поминали  о   себе   сами:
автоматикой зданий и технических сооружений, ветром  сквозь  лапы  елей,
улыбкой солнца, голосами  детей,  потоком  людей  у  станций  тайм-фага.
Оказывается, он многому разучился, несмотря на тот же  распорядок  жизни
на корабле,  разучился  даже  вести  себя,  иначе  почему  тогда  многие
оглядываются вслед? Может, потому что  в  его  облике  видна  внутренняя
тревога?  Постоянное  ожидание  опасности?  Готовности  к   немедленному
действию? Наверное...
   Калаев заметил это сразу, но он на пятнадцать лет опытнее...
   Игнат  оставил  такси  на  крыше  дома,  потом  вспомнил  правила   и
скомандовал киб-пилоту: "Свободен". Двухместный пинасс  умчался,  приняв
чей-то вызов.
   Игнат подумал несколько мгновений, улыбнулся в  душе,  вспомнив,  как
звонил домой под чужим именем, узнать, есть ли кто дома. Ему ответили, и
хотя голоса он не узнал, главного  добился.  Он  зашел  в  одну  из  ниш
вечернего отдыха, созданную зарослями тенистого клена, достал  из  сумки
парадную  форму  официала  спасательной  службы  и   переоделся.   Затем
подмигнул сам себе, накинул на шею ремень карабина,  о  котором  говорил
Калаев, и спустился к  лифту.  Через  минуту  он  стоял  перед  знакомой
дверью, снившейся ему не раз, и странная робость закралась в душу, будто
ждал его за дверью неведомый экзамен,  не  сдать  которого  он  не  имел
права.
   Дверь в ответ на мысль-приказ  утратила  монолитность,  Игнат  шагнул
сквозь ее голубую завесу в прихожую. Из  гостиной  ему  навстречу  вышла
тоненькая девушка с сеткой эмкана на пышных волосах. Увидев ослепительно
белую  фигуру,  сверкающую  множеством  пряжек,  застежек,  карманов   и
поясков, с устрашающего вида карабином на плече, она невольно попятилась
и стянула с головы эмкан. - Простите, вам кого?
   Игнат растерялся, так как ожидал увидеть лицо  матери  или  отца,  но
перед ним стояла удивленная не меньше его незнакомка, имевшая  с  кем-то
отдаленное сходство. Она была очень молода, мила, крупный рот не  портил
лицо, а глаза были серые, лучистые и внимательные.
   У Игната мелькнула мысль, уж не промахнулся ли он этажом, но прихожая
была знакома, гостиная тоже, запахи напоминали ему детство: он был дома.
- Извините, - пробормотал он. - Вы, кажется?.. Девушка вдруг зажала  рот
рукой и тихонько засмеялась.
   - Ой, не узнал! Вот здорово! Здравствуйте, дядя Игнат.
   - Привет, - тупо сказал Игнат. - Ну конечно, Дениз!
   Это  была  Дениз  Сосновская,  которую  он  помнил  тонюсенькой,  как
стебелек ромашки, светлоголовой, доверчивой  девчушкой,  большеглазой  и
серьезной. Игнат засмеялся вслед за девушкой. - Низа! Вот  это  сюрприз!
Не узнал, честное слово. Я звонил, думал, мать ответила  или  кто-то  из
гостей. - Это была я. Мы  уже  неделю  гостим  у  вас.  Они  отсмеялись,
поглядывая друг на друга  сквозь  матовое  стекло  памяти,  потом  Игнат
поднял сумку, которую оставил у порога, достал оттуда  пакет,  развернул
фольгу и подал Дениз букет цветов. - Это  тебе,  из  оранжереи  корабля.
Дениз молча приняла цветы, глаза ее вспыхнули  восхищением.  Цветы  были
ярко-алыми, крупными,  похожими  на  пляшущие  языки  пламени,  и  пахли
незнакомо: нежно и тревожаще. - Какие красивые! Спасибо! Игнат поймал ее
взгляд и хмыкнул про себя: похоже, то время, когда его  боготворили,  не
успело забыться.
   Он прошел в свою комнату, бросил  сумку  на  диван,  с  удовольствием
ощущая полузабытые запахи знакомой  обстановки.  Включил  видеопласт,  и
домашний координатор послушно преобразил комнату  в  поляну,  окруженную
березовым лесом. Дениз остановилась на пороге, поглядывая на него  из-за
букета.
   - Садись, - спохватился он, подвигая сумку. Снял карабин и сел рядом,
размышляя, ждать ли родителей дома или махнуть  к  кому-нибудь  из  них:
мать работала в Институте видеопластики, а отец... три года  назад,  как
раз перед его полетом, его назначили на пост директора УАСС.
