случится,  тем
лучше, подумал Мел,  вспомнив  о  том,  в  каких  резких  выражениях  была
составлена  докладная  комиссии  по   борьбе   с   заносами,   безусловно,
инспирированная Верноном.
   - Я бы не стала вспоминать об этой истории со страховками,  -  заметила
Таня, - если бы знала, что это может увести вас так далеко от меня.
   А ведь его мысли отвлеклись от Тани всего на секунду, но она сразу  это
уловила - как остро она чувствует все, что связано с  ним.  Никто  еще  не
обладал такой способностью угадывать, о чем он думает. Как же они, значит,
духовно близки друг другу.
   Он чувствовал, что Таня наблюдает за ним - она смотрела на него  мягко,
понимающе, но под этой мягкостью таилась  большая  женская  сила,  таились
чувства, которые, как подсказывал Мелу  инстинкт,  могли  вспыхнуть  ярким
пламенем. И ему захотелось, чтобы их близость стала еще полнее.
   - Нет, это не увело меня далеко от  вас,  -  сказал  Мел.  -  Наоборот,
только приблизило. И мне очень хочется,  чтобы  вы  были  со  мной.  -  Их
взгляды встретились, и он добавил: - Всегда и везде.
   И Таня с присущей ей прямотою ответила:
   - Я тоже этого хочу. - И слегка улыбнулась. - Давно хочу.
   Он еле удержался, чтобы не предложить ей сейчас же бросить все и уехать
куда-нибудь, в спокойное, тихое место... скажем, к ней домой... и  плевать
на последствия! Но Мел знал, что не может он себе  этого  позволить,  -  и
смирился. Пока не может.
   - Давайте встретимся позже, - сказал он ей.  -  Сегодня.  Не  знаю  еще
когда, но сегодня. Не уезжайте домой без меня. - Ему хотелось схватить ее,
сжать, притянуть к себе, почувствовать ее тепло,  но  вокруг  них  бурлила
толпа.
   Она протянула руку, и пальцы ее слегка коснулись его руки.  Его  словно
пронизало электрическим током.
   - Я буду ждать, - сказала Таня. - Я  буду  ждать  столько,  сколько  вы
захотите.
   Через минуту она уже была далеко, и  толпа  пассажиров,  теснившаяся  у
стоек "Транс-Америки", поглотила ее.



        6

   Хотя Синди Бейкерсфелд очень решительно разговаривала с  Мелом  полчаса
назад, она еще совсем не была уверена, как поведет себя дальше.  Вот  если
бы подле нее был кто-то, с кем можно  было  бы  посоветоваться!  Стоит  ей
все-таки ехать сегодня в аэропорт или не стоит?
   Синди одиноко размышляла над этой  непростой  проблемой  среди  гула  и
гомона, царивших на коктейле, организованном фондом помощи детям Арчидоны.
Как же ей все-таки быть? До сих пор она почти  весь  вечер  переходила  от
группы к группе, оживленно болтая, здороваясь со  знакомыми,  знакомясь  с
теми, кто ее интересовал, - и все время ее  не  покидала  мысль,  что  она
здесь сегодня без спутника. А сейчас и вовсе  она  стояла  в  задумчивости
одна.
   Синди размышляла: идти на  ужин  без  Мела  или  какого-нибудь  другого
мужчины ей не хотелось. Значит, надо либо ехать домой, либо разыскать Мела
и устроить ему сцену.
   По телефону она заявила Мелу, что приедет в аэропорт и все ему выложит.
Но Синди понимала, что если она туда явится, объяснение будет нешуточным и
может  наступить  разрыв,  окончательный  и  необратимый.  Здравый   смысл
подсказывал ей, что рано или поздно такой разговор между ними неминуем,  -
так чем скорее он будет позади, тем лучше.  К  тому  же  тогда  решатся  и
некоторые побочные проблемы. Однако пятнадцать лет брака не отбросишь  так
же легко, как выбрасывают отслуживший свое дождевик из пластика. Каковы бы
ни были их недостатки и причины разногласий - а Синди могла  бы  насчитать
таковых немало, - когда  два  человека  столько  лет  прожили  вместе,  их
связывают узы, которые трудно порвать.
   Даже и сейчас Синди верила, что ее брак с Мелом можно спасти, если  оба
они как следует постараются. Вопрос в другом: хотят ли  они  этого?  Синди
была убеждена, что она этого хочет - при условии, конечно, что Мел  пойдет
на уступки, однако до сих пор он не соглашался на  ее  требования,  и  она
сомневалась, чтобы он мог измениться, как ей бы того хотелось. Если же  ни
на какие уступки Мел не пойдет,  дальнейшая  совместная  жизнь  немыслима.
Последнее время уже и интимные отношения,  когда-то  восполнявшие  многое,
отошли в прошлое. Что-то и тут разладилось, хотя Синди не понимала почему.
Мел по-прежнему возбуждал ее - даже и сейчас, стоило подумать о нем, как в
ней  вспыхнуло  желание.  Но  всякий  раз,  когда  возникала   возможность
близости, духовная отчужденность брала верх. В итоге - во всяком случае, у
Синди - это вызывало раздражение, злость, а потом плоть начала заявлять  о
себе так громко, что ей  просто  необходим  стал  мужчина.  Какой  угодно.
Любой.
   Она одиноко стояла среди плюша и бархата  салона  при  ресторане  отеля
"Лейк Мичиган", где проходил прием для представителей прессы.  Вокруг  нее
говорили преимущественно о буране и о  том,  как  трудно  было  всем  сюда
добраться. Но они-то приехали, подумала Синди, а вот Мел - нет.  Время  от
времени где-то рядом раздавалось: "Арчидона", и Синди вспомнила,  что  она
так и не выяснила, какой же Арчидоне она благодетельствует  -  эквадорской
или испанской. ("Черт бы тебя побрал, Мел  Бейкерсфелд,  подумаешь,  какой
выискался умник!..")
   Чья-то рука  дотронулась  до  ее  локтя,  и  незнакомый  голос  любезно
осведомился:
   - Вы ничего  не  пьете,  миссис  Бейкерсфелд?  Могу  я  вам  что-нибудь
принести?
   Синди обернулась.  Перед  ней  стоял  репортер  по  имени  Дерик  Иден,
которого  она  немного  знала.  Его   комментарии   часто   появлялись   в
"Санди-таймс". Как большинство людей этой профессии, он держался  легко  и
уверенно, с чуть  рассеянным  видом.  Синди  и  раньше  обращала  на  него
внимание - как и он на нее.
   - Спасибо, - сказала Синди. - Американского виски с водой, только  воды
поменьше. И называйте меня, пожалуйста, по имени. По-моему, вы знаете, как
меня зовут.
   - Конечно, Синди.
   Глаза репортера с откровенным,  нескрываемым  восхищением  смотрели  на
нее. "Собственно, почему бы и нет?"  -  подумала  Синди.  Она  знала,  что
сегодня хорошо выглядит, из