И Веллингтон Ма сам, лично, заключил контракты с  Шеветтой  и  Саблеттом,
правда, Саблетт так и не захотел вылезать из кладовки, сунули ему  бумаги  в
щель, он расписался и вернул через ту же щель.
   За это время, пока Саблетт и Шеветта держали Карен  взаперти  и  следили,
чтобы  она  не  исхитрилась  нажать   какую-нибудь   там   интенсекьюровскую
сигнальную кнопку, Шеветта успела рассказать ей,  считай,  всю  историю,  от
начала до конца. Карен, конечно  же,  разбиралась  в  этих  ВС-очках,  умела
просматривать заложенный  в  них  материал,  так  что  теперь  она  знала  о
"Санфлауэре", или как он там называется, во сто раз  больше  всей  остальной
компании, вместе взятой. И  она  все  говорила  Персли,  что  это  настоящий
динамит, что тут же можно  прижать  к  ногтю  этого  Коди  дважды  долбаного
Харвуда, нужно только нигде не лопухнуться, а его, ублюдка этого  долбаного,
давно пора прищучить.
   А вот Райделл так ни разу и не посмотрел, что же там за картины  такие  в
этих очках, а сейчас уже было не до того, возникали проблемы поважнее. [451]
   - Мистер Персли?
   - Да, Берри?
   - А что с нами будет?
   - Ну, - Персли подергал себя за подбородок, - для  начала  тебя  и  двоих
твоих друзей арестуют.
   - В тюрьму?!
   - Да. - Персли взглянул на массивные золотые часы. В тех местах, где часы
крепятся к браслету, красовались две большие цельные пластинки бирюзы, цифры
на циферблате были выложены мелкими  бриллиантиками.  -  Минут  через  пять.
Первая пресс-конференция начнется около шести. Это как, удобно или вы хотите
сперва поесть? Позвоните тогда в доставку, закажем что-нибудь.
   - Но ведь нас арестуют.
   - Залог, Берри. Освобождение под  залог  -  вам  знакомо  такое  понятие?
Завтра утром вы снова будете на свободе.
   - Ну а потом, мистер Персли? Что будет потом?
   - Берри, - широко ухмыльнулся Персли, - ты  вляпался.  Ты  -  коп.  Ты  -
честный коп. И ты вляпался. Вляпался по уши,  в  на  редкость  -  извини,  я
должен это сказать - в на редкость героическое говно. - Он хлопнул  Райделла
по плечу. - А раз так, сынок, то "Влипшие  копы"  сделают  все  возможное  и
невозможное, чтобы эта история завершилась к полному твоему  -  и  нашему  -
удовлетворению.
   - Тюрьма? - переспросила Шеветта. -  Вот  и  чудесно.  Только  мне  нужно
сперва позвонить в Сан-Франциско, Фонтейну. [452]
   - Звони куда угодно, милая. - Карен взяла бумажную салфетку и  промокнула
слезы, брызнувшие из глаз Шеветты. - Они все запишут,  но  мы  тоже  получим
копию. И ты не напомнишь мне  имя  твоего  друга,  черного,  которого  потом
застрелили?
   - Сэмми Сэл, - всхлипнула Шеветта.
   - Персли, - повернулась Карен, - нужно связаться с  Джексоном  Кейлом,  и
побыстрее.
   Джексон Кейл? - удивился про себя Райделл. А  зачем?  При  чем  тут  этот
долговязый  молодой  артист,  чью  черную  нахальную  физиономию  знают  все
любители мыльных опер?
   Вопросы остались без ответа, потому что в этот момент Шеветта обняла его,
прижалась к нему всем телом. Она смотрела на  Райделла  снизу  вверх  из-под
этой своей бредовой прически, глаза у  нее  были  совсем  красные,  из  носу
текло, но Райделлу все равно было приятно.



