покойнее, Гвен. Сядьте-ка лучше. - Надо, чтобы между ним  и  Герреро
никого не было, если ему придется силой отбирать чемоданчик.
   Дверь одного из туалетов отворилась. Молодой человек в  круглых  очках,
делавших его похожим на сову, вышел из туалета  и  остановился,  близоруко
щурясь. Он явно ничего не слышал и не подозревал о том, что происходит.
   И тут кто-то из пассажиров крикнул:
   - Хватайте этого малого, у него в портфеле бомба!
   Когда дверь туалета щелкнула у него за спиной, Герреро повернул голову.
Услыхав возглас пассажира, он  оттолкнул  человека  в  очках  и  юркнул  в
туалет, из которого тот только что вышел.
   При первом же движении Герреро Гвен Мейген  бросилась  следом  за  ним.
Позади нее Вернон Димирест, расталкивая пассажиров, устремился туда же.
   Дверь туалета уже захлопывалась, когда к ней подбежала Гвен. Она успела
просунуть ногу в щель и всем телом налегла на дверь. Нога  помешала  двери
затвориться, но распахнуть ее у Гвен не  хватило  сил.  Она  почувствовала
острую боль в ноге: Герреро налегал на дверь с другой стороны.
   В голове у него был полный сумбур. Он даже не понимал, что произошло  в
последние минуты, не слышал и половины того, что  говорил  Димирест.  Одно
только отчетливо дошло до его сознания и подавило все  остальные  мысли  и
чувства:  он  понял,  что  и  этот  замысел,  подобно  всем  его   великим
начинаниям, потерпел фиаско. В чем-то  он  просчитался,  как  всегда.  Вся
жизнь его была сплошной неудачей. И завершающей неудачей  будет  смерть  -
теперь он с горечью осознал это.
   Он навалился спиною на дверь  туалета.  Он  чувствовал,  как  на  дверь
налегают с противоположной стороны,  и  понимал,  что  стоит  им  надавить
сильнее,  и  его  сопротивление  будет  сломлено,  дверь  распахнется.  Он
судорожно нащупал под ручкой чемоданчика шнур, который был  присоединен  к
квадратику пластика, -  квадратик  вылетит,  концы  защепки  сомкнутся,  и
произойдет взрыв. Когда пальцы Герреро нащупали петлю и потянули за нее, в
голове его пронеслась последняя мысль: а что,  если  и  тут  осечка,  если
бомба тоже подведет...
   В последний,  предсмертный  миг,  прежде  чем  сознание  его  померкло,
Герреро понял, что на этот раз осечки не произошло.



        10

   Взрыв на борту лайнера "Транс-Америки", рейс два "Золотой  Аргос",  был
ошеломителен и страшен. В герметически закрытом пространстве  самолета  он
прозвучал  подобно  стократно  усиленному  удару  грома  -  язык   пламени
взметнулся вверх, словно вырвавшись из гигантского горна.
   Смерть Герреро наступила мгновенно: он находился в центре взрыва, и его
разорвало на куски. Миг назад он жил - и вот  от  человека  остались  лишь
кровавые лохмотья.
   Взрывом повредило фюзеляж.
   Гвен Мейген, находившуюся ближе всех к Герреро, взрывной волной ударили
в грудь и в лицо.
   Повреждение  фюзеляжа  тотчас  повлекло  за  собой  разгерметизацию.  С
оглушительным воем воздух  устремился  через  образовавшееся  отверстие  в
разреженные высокие слои атмосферы. Искусственно поддерживаемое в самолете
нормальное давление начало падать;  в  клубах  поднявшейся  пыли,  подобно
обломкам кораблекрушения,  пронеслись  по  салонам  -  от  носа  к  хвосту
самолета - все незакрепленные предметы независимо от их величины  и  веса:
подносы, газеты, винные бутылки, кофейные  чашки,  одежда,  ручной  багаж,
различные  вещи,  принадлежащие  пассажирам;  они  уносились,  крутясь   в
воздухе, словно  всасываемые  гигантским  пылесосом.  Портьеры  слетели  с
колец. Двери кабин и туалетов сорвало с петель и унесло туда же - в  хвост
самолета.
   Нескольких пассажиров сбило с ног. Те, кто не был пристегнут ремнями  к
креслу, ухватились за что попало, чтобы их не унесло.
   Над сиденьями распахнулись дверцы аварийного устройства и оттуда выпали
желтые кислородные маски, соединенные пластмассовой  трубкой  с  цистерной
кислорода.
