йдов  были   введены
контрацептики двумя различными способами. Пяти львицам лекарство  было
впрыснуто с помощью ампул, посылаемых на  расстояние  из  специального
ружья, а  девяти  другим  в  мышечную  ткань  имплантировали  капсулы,
воздействие которых приводит к состоянию ложной беременности.
   В тот период, пока  львы  находились  под  пристальным  наблюдением
ученых, из-за засухи произошло сезонное ухудшение пастбищ и уменьшение
числа  травоядных.  Это  заставило  львов   искать   новые   источники
пропитания, и они стали выходить на фермерские земли, нападая здесь на
многочисленные стада коров, что было вполне естественным в сложившейся
ситуации. Удалось установить, что только один бродячий лев, все  время
менявший свои маршруты, за два года уничтожил свыше ста голов крупного
рогатого скота, коз, лошадей и ослов, и только  после  этого  сам  пал
жертвой охотников.
   Выводы,  сделанные  Берри,  оказались  весьма   впечатляющими.   Их
точность не вызывала сомнений, поскольку  в  популяции  под  действием
контрацептиков не  рождался  молодняк.  Оказалось,  что  в  1982  году
фермеры убили 84 льва, то есть 21 процент всей тогдашней популяции.  А
в период между 1978 и 1986 годами было уничтожено 306 львов.
   Один из прайдов, обитавший  в  урочище  Омбика  и  находящийся  под
постоянным наблюдением, первоначально состоял из  двух  самцов,  шести
самок, двух полувзрослых самцов и одной полувзрослой самки.  За  время
исследований эта группа особенно пострадала от  малочисленности  диких
травоядных  и  от  рук  рассерженных  фермеров.  Бедствия  этих  львов
начались примерно в 1982 году, когда один взрослый самец и  два  более
молодых были убиты на фермерских землях. Второй юный самец позже исчез
по неясным причинам. Вслед за ним пропала  львица  с  имплантированной
ампулой, и было решено,  что  она  также  погибла.  Трагический  конец
постиг и всех прочих членов  группы,  которых  фермеры  отравили  либо
отстреляли.
   Работа   профессора    Берри    прояснила    очень    многое.    Он
продемонстрировал возможности бескровного сокращения популяции  львов,
если они оказывают отрицательное воздействие на те виды, что служат им
естественным пропитанием, особенно  в  ситуациях,  когда  сам  человек
вызвал разрушительные  изменения  в  экологической  обстановке.  Берри
доказал, что в случае применения контрацептивов генофонд популяции  не
обедняется, как в случае выбраковки путем отстрела, и что предложенный
им метод обратим в  том  смысле,  что  действие  контрацептивов  можно
остановить, если  окажется,  что  при  планировании  мероприятий  была
допущена  какая-либо  ошибка.   Так   что   африканские   львы   могут
контролироваться без кровопролития,  что  очень  важно,  имея  в  виду
выводы, сделанные ранее в национальном парке  Крюгера.  Там  множество
львов безжалостно уничтожили, но на  смену  им  вскоре  пришли  другие
бродячие звери из соседних мест. А между  тем  при  отстреле  генофонд
потерял значительную долю своих резервов.
   Исследования Берри показали, что в Этоша, как и  во  многих  других
районах Африки, львы неизбежно входят в конфликт с землевладельцами на
границах заповедных территорий - печальный факт, к которому я еще  раз
буду вынужден вернуться в этой главе.

   На третьи сутки  нашего  пребывания  в  Этоша  ночная  тишина  была
внезапно  расколота  громыхающим  рыком  африканского   льва.   Голоса
доносились с востока, с расстояния примерно в шесть километров, и коль
скоро они не затихали, я решил, что это территориальные самцы заявляли
о своем присутствии. В эту ночь я несколько раз просыпался,  чувствуя,
что львы, не перестававшие реветь, постепенно продвигаются  в  сторону
нашего лагеря в местечке Намутони.
   С приближением рассвета я  уже  с  нетерпением  ожидал  возможности
увидеть зверей, находившихся, по всей видимости,  совсем  недалеко  от
нашей стоянки. Искать долго не пришлось, и  мы  вскоре  встретились  с
нашим первым львом в Этоша у водного источника не далее чем в полутора
километрах от старого форта Намутони. Это был  самец,  жадно  лакавший
воду в свете первых лучей, пробившихся  сквозь  тонкий  слой  утренних
облаков. Это был настоящий пустынный  лев  -  именно  такой,  каким  я
представлял его себе, - не слишком массивный, стройный и  мускулистый.
