дставительниц семейства кошачьих, которых Джой успешно возвратила
на свободу. Рассказ о том, как женщина и леопардиха  жили  вместе,  очаровал
читателей, уже одаривших ее благосклонностью.
   По странному совпадению,  вскоре  после  гибели  Джой  Питер  Мосон  тоже
встретил безвременный конец. Он отправился  в  Южно-Африканскую  Республику,
затем в Ботсвану.  Питер  погиб  в  автокатастрофе  на  северо-востоке  Тули
незадолго до того, как я занялся изучением жизни львов в этом же регионе.  С
той поры по краю бродит легенда, будто после его смерти  юная  вдова  Памела
вспомнила, как он однажды сказал: "Если мне суждено  умереть,  я  хотел  бы,
чтобы душа  моя  переселилась  в  морского  орла".  Памела  уехала  из  этой
местности, но, когда она пересекала сухое русло реки Лимпопо, над нею  будто
бы пролетел черно-белый морской орел, неведомый в  этой  засушливой  стране.
Эта  щемящая  история  напомнила  мне  строки  из   стихотворения   Френсиса
Ннаггенды, которое Джой всегда носила с собой и которое  было  напечатано  в
конце "Царицы Савской":
   Нет, мертвые не спят в земле!
   Они - в шумящих деревах,
   И в тихом шорохе листвы,
   В бегущих по земле ручьях.
   Нет, мертвые не спят в земле!
   Они и в детских голосах,
   И в ярком пламени костра.
   Мне предки рассказали о Творце,
   Что вечно с нами Он.
   Мы засыпаем с Ним,
   Мы с Ним охотимся,
   И мы танцуем с Ним.
   Может быть, эти строки - самая подходящая эпитафия для  всех,  кто  отдал
жизни, работая среди дикой природы, и  для  всех  когда-то  бегавших  по  ее
просторам зверей. Здесь мертвые не исчезают бесследно - они воскресают. Где,
когда - нам не дано знать, но за всякой смертью следует возрождение к жизни.
   ...После двухдневного пребывания в Меру Джордж с киногруппой возвратились
в Кору, и я снова порадовал их новостями о львах. Особенно позабавил Джорджа
рассказ о том, как мы с Джулией проспали появление прайда.  В  тот  вечер  с
нами в лагере также был Джерри, о котором я уже рассказывал. Он прибыл, взяв
с собой друзей, за несколько часов до  Джорджа.  Когда  Джерри  навещал  наш
лагерь, мы всегда очень радовались, но нынешний его  визит,  как  выяснилось
позже, был исполнен особого смысла.
   Эта ночь сняла напряжение, вызванное съемками эпизода в Меру и связанными
с ним тягостными воспоминаниями; для меня она явилась возможностью отдохнуть
от львов, а для всех обитателей и гостей лагеря - немного расслабиться. Вино
лилось рекой, пирующие затянули песни - весельчак Джерри  со  своей  гитарой
оказался как нельзя кстати.
   Почтенная Гроу с прайдом тоже  пожаловала  к  нам  вечером,  невзирая  на
суматоху в лагере. За  несколько  часов  до  пирушки  мы  с  Джорджем  вышли
покормить зверей. Львы залегли всего в нескольких метрах от ограды,  и  было
ясно, что им наплевать на шум и людей, - это ли не очередное  доказательство
таинственного чувства, которым обладают животные? В ту  ночь  ни  у  кого  в
лагере не было ни тени страха, беспокойства или агрессивности, и  львы  были
довольны.
   Джерри закончил песню, и присутствующие стали упрашивать его  спеть  еще.
Тут Джордж неожиданно попросил спеть ирландскую песню, напоминая, что у него
и у Джерри общие ирландские корни. Джерри заиграл, а Джордж  запел  глубоким
приятным голосом. И тут же в ответ из темноты раздался зов львов.
   Услышав этот неожиданный отклик, Джерри на мгновение запнулся, пораженный
происходящим. Но Джордж продолжал петь, и он быстро попал в такт; между  тем
львы не умолкали, и их рычание эхом отзывалось в холмах Коры.
   Пока Джордж молчал, львы, несмотря на громкие голоса обитателей и  гостей
лагеря, не издавали ни звука. Но когда тот запел, львы узнали  его  голос  и
ответили. Еще раз подчеркну,  что  речь  идет  о  диких  львах,  никогда  не
испытавших влияния человека, и, возможно, они отвечали Джорджу, как отвечали
бы вожаку прайда. Когда  он  начинает  свой  зов,  за  ним  подают  голос  и
остальные, словно доводя до сведения странствующих по диким  просторам,  что
это их территория и сами они,  в  свою  очередь,  являются  неотъемлемой  ее
частью - точно так же, как по духу
   Джордж и львы составляют одно целое.
