маны  пять  зимбабвийских
браконьеров, и еще восемь  были  схвачены  местной  полицией,  которая
сразу же прибыла  в  заповедник  по  получении  сообщения  о  всплеске
браконьерской деятельности. Во временном лагере браконьеров  мы  нашли
останки четырех импал и молодого куду - совсем немногое из  того,  что
на самом деле было убито, разделано и отправлено в Зимбабве.
   Эти люди занимались браконьерством отнюдь не с целью  прокормиться.
Они называли себя "торговцами мясом". Двое из арестованных браконьеров
рассказывали, что за кусок сушеного мяса в Зимбабве можно выручить два
доллара, за куду - как минимум, четыреста.  При  минимуме  риска  быть
пойманными, судите сами, сколь доходна эта операция. Сколько  животных
погибло за это время, никогда не будет известно, но  по  крайней  мере
ситуация  проиллюстрировала,  сколь  беззащитны  были  многие  регионы
заповедника.
   Именно в этот период всплеска  браконьерской  активности  произошел
случай, который навсегда останется в моей памяти. Когда мы с  Силиусом
искали капканы, которые могли пропустить в прошлый раз,  впереди  нас,
радуясь жизни, скакало и прыгало  целое  стадо  импал  -  великолепное
зрелище, праздник грации, золотого и белого! Вдруг  одно  из  животных
забилось на земле позади стада и неожиданно обмякло. Импала  попала  в
капкан. Мы с Силиусом  рванулись  вперед.  Один,  как  мог,  сдерживал
животное, чтобы не билось, другой освобождал его от петли,  охватившей
спину и мягкий белый живот.
   Петлю удалось ослабить, и мы отступили назад.  Импала,  по-прежнему
не избавившись от состояния шока, встала на ноги, а затем в  панике  с
глумом ускакала вдаль. Мы успели вовремя - еще мгновение,  и  животное
погибло бы. Я покачал головой в горестном раздумье - животное-то  было
спасено, но лишь благодаря тому, что мы оказались рядом. А сколько  их
гибнет   еженедельно   из-за   хронического    недостатка    в    Тули
антибраконьерских отрядов?
   ...Вернувшись в лагерь, я рассказал Джулии о  капканах,  которые  я
видел здесь в  прошлом,  а  также  об  убийстве  слонов  из  автоматов
"АК-47", имевшем место в начале 1980-х. Она кивнула, когда  я  сказал,
что охрана дикой фауны в Тули не улучшилась. Не удалось  достичь  даже
элементарных принципов охраны. Я помню, как в сердцах сказал Джулии  -
ну не смешно ли, что иные позволяют себе такую роскошь,  как  владение
частными заповедниками, а обеспечить защиту дикой фауны не могут. Хотя
я многим обязан здешним  землевладельцам  за  то,  что  разрешили  мне
привезти сюда львов, я не мог удержаться от гнева  при  мысли  о  том,
что, несмотря на процветание браконьерства в течение уже  многих  лет,
владельцы заповедников  до  сих  пор  не  удосужились  нанять  штатную
команду для охраны  всей  территории  Тули.  И  это  несмотря  на  мои
многочисленные докладные записки, в которых я  бил  тревогу,  заостряя
внимание на необходимости антибраконьерских мер и на ущербе, наносимом
браконьерством, в частности, львам Тули.
   Теперь, когда я убедился в том, как бесчинствуют браконьеры,  стало
ясно, почему за годы моего отсутствия поголовье львов не  увеличилось,
а даже, наоборот, снизилось. Я даже подумал, не отвезти ли моих  львов
куда-нибудь в другое место. Ситуация была, прямо  скажем,  щекотливая.
Процесс подготовки львов к возвращению в родную стихию шел так хорошо,
что замедлять его мне не хотелось, но я спрашивал себя: "А как  насчет
опасностей, что подстерегают их  здесь?  Может  быть,  потерянный  рай
обретется где-нибудь в другом месте?" Мы посовещались  и  решили,  что
займемся проблемами браконьерства вместе.
   Нам с Джулией  было  ведомо,  что  при  всей  ограниченности  наших
ресурсов задачей номер один было создание и финансирование собственной
антибраконьерской  бригады,  которую   мог   бы   использовать   "Тули
Лайон-Траст"   -   наша   небольшая    природозащитная    организация.