          39
   ПРАЗДНИК В НЕПОГОДУ

   Пятнадцатого ноября, в  субботу,  после  четвертой  ночи,  проведенной  в
Скиннеровом гнезде, Ямадзаки надел балахонистую шерстяную куртку, от которой
воняло парафином, открыл запертый на огромную бронзовую щеколду люк, обвязал
большую картонную коробку веревкой, спустил ее на дощатый помост,  спустился
следом сам, сел вместе со своей поклажей в желтую пластиковую корзину  лифта
и [453] поехал вниз, на  барахолку.  Коробка  содержала  несколько  обломков
окаменевшего  дерева,  левый  рог  оленя-самца,  пятнадцать  компакт-дисков,
фаянсовую  кружку  с  ребристой  поверхностью  и  выпуклыми  буквами  ОХО(1)
(рекламный  подарок  какой-то  фирмы?)  и  вздувшуюся  от  сырости  книгу  с
поблекшими,  еле  различимыми  буквами   на   синем   картонном   переплете:
"Литературная история Соединенных Штатов".
   Серые, унылые  облака  плотно  обложили  все  небо,  от  стылого,  как  в
подземелье,  воздуха  коченели  пальцы;  Ямадзаки  сунул  руки   в   карманы
Скиннеровой куртки, замусоренные опилками, песком и еще какими-то крошечными
непонятными  объектами.   Торговцы   раскладывали   свой   товар.   Ямадзаки
волновался, что не знает, как к ним подойти,  не  знаком  с  принятой  в  их
обществе манерой общения, но торговцы взяли инициативу в  собственные  руки,
они сгрудились вокруг,  изучая  содержимое  коробки  и  часто  повторяя  имя
Скиннера.
   Первыми - и дороже всего  -  ушли  куски  окаменевшего  дерева,  затем  -
кружка, затем - восемь компакт-дисков. Мало-помалу Ямадзаки  распродал  все,
кроме "Литературной истории" -  слишком  уж  она  заплесневела.  Он  положил
синюю, рассыпающуюся по листочку книгу в мусорную кучу, пересчитал деньги  и
-------------------(1) "ОХО". ОКСО - фирменное название  бульонных  кубиков,
производимых компанией "Брук Бонд Оксо Лимитед". [454] пошел  искать  старую
женщину, торгующую яйцами. Кроме того, у них со Скиннером почти не  осталось
кофе.
   Подходя к магазинчику, где жарили  и  мололи  кофе,  Ямадзаки  заметил  в
утренней сутолоке знакомую  фигуру.  По  случаю  холода  и  сырости  Фонтейн
застегнул длинное твидовое пальто на все пуговицы и поднял воротник.
   - Ну что, Скутер, как там наш старикан?
   - Он все время спрашивает об этой девушке...
   - Она в лос-анджелесской тюрьме, - ухмыльнулся Фонтейн.
   - Тюрьма?
   - Сегодня же утром выйдет под залог, она звонила мне вчера вечером и  так
и сказала: сейчас меня повинтят, а завтра утром выпустят. Я же,  собственно,
к вам и собирался, чтобы обрадовать. Да, кстати. - Фонтейн достал из кармана
телефон. - Бери, у нее есть этот номер. Захочешь позвонить  домой  -  звони,
только не очень часто.
   - Домой?
   - В Японию.
   - Конечно, - кивнул Ямадзаки. - Я прекрасно понимаю...
   - Не знаю, чем уж там она занималась все это время, да и знать не хочу, у
меня и так хлопот полон рот. Энергоснабжение восстановлено, но теперь  я  не
понимаю, что делать с этим раненым, никто его не знает, никому он не  нужен.
Вытащили красавчика в среду утром из  остатков  чьей-то  теплицы.  Тут  вот,
рядом, почти прямо под вами. Придет на пару [455] минут в сознание  и  снова
отключается - не знаю уж там, сотрясение у него или что. Так-то все вроде  в
порядке, кости целы. И еще ожог на боку,  вроде  как  от  теперешней  хитрой
пули.
   - И вы не хотите отвезти его в больницу?
