ящно одета и тщательно подмазана.
   - Я мигом вернусь, - сказал ей  Дерик  Иден,  -  так  что,  пожалуйста,
никуда не уходите, раз уж я вас нашел. - И он  стремительно  направился  к
бару.
   Дожидаясь его возвращения, Синди оглядывала переполненный зал. И  вдруг
поймала на себе взгляд немолодой дамы в  шляпе  с  цветами.  Синди  тотчас
просияла и улыбнулась приветливейшей из улыбок, - дама  кивнула  и  отвела
глаза. Это была журналистка светской хроники. Рядом с ней стоял  фотограф,
и они явно решали, кого снимать для разворота в  завтрашних  газетах.  Вот
дама в шляпе с цветами поманила к себе нескольких благотворительниц, и они
столпились вокруг нее, любезно  улыбаясь,  стараясь  держаться  как  можно
непринужденнее, тогда как сами были рады-радешеньки, что выбор пал  именно
на них. Синди понимала, почему ее обошли:  одна  -  она  ничего  собой  не
представляла; а вот будь здесь Мел, сразу приобрела бы  вес.  Мел  кое-что
значил в жизни города. Но самое возмутительное, что Мелу на успехи в свете
было глубоко наплевать.


   В другом конце комнаты засверкали вспышки фотоаппарата;  дама  в  шляпе
усиленно строчила имена и фамилии. Синди готова  была  расплакаться.  Ведь
она участвовала _почти во всех благотворительных начинаниях_... трудилась,
не жалея сил, заседала в скучнейших комиссиях, выполняла всю неблагодарную
работу, от которой отказывались дамы, занимавшие в обществе более  высокое
положение, а теперь - пожалуйста, о ней и думать забыли...
   ("Черт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд! Черт бы побрал  этот  сволочной
снег!  Провались  ты  к  чертовой  матери,  поганый,   разбивающий   браки
аэропорт!")
   Тем временем газетчик возвращался с двумя стаканами в руках - для Синди
и для себя. Пробираясь сквозь толпу, он увидел,  что  Синди  наблюдает  за
ним, и улыбнулся. Чувствовалось, что он уверен  в  себе.  Насколько  Синди
знала мужчин, он, должно быть, сейчас прикидывал, есть  ли  у  него  шансы
переспать с ней сегодня. Журналисты - народ  дошлый  и  наверняка  неплохо
разбираются в психологии отринутых, одиноких жен.
   Синди, глядя на Дерика Идена,  тоже  кое-что  прикидывала  в  уме.  Лет
тридцать с небольшим, решила она: достаточно зрел,  чтобы  быть  человеком
опытным, и в то же время достаточно молод, чтобы женщина изощренная  могла
его кое-чему поучить.  Вроде  бы  неплохо  сложен.  Он  будет  внимателен,
возможно, даже нежен и уж, конечно, - щедр. И при этом явно готов идти  на
сближение: он дал ей это понять еще до того, как отправился за  напитками.
Двум людям, если они не чурбаны и  одинаково  смотрят  на  вещи,  нетрудно
наладить контакт.
   Всего несколько минут назад она раздумывала, куда ей ехать - домой  или
в аэропорт. Сейчас, казалось, намечался третий, более интересный вариант.
   - Извольте.
   И Дерик Иден протянул ей стакан. Она взглянула -  ого,  сколько  виски!
Наверно, он велел бармену налить побольше. Нет, право же, мужчины  слишком
прямолинейны.
   - Спасибо. - Она отхлебнула немного, глядя на него поверх края стакана.
   Дерик Иден приподнял свой стакан и улыбнулся.
   - Очень шумно здесь, правда?
   Для человека пишущего, подумала Синди, он на редкость неоригинален.  По
его расчетам, она сейчас должна сказать: "Да", и тогда он  предложит:  "_А
почему бы нам не поехать куда-нибудь, где  поспокойнее?_"  Текст,  который
последует за этим, тоже нетрудно предугадать.
   Синди решила потянуть время и еще глотнула виски.
   Она размышляла. Конечно, если бы Лайонел был в городе, она бы не  стала
возиться с этим газетчиком. Но Лайонел, к которому она  всегда  обращалась
за утешением в периоды семейных  бурь  и  которого  держала  при  себе  на
случай, если с Мелом дело дойдет до развода, - а Лайонел  готов  был  хоть
завтра жениться на ней, - сейчас находился в Цинциннати (а может  быть,  в
Колумбусе?) и занимался тем, чем занимаются  архитекторы,  когда  выезжают
куда-нибудь по делам; вернется он только дней через десять, а то и позже.