   В последние дни съемок фильма киногруппа, помимо того что постоянно брала
интервью у Джорджа, старалась как можно  больше  снимать  его  среди  львов.
Несмотря на прежние проблемы и сомнения,  все  было  закончено  вовремя,  По
вечерам, когда являлись львы, Джордж выходил за ограду лагеря. Я следовал за
ним (вооруженный электрическим кнутом для скота на случай, если какой-нибудь
из львов подойдет слишком близко!), а за мной, в свою очередь, в ночную тьму
уходили  Майк,  вооруженный  кинокамерой,   и   Род   со   звукозаписывающим
оборудованием.
   Трудно было следить за львами и одновременно за Майком и  Родом,  которым
поначалу не всегда удавалось вести и съемки, и звукозапись.  Но  вскоре  оба
наших гостя освоили методику подхода к животным, особенно Майк - любо-дорого
было смотреть, каким доверием пользовался он среди  львов.  Тем  более  если
вспомнить, что до поездки в Кору ни ему, ни Роду не доводилось  работать  со
львами  и  изучать  сложности  их  поведения.  Проработав   всю   ночь,   мы
возвращались в лагерь радостные и удовлетворенные.
   Теперь, мне кажется,  самое  время  рассказать  о  нескольких  закулисных
эпизодах, произошедших во время съемок. Как-то  ночью,  готовясь  к  съемкам
Джорджа среди его любимцев, мы решили попробовать снять  это  под  необычным
утлом  зрения.  Майк,  Род  и  Джон  должны  были  припарковать  машину  вне
территории  лагеря  неподалеку  от  того  места,  куда  львы   приходят   за
гостинцами. Как только они появятся, Джордж выйдет из ворот и начнет бросать
мясо, а киногруппа заснимет эту замечательную сцену, так  сказать,  с  точки
зрения львов.
   Род, Джон и Майк в сопровождении Мохаммеда выехали из лагеря незадолго до
ожидаемого появления львов, чтобы успеть установить оборудование в машине  и
припарковать ее под нужным углом. После этого,  запершись  в  машине,  стали
ждать. Род  заранее  снабдил  Джорджа  микрофоном,  который  тот  держал  на
коленях, поскольку, как обычно, был без рубахи.
   Наконец львы появились, но они нервничали и старались избегать света - им
хотелось подойти к Джорджу, но уж слишком необычным было присутствие  машины
за  лагерной  оградой.  Мы  долго  ждали,  надеясь,  что,  к  удовлетворению
киногруппы, львы преодолеют смущение. Какое там!
   Род, Джон, Майк и Мохаммед сидели в лендровере тише воды ниже травы.  Все
запаслись терпением, но оно ничем не было вознаграждено.  Время  шло,  .и  в
конце концов мы решили: пусть  киногруппа  освежит  себя  напитками,  а  там
обсудим, ждать дальше или нет.
   У нас не было  радиосвязи  с  теми,  кто  находился  в  машине,  и  Сэнди
предложил провести сеанс односторонней связи через микрофон (находившийся на
коленях у Джорджа и соединенный с наушниками  Рода)  и  рассказать  о  наших
планах. Как раз в этот момент  я  отлучился,  а  вернувшись,  застал  весьма
необычную картину: Сэнди наклонился так,  будто  о  чем-то  заклинал  чресла
Джорджа. Мне стоило большого труда удержаться от смеха. Сцена и в самом деле
была экстравагантная, особенно если  видеть  расплывшуюся  на  лице  Джорджа
улыбку при одновременной с этим попытке удержать во рту трубку...
   Так или иначе, Сэнди удалось  поведать  спрятавшимся  в  машине  о  наших
планах. Сью уставила два старинных  серебряных  подноса  Джорджа  всяческими
напитками, и странная процессия двинулась в путь.
   Впереди шел Джордж, а мы с Сэнди несли подносы. Пройдя  мимо  стаи  львов
(не спускавших с нас  недоуменных  глаз),  мы,  несколько  церемонно,  стали
подавать напитки в окна. Наконец, когда киногруппа вернулась в лагерь  -  на
сегодняшний вечер съемки окончены! - мы чрезвычайно позабавили их, рассказав
о сцене "заклинания чресел"...