   Внезапно вихрь улегся, в салоны проник  мглистый  ледяной  воздух.  Рев
двигателей и вой ветра заглушали все звуки.
   Вернон  Димирест,  ухватившись  за  спинку  ближайшего  сиденья,  чтобы
удержаться на ногах, крикнул что было сил:
   - Надевайте маски! - И сам схватил маску.
   Он знал то, чего не знало большинство пассажиров  (это  дали  ему  годы
обучения и тренировок): воздух в самолете был теперь разрежен и не годился
для поддержания жизни. Если сейчас люди не  получат  кислорода,  то  через
пятнадцать секунд их сознание начнет меркнуть.
   Небольшое  же  помутнение  сознания  -  из-за  отсутствия  необходимого
количества кислорода - возникнет уже через пять секунд.
   Еще через пять секунд появится состояние  эйфории,  после  чего  многим
покажется, что кислородные маски им ни к  чему,  и  тогда  они  безмятежно
лишатся чувств.
   Уже давно все, понимавшие опасность разгерметизации, настаивали на том,
чтобы авиакомпании перед  каждым  полетом  более  тщательно  и  продуманно
разъясняли пассажирам, как пользоваться кислородным оборудованием в случае
аварии. Пассажирам  надлежит  сказать  следующее,  утверждали  они:  "_Как
только перед вами повиснет кислородная маска, хватайте ее и  прижимайте  к
лицу. Вопросы будете задавать потом. Если возникла разгерметизация, нельзя
терять ни секунды. Если же тревога окажется ложной, вы  снимете  маску,  и
дело с концом: она не причинит вам вреда_".
   Пилотам,     подвергавшимся     испытаниям     на      разгерметизацию,
демонстрировалось  действие  кислородной  недостаточности  в   разреженной
атмосфере тренажера. Надев кислородную маску, пилоты должны были поставить
на листе бумаги свою подпись,  но  как  только  они  начинали  писать,  им
предлагали снять маску, и подпись  тут  же  превращалась  в  каракули  или
просто обрывалась. Затем, прежде чем пилоты успевали потерять сознание, им
снова надевали маску.
   Глядя потом на свою подпись, пилоты не верили собственным глазам.
   Однако  руководство  авиакомпании  полагало,  что  слишком  пристальное
внимание к кислородным маскам может посеять тревогу  среди  пассажиров,  и
настаивало  на  самом  поверхностном  ознакомлении  пассажиров   с   ними.
Улыбающиеся  стюардессы  со  скучающей  или  иронической  миной   нарочито
небрежно демонстрировали, как пользоваться кислородной  маской,  и  чей-то
голос, явно торопясь поскорее покончить с этой ненужной процедурой, трещал
тем временем по трансляции заученные фразы,  как  попугай:  "..._в  случае
крайне  маловероятной  неполадки...  утвержденные  правительством  правила
требуют, чтобы мы объяснили вам_..." О необходимости  действовать  в  этом
случае быстро не упоминалось вообще.
   Все это приводило  к  тому,  что  пассажиры  с  таким  же  безразличием
наблюдали демонстрацию кислородных масок, с каким  обслуживающий  персонал
самолета  ее  проделывал.  Какие-то  чиновники   -   маньяки,   размышляли
пассажиры, придумали эти коробки у них над головой и эти нудные, из раза в
раз повторяющиеся демонстрации с масками. (Зевок!) Им  лишь  бы  изобрести
что-нибудь похитрее, чтобы повысить  подоходные  налоги  и  оправдать  все
возрастающую дороговизну жизни. Так какого черта!..
   И когда на регулярных рейсах над головой пассажира вдруг открывался люк
и  оттуда  вываливалась  кислородная  маска,  большинство  с  любопытством
взирало на нее и даже не пыталось ее надеть. Примерно то  же  произошло  и
теперь - только на этот раз опасность была реальной.
   Вернон Димирест увидел реакцию пассажиров и чуть не взревел от  ярости,
вспомнив о том, как он сам и другие пилоты тщетно пытались добиться, чтобы
демонстрации  с  кислородными  масками  перестали   носить   полушутовской
характер. Но не было времени ни предостеречь людей, ни хотя бы подумать  о
Гвен, которая, быть может, была уже мертва или умирала в нескольких  шагах
от него.
   Сейчас необходимо было немедленно вернуться  на  свое  место  и  помочь
спасти самолет, если это еще возможно.
