Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
и.
Карен сказала, что этот стиль называется "агрессивное ретро семидесятых"
и что он начинает ее малость утомлять. Райделл подумал, что и не мудрено, но
говорить ничего не стал, здраво размыслив, что получится не очень вежливо.
Телевидение сняло ему комнату в Западном Голливуде, в отеле, более-менее
похожем по виду на нормальный дом, но только Райделл почти туда не
заглядывал, жил все время у Карен - пока в Огайо не появился Медведь-Шатун.
Уже начальный эпизод, когда были обнаружены тридцать пять жертв
Медведя-Шатуна, почти оборвал карьеру Райделла на непыльном поприще влипшего
копа. В довершение всех прочих несчастий первыми на место преступления
прибыли сержант Чайна Вальдес и капрал Норма Пирс, самые хорошенькие девушки
во всем цинциннатском департаменте полиции ("Взглянешь на такую, и прямо как
серпом по яйцам", - сказал один из телере[50] портеров, но никто вокруг даже
не улыбнулся; обстоятельства придавали этой шуточке нехорошее, даже зловещее
звучание). Счет возрастал с немыслимой быстротой; вскоре Медведь-Шатун
далеко опередил самых знаменитых маньяков прошлого. Затем стало известно,
что все его жертвы - дети. Затем сержант Вальдес, не совсем еще оправившаяся
от посттравматического шока, зашла в некое сомнительное питейное заведение и
прострелила обе коленные чашечки известному педофилу - на удивление
тошнотворному типу по кличке Мармелад, никаким боком не причастному к
убийствам.
В результате роскошный, без единой металлической детали самолетик уносил
Аарона Персли в Цинциннати, Карен нацепила очки и обсуждала ситуацию чуть не
с десятком собеседников одновременно, а Райделл сидел на краешке огромной
снежно-белой кровати, начиная проникаться идеей, что что-то такое вроде бы
изменилось.
- У них есть подозреваемые? - спросил Райделл.
Карен окинула его недоуменным взглядом, словно незнакомый предмет,
неведомо как оказавшийся в комнате.
- Подозреваемые? Да они уже сознались.
Райдел поразился, какой старой выглядела она в этот момент. А правда,
подумал он, сколько же ей лет? Карен встала и вышла из комнаты.
Вернулась она минут через пять, уже одетая в безупречный черный костюм.
[51]
- Собирайся. Ты не можешь здесь больше оставаться.
И ушла. Ушла без поцелуя, без "до свидания", без ничего, ушла - и все.
Райделл встал, включил телевизор и увидел Медведя-Шатуна, только это
оказался не один человек, а трое. Выглядели они так, что и не подумаешь, -
серенькие, безобидные, почти симпатичные парни, одним словом - именно так,
как и выглядят всегда по телевидению гниды, способные на любые, самые
тошнотворные мерзости.
Так вот он и сидел на кровати Карен, в одном из ее махровых халатов,
когда на пороге комнаты появились - появились безо всякого там стука или
"разрешите войти" - два рентакопа. У них была черная униформа и такие же
высокие черные ботинки, в каких совсем еще недавно Райделл патрулировал
улицы Ноксвилла, - ну те самые, с дополнительной кевларовои стелькой, на
случай если кто-нибудь изловчится выстрелить тебе в пятку.
Один из рентакопов грыз яблоко. Второй помахивал электрошоковой дубинкой.
- Слышь, друг, - сказал первый, - нам приказано выпроводить тебя отсюда.
Рот его был полон недожеванного яблока, и слова звучали не очень
разборчиво.
- У меня тоже были такие ботинки, - сообщил Райделл. - Изготовлены в
Портленде, Орегон. Двести девяносто девять долларов в мелкооптовом магазине,
а в обычном еще дороже. [52]
- Ясненько, - ухмыльнулся второй, который с дубинкой. - Так ты шмотки
свои будешь собирать или как?
"Черного и белого не выбирайте" - вспомнилась Райделлу детская игра; он
собрал по комнате все предметы, кроме черных и белых, а также серых, цвета
засохшей овсянки, и побросал их в синий "самсонит".
Рентакоп с дубинкой наблюдал за его действиями, а второй, с яблоком,
слонялся по комнате и дожевывал яблоко.
- На кого, ребята, работаете? - поинтересовался Райделл.
