но
выгодно продать,  но  не  в  таком  жалком  состоянии.  Стальной  корпус
исцарапан, циферблат местами в пятнах. Черные арабские цифры различаются
четко, но внутренний  круг,  красный,  "европейское  время",  почти  что
стерся.
   Фонтейн отхлебывает мисо и пытается понять, чем же  так  приковали  к
себе внимание мальчика красные призраки европейского времени.
   Вдруг голова мальчишки  склоняется  под  тяжестью  шлема,  и  Фонтейн
слышит, как он начинает похрапывать.
 
43 
ЛИВИЯ И ПАКО 
 
   Лэйни видит  себя  на  острове,  где-то  в  широком  интеллектуальном
потоке, по которому он непрерывно курсирует.
   Это место не похоже на конструкт, деталь окружающей среды,  скорее  -
узловатое сплетение  ветвей  информации,  уходящих  корнями  в  субстрат
старого кода.  Оно  похоже  на  наспех  сколоченный  плот  из  случайных
обломков, но "плот" стоит на приколе, он неподвижен.  Лэйни  знает,  что
есть причина, по которой остров поставлен у него на пути.
   Причина, как он вскоре выясняет, в том, что  с  ним  хотят  выйти  на
контакт Ливия и Пако.
   Они сообщники Петуха, юные граждане Города-Крепости,  и  представлены
здесь в виде сферы из ртути в условиях  невесомости  и  черного  кота  с
тремя лапами. У сферы из  ртути  (Ливия)  -  милый  девичий  голосок,  а
трехлапый кот, у которого недостает  еще  и  глаза  (Пако),  общается  с
помощью искусно  модулированного  мяуканья  и  напоминает  Лэйни  старый
мексиканский мультик. Эти двое почти наверняка из Мехико, если географию
вообще нужно принимать во внимание, и, вполне  вероятно,  принадлежат  к
той  группировке  революционной  молодежи,  которая  в   данный   момент
добивается повторного затопления осушенных озер  Федерального  Округа  и
радикальной  урбанистической  перестройки,  которой  была  озабочена  по
неизвестной причине и Рэи Тоэи в последний  месяц  своего  пребывания  в
Токио.
   Она была вообще увлечена мегаполисами,  и  Лэйни  стал  ее  гидом  по
некоторым   странноватым   информационным    разработкам,    считавшимся
градостроительными планами.
   Он завис в точке срастания старых  корневых  кодов,  в  пространстве,
лишенном какой-либо определенной формы или  текстуры,  если  не  считать
таковыми Ливию и Пако, и слушает их.
   - Петух говорит, что вы чувствуете,  как  кто-то  наблюдает,  как  вы
наблюдаете за Коди Харвудом, - говорит  сфера  из  ртути,  пульсируя  от
звуков собственного голоса, в ее поверхности отражается оживленная улица
с бегущими автомобилями.
   -  Возможно,  это  просто  артефакт,  -  возражает   Лэйни,   начиная
сомневаться, стоило л и вообще доводить  это  до  сведения  Петуха,  чья
паранойя уже стала легендарной - побочное действие наркотика 5-SB.
   - Мы так не думаем, - отвечает кот, его одноглазая замурзанная  морда
выглядывает из кучи пойманных данных. Зевая, он обнажает  серовато-белые
десны и единственный желтый клык. Его  глаз  смотрит  с  ненавистью,  не
мигает. -  Мы  установили,  что  за  вашими  наблюдениями  действительно
наблюдают.
   - Но не сейчас, - говорит Ливия.
   - Потому что мы сконструировали это "слепое пятно", - говорит кот.
   - Вы знаете, кто это делает? - спрашивает Лэйни.
   - Харвуд, - отвечает Ливия; сфера из ртути деликатно колышется.
   - Харвуд? Харвуд знает, что я наблюдаю за ним?
   - Харвуд, - говорит кот, - впрыснул себе 5-SB. Через три  года  после
того, как вас освободили из сиротского приюта в Гейнсвилле.
   Лэйни внезапно с ужасом осознает себя существом из плоти  и  крови  и
плачевное состояние своего здоровья. Свои легкие, угасающие в  картонной
коробке бетонной утробы станции Синдзюку.
   Харвуд. Так это Харвуд, которого он  порой  полагал  знаком  Бога  на
Земле.
   Харвуд, который...
   Такой же, как он, Лэйни.
   Харвуд, который видит, как  теперь  понимает  Лэйни,  узловые  точки.
Который видит, из чего вырастает история. Так вот почему он находится  в
самом сердце назревающего кризиса,  этой  неизвестности,  которую  Лэйни
никак не может охватить целиком. Конечно же, Харвуд там.