Шерсть его отливала золотом, словно сохранив на себе  солнечный  свет,
отраженный от белого грунта котловины.  Позади  него  на  песке  лежал
второй самец, а  вскоре  и  третий  показался  из  густого  кустарника
справа. У всех трех были  короткие,  как  будто  коротко  постриженные
светлые гривы цвета песка пустыни, и мне подумалось, что эти  самцы  -
родные либо двоюродные братья.
   У львов молодой  самец  часто  оказывается  связанным  неразрывными
узами с другим самцом из того же выводка либо из другого, относящегося
к тому же прайду. Такие связи обычно могут быть разрушены лишь смертью
одного  из  друзей.  Юные  звери  растут  вместе  и  совместно  учатся
искусству быть настоящим взрослым  львом;  В  возрасте  около  трех  с
половиной лет их обычно изгоняют из прайда, подчас весьма свирепо, ибо
взрослые самцы уже давно ощущают, что подрастающая молодежь  может  со
временем поставить под угрозу их привилегированное положение в прайде.
Будучи изгнаны  отсюда,  молодые  самцы,  с  детства  связанные  узами
товарищества,  становятся  бродягами  и  ведут   трудную   борьбу   за
существование, не получая  тех  выгод,  которые  дает  львам  жизнь  в
сплоченной группе на принадлежащей ей территории. Странники  время  от
времени вторгаются во владения других прайдов, где хозяева нападают на
них и могут даже убить пришельцев. Бездомные львы сами  добывают  себе
пропитание, не пользуясь услугами львиц, добычей которых они могли  бы
поживиться, оставаясь  членами  прайда.  В  конце  концов,  закаленный
трудностями, такой лев-бродяга превращается в некоронованного пока еще
короля некоего будущего прайда.  Наступит  время,  и  связанные  узами
братства странники, почувствовав неустойчивость местных владык, станут
все  настойчивее  внедряться  в  свято  охраняемую   ими   территорию.
Столкновение следует за столкновением, и вот наступает  момент,  когда
закаленные  битвами  пришельцы  вытеснят-таки  прежних  властелинов  и
займут  их  место,  став  наконец   хозяевами   собственного   прайда.
Встреченная троица уже, казалось мне, добилась своего.  Они  выглядели
как лидеры прайда, судя по их настойчивому желанию громогласно заявить
о себе и по той самоуверенности, с которой они метили мочой  кусты.  И
рыканье львов, и  оставляемые  ими  пахучие  метки  адресовались  всем
прочим львам-самцам и должны были известить, что место уже занято.
   Нередко первыми  проявлениями  в  поведении  новых  хозяев  прайда,
принимающих шефство  над  группой  тамошних  львиц,  оказываются  акты
инстинктивной  жестокости.   Самцы-новички   зачастую   убивают   всех
присутствующих здесь львят. Такого рода инфантицид - обычное явление в
сообществе  львов,  и  хотя,   с   человеческой   точки   зрения,   он
отвратителен, речь здесь идет о наилучшем  выживании  вида.  Уничтожая
львят, самцы-завоеватели  устраняют  все  гены  их  отцов,  а  львицы,
которым теперь уже не о ком заботиться, через пятьдесят дней  приходят
в состояние течки. По  запаху  мочи  самок  новые  самцы  узнают,  что
произошло,  и  спариваются  с  львицами,  закладывая   начало   новому
поколению, которое, как полагают, будет более совершенным  генетически
и внесет свой вклад в непрерывное совершенствование вида.
   Три  самца,  которых  я  встретил  у   родника,   выполняли   роль,
предназначенную хозяевам прайда. Они  не  потерпели  бы  здесь  других
самцов и вступили бы с ними в жестокую схватку,  чтобы  защитить  свою
территорию. Каждый из моих новых знакомых приближался к вершине  своей
жизни. Лев-самец ведет трудное существование, так  что  редко  кто  из
этих зверей живет  дольше  восьми  лет.  Всего  лишь  через  несколько
коротких лет эти три  юных  принца  окажутся  лицом  к  лицу  с  более
молодыми и более  сильными  противниками  и,  если  не  падут  смертью
храбрых в битве с ними, будут вынуждены  вернуться  к  бродячей  жизни
юных лет, существуя на границе  территории  своих  победителей.  Такой
бесславный конец -  нелегкое  испытание  для  зверя,  некогда  бывшего
владыкой сильного и сплоченного прайда.
