. Слушайте, ребята, говорю я им, сейчас ее в вашей гостинице нету,
я это точно знаю, потому что видел эту красавицу здесь собственными глазами,
только что послал ее на Алабама-стрит.
   Он внимательно следил за реакцией Шеветты.
   - Понимаешь,  Банни,  без  запинки  заговорила  Шеветта,  -  это  ж  была
постедняя ездка, я торопилась, а велосипед  остался  на  подземной  стоянке.
Увидела служебный чифт, идущий вниз, и вскочила, чтобы напрямую. На  выходе,
конечно же, нужно  отмечаться,  но  я  решила,  что  там,  на  выезде,  тоже
кто-нибудь стоит. Поднялась по пандусу, а там никого, а сзади  машина  едет,
ну я и рванула на утицу. Мне что, нужно бы то вернуться и отметиться?
   - Да, и ты сама это знаешь. Такие правила.
   - Спешила я, поздно уже было. [153]
   Баннн опустился, покряхтывая, в свое гусеничное  кресло,  чуть  расставил
колени, накрыл их большими, мосластыми  грабками  и  уставился  на  Шеветту.
Очень на него, на Банни не  похоже.  Что-то  его  сильно  беспокоит.  Что-то
серьезное,  а  не  просто  вопли  этих  горилл,  что  нельзя  выходить   без
регистрации.
   - Как поздно?
   - Чего?
   - Они спрашивают, когда ты вышла.
   - Минут через десять после того, как вошла.  Максимум  через  пятнадцать.
Ну, еще в подвале задержалась, пока стоянку искала, там  такие  ходы-выходы,
черт ногу сломит.
   - Ты вошла, сказал Банни, - в шесть тридцать две и  восемнадцать  секунд,
время  отмечено  при  сканировании.  Они  поговорили  с  адвокатом  этим,  с
клиентом, и знают, что пакет ты доставила. С его лица не сходила все  та  же
странная озабоченность.
   - Да о чем, собственно, шум? Ну, скажи им, что  я  проскочила,  нарушила,
что ты выпорешь меня по заднице.
   - Ты никуда больше не заходила? В гостинице этой?
   - Заходила. - По телу Шеветты пробежала волна  странной  холодной  дрожи.
Сейчас будет пройдена черта, из-за которой нет возврата. Я  же  говорю,  что
отдала этому мужику пакет.
   - Не думаю, чтобы их так уж волновал твой  пакет,  -  раздраженно  бросил
Банни.
   - Так в чем же дело?
   - Слушай, Шев, - он говорил медленно, с расстановкой, словно  втолковывая
глупому [154] ребенку азбучные истины, - звонок  от  охранника  -  это  одно
дело. "Извините, шеф, мы не допустим,  чтобы  такое  повторилось".  Но  этим
делом занялся кто-то из руководителей охранной фирмы "Интенсекьюр" - так она
называется,  -  и  он  позвонил  прямо  Уилсону.  В  результате  мне   нужно
разбираться не только с мистером Охранником,  но  еще  и  с  хозяином  нашей
фирмы. Мне придется  просить  Грассо,  чтобы  тот  прикрыл  меня  на  совете
директоров, а у Грассо, конечно же, все выйдет сикось-накось.
   - Банни, - сказала Шевётта, - мне очень жаль, что так вышло.
   - Ну да. Тебе очень жаль. Мне тоже очень жаль, только вот  сейчас,  прямо
сию минуту,  какой-то  там  сраный  самый  главный  рентакоп  допрашивает  с
пристрастием долбаного Уилсона, чем же это таким занималась ты  после  того,
как отдала адвокату пакет. И на  каком  ты  здесь  счету,  и  как  долго  ты
работаешь на "Объединенную", и имела ли ты дела с полицией, и не замечена ли
в употреблении наркотиков, и где ты живешь.