   Потому что Харвуд в определенном смысле и есть причина.
   - Откуда вы знаете? - слышит Лэйни свой голос и силой воли отрешается
от своих размышлений. - Вы в этом уверены?
   - Мы вскрыли пароль, -  мелодичным  звоном  отзывается  Ливия,  сфера
растягивается, как учебное пособие по  топографии,  превращая  отражения
бегущих авто в ожившие  фрагменты  гравюр  Эшера,  которые  движутся  по
окружности, отражаясь друг в друге. - Петух приказал, и мы сделали это.
   - А он знает об этом? - спрашивает Лэйни. - Харвуд знает?
   - Видимо, он не заметил, - мурлычет кот; кровавые  коросты  там,  где
было ухо.
   - Посмотрите на это, - говорит Ливия,  не  пытаясь  скрыть  гордость.
Морщинистая поверхность зеркальной формы  растекается,  идет  рябью,  на
Лэйни смотрят серые глаза молодого и очень серьезного человека.
   - Вы хотите, чтобы мы убили его? - говорит молодой человек. -  Или  я
вас не правильно понял?
   - Вы понимаете меня правильно, - отвечает Харвуд; голос знаком Лэйни,
его ни с чем не спутаешь, хотя в этом голосе слышится усталость.
   - Знаете, лично я считаю, что это удачная  идея,  -  говорит  молодой
человек, - ее можно решить наверняка, если  бы  вы  дали  нам  время  на
подготовку. Я предпочитаю выбрать время и место самостоятельно.
   - Нет, - отвечает Харвуд, - действуйте по обстоятельствам.
   - Конечно, вы не обязаны раскрывать мне причину,  -  говорит  молодой
человек, - мне все-таки интересно.  Ведь  мы  советовали  убрать  его  с
момента подписания нашего контракта.
   - Теперь время настало, - отвечает Харвуд. - Момент наступил.
   Ветер  развевает  темный  шарф  молодого  человека.  Шарф   трепещет,
изображение мелькает.
   - А что насчет того рентакопа?
   - Уберите его, если покажется, что он попытается бежать. В  противном
случае полезно его допросить. Он тоже каким-то образом замешан в этом.
   Ливия, вращаясь, вновь становится сферой.
   Лэйни,  закрыв  глаза,  нащупывает  в  наэлектризованной  тьме   свой
успокоительный  сироп.  Он  чувствует,  как  ненавидящий   желтый   глаз
наблюдает за ним, ему кажется, что это глаз Харвуда.
   Харвуд знает.
   Харвуд впрыснул себе 5-SB.
   Харвуд такой, какой.
   Но Харвуд сам устанавливает порядок событий, и  именно  по  нему,  по
крайней мере, отчасти, формируется ситуация.
   Лэйни отвинчивает крышку. Пьет синий сироп. Ему нужно подумать.
 
44 
ТОЛЬКО ПОДУМАТЬ 
 
   Дождя больше не будет, решает Шеветта, съежившись  под  скиннеровской
курткой.
   Она сидит на скамейке за пустыми  курятниками,  понимает,  что  нужно
куда-то идти, но не может сдвинуться с места. Мысли о покойном  Скиннере
и словах Фонтейна не покидают ее. Ручка  ножа,  лежащего  во  внутреннем
кармане, упирается ей под  левую  ключицу  -  так  она  сгорбилась.  Она
распрямляется, прижавшись к фанерной стенке, и пытается собраться.
   Она должна найти Тессу,  вернуться  к  фургону  и  постараться,  если
получится, не натолкнуться на Карсона. Может быть, размышляет она, он  и
не заметил, как она убежала; тем не менее, она была  почему-то  уверена,
что он искал именно ее. Но если он ее не заметил там, тогда, возможно, в
баре его уже и нет. А если он все-таки ее видел, то ему и  в  голову  не
придет, что она может туда вернуться. В любом случае, не исключено,  что
они могут столкнуться в другом месте. А вот  Тесса,  любительница  пива,
возможно, все еще там, потому что ей точно не улыбается идея ночевать  в
промокшем фургоне. Может быть,  Тесса  решила,  что  бар  -  очень  даже
маргинальное место, так что Шеветта,  соблюдая  осторожность,  могла  бы
проскользнуть туда, забрать ее с собой и уговорить вернуться  в  фургон.
Карсон  едва  ли  отправится  вынюхивать  их  на  Фолсом-стрит,  а  если
отправится, то может нарваться на тех, кто примет его за легкую добычу.