   Вобрав в легкие кислород из маски, Димирест ринулся вперед.
   В салоне туристского класса над каждым рядом кресел по обе  стороны  от
прохода повисли четыре кислородные маски - три для пассажиров,  занимающих
кресла, и одна на всякий случай - для того, кто может оказаться в проходе.
Одну из таких масок и схватил Димирест.
   Но чтобы добраться до кабины, он должен был бросить эту маску  и  взять
другую, переносную, с которой можно было бы передвигаться.
   Два переносных кислородных баллона  находились  впереди,  в  сетке  под
потолком у входа в салон  первого  класса.  Димирест  знал,  что  если  он
доберется  туда,  то  с  помощью  одного  из  баллонов  сможет  преодолеть
расстояние до пилотской кабины.
   Он продолжал продвигаться вперед,  хватая  одну  кислородную  маску  за
другой - из тех, что были  свободны.  Однако  в  одном  из  рядов  впереди
свободной маски не оказалось: три маски надели пассажиры  -  в  том  числе
какая-то девочка-подросток, а четвертую та же  девочка  прижимала  к  лицу
ребенка, лежавшего на коленях матери. Девочка, судя по всему, уже овладела
положением и жестами показывала  пассажирам,  что  надо  делать.  Димирест
повернулся в другую сторону и увидел  свободную  маску:  сделав  последний
глубокий вдох, он бросил свою маску и устремился к той, свободной.  Прижав
ее к лицу, он снова глубоко втянул в себя кислород. Он  не  прошел  еще  и
половины туристского салона.
   Он сделал еще рывок вперед и  вдруг  почувствовал,  что  самолет  резко
накренился на правый борт и начал падать.
   Димирест замер на месте. Он понял,  что  сейчас  уже  ничего  не  может
изменить. Дальнейшее зависело от двух обстоятельств:  от  того,  насколько
сильно поврежден  самолет  и  насколько  искусен  окажется  Энсон  Хэррис,
оставшийся один там, у штурвала.


   Для тех, кто находился в пилотской кабине, все, что  произошло  за  эти
несколько  секунд,  явилось  не  меньшей  неожиданностью,  чем  для   всех
остальных. С тех пор как Гвен Мейген с миссис Квонсетт, а следом за ними и
Вернон Димирест покинули кабину, двое оставшихся членов  экипажа  -  Энсон
Хэррис и  второй  пилот  Сай  Джордан  -  понятия  не  имели  о  том,  что
происходило у них за спиной,  в  пассажирских  салонах,  пока  самолет  не
тряхнуло взрывом, мгновенно вызвавшим разгерметизацию.
   Как и в пассажирских салонах, в кабине поднялось  густое  облако  пыли,
которая тотчас улетучилась, лишь только дверь сорвало с петель и унесло. И
все, что не было прочно прикреплено, унеслось в вихре обломков.
   Под  столиком  бортинженера  надрывно  загудел  сигнал  бедствия.   Над
креслами обоих пилотов вспыхнули ярко-желтые огни. И звуковые  и  световые
сигналы оповещали об одном - об опасном для жизни низком давлении воздуха.
   А на смену облаку пыли в  кабину  вполз  ледяной  туман.  Энсон  Хэррис
почувствовал мучительную боль в барабанных перепонках.
   Но в это время он уже начал действовать - многолетний опыт и тренировка
сделали свое.
   На долгом и трудном пути к креслу командира воздушного  корабля  пилоты
проводят  долгие  часы  в  упорных  тренировках  в  учебных  аудиториях  и
тренажерах, изучая теоретически и практически все  непредвиденные  тяжелые
ситуации, которые могут возникнуть в воздухе как вследствие аварии, так  и
вследствие чисто психологических причин. Цель этих тренировок -  воспитать
в пилоте быструю и точную реакцию в любых неожиданных положениях.
   Тренажеры имеются на всех крупных аэродромах всех рейсовых авиалиний.
   Снаружи тренажер выглядит,  как  нос  самолета,  отрубленный  от  всего
остального  фюзеляжа.  Внутри  он  оборудован  совершенно  так   же,   как
нормальная кабина экипажа.