   Шевётта отчетливо увидела засранцевы очки - Скиннерову комнату  и  черный
футляр, спрятанный за пачку "Джиогрэфиков" с цифрами 1997 на  тонких  желтых
корешках. Она попыталась извлечь их оттуда мысленным усилием. Сквозь люк, на
пахнущую смолой крышу, направо и через край. Сбросить это  дерьмо  в  залив,
где ему самое и место. Но нет, очки лежали на  прежнем  месте.  Утром  нужно
было, ручками. [155]
   - Ведь это ненормально, - сказал Бании. - Ты понимаешь, о чем я?
   - Они спросили тебя, где я живу? Что ты им ответил?
   - Где-то на мосту. - По лицу Баннн скользнуло бледное подобие  улыбки.  -
Не слишком-то точный адрес, верно?
   Он крутнулся на кресле и начал выключать мониторы.
   - Банки. - Голос  Шеветты  предательски  подрагивал.  -  Что  они  теперь
сделают?
   - Найдут тебя, - пожал плечами Банни, все еще занятый своими  мониторами.
- Здесь. Больше им некуда идти. Ты ведь ничего такого не сделала, верно?
   На его затылке пробивалась  седая  щетина.  -  Нет,  -  все  так  же,  на
автопилоте. - Нет... Спасибо, Банни.
   Банни хмыкнул нечто неопределенное, на чем беседа и  закончилась.  Теперь
Шеветта думала об одном - как поскорее  попасть  домой.  С  бешено  бьющимся
сердцем она планировала кратчайший путь, мысленно проскакивала  под  красный
свет, почти не замечала окружающего -  ярко  освещенный  коридор,  лестницу,
дверь. Нужно выкинуть эти очки, избавиться от них, нужно...
   Сэмми Сэл прижал Рингера к синему мусорному контейнеру.  В  рудиментарном
сознании Рингера постепенно проступало нечто вроде тревоги.
   - Слышь, я ж тебе ничего не сделал.
   - Сколько раз тебе говорили: не корябай лифты! А ты снова за свое. [156]
   - Но я ж ничего не сделал тебе!
   -  Причинно-следственный  ряд,  Загреба.  Чрезмерно  сложная   для   тебя
концепция, но ты все равно попробуй врубиться: если ты кому-нибудь  насрешь,
неизбежно насрут и тебе. Ты поганишь лифты клиентов -  мы  устраиваем  козью
морду тебе. Круговорот говна в природе.
   Сэмми  Сэл  накрыл  ободранный  шлем  Рингера  левой  ладонью,  дернул  с
поворотом вверх. У кого другого такой  номер  не  вышел  бы,  но  в  длинных
коричневых пальцах Сэмми шлем умещался совсем легко, как баскетбольный мяч.
   - Ничего не сделал! - придушенно хрюкнул Рингер.
   Шеветта проскочила мимо них, прямо к велосипедной стоянке.  Глухую  стену
над стоянкой украшала роспись -  огромный  портрет  Шейпли.  Кто-то  залепил
великомученику в глаз солидную дозу серо-голубой краски, кривые  голубоватые
струйки исполосовали всю правую щеку.
   - Шеви, - окликнул  Сэмми  Сэл,  -  иди  сюда.  Давай,  подвергнем  этого
говноеда адским пыткам.
   Сунув руку в опознавательную  петлю,  Шеветта  попыталась  вытащить  свой
велосипед из путаницы молибденовой стали, графита и армированного  пластика.
Прочие  велосипеды  дружно  заорали;   на   фоне   оглушительных   взвизгов,
сумасшедшего звона и страдальче-м ских завываний шипящий, ненавидящий  голос
извергал поток самой грязной испанской  [157]  похабели.  Шеветта  поставила
ногу на педаль, вскочила  в  седло  и  рванула  вперед,  успев  краем  глаза
заметить, как Сэмми Сэл выпустил, вернее сказать - выронил Рингера.
   Выехав на улицу, она обернулась. Сэмми Сэл уже выхватил со  стоянки  свой
велосипед - розовое в черную  крапинку  чудовище;  при  первом  же  повороте
педалей ободья колес вспыхнули призрачным фиолетовым светом.
