обществе львиного семейства. Этот  день  стал  для
меня  кульминацией  нашего  совместного  с  Фишем  сотрудничества.   Я
запечатлел его на снимке, сделанном в это утро, - Фиш стоит как  ни  в
чем не бывало между двух львов, а третий взирает  на  него  с  большой
ветки дерева. Этот день ни у меня, ни у Фиша никогда не изгладится  из
памяти. Мое доверие ко львам, как и их  ко  мне,  передалось  и  моему
другу.
   Единственное, что омрачало этот  день,  -  сознание  того,  что  он
никогда больше не повторится.  Существенным  моментом  для  достижения
успеха программы подготовки львов к жизни  в  родной  стихии  является
отчуждение их от человека. Я думал о том, не  попытаться  ли  привлечь
Фиша к своей работе - более того, был бы готов  на  все,  если  бы  он
согласился, - но после некоторых  размышлений  пришел  к  выводу,  что
лишнего человека лучше в это дело не впутывать. И то сказать - у  него
была  неплохая  работа,  и  притом  заслуженная  нелегким  трудом;  он
пользовался должным уважением как опытный гид по заповеднику.  К  тому
же я не смог бы предложить ему ту же зарплату, которую  он  имел  там,
так что, когда после его визита ко мне в лагерь я повез его обратно, я
ничего не поведал ему о своих размышлениях. Сказать по правде, мне был
нужен помощник, чтобы ходить со львами на прогулки по дикой саванне, -
если со мной что-нибудь случится, кто тогда будет  продолжать  начатое
дело? К счастью, на всей стадии подготовки львов к возвращению в дикую
природу со мной ничего не стряслось.
   Прошло время, но до нынешнего дня, когда я пишу эти строки, мне еще
не представилась возможность кому-то передать из рук в руки свой  опыт
по подготовке львов к жизни  в  родной  стихии.  Я  собираюсь  принять
участие в написании работы по физическому  и  поведенческому  развитию
львов в процессе подготовки - но опять-таки желательно  передать  этот
опыт на практике. Джулии ведома теоретическая сторона дела, но она  не
участвовала в практических занятиях - походах со львами по  бушу.  Фиш
представлялся мне  наиболее  подходящим  кандидатом  благодаря  своему
глубокому знанию животных и благодаря его  дружбе  со  мной.  Было  бы
прекрасно, если бы Фиш мог усвоить накопленные мной знания.  Это  было
бы ему прекрасной платой за все полученное мной от него.




        Глава четвертая. ЛЬВИНАЯ ЖИЗНЬ

   Самые жаркие месяцы в Тули приходятся на начало и конец года. В дни
рождественских праздников ртутный столбик поднимается до 49Ь С в тени,
а на солнце еще жарче. Когда наступило наше первое в Тули Рождество  в
компании львов, последним было по семнадцать месяцев. Рафики и Фьюрейя
весили по семьдесят-восемьдесят килограммов,  а  Батиан,  пожалуй,  на
пятнадцать килограммов тяжелее.  На  этой  стадии  у  Фьюрейи  заметно
развилась преданность своему брату - когда  они  отдыхали,  то  всегда
лежали рядом. Что касается Рафики, то  уютнее  всего  она  чувствовала
себя в моем  обществе.  Когда  мы  устраивали  привал  в  густой  тени
большого дерева, Батиан и Фьюрейя ложились вместе, а Рафики - рядом со
мной. Эта привязанность  сохранилась,  не  ослабевая,  до  сегодняшних
дней.
   Наши прогулки обычно начинались между полпятого  и  пятью  утра.  К
десяти часам жара притупляла энтузиазм львов, и тогда мы  устраивались
на отдых в тени, пока жара не спадет.