   Не дело сидеть здесь рядом с  пустыми  курятниками,  потому  что  это
верный способ подцепить вшей - от одной мысли у нее  зачесалась  голова.
Она встала, потянулась, чувствуя легкую аммиачную вонь куриного  помета,
и пошла по верхнему уровню  моста  в  сторону  города,  боясь  встретить
Карсона.
   Не так уж много народа кругом, и ни одного  туриста.  Дождь  способен
расчистить пространство, вспомнилось ей. На нее вновь нахлынуло  чувство
привязанности к мосту, но, слава богу, она здесь больше не живет. Внутри
у нее все сжалось от острой и глубокой  боли.  Она  вздохнула,  вспомнив
туманные утренние часы, когда спускалась с кабельной башни с велосипедом
через плечо, на котором потом гоняла до "Объединенной", пытаясь угадать,
приберег ли Банни для  нее  сразу  же  заказ,  так  сказать,  счастливый
билетик, или даст ей "порожняк" - так они называли доставку на городские
окраины. Иногда ей нравилось получать "порожняк", потому  что  появлялся
шанс повидать кварталы, в которые она прежде  не  ездила.  А  иногда  ей
выпадало "чисто", что на их языке означало "заказов на доставку нет",  и
это тоже бывало здорово - берешь и гонишь в "Алкоголокост" или еще какой
бар для курьеров, и попиваешь эспрессо, пока Банни не вызовет на базу по
пейджеру. Чудесно быть курьером "Объединенной". Она никогда не обижалась
на критику, выкладывалась до предела, а копы вовсе не рвутся оштрафовать
тебя, если ты девушка; ты можешь  безнаказанно  гонять  по  тротуарам  и
выкидывать прочие штучки. Не то чтобы она могла представить  себя  снова
за рулем, снова курьером, но к ней вернулось прежнее настроение - она не
знала, чем бы еще могла заняться. Во всяком случае,  она  не  собиралась
играть главную роль у Тессы ни в какой версии документалки.
   Она вспомнила тощую женщину-техника по имени Тара-Мэй, которую  "Копы
влипли" прислали, чтобы  "набрать  метраж"  бедолаги  Райделла,  который
всего-то только и хотел, что сняться в одном из эпизодов этого дурацкого
шоу. Нет, одернула она себя, несправедливо так думать, потому  что  чего
Райделл действительно хотел - так это быть  копом,  поэтому  и  пошел  в
полицейские еще в Теннесси. Но карьера не  сложилась,  и  эпизод  с  его
участием тоже не получился, не говоря уже о мини-сериале, который хотели
запустить. А все из-за того, предположила Шеветта, что материал, который
отсняла Тара-Мэй, вызвал  у  "Колов  влипли"  впечатление,  что  Райделл
выглядит на экране несколько грузноватым. Не то чтобы он был толстый, он
весь был сплошные мышцы и длинные ноги, но на экране он выглядел  совсем
по-другому. И от этого у него поехала крыша, от этого и еще от того, что
Тара-Мэй без умолку трещала, что Шеветте стоит начать брать уроки речи и
актерского мастерства, научиться всем этим чертовым боевым искусствам  и
бросить баловаться наркотиками. Когда  Шеветта  объяснила,  что  она  не
балуется  никакими  наркотиками,  Тара-Мэй  заявила,  что  если   нечего
бросать,  то  это  затруднит  налаживание  нужных   связей,   что   есть
всевозможные группы поддержки, а это ведь лучший способ встретить людей,
которые помогут твоей карьере.
   Но Шеветте не нужна была карьера, по крайней мере, не та, на  которую
намекала Тара-Мэй, а Тара-Мэй оказалась попросту неспособна  понять.  На
самом деле в Голливуде была масса народа вроде Тары-Мэй, может, они даже
составляли большинство; у каждого, кроме того, чем они в настоящее время
зарабатывали на жизнь,  была  еще  какая-то  другая,  настоящая  работа.
Водители писали прозу, бармены играли в театре; массажистка,  к  которой
ходила Шеветта, "на самом  деле"  была  дублершей  какой-то  актрисы,  о
которой Шеветта до этого слыхом не слыхивала, вот только той массажистке
так и не позвонили, впрочем, у  них  был  ее  номер,  но  Шеветте  стало
казаться, что все их номера, все до единого, прибрала к рукам  судьба  и
никто на самом деле не выигрывал, но никто не хотел даже слышать об этом
и продолжал трепаться с тобой, если ты  покупался  на  их  треп,  об  их
"настоящей работе".