   Такими предстали передо мной эти три молодых льва: постоянная смена
жизненных успехов  и  трагедий,  диктуемых  природой  и  гарантирующих
конечный успех львов как биологического вида.
   Ранним  утром  в  буше  Этоша  всегда   удавалось   увидеть   много
интересного и впечатляющего. Обычно мы покидали лагерь на  рассвете  и
двигались в восточном направлении, в сторону равнин.  Как-то  в  самом
начале дня, когда солнце еще едва пробивалось сквозь  пелену  облаков,
мы  увидели  одинокую  львицу,  возлежащую  на  берегу  родника.   Она
напоминала статуэтку, вырезанную из золота, и прошло несколько  долгих
минут, прежде чем  великолепный  зверь  зашевелился.  Львица  медленно
потянулась всем своим изящным  телом,  широко  зевнула  и  направилась
прочь через равнину.  Она  прошла  не  более  двадцати  метров,  когда
донесшееся  издалека  громкое  львиное  ворчание  нарушило  окружающую
тишину. Львица мгновенно остановилась. Призыв  исходил,  вероятно,  от
другой львицы, находившейся в направлении, прямо противоположном тому,
куда  собиралась  идти  первая.  Вновь  прозвучало  низкое   ворчание;
находившаяся перед нами львица развернулась и решительно  пошла  в  ту
сторону, откуда доносились звуки.
   Знатоки природы многие годы спорили о том, могут ли  львы  узнавать
друг друга персонально по голосу, но для меня это вопрос праздный.  Уж
если я сам без труда различал  голоса  львов,  находившихся  под  моим
наблюдением, уж они-то сами как-нибудь смогут опознать друг  друга  по
характерным  звукам.  Поведение  львицы  в  это  раннее   утро   вновь
подтвердило мою мысль, что львы постоянно пользуются звуковой  связью,
которая помогает  им  гораздо  чаще,  чем  думали  ранее.  Эта  львица
среагировала на призыв члена своего  прайда  -  иначе  зачем  ей  было
останавливаться, прислушиваться и идти в направлении звуков.  Если  бы
голос принадлежал чужаку, львица проявила  бы  осторожность  и  скорее
всего продолжала бы свой первоначальный путь.
   В  это  же  утро,  распрощавшись   со   львицей,   мы   повстречали
типичнейшего обитателя сухих районов вроде Этоша - большеухую  лисицу.
Перед нами было целое семейство из пяти особей - двух взрослых и  трех
первогодков, суетливо разыскивающих насекомых. Эти  некрупные,  слегка
сутулые существа с непомерно большими ушами  -  наверно,  самые  милые
создания среди африканских млекопитающих. Это зверьки с длинным  серым
мехом и остроконечной мордочкой, украшенной блестящими черными глазами
и увенчанной огромными,  как  раструбы,  ушами.  Большеухие  лисицы  -
животные  преимущественно  насекомоядные,  и  их   великолепный   слух
помогает зверькам определять местонахождение насекомых  и  их  личинок
глубоко в почве. Насторожив свои уши-воронки по направлению  к  земле,
миниатюрные лисички точно опознают положение своей жертвы, после  чего
безошибочно выкапывают ее из почвы лапами.
   Оставив  эти  очаровательные  создания,  мы  вскоре  лицом  к  лицу
столкнулись с одним из трагических событий,  ежедневно  случающихся  в
девственном буше. Не более чем в двадцати метрах от  дороги  на  песке
лежала погибшая  зебра,  а  в  нескольких  шагах  от  нее  мы  увидели
жеребенка, которому едва исполнилось три месяца. Вскоре появились  два
шакала и начали подозрительно обнюхивать все вокруг.  Их  осторожность
казалась вполне оправданной, ибо этим нахлебникам редко удается  найти
подобный подарок, на который не  предъявляет  прав  никто  из  крупных
хищников. Тем временем жеребенок нерешительно пытался  приблизиться  к
суетливым шакалам, словно хотел отогнать их подальше от  тела  матери.
Пасшееся поодаль стадо зебр оставалось  безучастным  К  происходящему.