   Пилот проводит несколько часов  в  закрытом  тренажере,  в  обстановке,
полностью  имитирующей  дальний   беспосадочный   перелет.   Когда   дверь
захлопывается,  отрезая  пилота  от  внешнего  мира,  ощущение   возникает
несколько жуткое; с абсолютной точностью воспроизводятся и движение и шум,
пилот физически как бы ощущает  себя  в  воздухе.  Предусмотрено  все  для
воспроизведения картины полета: перед лобовыми стеклами помещен экран,  на
котором возникают аэропорты и взлетно-посадочные полосы,  то  вырастающие,
приближающиеся, то остающиеся позади, создавая впечатление приземления или
взлета. Единственное отличие тренажера от кабины настоящего самолета  лишь
в том, что тренажер никогда не отрывается от земли.
   Пилот в тренажере, так же как и в обычном полете, связан с диспетчерами
по  радио.  В  диспетчерской  опытные   операторы-инструкторы   с   пульта
управления  имитируют  всю  процедуру  управления  полетом   в   различных
условиях.  Оператор-инструктор  может  без  предупреждения  создавать  для
пилота крайне неблагоприятные  условия,  имитируя  всевозможные  аварийные
ситуации, начиная от  перебоев  в  работе  двигателей  и  кончая  пожаром,
воздушным  порывом,  нехваткой  горючего,  повреждением   электропроводки,
взрывной разгерметизацией, выходом из строя приборов и прочими  аварийными
положениями. Даже столкновение в воздухе может быть имитировано. Иной  раз
тренажеры  используются  для  того,  чтобы  пилот  сумел   задним   числом
разобраться в причинах аварии.
   Иногда  оператор-инструктор  может   создать   для   пилота   несколько
критических ситуаций одновременно, в результате чего пилот вылезает  потом
из тренажера совершенно  измочаленный  и  взмокший  от  пота.  Большинство
пилотов тем не менее успешно проходят эти испытания, те же,  кому  это  не
удается,   получают   соответствующую   пометку    в    своей    служебной
характеристике;  им  назначается  новая  проверка,  и  за  их  работой   в
дальнейшем ведется пристальное наблюдение. Проверки в тренажере приводятся
систематически несколько раз  в  год  на  протяжении  всего  срока  службы
пилота, вплоть до его выхода на пенсию.
   В результате этих тренировок при возникновении того или иного ЧП пилоты
крупных рейсовых  авиалиний  точно  знают,  что  им  надлежит  делать,  не
теряются и не тратят зря ни  секунды  драгоценного  времени.  Именно  это,
наряду с некоторыми другими факторами, и сделало рейсовые лайнеры наиболее
безопасным средством передвижения за всю историю человечества. Вот  почему
и Энсон Хэррис мгновенно, автоматически, начал применять  все  необходимые
меры для спасения самолета.
   В процессе тренировки на  разгерметизацию  от  членов  экипажа  требуют
соблюдения одного основного правила: они прежде всего обязаны позаботиться
о себе. Вернон Димирест выполнил это требование. Точно  так  же  поступили
Энсон Хэррис и Сай Джордан.
   Прежде всего - кислород; им - даже  раньше,  чем  пассажирам.  А  когда
нормальная  деятельность  мозга  будет  обеспечена,  можно  уже  принимать
решения.
   У каждого пилота на спинке кресла с наружной стороны висела кислородная
маска, похожая  на  маску  бейсбольного  вратаря.  Привычным,  тысячу  раз
отработанным движением Хэррис сорвал с головы наушники и закинул  руку  за
спину. Он дернул с такой силой, что отодрал держатель, и мгновенно натянул
маску  на  голову.  В  маску,  подсоединенную  к  цистерне  с  кислородом,
вмонтирован микрофон. Для приема же Хэррис, после того как снял  наушники,
включил на большую громкость динамик над головой.
   Сай Джордан, сидевший позади, молниеносно проделал то же самое.
   В следующем автоматическом движении Энсона Хэрриса проявилась забота  о
пассажирах.  В  случаях  разгерметизации  система  кислородного  снабжения
работала автоматически. Но из предосторожности - на случай,  если  она  не
сработает, - над головой у  каждого  из  пилотов  имелся  выключатель.  Он
обеспечивал автоматический выброс кислородных масок пассажирам и подачу  к
ним кислорода. Хэррис щелкнул выключателем.
   Затем правой рукой он взялся за  секторы  и  уменьшил  подачу  топлива.
Скорость снизилась.
   Необходимо было снизить ее еще больше.