   Мел не знал о романе Синди с Лайонелом - во всяком случае, точно ничего
не знал, хотя, наверное, подозревал, что у  нее  есть  любовник.  Но,  как
догадывалась  Синди,  ему,  по  всей   вероятности,   это   было   глубоко
безразлично. Просто теперь он мог  больше  времени  отдавать  аэропорту  и
совсем не думать о ней, - надо сказать, этот  чертов  аэропорт  портил  им
жизнь не хуже иной любовницы.
   Но не всегда было так.
   В начале их брака, когда Мел только что расстался с флотом, Синди очень
гордилась  им.  Он  стал  быстро  подниматься  по  ступенькам,  ведущим  к
командным  постам  в  авиации,  и  Синди  радовалась  этому   продвижению,
радовалась его новым постам. Служебное положение Мела укреплялось,  вместе
с ним укреплялось и положение Синди - естественно, общественное: в ту пору
они почти каждый вечер бывали на людях. Синди от имени их обоих  принимала
приглашения на коктейли, ужины, премьеры, благотворительные вечера, а если
на один вечер выпадало сразу два светских события, Синди  решала,  которое
важнее, и отклоняла другое приглашение. Для молодого  человека,  делающего
карьеру, ведь так важно быть на виду, общаться с имеющими вес людьми. Даже
Мел это понимал. И он покорно всюду следовал за Синди.
   Беда была в том, как поняла теперь Синди, что они с Мелом ставили перед
собою  разные  цели.  Мел  видел  в  светской  жизни  лишь  средство   для
удовлетворения своего профессионального честолюбия: главным для него  была
карьера, а светские обязанности - лишь  временное  орудие  для  достижения
этой цели. Синди же видела в карьере Мела  своего  рода  пропуск  в  более
высокие и могущественные светские слои.  Сейчас,  оглядываясь  назад,  она
порой думала, что если бы они тогда, вначале, лучше понимали  друг  друга,
то могли  бы  прийти  к  какому-то  компромиссу.  К  сожалению,  этого  не
произошло.
   Разлад между  ними  начался  примерно  в  то  время,  когда  Мела,  уже
занимавшего пост управляющего аэропортом имени Линкольна, избрали  к  тому
же еще и президентом Совета руководителей аэропортов.
   Синди была вне себя от счастья, узнав, что ее  муж  приобретает  вес  и
влияние в Вашингтоне. А когда его стали вызывать в  Белый  дом  и  у  него
установились непосредственные отношения с президентом Кеннеди, Синди стала
готовиться к появлению в высшем вашингтонском свете. В розовых мечтах  она
уже видела, как гуляет - и фотографируется -  с  Джекки,  или  Этель,  или
Джоан [имеются в виду члены семьи президента Джона Кеннеди] в  Яннис-порте
или на лужайке Белого дома.
   Но ничего подобного не произошло. Ни Мел, ни Синди никакого  участия  в
светской жизни Вашингтона не принимали, хотя и могли бы. Больше  того,  по
настоянию Мела они отклоняли даже те приглашения,  которые  получали.  Мел
считал, что в своей области  сумел  сделать  себе  имя  и  ему  нет  нужды
заботиться об укреплении своего положения в свете, - кстати,  это  никогда
его особенно не волновало.
   Когда  Синди  это  поняла,  она  взорвалась,  и  между  ними  произошла
грандиозная ссора. Это было еще одной ошибкой с ее  стороны.  Мел  мог  бы
сдаться на уговоры, а гнев Синди обычно заставлял его лишь  тверже  стоять
на своем. Разлад между ними продолжался целую неделю - с каждым днем Синди
вела себя все стервознее и тем лишь ухудшала дело. Стервозность была одним
из недостатков Синди, и она это знала. Большую часть времени она старалась
сдерживаться, но порой, сталкиваясь с равнодушием  Мела,  не  могла  взять
себя в руки, и ее бешеный темперамент одерживал верх  -  так  произошло  и
сегодня, когда она говорила с мужем по телефону.
   После этой недели бесконечных препирательств они стали ссориться чаще и
уже не скрывали своих отношений от детей. да и едва ли сумели  бы  скрыть,
даже если б  захотели.  Как-то  раз,  к  стыду  их  обоих,  Роберта  вдруг
объявила, что теперь после школы будет ходить к подруге, "потому,  что  вы
ссоритесь  и  мешаете  мне  готовить  уроки".  Однако  постепенно  в  доме
установилось некое подобие равновесия. Время от  времени  Мел  сопровождал
Синди на те или иные светские рауты, но только если заранее ей это обещал.