- "Интенсекьюр", - сказал тот, что с дубинкой.
- Хорошая шарага? - спросил Райделл, застегивая сумку.
Дубиноносец пожал плечами.
- Сингапурская, - сообщил второй, заворачивая огрызок яблока в мятую
бумажную салфетку, выуженную из кармана брюк. - На нас все большие здания,
все общины, установившие себе заборы и охранные системы, ну, в общем, ты
понимаешь.
Он аккуратно засунул огрызок в нагрудный карман черной, безукоризненно
выглаженной форменной рубашки, в тот самый карман, на котором красовалась
бронзовая бляха.
- Деньги на метро есть? - спросил мистер Дубина.
- Конечно, - откликнулся Райделл, вспомнив про свою кредитную карточку.
- Видишь, какой ты богатый, - ухмыльнулся рентакоп. - Обычно у засранцев,
которых [53] мы отсюда выпроваживаем, вообще ни гроша за душой.
Карточку Мексикано - американского банка Райделлу обнулили на следующий
день.
А ведь не прав Эрнандес насчет английских полицейских броневиков, подумал
Райделл, врубая впервые в жизни овердрайв на все три оси. Он ожидал услышать
визг проскальзывающих покрышек, однако "Громила" вцепился в мостовую
намертво, как пиявка. Трехтонная, с двумя керамическими моторами пиявка.
Саблетт, расхлябанно обвисший на соседнем сиденье, испуганно вскрикнул -
автоматически затянувшиеся ремни безопасности вздернули его в вертикальное
положение.
Скорость - семьдесят миль в час, впереди - музейной кондиции "бентли".
Правый, по обочине, обгон, под колеса "Громилы" летит чахлая, черная от пыли
трава. Ужас, застывший в глазах пассажирки "бентли", еще мгновение - и
взвыла сирена, вспыхнули мигалки: Саблетт дотянулся наконец до большой
красной кнопки.
Прямой участок. И ни одной, абсолютно ни одной машины. Райделл вышел на
осевую и до упора вдавил педаль газа, вой спаренных "киоцеров" перешел в
пронзительный визг. Странное, даже жутковатое поскуливание Саблетта
заставило Райделла на секунду подумать, что техасец не выдержал напряжения,
сломался и то ли молится, то ли поет на неком трейлерлагерном языке,
неизвестном никому, [54] кроме сдуревших последователей преподобного
Фаллона.
Нет, ничего подобного. Скосив глаза направо, он увидел, что Саблетт до
предела - и как только зеркальные линзы не свалятся - выпучил глаза на
экран, высветивший данные о клиенте, что губы его непрерывно шевелятся, руки
же быстро и словно сами по себе заряжают потертый, бог знает сколько хозяев
сменивший глок. Длинные белые пальцы двигались ловко и, как бы это сказать,
буднично - ну, словно намазывая бутерброд или сворачивая газету.
И вот это действительно вызывало ужас.
- "Звезда Смерти"! - крикнул Райделл.
Саблетт не имел права ни на секунду вынимать из уха капсульный приемник;
в экстренной ситуации небесный голос - голос настоящих копов, переданный
через спутник, - мгновенно заставит замолчать все прочие передачи.
Техасец вставил обойму и повернулся; на его бледном лице играли отсветы
разноцветных огоньков приборной доски.
- Вся прислуга убита, - сказал он. - Эти типы загнали троих детишек в
детскую комнату,
Могло показаться, что Саблетт выражает сдержанное неудовольствие чем-то,
увиденным по телевизору, - ну, скажем, увечной версией хорошего старого
фильма, изготовленной для нужд какого-нибудь там местного национального
рынка.
- И они, Берри, говорят, что убьют их.
- Ну а что там думают долбаные копы? - крикнул Райделл. Охваченный
бессильной яро[55] стью, он колотил по мягкому, в форме восьмерки рулевому
колесу.
Саблетт тронул правое ухо пальцем. Казалось, еще секунда - и он тоже
начнет кричать.
- Молчат. - Ровный, на удивление спокойный голос. - Вырубились.
Передний бампер "Громилы" снес чей-то антикварный, сороковых годов
прошлого века, придорожный почтовый ящик, купленный, надо думать, на
Мелроуз-авеню, за бешеные деньги.