   Дениз встретила его взгляд и покраснела чуть ли  не  до  слез.  Тогда
Игнат начал рассказывать, где был, пока девушка не заслушалась.  Наконец
он прервал красноречие:
   - Извини, я могу  делиться  впечатлениями  целый  день,  а  ведь  ты,
наверное, занята?
   Дениз покраснела.
   - Готовлюсь к экзаменационное сессии, но...
   - Все наоборот, это ты меня извини, что не дал оглядеться. Я поставлю
цветы в воду?
   - Конечно, только посоли воду.
   Дениз вышла.
   Игнат встал, прошелся по комнате-поляне, выключил видеопласт, комната
приодела прежний вид. Что-то мешало ему, какое-то  давнее  воспоминание,
будоражащее память. Что-то связанное с Дениз... или с  ее  братом...  не
вспомнить, пожалуй. Игнат с досадой щелкнул пальцами, волнение не давало
сосредоточиться. Вошла Дениз.
   - Поставила. Ну  и  красивый  же  у  тебя  костюм,  дядя  Игнат!  Она
принялась  с  интересом  рассматривать  нашивки,   кармашки,   ремни   и
отличительные знаки официала аварийно-спасательной службы.
   - Это парадная форма спасателя - безопасника, - ответил Игнат, в свою
очередь незаметно разглядывая девушку. -  Никогда  не  видела?  Отец  же
надевал.
   Память настойчиво тасовала картины прошлого: как Дениз делилась с ним
школьными новостями, плакала на груди, смеялась, сердилась, когда он  не
принимал ее переживаний всерьез... Но тщетно  Игнат  пытался  вызвать  в
памяти образ прежней девочки, возникала абстрактная  фигурка...  светлое
пламя волос... глаза с вечным вопросом... и тихий смех... Перед  ним  же
стояла взрослая, оформившаяся девушка, серьезная, естественная в  каждом
жесте, еще не осознавшая своей привлекательности. - А это - оружие?
   Мысль с переодеванием уже не  казалась  Игнату  удачной.  К  тому  же
накатило нетерпение: ждать не хотелось, появилось  желание  действовать,
звонить на работу отцу, бежать, мчаться, лишь бы не ждать. Но он сдержал
себя. Взял карабин за ствол и передал Дениз.
   - Это "дракон", ракетный карабин с автоматической сменой боя.  Ужасно
тяжелая и неудобная машинка.
   - Машинка? - фыркнула девушка. -  Ой,  действительно  тяжелая!  А  ты
стрелял из него? Игнат, помедлив, кивнул, закатал рукав куртки и показал
на левой руке три длинных, белых, неровных шрама.
   - След так  называемой  веерной  пули.  Она  рикошетирует  от  любого
предмета,  и  от  нее  очень  трудно  увернуться,  особенно  когда   она
расщепляется на десять иголок. Мы не знали, вот и получилось.
   Дениз потрогала шрамы и спрятала руку за спину.
   Игнат засмеялся, отобрал карабин. - По твоему лицу  легко  читать,  о
чем ты думаешь. Если честно, полет был трудный. Многие  из  моих  друзей
были ранены, один погиб, а я... я был осторожен. Ты  ждала  меня?  Дениз
вспыхнула и выбежала из комнаты. Игнат улыбнулся и стал переодеваться  в
любимый  голубовато-серый  костюм,  включив  сумматор   моды.   Чувствуя
некоторую скованность, он вышел в  гостиную,  где  Дениз  строила  замок
впечатлений от их встречи. Неизвестно от чего оба смутились, хотя  Игнат
отметил этот факт для себя с изумлением,  он  протянул  девушке  ажурный
браслет удивительно тонкой работы из голубого металла.
   - Мы нашли целый сейф таких безделушек. Красивый, правда? - Очень!
   Браслет был холодным и тяжелым, и Дениз удивленно подняла  взгляд,  в
котором смешивались радость, и смущение, и еще что-то, чему Игнат не мог
сразу подобрать названия, но что радостным толчком отозвалось в сердце.
   - Браслет из чистого осмия, - пояснил он. - Два веха назад  он  стоил
баснословно дорого. -  Но  ты,  наверное,  вез  его  для  мамы...  -  Не
беспокойся, маме тоже есть подарок. Он помог Дениз нацепить браслет, и в
это время в  прихожей  чуть  слышно  всхлипнул  дверной  автомат.  Игнат
выскочил в прихожую - это пришла мама...