   - Нет, - качнул головой Фонтейн. - Это только если  парень  сам  попросит
или будет совсем при смерти, на мосту иначе не делается.  В  больнице  сразу
прогоняют тебя через компьютер, устанавливают личность, а у  многих  из  нас
есть серьезные основания держаться от таких штук подальше.
   - А-а, - тактично кивнул Ямадзаки.
   - Вот тебе и "а", - передразнил Фонтейн.  -  Думаю,  кто-то  нашел  этого
парня раньше нас, во всяком случае, карманы у  него  пустые,  ни  бумажника,
ничего. Ну да ладно, рано или поздно кто-нибудь его узнает -  не  по  морде,
так хоть по прибамбасам на болту.
   - Да. - Ямадзаки сделал мысленную заметку спросить у Скиннера, что  такое
"прибамбасы" и о каком болте мог  говорить  Фонтейн  в  связи  с  опознанием
травмированного человека. - А ваш револьвер так у меня и лежит.
   - Лежит, говоришь? - Фонтейн опасливо огляделся. - Знаешь, если эта штука
точно тебе не нужна, закинь ее в воду, ладно?  А  телефон  я  у  тебя  потом
заберу. Да, кстати, сколько ты здесь еще пробудешь?
   - Я... я не знаю, - чистосердечно признался Ямадзаки.
   - А на парад сегодня пойдешь? [456]
   - Парад?
   -  Пятнадцатое  ноября,  день  рождения  Шейпли.   Приходи,   будет   что
посмотреть. Что-то вроде Марди Грас(1). Молодежь, так та вообще  раздевается
догола, не знаю уж как сегодня будет, при такой-то погоде. Ладно,  увидимся.
Приветик Скиннеру.
   - Да,  приветик,  -  улыбнулся  Ямадзаки.  Фонтейн  пошел  дальше.  Яркий
поплавок вязаной шапочки поплясал над морем людских голов и пропал из вида.
   По  пути  к  кофейной  лавке  Ямадзаки  вспоминал  похоронную  процессию,
приплясывающую фигуру с багровым автоматом. Символ ухода Шейпли.
   Шейпли    убили    в    Солт-Лейк-Сити.    (Некоторые    называли     это
самопожертвованием.)  Так  или  иначе,   но   семеро   убийц,   христианские
фундаменталисты, члены белой расистской секты,  загнанной  после  налета  на
аэропорт в подполье, все еще отбывали срок. Только, поправил себя  Ямадзаки,
их уже не семеро, а пятеро - двое умерли от СПИДа,  подхваченного,  по  всей
видимости, там же,  в  тюрьме  штата  Юта.  Умерли,  стойко  отказываясь  от
прививки, запатентованной на имя Шейпли.
   На суде они молчали. Перед оглашением  приговора  шестеро  отказались  от
последнего слова, а седьмой,  вожак,  сказал,  что  СПИД  -  кара  Господня,
воздаяние грешникам по гре-------------------(1) Mardi Gras  (фр.)  букв.  -
"жирный вторник". Вторник на масленичной неделе. В некоторых городах в  этот
день устраивается карнавал. [457] хам их.  Документальные  пленки  сохранили
облик этих убийц Именем  Божьим  -  сухопарые  мужчины  с  наголо  выбритыми
головами и пустыми, стеклянными глазами, такими и останутся они в истории, в
памяти людской.
   Ямадзаки подошел к лавке и встал в довольно длинную очередь.
   К концу недолгой своей жизни Шейпли стал очень богатым  человеком.  Может
быть, он даже был счастлив. Он успел увидеть, как продукт, полученный из его
крови, остановил наползавшую на мир тьму. Опасных болезней много,  с  каждым
годом их количество нарастает  -  и  все  же  живая  вакцина  Шейпли  спасла
бессчетные миллионы жизней.
   Ямадзаки решил, что обязательно посмотрит на парад. Только бы  не  забыть
записную книжку.
   Он дышал запахом свежесмолотого кофе  и  терпеливо  ждал  своей  очереди.
[458]