   Сэмми решил составить ей компанию. Нашел моментик.
   Шеветта рванула изо всех сил.
   Крути педали. Крути педали, пока не дали.
   Как в том, утреннем сне, только - гораздо страшнее.



          12
   КОНТРОЛИРУЕМЫЕ ДВИЖЕНИЯ ГЛАЗ

   А тут, похоже, не соскучишься,  подумал  Райделл,  разглядывая  Шитова  и
Орловского. Серьезные ребята  эти  сан-францисские  копы,  настоящие  профи.
Супертяжеловесы.  В  любом  полицейском  департаменте  отдел   расследования
убийств - самый важный.
   И вот, пробыв в Северной Калифорнии всего ничего, каких-то  сорок  восемь
минут, он уже пьет кофе за компанию с ребятами из  убойного  отдела.  Точно,
без балды. Если не считать того, что ребята эти пьют  не  кофе,  а  чай.  Из
стаканов. С диким количеством сахара. Райделл сидел у самого  конца  стойки,
[158] рядом с Фредди. Фредди пил молоко. Дальше си цел Уорбэйби,  так  и  не
снявший свою шляпу, потом Шитов и, наконец, Орловский.
   Шитов почти не уступал в росте Люциусу Уорбэйби, но при этом  состоял  из
сплошных сухожилий и широких выпирающих мослов. У него была массивная голова
с широким лбом, длинными льняными  волосами,  гладко  зачесанными  назад,  и
бледными бровями; полупрозрачное костлявое лицо,  туго  обтянутое  розоватой
блестящей кожей, выглядело так, словно он только что отошел  от  костра.  На
макушке тощего смуглого Орловского намечалась лысина, у  него  были  цепкие,
густо  поросшие  черным  волосом  пальцы  и  очки  с  перепиленными  пополам
стеклами.
   Глаза обоих  копов  испускали  какую-то  невидимую,  но  почти  реальную,
осязаемую хрень, которая пришпиливала тебя к месту, не давала  пошевелиться,
проникала тебе в самое нутро и лежала там, тяжелая и тусклая, как свинец.
   "Десенсибилизация оппонента  посредством  контролируемых  движений  глаз"
входила в учебный план Полицейской академии, но Райделл так  и  не  научился
этим фокусам - то ли способностей не хватало, то ли мало старался. Профессор
Багли, заведовавший до выхода на  пенсию  кафедрой  психологии  преступности
Дьюковского университета,  не  столько  читал  лекции,  сколько  рассказывал
курсантам  байки  о  маньяках,  проходивших  через  его  руки  в  Дьюке,  об
автоэротичных самодушителях и прочей белиберде. Кроме того, этот курс  [159]
стоял  в  расписании  очень  неудачно   -   между   "Захватом   вооруженного
преступника"  и  "Имитатором  огневого  контакта".   Занятия   по   "Захвату
преступника" проводили попеременно разные инструкторы,  и  все  они,  словно
сговорившись, отводили Райделлу роль захватываемого преступника. Райделл  не
понимал, почему так получается. В результате он приходил на следующую лекцию
перевозбужденный, не мог толком сосредоточиться на  поучениях  Багли,  а  уж
последующая работа на ИОКе начисто выбивала из его головы даже то  немногое,
что успело там чудом застрять. ИОК -  это  нечто  вроде  компьютерной  игры,
только с использованием настоящего оружия.
   Подсчитав результат, ИОК демонстрировал тебе раны - как раны  противника,
так и твои собственные - и просил решить, от чего загнулся проигравший -  от
потери крови, болевого шока или гидравлического удара. Поработав пару раз на
ИОКе, некоторые курсанты начинали вздрагивать и заикаться, Райделлу  же  все
было как с гуся вода. И не то чтобы он любил насилие или был  безразличен  к
виду крови, просто работа на тренажере требовала  скорости  и  внимания,  не
позволяла отвлекаться на посторонние мысли, а экранную кровь он  воспринимал
именно как экранную, ненастоящую кровь. За все про все, курсант Райделл  так
и не научился строить глазки противникам, или напускать на  них  сглаз,  или
как уж там эта плешь называется. Вот лейтенант Шитов  -  у  того  был  явный
талант, да и [160] напарник его зыркал поверх  своих  перепиленных  гляделок
вполне убедительно. Впрочем, лейтенанту Орловскому было проще  -  он  и  так
сильно смахивал на вурдалака.