ВИТОЛЬД СОСНОВСКИЙ,
СТАЖЕР ОТДЕЛА БЕЗОПАСНОСТИ УАСС

   Игнат прищурясь смотрел на  утреннее  солнце,  застрявшее  в  ажурном
перекрытии террасы, а я смотрел  на  него.  Внизу  под  нами  дымился  и
плавился сааремский пляж, продавленный обилием человеческих тел.  И  это
называется пятница, обычный рабочий день...
   Игнат искоса посмотрел на меня и неожиданно подмигнул:
   - Может быть, лучше позагораем?
   - Издеваетесь, инспектор? - вздохнул я в ответ.
   Игнат оценивающе прошелся взглядом по моей фигуре, отчего я  невольно
втянул живот. - Похвально, варяг, на попятную идти  поздно.  Я  пожалел,
что уговорил Игната поехать с утра сюда. Самолюбие, видите ли, взыграло!
Надо мне было затрагивать  эту  тему...  Теперь  доказывай,  что  ты  не
верблюд... а осел!
   Игнат повернулся и пошел к эскалатору, а я смотрел, как он идет. Ноги
Игнат ставил так, будто при каждом шаге пробовал ступней  зыбкую  почву,
и, только убедившись в прочности земли, переносил тяжесть  тела  на  всю
ногу. Раньше я никогда не видел у него такой походки, а может, просто не
присматривался. Три года назад, перед тем как он улетел  в  свою  долгую
командировку, мне было шестнадцать, и ценил я в то время в своем старшем
друге такие качества, как сила, ловкость, реакция. Я, конечно, и  сейчас
ценю эти качества, но теперь они не кажутся мне главными... Через десять
минут мы вошли в гулкий, прохладный и почти пустой эллинг  виндсерферов,
разделенный надвое каналом.
   - Для начала тебе подойдет тип "Мастодонт", - сказал Игнат, колдуя  у
пульта координатора спортивной базы.
   - "Мастодонт"?  -  Я  слегка  запаниковал,  вызывая  в  памяти  образ
волосатого и клыкастого предка слона. - Что за зверь?
   - Не бойся, "Мастодонт" - это серфер с фиксированным центром тяжести.
На "Колибри" тебе еще рано, с него падают и мастера.
   Пока мы раздевались  в  одной  из  кабин,  ловкий,  как  паук,  робот
приволок и спустил на воду выводного канала два  совершенно  одинаковых,
на мой  взгляд,  плотика  с  килями,  посреди  которых  торчали  тонкие,
членистые, словно сделанные из бамбука,  мачты  со  свернутыми  в  тугие
валики парусами.
   Игнат, посматривая на меня с неопределенной усмешкой, пошевелил мачты
серферов, пробуя подвижность сочленений, потрогал ногой шаткую палубу  и
вилкообразный гик. Что-то щелкнуло,  и  валик  на  мачте  развернулся  в
прозрачный косой парус. С  таким  же  щелчком  раскрылся  парус  второго
серфера.
   - Или все же пойдем на пляж? - Инструктируй, - махнул я рукой,  хотя,
честно признаться,  лезть  на  неуютную  палубу  верткого  суденышка  не
хотелось.
   - Инструктаж прост. - Игнат отлично понял мимику моего лица. - Делай,
как я. Он шагнул на палубу своего серфера, ловко развернул парус, ровный
ветер  аэродинамической  полости  эллинга  тут  же  подхватил   странное
плавучее сооружение, не лишенное, правда, изящества и красоты,  и  отнес
на несколько метров от берега.
   Я набрал в грудь воздуха, сделал свирепую мину и  прыгнул  на  второй
серфер, будто хотел взять его на абордаж...
   История эта с  виндсерфингом  началась  две  недели  назад,  когда  в
отделах управления провели очередной экзамен на отработку комплекса  ВВУ
-   внезапно   возникшей    угрозы.    Внешне    это    выглядело    как
спортивно-техническое многоборье, состоящее из целого  ряда  состязаний,
плюс проходка полигона ВВУ. В отделах работали разные  люди,  с  разными
характерами,  способностями   и   увлечениями,   каждый   из   них   был
профессионалом в какой-нибудь из технических или  научных  дисциплин,  а
также в  совершенстве  владел  одним  из  видов  спорта.  Но,  по  мысли
руководителей управления, в идеале каждый работник аварийно-спасательной
службы должен быть  универсалом,  потому  что,  несмотря  на  применение
автоматов,  вычислительных  компьютеров  и   киберсистем,   спасательные
операции требовали от спасателей всесторонней  подготовки,  колоссальных
физических и нервно-психических нагрузок, обширных научных и технических
знаний,   умения   мгновенно   ориентироваться   в   любой   обстановке.