   БЛАГОДАРНОСТИ

   Я в неоплатном долгу перед Паоло Полледри, основателем и куратором отдела
архитектуры и дизайна Сан-Францисского музея современного искусства. В  1990
году  мистер  Полледри  попросил  меня  написать  что-нибудь  для   выставки
"Воображенный Сан-Франциско",  результатом  чего  явился  небольшой  рассказ
"Комната  Скиннера".  Более  того,  именно  Паоло  стал  инициатором   моего
сотрудничества  с  архитекторами  Мин  Фун   и   Крейгом   Ходжеттсом,   чья
переделанная карта города (каюсь,  я  переделал  ее  еще  раз)  дала  мне  и
Скайуокер-парк, и Мышеловку, и "санфлауэровские" небоскребы.  (Викторианская
квартира Ямадзаки  вместе  со  всей  ее  меланхоличностью  позаимствована  у
Ричарда  Родригеса  из  его  потрясающей  работы  "Содом.  Размышление   над
стереотипом", бывшей одним из экспонатов все той же выставки.) [459]
   Термин  "Виртуальный  свет"  придуман   Стивеном   Беком   для   описания
аппаратуры, "создающей  зрительное  ощущение  непосредственно  в  зрительном
нерве, без участия фотонов" ("Мондо 2000").
   Исходным материалом  для  Райделлова  Лос-Анджелеса  послужил  "Кварцевый
город" Майка Дэвиса вообще и  содержащиеся  там  наблюдения  о  приватизации
общественных территорий в частности.
   Я  крайне  обязан  Маркусу,  одному  из  редакторов  журнала  "Восходящий
Меркурий", издаваемого Сан-Францисской  ассоциацией  велосипедных  курьеров,
который снабдил меня полным комплектом "Меркурия", после чего я исчез с  его
горизонта на год с лишним (прости, если можешь). "Восходящий Меркурий" - это
"прикольный  журнал,  информирующий,  развлекающий   и   прочими   способами
укрепляющий" членов курьерского братства. Именно там почерпнул я  и  рабочую
атмосферу для Шеветты Вашингтон, и изрядную долю ее характера. Крути педали!
   Я выражаю глубокую признательность следующим личностям, каждая  (-ый)  из
которых внес (-ла) нужный элемент в самый нужный для этого момент или просто
поддержал (-ла) мою работу своим советом, список прилагается: Лори Андерсон,
Когти Чабб, Сэмьюэл Дилэни, Ричард Дорсетт, Брайан Ино, Дебора Харри, Ричард
Кадри, Марк Лейдлоу, Том Маддокс, Пэт Мерфи, Ричард Пиллиш, Джон Ширли, Крис
Стейн, Брюс Стерлинг, Роджер Триллинг, Брюс Вагнер, Джек Вомак.
   Хочется особо поблагодарить моего литературного агента Марту  Миллард  за
терпеливое отношение к автору, который работает медленно.
   А  также  Деб.  Грейм  и  Клер,  стоически  выдержавших  мое   подвальное
затворничество.
   Ванкувер, январь 1993



    Уильям ГИБСОН 
    МОСТ III 
    ВСЕ ВЕЧЕРИНКИ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ 
 