- Да какого хрена вырубились, - чуть поспокойнее сказал Райделл. - Не
могут эти раздолбай вырубиться. Они же полиция.
Саблетт вытащил капсулу из уха, протянул Райделлу.
- Ничего не слышно, только помехи.
Райделл взглянул на экран и вспомнил игру в дартс. Ярко-зеленый дротик
курсора несся по бледно-зеленой горной дороге, неумолимо приближался к
мишени - девственно-белому кружку размером с обручальное кольцо. В правом
окошке высвечивались жизненные показатели трех детей клиента. Пульс
учащенный, у всех. В нижнем окошке - телевизионный, снятый в инфракрасных
лучах кадр. Главные ворота. Похоже, что крепкие. Целенькие и, если судить по
телеметрии, запертые. Охранная система тоже в порядке.
Вот тогда-то, наверное, он и решил идти на прорыв.
Через неделю, когда пена сошла и события немного прояснились, Эрнандес
проявлял даже [56] нечто вроде сочувствия. Конечно же, такая накладка, да
еще в его собственную смену, не доставляла начальнику особой радости, однако
он честно признал, что не может - если учесть все обстоятельства - винить
Райделла особенно строго.
Прискорбное происшествие тщательно скрывалось от журналистов. Для этого,
а также для того, чтобы полюбовно договориться с клиентами, с Шонбруннами,
из сингапурского головного отделения "Интенсекьюра" спешно прилетела чуть не
целая дивизия экспертов - так, во всяком случае, слышал Райделл. Он не имел
ни малейшего представления об окончательных условиях этой договоренности, не
имел, да и не хотел иметь: телевизионную программу "Рентакопы влипли" никто
еще пока не придумал, а одни только шонбрунновские ворота стоили побольше
его полугодовой зарплаты.
Ворота "Интенсекьюр" починит без труда, хотя бы уж потому, что он их и
ставил. Мощные, кстати, ворота: японский пластик, армированный углеродным
волокном, термоустановка в бетонных опорах; вся эта мутотень чуть не начисто
соскребла с морды "Громилы" нежно лелеемый "свежий мед".
Далее - ущерб, нанесенный дому, по большей части окнам (сквозь которые
"Громила" проехал) и мебели (по которой он проехал).
- Ну и, - закончил Эрнандес, - придется подкинуть Шонбруннам что-нибудь
сверху. За эмоциональные страдания, - пояснил он, вытаскивая из-за стола
большой железный [57] термос и наливая Райделлу чашку мерзкого,
перестоявшего кофе. На термосе была оптимистичная наклеечка: "Я НЕ О'КЕЙ, ТЫ
НЕ О'КЕЙ - ПЕЙ, ВОТ И БУДЕТ О'КЕЙ".
Время близилось к десяти утра, обсуждаемые события покрылись уже
двухнедельной плесенью, а лицо их главного героя - пятидневной то ли
бородой, то ли, тут вопрос спорный, щетиной. На Райделле были мешковатые
оранжевые, сильно выгоревшие шорты, ветхая футболка с надписью:
"НОКСВИЛЛСКОЕ ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ", начинавшая уже расползаться на
плечах, черные ботинки, оставшиеся от интенсекьюровской формы, и прозрачная
надувная хирургическая шина на левой руке.
- Эмоциональные страдания, - повторил Райделл.
Эрнандес, чуть ли не такой же широкий, как его стол, передал Райделлу
чашку.
- Легко ты отделался, больше тут и не скажешь. Прушник.
- Вылетел с работы, рука сломана - и это ты называешь "прушник"?
- Нет, точно, - кивнул головой Эрнапдес. - Тебя же могли там замочить.
Ребята из ДПЛА, они же тебя чуть не уложили. Да и потом, мистер и миссис
Шонбрунн повели себя на удивление сдержанно, особенно если учесть
расстройство миссис Шонбрунн и все прочее. Рука - ну да, рука, жаль,
конечно... - Он пожал непомерно огромными плечами. - Да и к тому же никто
тебя и не увольнял, ведь так? Мы только сняли тебя с патрулирования. [58]
Если хочешь на стационарную охрану - пожалуйста, никаких проблем.
- Нет, спасибо.
- Магазины, склады? Будешь работать в ночь. Ну, скажем, "Энсино Фэшн
молл".
- Нет.