   В это время я стал замечать, что  львы  стали  показывать  признаки
своего  владычества  над  данной   территорией.   Львиное   сообщество
разделяется  на  оседлые  львиные  стаи   (прайды),   имеющие   твердо
закрепленную за собой (хотя и изменяющуюся в  зависимости  от  времени
года) территорию, и кочующие стаи, в которых  нет  четкого  состава  и
которые движутся с места на место, причем одни львы к ним прибиваются,
а другие уходят. Обычно костяк стабильного, оседлого прайда составляют
связанные родственными узами львицы: сестры, тетушки и т. д. Постоянно
живущие  в  прайде  самцы  обеспечивают  безопасность  его  членам,  в
частности детенышам,  но  затем,  по  прошествии  некоторого  времени,
изгоняются кочующими самцами, которые также живут в прайде  в  течение
определенного времени, и так цикл  продолжается.  Львы  могут  разными
способами оповещать себе подобных,  что  территория  занята,  -  могут
"зовом",  могут  ревом,  который  извещает  о  присутствии  на  данной
территории особи или прайда за  много  километров,  или  же  оставляют
метки о своем посещении данной территории, когда странствуют. Взрослые
самцы обильно поливают  кустарники  струей  мочи,  содержащей  пахучий
секрет анальных желез. Львицы могут поступать так же, но, как правило,
помочившись, тут же скребут лапой землю - это служит у  них  средством
передачи информации и  оповещения  странствующих  сородичей,  если  те
слишком сильно углубятся на территорию, занятую прайдом.
   Я заметил, что Батиан также стал метить  кусты.  Сначала  он  терся
головой о нижние ветки и листья, а затем поворачивался к ним  задом  и
поднимал хвост. Иногда он при этом скреб землю задними лапами. Фьюрейя
и Рафики тоже скреблись, и из солидарности с моими юными подопечными я
тоже  орошал  африканскую  землю  -  хотя  и  без  того  "ритуального"
значения, как у львов. Порой, когда я еще только расстегивал  ширинку,
мои действия вдохновляли львов скрести землю и метить территорию - эти
жесты стали частью моего единения  с  ними,  так  что  потом  все  это
делалось автоматически.
   Я искренне желал, чтобы львы как можно быстрее  почувствовали  себя
хозяевами на территории вокруг "Таваны", а  затем  все  расширяли  ее.
Если  бы  им  не  привилось  чувство,  что  здесь  они   находятся   в
безопасности,  им  грозило  бы   в   будущем   стать   странствующими,
кочевниками. А это таит в себе большую опасность того, что,  привыкнув
охотиться  на  всех  без  разбору,  они  доберутся  до  скотоводческих
районов, примыкающих к западным и восточным границам  Тули,  и  начнут
резать там скот - а за это им гарантирована верная пуля.
   Мое стремление привить львам чувство безопасности в регионе  вокруг
"Таваны" и наши с каждым часом укреплявшиеся  взаимосвязь  и  взаимные
чувства служили усилению в них ощущения того, что  они  -  хозяева  на
данной территории. Здесь они не  встречали  особой  конкуренции,  хотя
стычки с пришлыми львами все  же  порой  имели  место.  Я  выбрал  для
размещения лагеря  "Тавана"  долины  Питсани  именно  потому,  что  не
наблюдал здесь диких львов, которые  могли  бы  составить  конкуренцию
моим.  Имевшееся  ранее  браконьерство  привело  к  образованию  здесь
"безльвиного  вакуума",  который  не  был  заполнен  другими  оседлыми
львами, как я понял, из-за нестабильности ситуации: то  одни  кочующие
львы здесь побывают, то другие. Львы, которых выпускал Джордж Адамсон,
занимали место обитавших здесь в прошлом оседлых львов и  истребленных
браконьерами, -  им  в  наследство  доставалась  удобная  и  незанятая
территория.
   В ходе наших походов я не раз наталкивался на остатки браконьерских
капканов, которые удалось поломать попавшим  в  них  зверям-бедолагам.
Встречались и целые капканы; при мысли о том, что и мои  львята  могут
угодить в  такую  западню,  меня  бросало  в  дрожь.  Эти  заброшенные
капканы, а также отсутствие признаков  обитания  здесь  оседлых  львов
навели меня на мысль, что за три с половиной года,  что  я  не  был  в
Тули, здешнее поголовье львов  не  увеличилось.  Но  понадобились  еще
месяцы, чтобы  я  в  полной  мере  убедился  в  том,  что  последствия
браконьерства сказываются до сих пор.

        x x x

   Прожив со львами столько времени, я не  раз  становился  свидетелем
необычных встреч между ними и  другими  животными,  населяющими  Тули.
Самая опасная из этих встреч  произошла  в  первые  дни  нового  года.
Участвовали ваш покорный слуга, львы и молодой леопард.
   Но в последние недели 1989  года  мне  довелось  наблюдать  и  иные
встречи львов с другими обитателями здешних мест.  Возле  львов  часто
отираются шакалы - особенно когда стае повезло в охоте. Иногда  шакалы
просто увязываются за львиной стаей с расчетом, что когда те настигнут
добычу и насытятся, кое-чем можно будет поживиться и им.