Понадобилось еще четыре месяца, прежде чем мы смогли  добыть  средства
на наем и обучение антибраконьерской бригады - сначала она состояла из
двух человек, потом их число возросло до  четырех.  Позже  охотстанция
Тули-сафари, узнав о ситуации, позволила мне  использовать  нескольких
своих сотрудников для патрулирования, так что какие-то результаты  все
же были достигнуты.
   Кроме того, в этот период мы наняли для  помощи  Джулии  по  лагерю
молодого человека по имени Мафика Маньятса. Однако ему пришлась не  по
душе изолированная жизнь в "Таване", и после  некоторых  дискуссий  мы
решили, что будет куда лучше, если  он  присоединится  к  патрулю.  Он
перешел в один из лагерей заповедника Чартер к  двоим  сотрудникам,  в
чьи обязанности входила и антибраконьерская  работа,  а  в  дальнейшем
возглавил антибраконьерскую бригаду "Тули Лайон-Траст".
   В общем, нам удалось достичь того, что жалованье  антибраконьерской
команде выплачивалось и какая-то работа все же велась  -  уничтожались
браконьерские снасти, а иногда задерживались и сами браконьеры.  Кроме
того,  поскольку  мы  часами  исхаживали  львиные  угодья,  после  нас
оставалось множество следов, которые сами  по  себе  служили  сигналом
браконьерам, что территория охраняется. Я подозреваю, что  по  крайней
мере в двух случаях зимбабвийские браконьеры видели меня, когда я  был
в компании львов. В обоих этих случаях я видел свежие человечьи следы,
а один раз, когда со мной была только Рафики, она пришла в возбуждение
- признак того, что за нами кто-то наблюдает.
   К тому времени история моей работы со львами уже стала передаваться
из уст в уста по близлежащим зимбабвийским деревням.  Не  только  люди
оттуда пересекали границу нашего заповедника,  но  и  наши  сотрудники
нелегально переходили песчаное русло Шаше - кто навестить свои  семьи,
кто к девушкам, а кто закупить крепкого вина, приготовляемого из  сока
пальмы млана.
   За долгие месяцы, что я патрулировал вдоль берега реки, и благодаря
слухам, что распространялись по  ту  сторону  Шаше,  я  стал  известен
многим зимбабвийцам и  сам  познакомился  с  ними.  Встречая  меня  на
середине русла Шаше, они охотно сообщали мне новости о львах и слонах,
переходивших русло и заходивших на их территорию, а также информацию о
том, где, по их  сведениям,  могло  иметь  место  браконьерство.  Надо
думать, эти связи, а также обсуждение моей работы и моих отношений  со
львами произвели благотворный  эффект.  Благодаря  нашему  присутствию
между долинами Питсани и "Таваной"  -  в  местах,  прежде  излюбленных
браконьерами, - больше не было случаев браконьерства.
   Но сколько бы вреда ни наносило это зло, я  по-прежнему  с  любовью
относился к людям, жившим по ту сторону Шаше. Эти  люди  находились  в
зависимости от своей реки - даже  тогда,  когда  она  пересыхала,  под
песком все равно находилась вода, которую они добывали для себя и  для
домашнего скота. Река, как и люди, жившие на ней,  представляла  собой
парадокс - хоть и казалось сухим широкое  песчаное  русло,  а  спасало
сотни людей и сотни животных  -  и  домашних,  и  диких.  Эти  люди  с
уставшими лицами и  в  потрепанной  одежонке  издали  казались  тенями
тоски. Но когда они дружно смеялись вместе  со  мной  или  когда  дети
плескались и играли в реке, воскрешенной дождем,  они  были  для  меня
самой сутью добросердечной Африки, где я вырос.

        x x x

   Браконьерство было не единственным фактором, угрожавшим львам  Тули
и всей дикой фауне региона. Был и еще один: легальная охота.
   Да, так. Охота  на  львов  открывалась  официально  в  Зимбабве  на
территории Тули-сафари,  именуемой  также  Кругом  Тули,  с  открытием
охотничьего сезона 1990 года. Как мы уже говорили выше, две территории
не разделялись никакими заграждениями, так что  дикая  фауна  свободно
перемещалась между заповедником Тули в Ботсване и смежным с ним Кругом
Тули в Зимбабве.