Универсализм в подобных ситуациях помогал находить необходимое решение в
кратчайшие сроки. А что такое время, особенно если счет идет на секунды,
знал даже я,  стажер  отдела  безопасности,  не  допущенный  пока  ни  к
серьезным операциям, ни к архивам управления.
   Отработка ВВУ в отделе безопасности  выявила  в  центре  безопасников
своих универсалов, в числе которых по  праву  оказался  и  Игнат,  месяц
назад вернувшийся из экспедиции "Погоня". Кстати, именно по его  просьбе
меня и приняли в отдел, хотя обычно стажерами  безопасности  становились
пограничники. Я же в  этом  году  только  собирался  поступать  в  Школу
пограничной службы.
   Спортивную программу  многоборья  и  психологическое  тестирование  я
прошел нормально, однако "срезался" на технической ее части, и меня даже
не  допустили  к  прохождению  полигона.  Это  обстоятельство  настолько
уязвило  мое  самолюбие,   что   я   по   неосторожности   отозвался   с
пренебрежением о винд-серфинге, любимом виде  спорта  Игната.  Теперь  я
пожинал плоды своих заявлений, далеко не уверенный в том, что  справлюсь
"одной рукой" с виндсерфером, этой "обыкновенной овальной доской с килем
и парусом".  Но  я  надеялся  на  свою  реакцию  и  чувство  равновесия,
натренированные годами занятий борьбой тайбо.  Как  сказалось,  напрасно
надеялся...
   Серфер в море я все же вывел: через двадцать минут и примерно столько
же падений. В конце концов я разозлился, и парус стал мне покоряться.
   Игнат не смеялся и не подшучивал, и я  был  благодарен  ему  за  это,
потому что с детства не люблю насмешек - такой уж у меня комплекс.  Если
к этому добавить мою вспыльчивость, с  которой  я  борюсь  с  переменным
успехом,  подверженность  резким  сменам   настроения   и   нелюбовь   к
нравоучениям... характерец, в общем, не из легких. Недаром Игнат прозвал
меня варягом.
   В море дела у меня пошли лучше. Волна была спокойная, пологая,  ветер
дул с юга, нас постепенно относило к пляжу.
   Игнат перестал давать советы - мне бы его чувство такта! - и крикнул:
   -  Вот  тебе  эмоциональная  разрядка  перед  дежурством.   Предлагаю
возвращаться, а то вынесет на пляж.
   Мы выбрались в  полосу  ровного  берегового  ветра,  в  полукилометре
светилась золотом  полоска  сааремского  пляжа,  над  которой  вырастала
белесая шпага орбитального лифта. И в это  время  похолодало,  откуда-то
пришло странное беспокойство, томление,  желание  оглянуться,  что  я  и
сделал, мгновенно очутившись в воде. Вода, наоборот, была как кипяток, а
может, мне так показалось после морозного ветра над морем.  Я  попытался
вылезти на доску серфера, но над водой  холод  был  собачий,  поэтому  я
снова окунулся в запарившую воду, словно в  термальный  источник  зимой.
Игнат непрерывно глядел на берег, лавируя серфером в полусотне метров от
меня. Я перевел взгляд выше и увидел, как белый столб лифта  на  окраине
Сааремаа, в двух километрах  от  пляжа,  разгорелся  мигающим  светом  и
погас.  Нарастающая  волна  булькающего  гула  накрыла  пляж  и   залив,
закричали люди.
   - К берегу! - донесся сквозь утихающий гул крик Игната. Я выскочил на
серфер, забыв о волне холода, но она сама напомнила о себе: пальцы рук и
кожа лица стали неметь, будто я очутился на льду под свирепым  ветром  в
тридцатиградусный мороз! Я бросил серфер и поспешил к берегу вплавь.
   Гул  постепенно  стих,  закончившись  коротким  стоном  взрыва.   Над
невидимым вокзалом орбитального лифта вырос черный веер дыма.
   Я понял, что на станции произошла одна из тех аварий, которые  влекут
за собой человеческие жертвы.
   Плыть мешало все то же ощущение холода, хотя в воде оно  притупилось.
И все же что-то происходило вокруг, действовало  на  психику,  заставляя
мозг напрягаться в осмыслении непонятной угрозы, искать источник холода,
тревоги и беспокойства, а тело принуждая действовать,  куда-то  мчаться,
оглядываться, размахивать руками, словно непонятная  сила  заблокировала
умение трезво оценивать обстановку и логически мыслить...