 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА 
 
 
http://www.bestlibrary.ru 
 
1 
КАРТОННЫЙ ГОРОД 
 
   Сквозь вечерний поток лиц, меж  спешащих  черных  ботинок,  свернутых
зонтов, через толпу, втекающую как единый  организм  в  удушливое  чрево
станции,  незамеченный,  неузнанный,  пробирается  Шинья  Ямадзаки,  его
ноутбук зажат под мышкой, как  раковина  некоего  скромного,  но  вполне
удачного экземпляра подводной фауны.
   Не обращая внимания на многочисленных посетителей магазинов  Гинзы  с
их бесцеремонными локтями, огромными пакетами и безжалостно  бьющими  по
ногам кейсами, Ямадзаки и  его  ноутбук  -  легкая  кладь  информации  -
спускаются  в  неоновые  бездны.   В   это   подземелье   относительного
спокойствия, выложенное плиткой, с  эскалаторами,  движущимися  вверх  и
вниз.
   Центральные колонны,  облицованные  зеленой  керамикой,  поддерживают
потолок,  изрытый  мохнатыми  от  пыли  вентиляторами,  дымоуловителями,
громкоговорителями. За колоннами, у  дальней  стены,  жмутся  нестройным
рядом   потрепанные   картонные   ящики    для    грузовых    перевозок,
импровизированные укрытия, возведенные городскими бездомными.
   Ямадзаки замирает на месте, и в  тот  же  миг  на  него  обрушивается
океанский грохот спешащих с работы и на работу ног.  Его  не  удерживает
больше его миссия, и Ямадзаки  вдруг  испытывает  искреннее  и  глубокое
желание  оказаться  где-нибудь  в  другом  месте,  подальше  отсюда.  Он
морщится от боли, когда стильная молодая дама, черты лица скрыты  маской
"Шанель Микропор", проезжает ему по ногам дорогостоящей детской коляской
на трех колесах. Судорожно выпалив извинения, Ямадзаки успевает заметить
крошку-пассажира, промелькнувшего сквозь подвижные шторки  из  какого-то
розоватого пластика, свечение  видеодисплея,  мерцающего  в  такт  шагам
матери, которая, как ни в чем не бывало, катит коляску вперед.
   Ямадзаки вздыхает, никем не услышанный, и направляется,  прихрамывая,
к картонным укрытиям. Долю секунды он гадает,  что  подумают  проходящие
мимо пассажиры, увидев, как он залезает в пятый  слева  картонный  ящик.
Ящик едва доходит ему до груди, но  длиннее,  чем  другие,  и  отдаленно
напоминает гроб; кусок захватанной пальцами  белой  рифленки,  свисающей
пологом, служит дверью.
   А может, меня и не заметят, думает он. Так же как он сам ни  разу  не
видел, чтобы кто-то входил в одну из этих методично расставленных  хибар
или покидал ее. Как будто обитатели  стали  невидимками  в  ходе  особой
сделки, позволившей таким структурам существовать в  контексте  станции.
Он изучает  экзистенциальную  социологию,  и  такие  сделки  всегда  его
особенно интересовали.
   А  сейчас  он  колеблется,  сопротивляясь  желанию  снять  ботинки  и
поставить их рядом  с  засаленной  парой  желтых  пластиковых  сандалий,
размещенных у входа  на  аккуратно  сложенном  листе  подарочной  бумаги
"Парко".
   Нет уж, думает он, представляя, как  попадает  в  поджидающую  внутри
западню, как борется с неизвестными врагами в чреве  картона.  С  обувью
лучше не расставаться.
   Снова вздохнув, он падает на колени, сжимая  ноутбук  обеими  руками.
Замирает на миг, коленопреклоненный, слушая за спиной звуки идущих  мимо
торопливых шагов. Потом опускает ноутбук на  керамическую  плитку  пола,
толкает его вперед, под рифленый занавес, и на четвереньках движется  за
ним.
   Он отчаянно надеется, что попал в тот самый ящик.
   Застывает  на  месте  от  неожиданного  света  и  жары.  Единственная
галогенная лампа опаляет тесное помещение с частотой пустынного  солнца.
Лишенное вентиляции пространство нагрето, как вместительный террариум.
 