   Думая  об  этом  теперь,  она  поняла,  что  произошло  между  ней  и
Райделлом: он всегда покупался на все, что ему врали. И тоже рассказывал
им, как он сильно хочет сняться в эпизоде  для  "Копов  влипли"  и  что,
похоже, действительно снимется, потому что шоу оплачивает его  жилье.  О
чем на самом деле никто знать не желал, потому что это было  уж  слишком
"по-настоящему", но Райделл так этого и не  понял.  И  тогда  они  стали
выкачивать из него телефонные номера, имена, рекомендательные  письма  и
заваливать дисками и списками, надеясь на  то,  что  он  тупой  и  будет
показывать все это продюсерам.  Он  оказался  достаточно  туп,  или,  во
всяком  случае,  достаточно  простодушен,  что  помешало  ему   наладить
отношения с людьми из "Копов влипли".
   И в результате она, непонятно  как,  оказалась  с  Карсоном.  Райделл
сидел на кушетке в своей квартире, выключив свет,  и  потерянно  смотрел
один  за  другим  старые  эпизоды  "Копов  влипли",  а   она   оказалась
неспособной  ему  помочь.  Все  было   хорошо,   когда   их   объединяло
какое-нибудь занятие, но когда дело доходило до того, чтобы просто  быть
вместе, их отношения не складывались как надо, да  еще  Райделл  впал  в
тоску, когда стало ясно, что с шоу ничего не получится...
   Но вот и бар, небольшая толпа у дверей,  звуки  музыки,  которые  она
пропускала мимо ушей, смолкли, когда она подошла.
   Бар был битком набит. Она проскользнула между  парочкой  мексиканцев,
похожих на дальнобойщиков, с  такими  стальными,  будто  острие  долота,
штуками,  прибитыми  гвоздями  к  носкам  их  черных  ковбойских  сапог.
Протолкавшись внутрь, поверх голов посетителей она  увидела  Кридмора  с
микрофоном в руке, глупо улыбавшегося толпе. Это  был  оскал  "плясуна",
десять тысяч ватт дурного электричества, его десны уже были  задеты  той
штукой, которую "плясун" вытворяет с наркоманами.
   Люди хлопали и свистели,  требуя  продолжения,  и  Кридмор,  по  лицу
которого градом катился пот, по всей  видимости  намеревался  задать  им
жару.
   - Спасибо вам, сердечное спасибо! - услышала она усиленный динамиками
голос Кридмора. - Следующая песня, которую я сочинил сам,  скоро  выйдет
на первом сингле нашей группы "Бьюэлл Кридмор и его Братья меньшие",  он
называется... "И только ты подумал, что вставил"!
   Может, ей показалось, что именно это он  сказал,  но  в  этот  момент
оглушительно грянула вся группа, гитарист  извлекал  из  старой  большой
блестящей  электрогитары  стальной  серпантин  аккордов,  так  что  слов
разобрать было невозможно. Хотя она была вынуждена признать, что Кридмор
действительно умеет петь.
   Люди набились сюда как  сельди  в  бочку,  так  что  ей  было  трудно
высматривать Карсона, но, с другой  стороны,  он  бы  тоже  едва  ли  ее
разглядел.
   Она продолжала проталкиваться изо всех сил, пытаясь найти Тессу.
 
45 
ХОД КОНЕМ 
 
   Райделл прошел курс внешнего наблюдения еще в Академии, и его любимой
темой было преследование подозреваемого. Этим не приходилось  заниматься
в одиночку - как правило, вдвоем, и чем больше у тебя  было  напарников,
тем лучше. Их учили подменять друг друга: кто-то занимает твое место, ты
контролируешь  объект,  опережая  его,  чтобы  быть  готовым   подменить
очередного напарника в  нужную  минуту.  За  спиной  у  объекта  никогда
слишком долго не маячило одно и то же лицо.  В  этом  было  определенное
искусство, и когда ты становился мастером, слежка делалась  своего  рода
танцем.
   Ему так ни разу и не выпал шанс испытать это искусство  на  практике,
ни во время краткой службы офицером полиции, ни потом, когда он  работал
на "Интенсекьюр", но он знал, что тренировки не пропали даром: они  дали
ему представление о том, каково это чувствовать, когда тебя  преследуют,
особенно если преследователи делают это правильно.
   На этой мысли он и поймал себя сейчас, закинув на  плечо  вещмешок  с
проектором  Рэи  Тоэи  и  намереваясь  покинуть  жалкое  подобие   места
преступления. Если  Лэйни  хотел,  чтобы  он  привлек  чье-то  внимание,
постояв здесь, - что ж, он постоял здесь. Но, может, сейчас, подумал он,
это самое ощущение, что за тобой следят, возникло лишь оттого, что Лэйни
сказал, что кто-то обязательно заметит, если я здесь появлюсь.