   Другой забавный случай произошел, когда киногруппа, Сью, Джулия, Джордж и
я, отсняв очередную серию интервью, отправились поплескаться на  реку  Тана,
невзирая на возможное присутствие  крокодилов.  Глубина  большей  частью  не
превышала нескольких дюймов. Но мы так уютно разлеглись  на  спине,  вытянув
ноги, что мутная вода скрывала нам грудь и колени и  определить  глубину  со
стороны было трудно.
   Как-то так получилось, что Сэнди входил в воду последним. Я  увидел,  как
он подошел к берегу, и, к своему ужасу, понял, что  он  собирается  нырнуть.
Очевидно, он не сообразил, как здесь мелко. Прежде чем я успел крикнуть ему,
он бросился в воду - к счастью, прыжок был  задуман  с  падением  на  живот.
Сэнди с шумным плеском, подняв тучу брызг, шлепнулся в реку, и, когда  через
доли секунды брызги осели, я увидел его плашмя лежащим в воде, которая  едва
доставала ему до кончиков ушей. Затем он встал на колени и напустил на  себя
важный вид, будто ничего не случилось, хотя лицо и шея у  него  были  все  в
песке.
   Случай этот не укрылся от глаз  купающихся,  и  тут  же  со  всех  сторон
раздались смешки. Если бы за этим наблюдал скрывавшийся в  засаде  сомалиец,
он бы решил, что белые люди посходили с ума.
   Вечером накануне отъезда киногруппы  мы  снова  устроили  пирушку.  Слава
Богу, все тяготы и несчастья, связанные со съемкой,  были  позади.  Это  был
вечер настоящей дружбы! Работа над историей Джорджа и его жизни связала  нас
невидимыми узами - при  том,  что  у  нас  у  всех  разные  корни  и  разные
характеры,
   Наутро, прежде чем расстаться, я взял  Сэнди  и  Майка  в  заключительную
поездку по заповеднику - прогуляться,  а  заодно,  если  повезет,  поснимать
сценки из жизни дикой природы Коры.
   Мы не ждали  ничего  особенного  и  решили  не  расстраиваться,  если  не
встретим ничего примечательного. Но,  как  часто  бывает  на  этой  заросшей
кустарником земле, награда за затраченные усилия приходит неожиданно.
   Мы ехали вдоль берегов Таны, и первым, что бросилось нам  в  глаза,  было
стадо павианов, освещенных утренним солнцем. Майк  заснял  крохотных  черных
детенышей с матерями и разгуливавших неподалеку  чванливых  крупных  самцов.
Затем  мы  направились  туда,  где  в  Тану  впадает  река  Комунью,  сейчас
пересохшая, и, перейдя ее, вышли к большим плоским  камням,  скрывающимся  в
низкорослом кустарнике за рощицей. Майк приготовил камеры, а я вынул бинокль
и осмотрел окрестности - нет ли поблизости диких зверей и птиц?
   Через несколько минут в поле моего  зрения  попало  движущееся  короткими
перебежками стадо буйволов. Они и не  подозревали  о  нашем  присутствии,  и
вскоре камера заработала.
   Затем мы заметили спускавшихся к водопою зебр, а еще через  десять  минут
прошествовало семейство грациозных малых куду  -  увенчанный  витыми  рогами
самец в сопровождении двух самок и детеныша. Ей-богу, сам дух дикой  природы
одаривал нас этими милыми безмятежными картинами, и за  несколько  часов  мы
увидели больше диких животных, чем за  все  время  пребывания  киногруппы  в
Коре. Куду ушли, и тут же появилась тройка  бородавочни-ков  в  каких-нибудь
двадцати метрах от того места, где мы сидели, но они нас не видели.
   Когда Майк отснял эти и другие сцены, мы отправились на поиск крокодилов.
Нескольких мы заметили, но они или оказывались слишком далеко от нас,  чтобы
можно было снимать, или тут же исчезали в мутной воде Таны.
   Наконец мы наткнулись на огромного крокодила,  блаженно  разлегшегося  на
песчаном берегу с раскрытой пастью. Я чуть отъехал  назад  и  шепнул  Майку,
чтобы он шел за мной пешком - надо незаметно подкрасться  к  рептилии.  Ура!
Сюжет блестяще отснят, и на этом съемки в Коре завершились.
   Вернувшись в лагерь, мы отобедали в последний раз все вместе, а  затем  я
отвез киногруппу к уже поджидавшему ее самолету. Прощались как старые добрые
друзья. Шутка ли - прожить почти три недели одной жизнью с Джорджем и каждую
минуту быть готовым к любым неожиданностям и  опасностям,  подстерегающим  в
дикой природе!