*** 
 
   - Входи, -  произносит  старик  по-японски,  -  и  убери  задницу  из
прохода.
   Он  почти  голый,  если  не  считать  подобия  набедренной   повязки,
скрученной из останков того, что когда-то давно, возможно, было  красной
футболкой. Он  сидит,  скрестив  ноги,  на  грубом,  заляпанном  краской
татами. В одной руке - ярко раскрашенная  игрушка,  в  другой  -  тонкая
кисть. Ямадзаки видит, что игрушка представляет собой модель робота  или
воина  в  защитной  броне.  Поделка  сверкает  в  солнечно-ярком  свете,
переливаясь синим, красным и серебряным.  По  татами  разбросаны  мелкие
инструменты: бритва, резец, - наждачная стружка.
   Старик очень худ, свежевыбрит, но явно  нуждается  в  стрижке.  Космы
седых  волос  свисают  по  обеим  сторонам  лица,  рот  застыл  в  вечно
недовольном изгибе. На старике очки в тяжелой оправе из черного пластика
с допотопными толстыми стеклами. В стеклах прыгают зайчики света.
   Ямадзаки послушно вползает в картонный ящик, чувствуя,  как  сзади  с
хлопком опускается дверь. Стоя на четвереньках, он с трудом удерживается
от попытки сделать поклон.
   - Он ждет, - говорит старик, кончик кисти парит над фигуркой в  руке.
- Там, внутри. - Движение головы.
   Ямадзаки видит, что картон был недавно укреплен трубами  пневмопочты,
система  определенно  заимствована  у  традиционной   свайно-стропильной
японской архитектуры, трубы стянуты  мотками  видавшей  виды  полимерной
ленты. В этом маленьком пространстве слишком много предметов.  Полотенца
и одеяла, кастрюли на картонных полках. Книги. Маленький телевизор.
   - Там внутри? - Ямадзаки указывает на то, что, по его  предположению,
является еще одной дверью и напоминает ход в кроличью нору,  скрытый  от
посторонних глаз засаленным квадратом желтого, дынного оттенка одеяла на
пенной основе, вроде тех, что попадаются в капсюль-отелях.
   Но  кончик  кисти  опускается,  касаясь  поделки,  и  старик  целиком
сосредоточивается на работе, так что Ямадзаки остается только ползти  на
четвереньках через  крохотное  до  нелепости  помещение  и  отдернуть  в
сторону край одеяла.
   - Лэйни-сан?
   Что-то похожее на смятый спальник. Запах болезни.
   - Ну? - хрип. - Давай сюда.
   Сделав глубокий вдох, Ямадзаки заползает внутрь, толкая впереди  себя
ноутбук. Когда дынно-желтое одеяло падает, снова  закрывая  вход,  яркий
свет просачивается сквозь синтетику ткани и тонкую  пенную  основу,  как
тропическое солнце, проникающее в глубину кораллового грота.
   - Лэйни?
   Американец стонет. Кажется, пытается повернуться или сесть.  Ямадзаки
не разглядеть. Глаза Лэйни чем-то прикрыты. Мигает красный огонек диода.
Кабели. Слабый отблеск интерфейса, отраженный на тонкой  проводке  вдоль
скользкой от пота скулы Лэйни.
   - Вот теперь я увяз, - говорит Лэйни и кашляет.
   - Увязли в чем?
   - За тобой не следили, случайно?
   - Не думаю.
   - Я бы почуял, если бы следили.
   Ямадзаки чувствует, как пот  внезапно  начинает  струиться  из  обеих
подмышек, стекая ручьями по ребрам. Он  заставляет  себя  сделать  вдох.
Воздух здесь тяжелый, гнилой. На ум приходят семнадцать известных  науке
штаммов устойчивых к лекарствам палочек туберкулеза.
   Лэйни хрипло вздыхает.
   - Но ищут-то они не меня, так?
   - Нет, - говорит Ямадзаки, - ищут ее.
   - Им ее не найти, - говорит Лэйни. - Не здесь. И нигде. Не сейчас.
   - Почему вы сбежали, Лэйни?
   - Долбаный синдром, - отвечает Лэйни  и  снова  кашляет,  а  Ямадзаки
чувствует ровное, на низких частотах содрогание  включившейся  магнитной
подвески, где-то в самом нутре  станции,  не  механическую  вибрацию,  а
мощные толчки отработанного воздуха, рвущегося через клапаны. - В  конце
концов, он меня доконал. Этот долбаный 5-