   Райделл   с   интересом   изучал   одежду   санфранцисских   копов.   Под
светло-бежевыми плащами - черные  бронежилеты,  под  бронежилетами  -  белые
рубашки и галстуки. Рубашки английские, на пуговках, а  галстуки  полосатые,
вроде как намекающие на принадлежность к какому-нибудь там  клубу.  Брюки  с
обшлагами, ботинки тяз пузырчатой кожи, на толстой рифленой  подошве.  Такие
рубашки,  галстуки  и  ботинки  не  носит  практически  никто,   разве   что
иммигранты, косящие под стопроцентных  американцев.  Однако  в  сочетании  с
броней и поношенными английскими дождевиками картина получается совсем иная.
Округлая пластиковая рукоятка пистолета  "хеклер  и  кох",  выглядывающая  у
Шитова из-под расстегнутого  жилета,  смотрелась  тоже  весьма  внушительно.
Какая модель - враз и не  сообразишь.  Одна  из  этих  новомодных  штучек  с
магазином поверх ствола. Использует безгильзовые боеприпасы, смахивающие  на
восковые карандаши, - стрелы  из  твердого  сплава,  облепленные  пластичным
порохом.
   - Если бы вы, Уорбэйби, рассказали нам  все,  что  вы  уже  знаете,  наша
беседа стала бы значительно продуктивнее.
   Шитов окинул взглядом крошечное кафе и вынул из кармана пачку "Мальборо".
   - В этом штате курение запрещено, - со злорадным  наслаждением  процедила
офици[161] антка, крупная баба с огромной копной черных волос.
   И кто же это ходит в такие забегаловки? - подумал Райделл. Ну  разве  что
какой несчастный, отстоявший ночную смену у станка, вымотавшийся  до  такого
состояния, что нету уже сил поискать  что-нибудь  получше.  А  тот,  кто  уж
совсем  невезучий,  может  получить  в  дополнение  к  завтраку  еще  и  эту
красавицу.
   Шитов  пригвоздил  официантку  к  месту  десятикиловольтным   полицейским
взглядом, вытащил из-под бронежилета  бляху  на  тонком  нейлоновом  шнурке,
продемонстрировал ее и небрежно уронил себе на грудь.  Судя  по  стуку,  под
белой рубашкой скрывалась еще одна, дополнительная броня.
   - Вот зайдут  сюда  двое  мормонов  из  дорожного  патруля,  -  прошипела
официантка, - вот им и показывай. И я посмотрю, что они тебе на это скажут.
   Шитов зажал сигарету губами.
   В руке Уорбэйби появился кусок золота размером с противотанковую гранату.
   Над устрашающим предметом возник бледно-голубой язычок пламени.
   Уорбэйби поднес пламя к сигарете полицейского.
   - Зачем это вам, Уорбэйби? - спросил Шитов, разглядывая зажигалку.  -  Вы
что, тоже курите?
   - Курю все  что  угодно,  кроме  этих  китайских  "Мальборо",  -  скорбно
признался Уорбэйби. - В них же сплошная стекловата. [162]
   - С чего это?  -  удивился  Шитов.  -  Американская  марка,  лицензионное
производство.
   - За последние шесть лет в нашей стране  не  было  изготовлено  ни  одной
легальной сигареты, - похоронным голосом сообщил Уорбэйби.
   - "Маль-бо-ро". -  Шитов  вытащил  сигарету  изо  рта,  ткнул  пальцем  в
буковки, напечатанные на фильтре. - Когда мы ходили в  школу,  "Мальборо"  -
это были деньги.