Лишь время от  времени  та  или  другая  из  них  поднимала  голову  и
всматривалась в бескрайнюю даль котловины.
   Трудно было понять, почему погибла мать жеребенка. Она  определенно
не была убита крупным хищником, так что причиной  смерти  могли  стать
бациллы сибирской язвы. Однако я не исключал  возможности,  что  зебру
укусила змея. Уже были известны случаи гибели травоядных, в том  числе
и крупного  рогатого   скота,   от   смертельного   укуса   толстенной
африканской гадюки, не замеченной пасущимся животным в  густой  траве.
Именно это казалось наиболее вероятной причиной смерти зебры.
   Мы поехали дальше, намереваясь возвратиться  на  место  событий  на
обратном пути. Мы хорошо знали,  что  суетящиеся  шакалы  привлекут  к
трупу  внимание  грифов,  которые  начнут  слетаться   сюда,   оставив
восходящие потоки горячего воздуха, что удерживают этих птиц высоко  в
небесах. Возможно, обнаружат тушу также гиены и львы. И в самом  деле,
вернувшись через три часа, когда солнце стояло, уже в зените, мы нашли
здесь множество грифов,  окружавших  мертвую  зебру  сплошным  плотным
кольцом. Из неопрятного грязно-бурого  оперения  вездесущих  любителей
падали выступали розоватые оголенные  шеи.  Еще  несколько  этих  птиц
кружились неподалеку и тяжело опускались на землю у  места  пиршества.
Пока шакалы выедали глаза зебры, белоспинные грифы принялись за мягкие
ткани жертвы поближе к ее хвосту.
   Все это время жеребенок оставался тут же, иногда  подходя  ближе  и
тем самым беспокоя грифов.  Затем  он  с  безнадежным  видом  поплелся
прочь, туда, где паслись другие зебры. По-моему, мы недооцениваем силу
чувств и эмоций диких  животных,  когда  наблюдаем  за  их  поведением
бесстрастными глазами ученого. Я  подумал  об  этом,  видя,  насколько
подавлен жеребенок смертью матери. Особенно трогательными казались его
старания оттеснить жадных нахлебников от трупа павшей зебры.
   Я и до этого был как-то  раз  свидетелем  эмоционального  поведения
зебр в отношении погибших  особей  своего  вида.  Однажды,  разыскивая
интересующий меня прайд  в  заповеднике  Северного  Тули,  мы  с  моим
проводником, сами того не желая, спугнули группу из шестнадцати львов,
поедавших добычу. По виду жертвы было ясно, что хищники убили ее всего
за несколько минут до нашего появления, а увидев нас, сразу скрылись в
окрестных зарослях. На этот раз добычей львов стала взрослая  зебра  -
одно из многих ослабевших животных, медленно  погибавших  от  страшной
засухи 1982 года.
   Невольно спугнув зверей, мы решили спрятаться  неподалеку  и,  если
нам повезет,  дождаться  их  возвращения.  Мы   просидели   в   густом
кустарнике, стараясь не выдавать своего  присутствия,  около  полутора
часов, и были сильно удивлены, увидев, что к трупу пришли не  львы,  а
небольшая группа истощенных зебр. Животные двигались с видимым трудом,
их гривы безжизненно свисали набок. Одна из кобыл  потерлась  носом  о
морду мертвой зебры, а затем  несколько  раз  попыталась  подцепить  и
приподнять ее голову, которая вновь  и  вновь  с  безжизненным  стуком
падала на землю. Вскоре зебры сгрудились в компактный табун и покинули
место событий, направившись в сторону высохшего речного русла.
   Нечто подобное мне приходилось видеть и у слонов - вплоть до  того,
что самец пытался  спариваться  с  мертвой  слонихой,  словно  пытаясь
оттеснить смерть символическим актом деторождения. Однако мне  никогда
не приходилось слышать о том, что и зебры способны к проявлению эмоций
- подобных тем, что я наблюдал у них в той  долине  реки  в  Ботсване.