А вообще он подолгу задерживался  в  аэропорту  и  редко  появлялся  дома.
Предоставленная в значительной мере самой себе, Синди - как не без издевки
говорил Мел - с головой ушла в  "мелкую  благотворительность"  и  занялась
"штурмом светских вершин".
   Что ж, возможно, Мелу это и в самом деле казалось глупым, думала Синди.
Но право, надо же чем-то себя занять, а кроме того, ей нравилась борьба за
положение в свете - собственно,  к  этому  и  сводилась  ее  деятельность.
Мужчинам легко  критиковать  -  у  них  есть  чему  посвятить  себя.  Мел,
например, занят своей карьерой, аэропортом, другими обязанностями.  А  что
прикажете делать Синди? Сидеть целый день дома и вытирать пыль?
   Синди не питала иллюзий по поводу своего ума. Она не  обладала  большим
интеллектом и понимала, что во многих отношениях  не  может  сравниться  с
Мелом. Но тут, собственно. ничего нового не было. В первые годы  их  брака
Мел находил ее глупости забавными, теперь же -  а  в  последнее  время  он
только это и делал - лишь издевался над ней. Реалистичнее  стала  смотреть
Синди и на свои актерские возможности:  конечно  же,  из  нее  никогда  не
получилось бы "звезды". В прошлом она, правда, любила намекать на то, что,
если бы не замужество, она достигла бы в театре больших высот. Но это была
лишь форма самообороны, стремление напомнить - в том числе Мелу, - что она
не просто жена управляющего аэропортом, но и личность. В глубине  же  души
Синди знала: в своей актерской карьере она никогда бы  не  поднялась  выше
второстепенных ролей.
   А участие в светской  жизни  -  в  мизансценах,  разыгрываемых  местным
обществом, - было Синди по  силам.  Оно  давало  ей  ощущение  собственной
значимости, делало ее личностью. И хотя Мел издевался над ней и отнюдь  не
считал, что Синди чего-то достигла,  она  все-таки  сумела  взобраться  на
несколько ступенек вверх по общественной лестнице и была принята  в  кругу
достаточно известных в свете людей. Которых иначе никогда бы не встретила,
да и на такие приемы, как сегодня, уж конечно, не могла бы попасть...  Вот
только сейчас ей очень нужен был Мел в  качестве  спутника,  а  он,  думая
прежде всего о своем чертовом аэропорте, не появился.
   Мел, сумевший завоевать престиж и прочное положение в обществе, никогда
не понимал стремления Синди к самоутверждению. Да теперь уже и не поймет.
   Однако Синди продолжала идти своим путем. У  нее  тоже  были  планы  на
будущее, которые - она знала - приведут в семье к страшной  схватке,  если
они с Мелом останутся вместе. Дело в том, что Синди  лелеяла  честолюбивую
мечту вывести в свет обеих своих дочерей - сначала Роберту, а потом  Либби
- на котильоне в  Пассаване,  блистательном  событии  сезона,  открывающем
светскую карьеру для родовитых иллинойских  девиц.  Естественно,  что  как
мать дебютанток Синди и сама привлечет к себе внимание.
   Однажды она вскользь упомянула о своем намерении в разговоре с Мелом, и
тот, как и следовало ожидать, вспылил: "Только через мой труп!" В наш  век
устраивать балы для дебютанток с их глупыми квохчущими мамашами -  это  же
смешно, заявил он Синди. Слава богу, этот снобистский обычай уже  отмирает
как  анахронизм  и  кастовая  традиция,  с  которой  нация,   к   счастью,
разделывается, хотя - судя по людям вроде Синди - недостаточно быстро.  Он
же, заявил Мел, хочет, чтобы его дети воспитывались  в  духе  равенства  с
другими людьми, а не росли самовлюбленными эгоистами, уверенными, что  они
занимают привилегированное положение в обществе. И так далее.
   Вопреки обыкновению, Мел, обычно кратко и  четко  формулировавший  свои
взгляды, тут говорил долго и пространно.
   А вот Лайонел считал, что это правильная затея.
   Фамилия Лайонела - Эркарт. И в жизни Синди он занимал далеко не главное
место - маячил где-то на обочине в виде вопросительного знака.