   - Когда мы ходили в школу, даже деньги были деньгами.
   Орловский расхохотался.
   - Так вернемся к делу, - сказал Шитов. - Что вам известно?
   - Мистер Блике найден в гостинице мертвым. Убийство.
   - Профессиональная работа, - кивнул Орловский.  -  Они  хотят,  чтобы  мы
приняли этническую версию.
   - В точности мы этого не знаем. - Шитов внимательно смотрел на Уорбэйби.
   - Да какая там нужна еще точность?  -  убежденно  возразил  Орловский.  -
Язык. Национальный колорит. Хотят увести нас в сторону.  Чтобы  мы  занялись
латинскими королями.
   Шитов глубоко затянулся и выпустил дым в сторону официантки.
   - Что вы про него знаете?
   - Ганс Рутгер Блике, сорок три  года,  натурализованный  костариканец.  -
Могло показаться, что Уорбэйби стоит у  свежевырытой  могилы  и  перечисляет
необыкновенные достоинства безвременно почившего друга. [163]
   - Хрень собачья, - поморщился Шитов, не выпуская сигарету изо рта.
   - Уорбэйби, - терпеливо заговорил  Орловский,  -  нам  известно,  что  ты
ввязался в дело до того, как этому засранцу перерезали глотку.
   - Засранец, - укоризненно покачал головой Уорбэйби. - Человек умер, вот и
все. Неужели это делает его засранцем?
   - Стопроцентный засранец. - Шитов глубоко затянулся и раздавил  окурок  о
тарелку с так и не тронутой порцией тунцовой икры. - Ты уж мне поверь.
   - Тебе виднее, - вздохнул  Уорбэйби.  -  Скажи,  Аркадий,  на  него  было
досье?
   - Хочешь получить досье,  -  равнодушно  бросил  Шитов,  -  так  расскажи
сперва, что ты должен был для  него  сделать.  Мы  знаем,  что  он  с  тобой
говорил.
   - Я в жизни не слышал его голоса.
   - О'кей, - устало кивнул Шитов. - С тобой  говорили  интенсекьюровцы.  Ты
свободная пташка, работаешь по контракту.
   - Сугубо.
   - Что сказал этот Блике "Интенсекьюру"?
   - Он потерял некий предмет.
   - Что именно?
   - Нечто сугубо личного свойства.
   - Люциус, - вздохнул Шитов. - Ради бога.
   - Очки.
   Шитов  с  Орловским  недоуменно  переглянулись  и  снова  уставились   на
Уорбэйби.
   - "Интенсекьюр"  привлекает  к  расследованию  Люциуса  Уорбэйби  по  той
единствен[164] ной причине, что кто-то там посеял свои очки?
   - А вдруг, - негромко заметил Фредди, - это очень дорогие очки?
   Он внимательно и, похоже, с удовлетворением изучал свое лицо  в  висевшем
за стойкой зеркаче.
   Орловский начал - бывает же у людей такая  мерзкая  привычка  -  хрустеть
суставами волосатых пальцев.
   - Он считал, - сказал Уорбэйби, - что мог потерять их  на  вечеринке.  Не
исключено даже, что кто-то их взял.
   - Что за вечеринка? - подался вперед Шитов.  Райделл  отчетливо  услышал,
как скрипнула многослойная броня.
   - Вечеринка в гостинице. В "Морриси".
   - Кто устраивал? -  Вурдалачьи  глазки  Орловского  двустволкой  смотрели
поверх стеклянных полумесяцев.
   - Некий мистер Коди Харвуд, - пожал плечами Уорбэйби.
   - Харвуд, - повторил Орловский. - Харвуд...
   - Фамилия Павлов ничего не  напоминает?  -  спросил  у  своего  отражения
Фредди.
   - Деньги, - буркнул Шитов.