- Бабу-то видел, которая там работает? - прищурился Эрнандес.
- Не-а.
- Слушай, - вздохнул Эрнандес, - а как там со всем этим говном, которое
вываливают на тебя в Нэшвилле?
- В Ноксвилле. Департамент потребовал полного отстранения от должности с
полным запретом на работу в правоохранительных органах. Проникновение в
частную квартиру без санкции и без поддержки.
- А что эта сучка, которая таскает тебя по судам?
- Их со старшим сыночком повинтили в Джонсон-Сити за вооруженное
ограбление магазина, это последнее, что я слышал...
Райделл тоже пожал плечами - и сморщился от боли.
- Ну вот, - расплылся в улыбке Эрнандес. - Я же говорю - прушник.
Проламывая "Громилой" шонбрунновские бронированные ворота, Райделл
испытал мгновенное ощущение чего-то очень высокого, очень чистого,
клинически пустого - деланье, лишенное всякого думанья, бредовое
адреналиновое возбуждение с утратой всех прочих аспектов своего "я". [59]
И в это время - когда он боролся с рулем, прорываясь через японский сад
камней, когда пробивал тугое бронестекло, рассыпавшееся со второго удара, и
осколки падали медленно, как во сне, - в это время он вспомнил, что примерно
то же самое ощущал и тогда, выхватывая револьвер, нажимая курок, выплескивая
мозги Кеннета Терви на бесконечный, как звездное небо, простор белой,
загрунтованной под краску стены, которую так никто никогда и не покрасил.
Райделл поехал в "Кедры" навестить Саблетта.
"Интенсекьюр" расщедрился на отдельную палату - чтобы держать его
подальше от лезущих в каждую щель журналистов. Техасец полусидел на кровати,
уставившись в жидкокристаллический экран маленького CD-плеера, и жевал
резинку.
- "Воины двадцать первого века", - сказал он вошедшему Райделлу. - Джеймс
Уэйнрайт, Энни Макэироу, Майкл Бек.
- И когда же это его сняли? - ухмыльнулся Райделл.
- Тыща девятьсот восемьдесят второй. - Саблетт приглушил звук и оторвал
глаза от экрана. - Только я его уже пару раз смотрел.
- А вот я только что из конторы, говорил с Эрнандесом. Говорит, чтобы ты
не беспокоился за свою работу.
В пустых серебряных глазах - нечто, похожее на озабоченность.
- Свою - а как насчет твоей, Берри? [60]
Обтянутая пузырем рука нестерпимо чесалась. Райделл нагнулся, выудил из
мусорной корзины, стоявшей у изголовья кровати, пластиковую питьевую
соломинку, запустил ее под шину и начал крутить. Помогло, хотя и не слишком.
- Я для них - история, далекое прошлое. За руль меня больше не пустят.
- Не нужно было брать использованную, - огорчился Саблетт. - В больнице
это запрещено.
- Да уж ты-то, Саблетт, какой же ты заразный? Ты, может, самый чистый,
стерильный раздолбай ныне живущего поколения.
- Так что же ты будешь делать? Есть-то тебе надо.
- Пока не знаю. - Райделл уронил соломинку в корзинку, по принадлежности.
- Я только знаю, что не буду сторожить ничьи дома и не буду сторожить
никакие там моллы.
- А что там с этими хакерами? Ты как думаешь, сумеют их накрыть - тех,
что нас подставили?
- Хрен там сумеют. Слишком уж их много. Держава Желаний резвится уже
очень давно. У федерален есть список из трех сотен подозреваемых, но они не
имеют возможности загрести их всех, тряхануть и выяснить, кто в чем виноват.
Слава еще богу, что эти пидоры любят стучать друг на друга, иначе никого бы
из них в жизнь не повинтили.
- Но мы-то им зачем? Чего они нас-то кинули?
- Спроси чего попроще. [61]
- Гадить они любят, вот, наверное, и все, - решил Саблетт.
- Любят, это уж точно. А еще Эрнандес говорит, что, по мнению ДПЛА,
кто-то там хотел, чтобы миссис Шонбрунн накрыли с голой жопой.
Ни Саблетт, ни Райделл не видели упомянутую жопу, так как миссис Шонбрунн
находилась в детской. Детей в детской не было, они улетели с папочкой в штат
Вашингтон, чтобы полюбоваться с воздуха на три новорожденных вулкана.