Глава седьмая
О ТЕХ, КТО СКРЫВАЕТСЯ ВО ТЬМЕ

   Киногруппа уехала, и я вернулся к  повседневной  жизни,  которой  жил  до
приезда наших гостей. К тому времени стало очевидным присутствие в Коре  сил
безопасности.  Их  грузовики  часами  разъезжали  по  самым  глухим  уголкам
заповедника, и часто на его тропинках и дорогах мне приходилось  встречаться
с патрулями. Солдаты всегда  бывали  дружелюбны,  и  мы  часто  обменивались
информацией. Они сообщали мне, где встречали львиные следы, а я информировал
их, где видел домашний скот сомалийцев. Несмотря на бездну работы по  поиску
сомалийцев, солдаты, судя по всему, прекрасно осознавали свою роль  в  жизни
заповедника. Я не раз замечал, что те, кто наведывается в Кору  из  Найроби,
скептически  относятся  к  попыткам   правительства   предотвратить   ущерб,
наносимый шифтой, и изгнать из национальных парков пастухов с их стадами.

***

   Люди же, охранявшие нас и заповедник, были не  только  хорошо  обучены  и
дисциплинированны, но делали все возможное ради будущего  этого  уникального
места. Они также были  высокого  мнения  о  Джордже  и  труде,  которому  он
посвятил всю жизнь.
   Командир части Джулиус часто навещал нас и докладывал о своих находках  и
действиях. Джордж очень ценил такие встречи и всегда угощал гостей холодными
напитками в хижине-столовой; этот скромный жест был выражением благодарности
за нелегкую жизнь, которая выпала на долю этих людей. Джулиус всегда говорил
с Джорджем с величайшим почтением, а тот,  в  свою  очередь,  слушал  его  с
восхищением. А как ободрили Джорджа  слова,  сказанные  однажды  приветливым
офицером: "Если бы не ваше присутствие на этой земле, здесь бы давно  ничего
не было. Ни львов, ни других животных -  ничего.  Мы  пришли  помогать  вам,
потому что вы защитили это  место,  чтобы  зверям  здесь  было  хорошо.  Как
хочется пожелать вам долгих лет жизни!"
   Джордж даже замер, потрясенный искренними словами собеседника.  Для  меня
же этот разговор стал которым уже по счету подтверждением того, что, как  бы
ни нападали на Джорджа иные "специалисты по охране природы", в глазах многих
местных жителей он оставался стойким  и  последовательным  защитником  этого
уголка земли. Он стал также символом борьбы за сохранение дикой природы  для
тысяч людей в разных странах. Джорджу удалось найти понимание и в  том  и  в
другом мире - многие  ли  "природоохранители"  могут  похвастаться  подобным
достижением?
   С точки зрения туземцев Джордж  воплощал  в  себе  нечто  от  африканской
мистики, поскольку в его образе жизни было  немало  такого,  что  почиталось
местными  традициями.  Его  любовно  называли  "мзее"  -  почтенный  старец.
Удивительное сопереживание Джорджа львам и простота его  отношений  с  этими
животными, которые являют собой символ жизни и смерти  в  дикой  африканской
природе,  а  также  его  незамысловатое  житье  снискали  ему  привязанность
населения. Хоть  кожа  его  и  была  белой,  но  жизнь  во  многом  питалась
африканскими корнями.
   Борьба Джорджа за сохранение природы  Африки,  ставшей  для  него  родным
домом, куда больше  импонировала  местным  жителям,  чем  "работа"  залетных
ученых из дальних стран, которые приедут, посмотрят и исчезнут  с  собранной
информацией, а она, кстати, могла бы послужить благополучию африканцев, если
бы была пущена в дело.
   Проект Джорджа, который он взялся осуществлять в Коре, вызвал  интерес  у
коренных обитателей, и в ходе его реализации  они  начали  понимать,  в  чем
заключается ценность мест, где  они  родились.  Не  в  пример  "пришельцам",
Джордж стал частью этой земли - предмета его  сердечных  забот.  Присутствие
Джорджа вселяло в местных жителей чувство  постоянства  -  для  них  он  был
человеком, который дарует,  ничего  не  требуя  взамен.  Я  видел,  с  каким
уважением к нему относятся за его непоколебимые убеждения.