Оказавшись свидетелем настойчивости жеребенка, не уходившего от  трупа
матери в Этоша, я еще раз убедился в том,  что  бессловесные  животные
могут испытывать гораздо более сильные чувства, чем те, что мы склонны
допускать у них. Около двух часов дня, когда солнце безжалостно палило
с небосвода, я еще раз вернулся к останкам зебры и нашел  здесь  более
шестидесяти грифов. Среди них выделялся малиновой кожей головы  и  шеи
мощный  африканский  ушастый  гриф,  который  всякий   раз   угрожающе
выставлял когтистую  лапу,  когда  кто-либо  из  пернатых  конкурентов
пытался приблизиться к  нему.  Огромная  птица  терзала  голову  зебры
массивным крючковатым клювом.
   Уже более девяти часов жеребенок оставался около  останков  матери,
видя, как падальщики истязают и рвут на части ее тело. Он ни  разу  не
отошел от места расправы далее,  чем  на  сорок  шагов.  Временами  он
ненадолго останавливался, изнуренный зноем, а затем  вновь  принимался
бегать вокруг стаи шумно пирующих птиц, лишь изредка пытаясь подойти к
ним поближе.
   Насколько же сильны должны быть связи между матерью и ее отпрыском!
Защитница и кормилица жеребенка была мертва, но он продолжал цепляться
за последнюю надежду, не понимая до конца безнадежности своей потери и
не зная, что делать дальше. Он слонялся вокруг,  ожидая,  видимо,  что
мать встанет и поведет его, как обычно, за собой. Часами наблюдать  за
такой сценой - тяжелое испытание для натуралиста, но  такова  жестокая
действительность в жизни неумирающей природы.
   Наступила ночь, а жеребенок все не уходил от погибшей матери,  хотя
оставаться здесь стало уже опасным. С наступлением темноты у  богатого
источника корма собралось множество  шакалов.  Соблазненные  изобилием
еды, они забыли на время о границах своих территорий и стекались  сюда
со всей округи, ссорясь и огрызаясь друг на друга  у  трупа  зебры.  А
жеребенок все стоял среди грызущихся плотоядных и лишь изредка опускал
голову, обнюхивая останки матери.
   Хриплый  хохот  гиены  -  самый  верный  провозвестник  смерти   на
африканских равнинах, но из всех животных наиболее восприимчивы к нему
львы. Итак, шакалы своей возней привлекли на место пиршества  гиен,  а
вслед за теми  и  три  льва,  которых  я  повстречал  два  дня  назад,
почувствовали возможность поживиться  даровым  мясом.  В  предвкушении
трапезы они направились в направлении  шакальего  лая,  где  жеребенок
пытался отбиваться маленькими  копытцами  от  назойливых  нахлебников,
мохнатыми тенями сновавших вокруг него. Когда последние  отблески  дня
окончательно поглотил мрак африканской ночи, львы  поспешно  пересекли
островок кустарников, где  до  этого  пережидали  дневной  зной,  и  в
спустившейся прохладе проследовали к останкам зебры.
   Тогда-то  жеребенок,  уже  освоившийся  с  присутствием  грызущихся
шакалов, почувствовал приближение львов и стал беспокойно  переступать
с ноги на ногу. Когда же звери  выступили  из  темноты,  он  в  страхе
подался назад, отскочив примерно на метр в сторону. Львы  бесцеремонно
приблизились к туше, заставив шакалов отступить в  полном  беспорядке.
Они рассыпались кто куда, и жеребенок отбежал чуть  поодаль  вместе  с
ними. Однако, словно не ведая страха перед царем  зверей,  он  не  мог
заставить себя уйти совсем и трижды даже  пытался  подойти  поближе  к
пирующим хищникам.  Те  заметили,  наконец,  необъяснимое  присутствие
жеребенка, и один из львов сделал угрожающий  бросок  в  его  сторону,
прежде чем вновь приняться за еду. И лишь теперь детеныш  окончательно
решил оставить погибшую мать.
   К утру на месте трагедии  можно  было  видеть  лишь  большое  пятно
засохшей крови  да  остатки  грудной  клетки  зебры,  которую  глодала
одинокая гиена. На протяжении нескольких последующих дней мы не теряли
надежды увидеть жеребенка, но так и не встретили его. Скорее всего, он
вернулся в стадо, но удалось ли ему приблизиться к какой-нибудь самке,
которая стала бы кормить  его  молоком?  Увиденное  нами  было  лучшей
демонстрацией прочности связей между матерью и  детенышем:  их  трудно
было разрушить десяткам грифов, орде шакалов и даже свирепым львам.
   Здесь больше нечего было делать, и мы поехали к ближайшему  водному
источнику. Там каждое утро попадался на