   - Не имеющие ни малейшего отношения к "Мальборо", - заметил  Уорбэйби.  -
Мистер Блике зашел к мистеру Харвуду, выпил несколько рюмок...
   -  Проспиртовался,  как  двухголовый  младенец  в  Кунсткамере,  -   косо
усмехнулся Орловский. [165]
   - Выпил несколько рюмок.  Упомянутый  предмет  находился  в  кармане  его
куртки. Наутро он обнаружил  пропажу  и  позвонил  в  охрану  "Морриси".  Те
связались с "Интенсекьюром", "Интенсекьюр" связался со мной.
   - Его телефон исчез, - сказал Шитов. - Уходя, прихватили с  собой.  Концы
обрубали. Ни записной книжки, ни откуда приехал,  ни  куда  собирался  ехать
дальше - ничего.
   - Профи работали, - кивнул Орловский.
   - Так значит - очки, - продолжал Шитов. - Какие очки?
   - Солнечные. - Фредди все не мог на себя налюбоваться.
   - Мы там нашли что-то вроде очков.
   Шитов вытащил из кармана плаща стандартный полицейский мешочек для  сбора
вещественных доказательств. Райделл различил  сквозь  прозрачный  полиэтилен
иззубренные осколки черного пластика.
   - Дешевый аппаратик ВС. Растоптан вдребезги.
   - А  вы  не  знаете,  -  поинтересовался  Уорбэйби,  -  какие  он  ставил
программы?
   Теперь настала очередь  Орловского.  Победно  ухмыльнувшись,  он  вытащил
из-под бронежилета второй такой же мешочек.
   - Никак было не найти их, эти  программы.  Потом  мы  просветили  жмурика
рентгеном. Кто-то засунул эту штуку ему в глотку.
   Черный прямоугольник. Наклейка протерта чуть не до дыр и вся в  буроватых
пятнах.
   - В перерезанную уже глотку.
   - Так что же это? - спросил Уорбэйби. [166]
   - Макдонна, - выплюнул Шитов.
   -  Чего?  -  Фредди  перегнулся  через  своего  шефа,  стараясь   получше
разглядеть кассету. - Мак-что?
   - Дрочилка.
   Что еще за точилка, удивился на  мгновение  Райделл,  но  тут  же  понял:
Макдонна.


   - А вот интересно, прочитали они ее всю, насквозь? - На этот  раз  Фредди
сидел сзади. Он взгромоздил ноги на спинку переднего пассажирского  сиденья,
красные огоньки, бежавшие по краям подошв,  складывались  в  текст  какой-то
песни.
   - Что они должны были читать?
   Райделл   смотрел   на   русских   и   Уорбэйби,   стоявших    рядом    с
законспирированной, без мигалки и надписей, полицейской машиной. Неприметная
такая машина - сланцево-серый  кашалот,  фары  и  радиатор  защищены  мощной
графитовой  решеткой.  По  ветровому  стеклу  "Патриота"  медленно  сползали
капельки дождя.
   - Порнуху, извлеченную из пищевода этого парня.
   В каждом слове Уорбэйби звучала тяжелая, неизбывная тоска, а вот Фредди -
тот говорил спокойно, вроде как расслабленно. Только вот если тоска Уорбэйби
казалась самой настоящей, неподдельной тоской, то за расслабленностью Фредди
угадывалось нечто, ну вроде как обратное.
   - У программы такого рода колоссальный объем, там можно спрятать все  что
угодно. [167]
   Для описания текстуры кожи используют фрактальную технику, замешать  туда
текстовую информацию - пара пустяков.
   - А ты что, Фредди, сечешь в компьютерах?
   - Я у мистера Уорбэйби технический консультант.
   - Как ты думаешь, о чем они там говорят?
   Фредди тронул пальцем одну из кроссовок. Красные огоньки потухли.
   - Вот сейчас-то у них и пошла настоящая беседа.
   - Какая?
   - Деловые переговоры. Нам нужно все, что у них есть по Бликсу, по жмурику
этому.
   - Да? А что можем предложить им мы?