   Для примера расскажу о  юном  Мохаммеде,  который  в  течение  нескольких
недель жил с нами в "Кампи-иа-Симба",  набираясь  знаний  для  осуществления
проекта,  разработанного  Клубом  дикой  природы  при  его  школе.  Мохаммед
сопровождал нас в поездках по заповеднику и, обладая пытливым умом,  многому
научился у Джорджа. Как  я  понял,  в  лагере  временами  гостили  и  другие
кенийские учащиеся.
   Работа с киногруппой отвлекла меня от поисков Люцифера, и теперь я  готов
был со всей рьяностью взяться за это  дело  снова.  Проконсультировавшись  с
Джорджем, я вернулся на границу Коры искать "льва, скрывающегося  во  тьме",
который, несмотря на то, что был взращен человеком,  таился,  как  "истинный
дикий лев" - так Мохаммед называл львов, не испытавших влияния Джорджа.
   Однажды  утром  я  направился  к  ржавой  бочке,   обозначавшей   границу
заповедника и являющейся точкой  притяжения  в  регионе  скитаний  Люцифера.
Когда я выехал за пределы лагеря, мне более всего хотелось узнать,  добилась
ли успеха армия в деле изгнания многочисленных групп кочующих сомалийцев, от
которых просто житья не стало в этой части  Коры.  Я  проехал  уже  половину
сорокакилометрового пути, а все нигде не было  видно  следов  ни  копыт,  ни
солдатских башмаков. Но, увы, во второй  половине  пути  появились  и  следы
копыт, и  плоские  отпечатки  верблюжьих  ног,  и  я  понял,  что  сомалийцы
по-прежнему хозяйничают в заповеднике, ища места для выпаса,  и  прячутся  в
этой безводной местности, хоронясь за  колючим  кустарником  и  деревьями  с
шелушащейся корой.
   Доехав до бочки, я тщательно обследовал песчаную  почву.  Затем  прошелся
дальше по дороге, потом - вдоль  кривой  линии  кустов,  осмотрел  даже  все
окрестные холмы - никаких признаков того, что  он  здесь  побывал!  Напрасно
убив три часа, я вернулся в лагерь к Джорджу ни с чем.
   Вечером я снова  отправился  на  поиски.  Вдали  виднелся  холм,  вершина
которого напоминала силуэт льва.  Но  увидеть  его  можно  было  только  под
определенным углом  освещения  на  закате  солнца.  Мне  еще  множество  раз
предстояло приезжать сюда по вечерам и наблюдать  это  явление  в  последних
лучах заката, но в тот момент львиный профиль выглядел  как  издевательство.
Расположившись на возвышении, я всматривался в даль, и мои призывы "Люцифер!
Люцифер!" отзывались эхом, расходились в ночи, будто рябь по воде, и наконец
исчезали во тьме, как и тот лев, которого я искал.
   В этот вечер я привез с собой высохшие остатки верблюжьей туши и разложил
приманку на каменистой почве, но за ночь к ней наведались лишь  пара  жалких
шакалов да одна пуганая  гиена,  которая,  изнывая  от  голода,  все  же  не
решилась подойти. Когда забрезжили первые лучи зари и  торжественно  сиявшая
ночью луна обратилась в ничто, я увидел, что  туша  осталась  нетронутой.  И
снова никаких признаков Люцифера.

***

   Когда рассвело, я, как обычно, вырулил на главную дорогу, свернул  вправо
в заповедник Китуи, а затем повернул назад, надеясь отыскать львиные следы -
следы мимолетного соприкосновения африканской кошки  и  африканского  песка,
тут же задуваемые ветром. Вернулся на старое место ни с чем, но в  голове  у
меня созрело множество идей и планов.
   Расстелив на капоте "Соловья" карту заповедника, я справился по ней. Так!
А что, если взять на заметку  холм  Манго,  почти  так  же  ускользающий  от
взгляда, как и лев? Когда я определил его местоположение, то  вспомнил,  что
Гроу и львы из ее  прайда  предпочитают  отдыхать,  восседая  и  возлежа  на
вершинах таких холмов - возможно, наслаждаются свежим ветерком, а  возможно,
хотят, чтобы вся окружающая природа любовалась ими. А вдруг  такая  привычка
есть и у Люцифера, как у истинного льва Коры? Может, и он любит отдыхать под
защитой дающих тень уступов? А вдруг он как раз сейчас  восседает  на  холме
Манго и свысока наблюдает меняющуюся, как  в  калейдоскопе,  картину  -  вот
желто-коричневые верблюды, вот пегий скот, бродящий по земле... Что  ему  за
дело? Он тут - хозяин, он - царь!
   Размы