   Мы были в отчаянии. Легальная охота еще больше  снизит  численность
львов в Тули. Не исключено, что и мои львы  падут  жертвой  охотничьей
пули в первый же год своей жизни в этом регионе. Как я злился на  себя
за то, что  не  потрудился  выведать  у  знающих  людей  всех  здешних
условий, прежде чем привезти сюда львов.  Мне  и  в  голову  не  могло
прийти, что в соседнем с  нашим  заповеднике  будет  легальная  охота.
Никто не сообщил мне об этом, когда я планировал работу  со  львами  в
Тули.
   Я впервые узнал об охоте на  львов  через  несколько  недель  после
того, как мы прибыли из Кении. Впрочем, слухи  об  охоте  на  львов  в
регионе Тули-сафари дошли до меня раньше -  за  несколько  месяцев  до
убийства Джорджа Адамсона и последующей ситуации со львятами. Хотя я в
тот момент не работал в  заповеднике,  я  тут  же  бросился  проверять
слухи. Если они подтвердятся, мне нужно  тут  же  начинать  борьбу  за
введение запрета на  львиную  охоту.  Через  своего  друга  я  получил
информацию  от  начальника  Департамента  национальных  парков  и   из
Управления живой природы Зимбабве, что никакой львиной охоты там  нет.
Я вздохнул с облегчением и выбросил этот вопрос  из  головы.  Если  бы
ответ был положительным, я послал бы в Департамент национальных парков
Зимбабве докладную записку о том, как львиная охота  ставит  под  удар
исторически сложившуюся и поддерживающуюся  ныне  структуру  популяции
львов - информацию, которую я три года назад собрал для книги "Плач по
львам".
   Мы с Джулией знали, что нам нужно действовать безотлагательно, если
мы хотим поставить заслон  львиной  охоте.  В  одно  прекрасное  утро,
отдыхая со львами в тени кустарников, я  настрочил  длинное  письмо  в
адрес заместителя директора Департамента национальных парков  Зимбабве
мистера Джорджа Пангети. В этом письме я  не  только  поведал  историю
своих львов, доставшихся мне по наследству от Джорджа, но и все, что я
знал о прошлой и теперешней ситуации со львами Тули. Я подчеркнул, что
львы региона Тули-сафари в Зимбабве  и  заповедника  Тули  в  Ботсване
принадлежат к одной популяции и переходят из региона в регион. Я также
перечислил все известные мне  источники  угрозы  львиной  популяции  -
капканы, переманивание львов в Южную Африку, где  их  отстреливают,  и
другие факторы. Эти факторы угрожали не только львам в Ботсване, но  и
популяции в целом.
   Прошло время, и я  получил  долгожданные  и  весьма  обнадеживающие
новости от мистера Пангети. Предполагалось ввести  годичный  мораторий
на охоту на львов. Я снова вздохнул с облегчением. Мы спасли несколько
львиных жизней и выиграли время,  но  я  ясно  представлял  себе,  что
мораторий лишь немного отодвигал только одну из  угроз,  нависших  над
львами Тули. Был необходим долгосрочный  запрет  на  львиную  охоту  в
сочетании с другими прогрессивными  мерами,  такими,  как  эффективные
антибраконьерские мероприятия по всему  региону  и  учет  хищников  на
других  границах  заповедника.  Только  эти  мероприятия  помогли   бы
стабилизировать  численность  львов,  а  затем  дать  ей   возможность
подняться до уровня, дозволяемого самой природой.
   Сезонная   охота   в   Тули-сафари   на   многие   виды    животных
рассматривается как вид "использования дикой природы". В этом  регионе
не существует ни одной туристской  инфраструктуры,  которая  могла  бы
предложить    альтернативную    форму    "использования".     Ежегодно
Зимбабвийская ассоциация охотников определяет квоту,  включающую  виды
животных, разрешенные к охоте, и количество, признаваемое  необходимым
для  поддержания  базиса.  Ну  и,   естественно,   для   правительства
добываются деньги.
   Перед тем как истек срок моратория на львиную охоту, мы  обратились
в Зимбабвийскую ассоциацию охотников, и  там  решили  не  возобновлять
львиной охоты еще в течение двух лет. Главное, установили контакт. Его
так не хватало в прошлом по вине зимбабвийской стороны.