   В ходе наших прогулок вблизи холма, который я назвал Холмом львят и
с которого открывался вид на широкую долину,  мы  часто  наблюдали  за
парой шакалов. Поначалу, пугаясь моего присутствия, они  держались  от
нас на почтительном расстоянии, но затем  осмелели,  если  не  сказать
обнаглели. Нередко, когда я устраивался на  отдых  со  львами,  шакалы
околачивались вокруг нас, сверкая жадными глазами. Они явно ждали, что
мы отправимся на охоту и нам повезет. Когда мы трогались в  путь,  они
нередко обнюхивали место нашего привала, а затем увязывались за нами.
   К сожалению, отношения между нами и  шакалами  имели  драматический
финал. Однажды ветреным утром после привала, покинув Холм львят и взяв
курс на юг, мы обнаружили отсутствие знакомой парочки. Войдя в  рощицу
низкорослых, чахлых деревьев мопана, я услышал впереди себя  шорох.  В
прошедшие недели всякий раз, когда  во  время  прогулок  со  львами  я
засекал животное, я тут  же  останавливался  и  садился  на  корточки,
показывая своим подопечным, что возможная добыча  рядом.  Инстинктивно
подав такой знак и на этот раз, я увидел знакомую  парочку,  поедавшую
какую-то пищу. Пока я сообразил, кто передо  мной,  Рафики  и  Фьюрейя
немедленно бросились действовать по  моему  сигналу:  остановившись  и
всмотревшись вперед, они заметили шакалов, и Рафики  поползла  вперед,
двигаясь полукругами. Фьюрейя, шаг за шагом, также поползла вперед,  а
затем бросилась в атаку. Я встал и принялся наблюдать, как оба  шакала
бросились наутек, выписывая восьмерки, чтобы сбить с толку  Фьюрейю  -
они не видели, что Рафики была ближе к цели, и вот уже она  впилась  в
позвоночник самцу, как когда-то  варану,  а  самке  удалось  улизнуть.
Зажав  в  зубах  добычу,  отчаянно  мотавшую  мордой  и   конвульсивно
дрыгавшую передними ногами, львица принялась носиться с ней по  кустам
и "играть". Через десять минут все было кончено.
   Львы получили хороший  урок  охоты,  я  ощутил,  с  одной  стороны,
гордость за моих питомцев, с другой - печаль. В эту ночь, лежа в своей
палатке, я больше не услышал "дуэта" шакалов со стороны  Холма  львят.
Только странный, жалобный вой овдовевшей самки...
   В  течение  нескольких  недель  я  наблюдал  самку,   бродившую   в
одиночестве подле Холма львят, - такой она казалась  мне  покинутой...
Впрочем, как говорится, природа боится пустоты - когда однажды утром я
увидел ее в сопровождении другого спутника, я обрадовался.
   В походах со львами меня часто сопровождал еще один хищник, и  явно
тоже с намерением поживиться; впрочем, поймать его у львов  были  лапы
коротки. Это был  орел-скоморох(*3),  которого  я  прозвал  Бэтти.  Он
кружил над нами, чертя в голубом небе все более и более широкие круги.
Орлы-скоморохи, пожалуй, самые большие  мастера  высшего  пилотажа  из
всех хищных птиц Африки.  Едва  взмахивая  крыльями,  они  без  усилий
скользят   ввысь   по   восходящим   воздушным   потокам.   При   этом
орлы-скоморохи охотно питаются падалью - нередко  они  находят  поживу
еще до того, как ее обнаружат грифы, и  выклевывают  самое  вкусное  -
глазные яблоки павшего животного - еще  до  того,  как  его  обнаружат
более сильные хищники. Орлы-скоморохи - одни из немногих птиц, которые
могут поживиться и от добычи  леопарда,  которую  тот  затаскивает  на
ветви деревьев, чтобы уберечь от гиен и шакалов. Крупные  и  неуклюжие
грифы не могут, подобно орлу-скомороху, нырнуть под крону дерева,  где
на ветках могут быть развешаны остатки добычи леопарда. Наблюдения  за
всеми этими необычными взаимосвязями в дикой  природе  проясняли  мне,
какую специфическую и важную роль играет каждый вид в этом  хитроумном
механизме природы.