   Слева от секторов находилась рукоятка  воздушных  тормозов.  Хэррис  до
отказа  взял  рукоятку  на  себя.  На  обоих  крыльях  самолета  поднялись
спойлеры, создавая дополнительное  сопротивление,  способствуя  уменьшению
скорости.
   Сай Джордан выключил сигнал тревоги.
   До этого мгновения все  действия  производились  автоматически.  Теперь
настало время решать, как быть дальше.
   Прежде всего необходимо было снизить самолет,  перебраться  в  те  слои
атмосферы, где человек может дышать. С двадцати  восьми  тысяч  футов  над
землей самолет должен спуститься на три с половиной мили - там  воздух  не
так разрежен и можно уже существовать без кислородной маски.
   И  вот  перед  Хэррисом  встала  дилемма:  снижаться   постепенно   или
пикировать?
   Еще два года назад инструкция безоговорочно  предписывала  пилотам  при
разгерметизации  в  результате  взрыва   немедленно   пикировать.   Однако
выполнение этой инструкции уже привело к тому, что один самолет разлетелся
на куски, в то время как при медленном снижении, быть может, и удалось  бы
избежать катастрофы.  Теперь  пилотам  было  сказано:  _сначала  проверьте
серьезность повреждений. Если самолет сильно поврежден, пикирование  может
привести к аварии, в таком случае снижайтесь медленно_.
   Но и это было чревато опасностями, И  Энсон  Хэррис  сразу  понял,  чем
грозит им медленное снижение.
   В фюзеляже несомненно образовалась пробоина. Это  доказывала  внезапная
разгерметизация; только что прогремевший - меньше минуты назад - взрыв мог
произвести  большие  разрушения.   При   других   обстоятельствах   Хэррис
немедленно  послал  бы   Сая   Джордана   выяснить,   насколько   серьезны
повреждения,  но  отсутствие  в  кабине  командира  корабля   предписывало
бортмеханику оставаться на месте.
   Однако независимо от величины повреждений одно было неоспоримо и,  быть
может,  наиболее  важно.  Температура  окружающей  среды  приближалась   к
пятидесяти градусам ниже  нуля.  Судя  по  парализующему  холоду,  который
ощущал Хэррис, температура в самолете упала примерно до такого же  уровня.
При   подобной   температуре   и   при   отсутствии   специальной   одежды
продолжительность жизни для любого человека измерялась минутами.
   Каков же выбор: погибнуть от холода или рискнуть и спикировать?
   Приняв   решение,   правильность   которого   могло   подтвердить   или
опровергнуть только будущее, Энсон Хэррис крикнул в микрофон Саю Джордану:
   - Предупредите КДП! Мы пикируем.
   И тут же резко положил самолет в  правый  крен,  одновременно  переведя
рычаг шасси вниз, на выпуск. Вираж перед пикированием преследовал  двойную
цель: пассажиры и стюардессы,  стоявшие  или  не  успевшие  пристегнуться,
будут удержаны на месте центробежной силой, в  то  время  как  при  прямом
пикировании их подбросило бы к потолку. И второе: вираж уведет  самолет  в
сторону от трассы,  и,  надо  надеяться,  от  других  воздушных  кораблей,
следующих тем же курсом, но ниже.
   Выпущенное же шасси должно еще больше затормозить самолет  и  позволить
ему круче спикировать.
   Из репродуктора у себя над головой Хэррис услышал голос  Сая  Джордана,
монотонно оповещавшего о бедствии:
   - Майский  день,  майский  день,  говорит  "Транс-Америка",  рейс  два.
Разгерметизация от взрыва. Мы пикируем, пикируем!
   Хэррис резко отдал штурвал и крикнул в микрофон:
   - Проси десять!
   - Прошу дать эшелон десять тысяч футов, - передал в эфир Сай Джордан.
   Энсон Хэррис переключил радар на семьдесят семь - радарный SOS.  Теперь
там, на земле, на экранах всех радаров вспыхнет "двуцветка" -  сигнал,  не
оставляющий  сомнения  в  том,  что  самолет  терпит  бедствие,  и   точно
указывающий, где именно.
   Самолет пикировал, обезумевший альтиметр  раскручивался,  как  часы  со
сломанным  анкером.  Двадцать  шесть  тысяч  футов...  двадцать  четыре...
двадцать три... Вариометр показывал спуск восемь тысяч футов  в  минуту...
Сверху, из динамика, раздался голос диспетчера Торонтского центра:
   - Все эшелоны ниже вас свободны.  Как  только  сможете,  сообщите  ваши
намерен