   Мне и большинству людей  было  ясно,  почему  нельзя  охотиться  на
львов. По тем же причинам - хотя они имели  на  то  законное  право  -
члены Зимбабвийской ассоциации охотников решили воздержаться от  охоты
на них.  Популяция  львов  была   нестабильной   и   не   обеспечивала
достаточного воспроизводства, чтобы сделать возможной охоту.  Тогда  я
не мог понять, почему люди, имеющие интересы в Тули, сами не  призвали
к запрету львиной  охоты.  Почтенный  лев  Темный,  "туристский  лев",
которого  в  течение  многих  лет  видели  и  фотографировали   тысячи
туристов, часто заходил в Круг Тули и мог быть легко убит.
   Туристы, посещающие Африку, одним из первых желают увидеть  льва  -
животное, символизирующее самобытность и величие Африки.  Это  желание
конвертируется в доллары  и  фунты,  идущие  туристской  индустрии  и,
естественно, стране. Однако в Тули,  если  не  считать  наших  усилий,
сотрудничества  с  Департаментом  национальных   парков   Зимбабве   и
значительной поддержки со стороны Зимбабвийской ассоциации  охотников,
мало что делалось для того, чтобы этот источник привлечения туристов и
пополнения казны был сбережен. Смешно было слышать, что в иные частные
заповедники  и  национальные   парки   юга   Африки   львы   завозятся
извне - туристские запросы заставили владельцев  заповедников в других
регионах наконец понять, что живой лев ценнее, чем в виде шкуры.
   В  последующие  месяцы,  когда  мы  пытались  привлечь  внимание  к
различным природоохранным аспектам, мы наталкивались на стену  критики
и вступили в конфликт с некоторыми из тех, кто владеет участками земли
в Тули.




        Глава седьмая. ДИКИЙ ЗОВ

   К июню месяцу мои львы,  которые  достигли  уже  почти  двухлетнего
возраста,  освоили  территорию  примерно  в  сорок   пять   квадратных
километров. Они по-прежнему регулярно приходили ко  мне  в  лагерь  по
вечерам.  На  этой  стадии  работы,  если  охота  у  моих  львов  была
недостаточно успешной, я чаще подкармливал их мясом, чем отказывал.
   Однажды львы появились у меня в лагере, а мяса, как на  грех,  я  в
тот день не припас. Кляня себя и жалея львов, я вышел к ним погрустить
с ними вместе. Как мог я знать, что в эту ночь львам удастся  наесться
до отвала, и притом самым неожиданным образом.
   Около восьми часов я и львы неожиданно  услышали  шаги  со  стороны
находившегося невдалеке русла. Вдруг они внезапно замерли.  Воцарилась
тишина.  Потом  зазвучали  все  громче  и  громче,  как  будто  кто-то
приближался с нарастающей скоростью. Я зажег  факел,  и  в  его  свете
мелькнула гиена. Львов охватило волнение, и они выскочили из загона. И
тут я услышал отчаянный рев импалы.
   Охотившиеся стаей гиены (на следующее утро я подсчитал  по  следам,
что их было три) поймали антилопу. Я услышал, как мои  львы  бросились
на гиен и явно застали их врасплох. Момент стычки огласился рычанием и
ворчанием; потом на несколько секунд все стихло. Затем я  в  последний
раз услышал рев импалы, которая теперь стала добычей моих  львов.  Две
гиены,  бежавшие  позади,  остановились  напротив  меня  и   принялись
душераздирающе выть: "Уууу-вуп! Уууу-вуп!" Сквозь ночь до меня изредка
долетали звуки терзающих свою добычу львов, а под утро они  пришли  ко
мне в лагерь, попили воды и повели меня к остаткам  своей  добычи.  От
взрослого самца  импалы  осталась  одна  только  голова  да  несколько
позвонков.
   Вскоре  после  этого  эпизода  со  "случайной  добычей"  мне  вновь
представился случай убедиться, сколь искусными становятся мои  львы  в
науке добывать себе пищу. Как-то ближе к вечеру я отправился по следам
львов, стараясь выяснить их местонахождение; судя по всему, следы вели
к одному из их излюбленных мест - впадине в русле Питсани,  в  которой
всегда была вода.
   Я нашел львов на дороге, ведущей в лагерь,  как  раз  у  деревянной
таблички с  надписью:  "ЛАГЕРЬ  "ТАВАНА".  ВХОД  БЕЗ  ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО
РАЗРЕШЕНИЯ ВОСПРЕЩЕН". Я увидел, что у них у всех  морды  в  крови,  и
подумал, что они, должно быть, не слишком удачно поохотились и явно не
насытились добычей. Как только я появился, они поприветствовали меня и
повели к руслу Питсани, до которого было  с  километр  пути.  Там  они
вышли к месту, где просачивалась вода, попили и,  к  моему  удивлению,
повели обратно к столбу с табличкой. Впереди бежали Рафики и  Фьюрейя,
а мы с Батианом ковыляли позади.