   Любопытно, что свел Синди с Лайонелом сам Мел. Он  представил  их  друг
другу на одном официальном завтраке, куда Лайонела пригласили потому,  что
он как архитектор что-то делал для города, а Мела - из-за его причастности
к аэропорту. Они были шапочно знакомы друг с другом уже несколько лет.
   После этого завтрака Лайонел стал звонить Синди, и  они  несколько  раз
вместе обедали и ужинали, потом стали встречаться чаще, а  со  временем  у
них завязались и более интимные отношения.
   В  противоположность  многим  мужчинам,  легко  смотрящим  на  роман  с
женщиной, Лайонел чрезвычайно серьезно воспринял свою связь  с  Синди.  Он
жил один - с женой он расстался несколько лет назад, но разведен  не  был.
Теперь он хотел получить развод в надежде, что Синди разведется с мужем  и
они поженятся. К тому времени, когда у него созрело это  решение,  он  уже
знал, что брак Синди весьма непрочен.
   У Лайонела никогда не было детей, и теперь, сказал он Синди,  он  очень
об этом сожалеет. Правда, они с Синди еще вполне  могут  завести  ребенка,
если не станут тянуть и быстро поженятся.  При  этом  он,  конечно,  будет
более чем счастлив создать семейный очаг для Роберты и  Либби  и  всемерно
постарается заменить им отца.
   Синди откладывала окончательное решение по разным  причинам  -  главным
образом потому, что надеялась наладить отношения с Мелом, в какой-то  мере
вернуть прошлое. Нельзя сказать, чтобы она все еще была влюблена  в  Мела:
Синди успела обнаружить,  что  с  возрастом  начинаешь  более  скептически
относиться к любви. Но она привыкла к Мелу. Привыкла видеть  его  рядом  -
так же, как Роберту и Либби; а кроме того, подобно многим женщинам,  Синди
страшилась кардинальных перемен в своей жизни.
   Когда-то она считала, что  развод  и  новый  брак  могут  повредить  ее
положению в обществе. Однако теперь она  изменила  на  этот  счет  мнение.
Множество людей разводятся  и  ни  на  минуту  не  исчезают  со  светского
горизонта: сегодня мы встречаем даму с одним мужем, а уже через неделю - с
другим. Синди даже стало казаться, что человек, ни разу не прошедший через
развод, производит унылое впечатление.
   К тому же брак с Лайонелом  мог  укрепить  позиции  Синди  в  обществе.
Лайонел с большей охотой, нежели Мел, посещал всякие  светские  сборища  и
вечера. Да и происходил он из родовитой семьи, пользовавшейся уважением  в
городе. Мать Лайонела, словно вдовствующая императрица, все еще  царила  в
ветхом  особняке,  где  допотопный  дворецкий   громогласно   возвещал   о
посетителях, а горничная с распухшими от артрита  руками  обносила  гостей
чаем на серебряном подносе. Лайонел как-то водил туда Синди. Он сообщил ей
потом, что она произвела хорошее впечатление  и  он  уверен:  ему  удастся
убедить мать, когда настанет срок, поддержать кандидатуры Роберты и  Либби
для участия в котильоне.
   Словом, так как разлад  с  Мелом  не  сглаживался,  а  углублялся,  все
говорило за то, что Синди следовало решиться и связать себя  с  Лайонелом,
если бы... если бы не одно обстоятельство. Как мужчина Лайонел  никуда  не
годился.
   Он очень старался быть на высоте и, случалось, даже  поражал  ее  силой
своей страсти, но, как правило, больше  походил  на  часы  с  незаведенной
пружиной. Однажды вечером, после  неудачной  встречи  у  него  в  спальне,
которая оставила у них обоих неприятный осадок, он мрачно заявил: "Если бы
ты знала  меня  в  восемнадцать  лет!..  Мне  удержу  не  было..."  Но,  к
сожалению, Лайонелу минуло не восемнадцать, а сорок восемь.
   Синди прекрасно понимала,  что  если  она  выйдет  замуж  за  Лайонела,
страсть, которая сейчас бросала их в объятия  друг  друга,  иссякнет,  как
только они  поселятся  вместе.  Конечно,  Лайонел  постарается  возместить
отсутствие  страсти  чем-то  другим  -   он   человек   добрый,   широкий,
внимательный, - но разве этого достаточно? Чувства  Синди  далеко  еще  не
угасли, - она и вообще-то была натурой пылкой,  а  в  последнее  время  ее
желания и аппетиты даже возросли. Но ведь и с Мелом  у  нее  уже  не  было
близости - так не все ли равно? В конечном счете Лайонел  все-таки  больше
устраивал ее.