   Нервы, наверное. Вполне возможно, но  на  самом  деле  он  совсем  не
нервничал, просто устал. Всю ночь гнал вверх по побережью с Кридмором  и
единственный раз за весь день отдохнул чуть-чуть, когда  заснул,  слушая
Рэи Тоэи. Сейчас он больше всего на свете хотел вернуться в  комнатушку,
проверить проектор - вернулась ли она? - и завалиться спать.
   Но, черт возьми, неприятное  ощущение  в  затылке  не  проходило.  Он
глянул назад, но там не было ни души, только место, где  засохшую  кровь
обрызгали "Килзом".
   Мимо неспешно шел парень, направляясь в сторону Окленда и "Ночлега  и
завтрака".
   Молодой  парень  с  темным  ежиком  по-военному,  черная  куртка,  на
подбородок натянут черный шарф. Кажется, и  не  видит  Райделла,  просто
идет  себе,  руки  в  карманах.  Райделл  тихонько  двинул  за  ним,  на
расстоянии примерно пятнадцати футов.
   Он пытался представить себе это место, каким оно было  раньше,  когда
было обычным мостом. Миллионы машин проехали здесь когда-то  по  дороге,
по которой он шел сейчас. Тогда здесь был хороший обзор,  просто  фермы,
перила и дорожный  настил;  теперь  это  был  настоящий  туннель,  стены
сплетены из всяких отходов: досок, пластика -  всего,  что  люди  смогли
отыскать,  и  скреплены  чем  попало,  лишь  бы  не  развалились,  и  не
развалились ведь, несмотря  на  ветра,  которые  дуют  всегда  и  везде.
Однажды он был проездом в  Луизиане,  и  что-то  в  облике  этого  места
напомнило ему о тамошних байу <Байу - заболоченный рукав реки, озера или
морского залива на юге США>: всюду  болталась  всякая  ерунда,  трубы  и
кабели и какие-то штуки, назначения которых он не мог определить, и  все
это отчасти смахивало на испанский бородатый мох, все контуры были мягко
размыты. И освещение сейчас было тусклым, словно бы смотришь под  водой,
- просто  раздобытые  на  свалке  флуоресцентные  лампы,  подвешенные  с
интервалом около двадцати футов,  одни  вовсе  не  светят,  другие  едва
мерцают.
   Он обошел большую лужу, образовавшуюся  там,  где  какой-то  торговец
сбросил на землю куски грязного наколотого льда.
   Посмотрев вперед, он увидел, как парень в черном шарфе сворачивает  в
кафе, одну из тех забегаловок, которых здесь пруд пруди - два  маленьких
столика и стойка, за  которой  уместятся  четверо,  от  силы  -  пятеро.
Здоровенный блондин, похожий на штангиста, как раз  выходил  из  дверей,
когда "шарф" зашел внутрь, и здоровяк  всего  на  миг  скосил  глаза  на
Райделла, и этого хватило, чтобы Райделл понял.
   Они отрабатывали на нем смену следящих. Ему сели на хвост, причем как
минимум трое.
   Здоровяк  направился  в  сторону  райделловской   ночлежки,   Острова
Сокровищ и Окленда. У него был мощный  затылок.  Проходя  мимо,  Райделл
быстро заглянул внутрь кафешки,  увидел,  что  "шарф"  заказывает  кофе.
Невинный, как младенец. Райделл не стал оглядываться, потому что знал  -
сделай он так, и они поймут. Поймут, что он догадался. Поймут,  как  сам
он понял, когда здоровяк выдал себя неосторожным взглядом.
   Пояс, который он пропустил через вещмешок, сквозь нейлоновую  куртку,
начал резать ему плечо; он шел и думал про Лэйни, Клауса и Петуха -  про
то, что все они  явно  считали  проектор  чем-то  чрезвычайно  важным  и
ценным. Поэтому-то за ним  следят  -  из-за  проектора  или  из-за  того
таинственного человека, про которого говорил Лэйни.  Человека,  которого
нет? В любом случае, он не мог припомнить, чтобы у него  на  мосту  были
когда-то серьезные враги, хотя в этом  трудно  быть  уверенным.  Еще  он
подумал, что вряд ли эти парни обычные грабители, очень уж уверенно  они
выглядели.
   Он сунул руку в карман куртки и нащупал нож.  Нож  был  на  месте,  и
Райделл обрадовался ему, но, представив, что мо