   Орел-фигляр олицетворял собою истинную  свободу,  паря  в  воздухе,
скользя ввысь на  воздушных  потоках,  наблюдая  свысока  за  странной
процессией,  состоящей  из  человека  и  трех   львов,   бредущих   по
раскаленной земле в поисках тени. Иногда я даже звал его.  Раз,  когда
мы со львами расположились на отдых под Деревом  пастухов,  я  услышал
шорох крыльев и увидел, как какая-то  птица  садится  на  голые  ветви
стоявшего рядом мертвого дерева. Я взглянул и увидел, что и львы стали
просыпаться, привлеченные необычным гостем, - это был Бэтти. Он  сидел
всего в нескольких метрах от нас и, по-видимому, проверял, нет ли  чем
поживиться на ветках тенистого  дерева,  где  мы  отдыхали.  Несколько
минут спустя, удовлетворив свое любопытство, он взмыл ввысь, и мы  все
четверо подняли головы, наблюдая, как он возвращается в  свои  голубые
бескрайние владения.

        x x x

   В то время, как мои львы осваивали территорию вокруг "Таваны"  и  в
долинах Питсани, произошел случай, заставивший их на время  прекратить
оставлять свои метки. В "Тавану", угрожающе рыча и явно в  агрессивном
настроении, явился почтенный лев из прайда Нижнего Маджале. Я встречал
этого зверя шесть лет назад и назвал Дарки, что значит "темный"  -  по
великолепной черной гриве и сланцево-серой шкуре.
   Ранним утром, за две  недели  до  Рождества,  когда  мои  львы  еще
находились в загоне, мы  с  Джулией  проснулись  от  жуткого  львиного
рычания, раздававшегося как раз из-под ограды лагеря. Было по-прежнему
темно, хоть глаза выколи; я поспешил  за  факелом  и  посветил  сквозь
решетку в загоне. Бедняжки были до смерти напуганы присутствием грозно
рычавшего дикого льва и жались в ближайшем  к  моей  палатке  углу.  Я
позвал их тихим голосом, чтобы успокоить, а затем посветил  факелом  в
направлении ограды - так и есть, это  Темный!  Он  стоял,  высвеченный
огнем факела, величавый и свирепый,  и  взирал  на  меня  и  на  троих
детенышей.  Затем  он  прошествовал  вдоль  забора   к   загону,   где
содержались львята, и справа от  него  я  увидел  нескольких  львиц  и
единственного львенка.
   Хотя я знал и любил Темного в течение нескольких лет, сейчас во мне
взыграла ярость  -  стремление  защитить  моих  львят  взяло  верх.  Я
подскочил к ограде, заорав на Темного и его свиту. К моему  удивлению,
старина не только не обратился в бегство, но и зарычал в ответ в  ярко
выраженной львиной манере. Я снова поднял крик и направил свет  факела
в сторону свиты моего гостя  -  и  снова  в  ответ  только  угрожающее
рычание. Только через некоторое время  свита  Темного  ушла  в  чахлые
кусты; сам же Темный, однако,  остался,  а  мои  три  крошки  дрожали,
сжавшись в желто-коричневый комок. Повернувшись задом к кустам, Темный
пустил мощную струю  и  по-хозяйски  поскреб  землю  могучими  задними
лапами,
   Я не оставлял попыток припугнуть непрошеного гостя. Пока я орал  на
него,  львята,  видимо,  чуть  осмелели,  и  комок  распался.  Фьюрейя
подскочила  к  ограде,  за  которой  находился  Темный,  и   тут   же,
потрясенная, с ворчанием отскочила назад. Однако, к  моему  изумлению,
Батиан тотчас же кинулся в направлении  Темного,  явно  горя  желанием
защитить свою сестренку. Да, это был подвиг для 17-месячного  львенка,
в котором весу-то было едва ли половина от веса ветерана!
   Когда Темный наконец-то  затопал  восвояси,  я  отправился  к  моим
львятам. Рафики, перепуганная больше всех, часто и  отрывисто  дышала,
икая при этом. Я оставался с ними до  самого  восхода  солнца.  Затем,
гораздо позднее обычного, я вышел из лагеря один и выследил Темного  в
десяти километрах к  югу  от  лагеря,  в  глубине  Нижнего  Маджале  -
территории, занятой его племенем.
   К  счастью,  подобные  визиты  Темного  были  редкостью,  а   через
несколько месяцев, когда Батиан подрос и научился рычать как взрослый,
Темный вообще перестал выходить за пределы своей южной территории. Это
удивило меня, принимая во внимание  как  разницу  в  возрасте,  так  и
по-прежнему сохранявшееся различие в  весовых  категориях.  Но,  прямо
скажем, это был приятный сюрприз.