Ничто, появившееся на экранах "Громилы" после автомойки, не
соответствовало действительности. Кто-то залез в бортовой компьютер "Лихого
Гусара" и ввел в коммуникационный блок здоровый пакет умело сфабрикованных -
и абсолютно липовых - данных, заодно отрезав Райделла и Саблетта от
"Интенсекьюра" и даже от "Звезды Смерти" (которая, конечно же, и не думала
вырубаться). Райделл сильно подозревал, что монгольские ребята из автомойки
- ну, если не все, то двое-трое из них - могли бы рассказать эту историю со
значительно большими подробностями.
И может быть, в эти мгновения ослепительной ясности, когда изуродованный,
с помятой мордой "Громила" все еще пытался взобраться на раздолбанные в
капусту останки двух больших кожаных диванов, когда пробудились наконец
воспоминания о смерти Кеннета Терви, в эти мгновения Райделл понял, понял с
той же ослепительной ясностью, что вряд ли [62] стоит всегда и во всем
доверяться самозабвенному, чистому в своем бешенстве порыву: "Вперед - и ни
о чем не думай".
- Слышь, - Саблетт говорил тихо и недоуменно, словно сам с собой, - они
же убьют этих детишек.
С этими словами он отщелкнул ремни безопасности и выскочил наружу, с
глоком на изготовку, а Райделл не успел еще даже пошевелиться. Где-то на
полпути Райделл вспомнил про сирену и мигалки и велел Саблетту их выключить,
но уж теперь-то каждый находящийся в доме знал, что отважные интенсекьюровцы
прибыли на место происшествия.
- Работаю, - сказал Райделл, и даже вроде не говорил, а услышал свой
голос, пришлепывая на бедро кобуру с глоком и хватаясь за чанкер - самое,
пожалуй, подходящее оружие для перестрелки в помещении, где содержат детей,
вот только скорострельность у него, заразы, больно уж могучая. Он пинком
распахнул дверцу и вывалился прямо на кофейный столик, кованые ботинки с
мелодичным звоном прошли сквозь дюймовой толщины стекло (двенадцать швов, но
это ерунда, порезы). Саблетт куда-то исчез. Райделл пошел в глубь комнаты, к
двери, выставив перед собой желтый неуклюжий чанкер, и понемногу осознал,
что с левой рукой что-то вроде не так.
- Замри, заеба, - сказал самый громкий в мире голос. - ДПЛА! Бросай свою
желтую говешку, а то на хрен замочим! [63]
Плетью хлестнул луч резкого, мучительно яркого света. Райделлу
показалось, что в глаза ему льется расплавленный металл.
- Ты слышишь, заеба?
Райделл повернулся, прикрывая глаза рукой, и увидел раздутое
бронированное брюхо садящегося вертолета. Поток от винта прижимал к земле то
немногое, что осталось от японского садика после броска "Громилы".
Райделл уронил чанкер на пол.
- И пистолет, мудила!
Райделл взялся двумя пальцами за рукоятку глока и оторвал его от бедра
вместе с кобурой. Скрипнула липучка, было непонятно, как такой тихий звук
сумел прорваться сквозь рев боевой машины.
Он уронил глок и поднял руки. Руку, вторая была сломана.
Саблетта нашли футах в пятнадцати от "Громилы". Лицо и руки техасца
раздулись, как розовые воздушные шарики, он задыхался. Босниец, работавший у
Шонбруннов дворецким, смывал недавно с маленького дубового столика детские
каракули каким-то средством, содержащим ксилол и четыреххлористый углерод.
- А хрен ли это с ним? - удивился один из копов.
- Аллергия, - с трудом выговорил Райделл. Полицейские надели ему
наручники, да к тому же не спереди, а за спиной, боль была страшная. - Нужна
"скорая".
Саблетт открыл глаза. Попытался открыть.
- Берри... [64]
И тут Райделл вспомнил название того фильма, который он смотрел, но не
досмотрел.
- "Чудесная миля".
- Никогда не видел, - сказал Саблетт и вырубился.
В этот день миссис Шонбрунн развлекала своего ландшафтного садовника,
поляка. Копы нашли ее в детской. Взбешенная и беспомощная, она была
засупонена более чем пикантным образом с применени