   Значит, надо выходить замуж за Лайонела Эркарта и спать с кем-нибудь на
стороне. Последнее, конечно, трудновато будет осуществить, особенно  сразу
после замужества, но если осмотрительно себя вести, то все же  можно.  Она
знала немало мужчин и женщин, даже  довольно  высокопоставленных,  которые
жили вот так же, сохраняя брак и находя удовлетворение вне стен  домашнего
очага. Ведь удавалось же ей обманывать Мела. Он мог, конечно,  подозревать
ее в  неверности,  но  Синди  была  убеждена,  что  Мел  не  знает  ничего
определенного - ни о Лайонеле, ни о ком-либо еще.
   Ну, а  как  ей  быть  сегодня  вечером?  Ехать  ли  в  аэропорт,  чтобы
объясниться с Мелом, как она  намеревалась?  Или  провести  вечер  с  этим
репортером Дериком Иденом, который стоял сейчас подле нее и ждал?
   Синди пришло в голову, что, пожалуй, можно осуществить и то и другое.
   Она улыбнулась Дерику Идену.
   - Извините, пожалуйста, что вы сказали?
   - Я сказал, что здесь очень шумно.
   - О, да.
   - И я подумал, не сбежать  ли  нам  с  этого  ужина  и  не  поехать  ли
куда-нибудь, где потише.
   Синди едва удержалась, чтобы не расхохотаться.  Но  вместо  этого  лишь
сказала:
   - Хорошо.
   Она окинула взглядом салон, где толпились  приглашенные.  и  устроители
коктейля. Фотографы перестали  щелкать  аппаратами  -  значит,  оставаться
дольше не имело смысла. Можно, тихонько, незаметно уйти.
   Дерик Иден спросил:
   - Вы на машине, Синди?
   - Нет. А вы?
   Из-за непогоды Синди приехала на такси.
   - А я на машине.
   - Прекрасно, - сказала она. - Давайте уйдем порознь. Ждите меня в своей
машине, я выйду из главного подъезда через четверть часа.
   - Давайте лучше через двадцать минут:  мне  еще  надо  сделать  два-три
звонка.
   - Очень хорошо.
   - У вас есть какие-нибудь пожелания? Насчет того,  куда  бы  вы  хотели
поехать.
   - Это уж решайте сами.
   Секунду помедлив, он спросил:
   - Вы предпочитаете сначала поужинать?
   Ее позабавило это "сначала": все должно быть ясно - он хотел, чтобы она
понимала, на что идет.
   - Нет, - сказала Синди. - У меня мало времени. Мне  нужно  быть  еще  в
одном месте.
   Она почувствовала, как взгляд Дерика Идена скользнул  по  ее  фигуре  и
снова вернулся к  ее  лицу.  Казалось,  она  даже  услышала,  как  у  него
перехватило дыхание, - еще бы, так повезло.
   - Вы грандиозная женщина, - сказал он. - Но я до  конца  поверю  своему
счастью, только когда вы выйдете из подъезда.
   Произнеся это,  он  повернулся  и  незаметно  исчез  из  салона.  Через
четверть часа Синди последовала за ним.
   Она взяла в гардеробе свое манто и, выходя из отеля, плотно  закуталась
в него. На улице по-прежнему сыпал снег и ледяной пронизывающий ветер гнал
поземку по  просторам  набережной  и  шоссе.  Погода  напомнила  Синди  об
аэропорте. Она твердо решила, что сегодня непременно поедет туда, но  было
еще рано - всего половина десятого,  -  и  времени  впереди  достаточно...
хватит на все.
   Из-под козырька подъезда вышел швейцар и притронулся к фуражке:
   - Такси, мэм?
   - Нет, пожалуй, не надо.
   В эту минуту на стоянке вспыхнули фары одной из машин. Она тронулась  с
места, слегка пошла юзом на рыхлом снегу и подкатила к подъезду, где ждала
Синди. Это был "шевроле" семилетней давности. За рулем сидел Дерик Иден.
   Швейцар  распахнул  дверцу,  и  Синди  села  в  машину.  Когда   дверца
захлопнулась, Дерик Иден сказал:
   - Извините, что здесь так холодно. Мне надо было  сначала  позвонить  в
газету, а затем позаботиться о том, чтобы нас приняли там, куда мы едем. Я
сам только что залез в машину.
   Синди вздрогнула и плотнее закуталась в манто.
   - Остается только надеяться, что там, куда мы едем, будет тепло.
   Дерик Иден, не глядя, с