   Тем не менее еще в течение многих дней после визита Темного  Батиан
и его сестры боялись оставлять свои пахучие  метки,  а  когда  все  же
снова принялись это делать, то поначалу не слишком явно.
   Но за всем этим я как-то подзабыл рассказать о самом госте.  Темный
был весьма почтенным львом, живой легендой Тули. За  многие  годы  его
видели тысячи и тысячи гостей  и  туристов.  В  популяции  львов,  где
нормально сложился баланс между самцами  и  самками,  такой  лев,  как
Темный, процарствовал бы каких-нибудь три-четыре года, после чего  был
бы изгнан другими львами. В этих случаях изгнанники обычно исчезают  и
редко переживают восьмидесятилетний возраст.
   Когда приключился описанный  выше  случай,  Темному  было  примерно
четырнадцать-шестнадцать лет - возраст для льва исключительный.  Когда
я впервые познакомился с ним в 1983 году, он уже тогда был  признанным
вожаком  прайда  Нижнего  Маджале  и   контролировал   территорию   от
семидесяти до ста квадратных километров. Однако судьба  его  сложилась
драматично - его верный товарищ Кгоси, другой вожак прайда, многие  из
его  жен,  сыновей  и  дочерей  пали  жертвой   проволочных   капканов
браконьеров и пуль южноафриканских фермеров. Сам  же  Темный  странным
образом выжил - вот когда подтверждается поговорка о том, что у  кошки
девять жизней! Но и Темный не раз попадал в опасные передряги: однажды
он явился в  лагерь  с  браконьерской  петлей  из  толстой  проволоки,
охватившей его шею и гриву.  Преисполненный  воли  к  свободе,  Темный
перегрыз проволоку, но при этом острый металл впился в него  сверху  и
снизу.  Моему  другу,  ветеринару  Эндрю  Мак-Кензи,  все  же  удалось
успокоить льва и освободить его от проволоки, но шок, который  испытал
Темный,  когда  петля  сдавила  ему  шею,  по  всей   видимости,   был
значительным.
   Когда я начал изучать жизнь львов в Тули в 1983 году,  Темный  стал
одним из первых львов, которых я хорошо узнал. Он поведал  мне  многие
секреты своего племени и стал для меня едва ли не тотемом. В то время,
менее чем через час  после  той  волшебной  встречи  с  Темным,  когда
странная близость между мной  и  зверем  достигла  высшей  степени,  я
написал такие строки:
   "Солнце еще не взошло,  когда  утренний  бриз  донес  до  меня  его
зовущий рев. Он шагал уверенной походкой на юг вдоль  высохшего  русла
реки Маджале, но шаги его заглушались  мягкой  коричневой  почвой.  Он
снова позвал меня издалека, и я приблизился. Его зов пробудил антилоп,
спавших в ожидании восхода солнца, и  по  всей  холмистой  равнине  на
много  миль  вокруг  звери  тут  же  повернули  головы  туда,   откуда
раздавалась его призывная песня.
   Я отыскал его след, который казался очень большим на шелковой пыли;
его еще не успели  запятнать  многочисленные,  занятые  своими  делами
голуби, вытаптывающие на свежей  утренней  земле  диковинные  круговые
узоры. Отпечатки его лап лежали  передо  мной,  как  череда  сломанных
цветов, его растопыренные  пальцы  окружали  глубоко  впечатавшуюся  в
землю подушечку. Я отправился туда  же,  куда  пошел  он  -  навстречу
утреннему свету. Я вдыхал  его  запах,  который  кружился  в  воздухе,
несомый порывами ветра мне навстречу. Я направил свои стопы туда,  где
он залег. Я коснулся веток куста и почувствовал у себя на ладонях  его
теплую мочу, словно утреннюю росу, - она разбрызгалась на  безжалостно
сухой под зимним солнцем земле, и от нее остались только темные  бурые
пятна.
   Я ощутил его присутствие явственно и  близко.  Впереди  меня  лежал
обрушившийся берег, и в нескольких шагах от меня раздавалось  жалобное
завывание шакала.
   Антилопы  куду,  лежавшие  полосатым  пятном  на  травяном   ковре,
внезапно сорвались с места с шумом,  который  они  издают  только  при
близости льва. Я пошел по его следам  и  понял,  что  он,  подстерегая
куду, вымазался грязью для маскировки.
   Я вошел в куста