   Когда мы с  Батианом  добрели  до  столба  с  табличкой,  к  своему
изумлению, я увидел Рафики и Фьюрейю лежащими возле двух убитых самцов
импалы. Они им только прокусили животы. И тут я понял, как  все  было:
когда я в первый раз вышел на львов, они отдыхали после того,  как  им
попалась редкая двойная добыча. Очевидно, один из самцов  находился  у
себя на территории, а второй был непрошеным гостем, вот между  ними  и
произошла схватка. В подобных ситуациях самцы импалы яростно  бодаются
рогами; вот эти-то звуки и привлекли львов. Нечего и говорить, что  во
время стычек, которые обычно длятся несколько минут,  импалы  забывают
обо всем остальном и очень легко становятся добычей  хищников.  Вот  и
мои львы воспользовались ситуацией - пришли, увидели, застали врасплох
и загрызли обоих.
   Когда солнце коснулось горизонта, я оставил львов пировать,  а  сам
вернулся в лагерь и с гордостью рассказал  Джулии  об  их  успехе.  На
следующее утро я отправился на то  же  место,  но  застал  там  только
Батиана - несмотря на полное брюхо и жалкие остатки  прежней  роскоши,
он продолжал трапезничать.
   Я понаблюдал за ним немного, а затем отправился, на поиски Рафики и
Фьюрейи, которых нашел у источника воды на дне русла  Питсани.  Присев
рядом с ними, я стал чуть позже свидетелем забавной сцены: обе львицы,
несмотря на набитые животы, пытались погнаться за пробегавшей  зеброй.
Естественно, охота оказалась безуспешной, и  вскоре  они  вернулись  и
улеглись отдыхать после еды.  Позже  к  нам  присоединился  и  Батиан,
очевидно, оставив объедки жадным шакалам, которые уже ходили вокруг да
около.
   Меня издавна не покидала вера в то,  что  между  львами  существует
язык  без  слов,  некое  подобие  телепатии.  Я  чувствовал,  что   он
существует между львами и мной,  точно  так  же,  как  чувствовал  его
Джордж Адамсон за свою долгую  жизнь  в  компании  львов.  Как-то  так
получалось, что его питомцы, не появляясь в лагере по  многу  месяцев,
наведывались именно тогда, когда он больше всего беспокоился, где  они
и живы-здоровы ли.
   Во время своего пребывания в Кора я  также  обратил  внимание,  что
львы приходили именно тогда, когда  Джордж  больше  всего  нуждался  в
эмоциональном подъеме. Проявление телепатии между  человеком  и  львом
было впервые отмечено, пожалуй, в отношениях между Джорджем и  Эльзой.
Был, например, такой случай, когда Джой какое-то время была в отъезде,
а Джордж точно не знал, когда она вернется. Но однажды Эльза подошла к
дороге, ведущей к жилью  Джорджа,  и  оставалась  там  целый  день.  К
изумлению Джорджа, едва стало клониться к вечеру, раздалось тарахтение
мотора - это возвращалась  Джой.  Джордж  понял,  что  Эльза  каким-то
образом предчувствовала ее возвращение.
   Я все больше приходил к  мысли,  что  это  чувство  взаимопонимания
развивалось и между мной и моими львами. Я обнаружил, что,  когда  мне
иной раз случалось занемочь, львы понимали это, и  тогда  менялось  их
поведение. За шестинедельный период я дважды болел - в  первый  раз  у
меня были симптомы малярии, во второй - серьезный  абсцесс  в  области
прямой кишки. В обоих случаях львы  не  уходили  далеко,  а  держались
поближе к лагерю. Они приходили  ко  мне  ранним  утром,  потом  после
полудня и оставались в загоне допоздна. Когда я лежал на  раскладушке,
которую Джулия поставила у ограды  лагеря,  львы  приветствовали  меня
из-за ограды и залегали по ту сторону проволоки. Как только мне  снова
становилось лучше, львы  немедленно  возвращались  к  прежнему  образу
жизни - охотились на большой территории, а появлялись в лагере  только
под вечер.
   Это поведение показалось мне странным, но  время  шло,  и  подобные