   Купающиеся в заливе, все как один, с криком плыли к берегу. Такая  же
паника охватила и тысячи загоравших на пляже: люди  метались  по  песку,
кричали, звали друг друга, дети зарывались  в  песок.  Ответственный  за
работу  пляжа,  очевидно,  вовремя  сориентировался   и   вызвал   смену
киб-спасателей; два из них - тонкие  плоские  диски  с  вакуум-подушками
гибкими хоботами манипуляторов - уже вытаскивали кого-то из воды.
   В двадцати шагах от берега было уже мелко,  по  грудь.  Игнат  первым
выбрался на песок, я за ним,  с  нарастающей  тревогой  прислушиваясь  к
своим ощущениям.
   Холод усиливался,  несмотря  на  августовское  солнце  и  наступившее
безветрие. Люди на  берегу  все  еще  суетились  и  перекликались,  хотя
большинство убежали к станции  тайм-фага,  и  лишь  один  человек  резко
выделялся из толпы своим неадекватным моменту поведением. Одетый в белую
рубашку-сетку, он стоял у волейбольной площадки, расставив ноги и  сунув
пальцы за пояс, и с каменным равнодушием  наблюдал  за  происходящим  на
пляже, изредка посматривая в  небо.  У  ног  его  стоял  плоский  черный
предмет, издали похожий на кейс.
   Я с недоумением остановил на человеке взгляд, но в  это  время  Игнат
подогнал пинасс. - Прыгай!
   Я с места прыгнул на сиденье, аппарат тут же рванул в небо. -  Видел?
- крикнул я. - Что? - Ну того, на пляже...
   - Потом поговорим. Идем к лифту, там что-то серьезное. Ну и влипли мы
с тобой, варяг!
   Я понял: мы не должны были находиться на сааремском пляже, и  виноват
в этом был я со своим варяжьим самолюбием и упрямством.
   Когда мы вошли, кабинет начальника  отдела  безопасности  представлял
собой склон холма, обрывающийся в море -  так  был  настроен  видеопласт
кабинета. Я стал осматриваться, впервые попав к высокому  начальству,  а
Игнат прошел к столу на "вершине холма".
   Ян Лапарра закончил разговор по селектору, кивнул  нам  на  стулья  и
молча уперся взглядом в Игната. Был начальник  отдела  невысок,  на  вид
медлителен и постоянно хмур; разговаривал  тихо,  спокойно  и  скупо.  Я
встречался с ним всего три раза, и с первой же встречи он показался  мне
чем-то недовольным, мрачным и суровым. Не знаю, был ли он таков на самом
деле, но, во всяком случае, я ни разу не слышал, чтобы Ян повысил  голос
или устраивал кому-то разнос.
   - Каким образом вы  оказались  на  сааремском  пляже?  -  спросил  он
обыденным тоном. "Вместо того, чтобы  заниматься  порученным  делом",  -
мысленно добавил я.
   Игнат покосился в мою сторону и ответил не моргнув глазом:
   - В  качестве  утренней  зарядки  мы  выбрали  виндсерфинг,  а  потом
собирались идти по заданию.
   Я виновато поерзал на стуле, но Лапарра не  обратил  на  мои  гримасы
внимания.
   - Странная история,  парни.  Рапорт  ваш  я  читал.  Итак,  что  это,
по-вашему, такое?
   Он взял кассету рапорта и вставил в проектор. Вспыхнула световая нить
виома, развернулась  в  плоский  двухметровый  квадрат,  который  плавно
приобрел  глубину  и  резкость,  и  мы  увидели  то,  что  осталось   от
Сааремского орбитального лифта...
   Из разрушенных взрывом складов,  эстакад,  платформ  киберпогрузки  и
здания вокзала с кольцом старт-камеры лифта вырастали  странные  лопасти
из полупрозрачного материала, соединяясь на  высоте  десятков  метров  в
одну стекловидную  конструкцию,  ажурную,  с  прожилками  и  утолщениями
наподобие сросшихся стрекозиных крыльев. Но высота  сооружения  говорила
сама за себя - триста сорок метров!
   - Что это такое? - повторял Лапарра.
   Игнат не ответил.
   Начальник отдела убрал изображение и  повертел  в  пальцах  еще  одну
кассету видеозаписи. - Что говорят эксперты?
   - Молчат, - усмехнулся Игнат. - Эта чертовщина выросла  за  несколько
секунд сразу после взрыва лифта. Масса равна нулю, электрический заряд -
тоже нулю, электромагнитных полей нет, во руками пощупать можно.  О  чем
тут говорить? Таким примерно манером строили воздушные  замки  сказочные
джинны. Лапарра поставил локти на стол, постучал  ногтем  по  кассете  и
придвинул ее к краю.
   - Это в