- Нет - сказала  Шеветта,  -  я  гоняла  быстро,  как  только  могла.
Отыскала себе велик и объездила весь город, вдоль и поперек.
   Они протолклись  на  нижний  уровень  и  шли  мимо  ящиков  с  рыбой,
разложенной на льду, пока не наткнулись на забегаловку, которую  Шеветта
запомнила со времени одной из поездок на южный конец  моста.  Порой  там
бывала еда, порой - только музыка; названия у забегаловки не было.
   - Здесь бывают отличные копченые крылышки, - сказала  Шеветта.  -  Ты
любишь копченые крылышки?
   -  Я  дам  тебе  знать,  когда  выпью  пива.  -  Тесса   разглядывала
забегаловку, будто пытаясь определить, насколько та "маргинальная".
   Оказалось, что можно купить австралийского пива, которое Тесса  очень
любила, - называлось оно "Красный паук", -  его  принесли  в  коричневой
бутылке с наклейкой в виде красного паука, и Тесса объяснила, что  такие
пауки считаются австралийским аналогом "черной вдовы", а может, и  хуже.
Впрочем, пиво было действительно недурно, Шеветте пришлось согласиться с
этим, и после того как они выпили по одной и заказали  по  новой,  Тесса
решила съесть  чизбургер,  а  Шеветта  -  тарелку  копченых  крылышек  с
гарниром из жареной картошки.
   В забегаловке и вправду пахло как в настоящем баре: прокисшим  пивом,
табачным дымом, подгоревшим жиром  и  потом.  Шеветта  вспомнила  первые
бары, в которые осмелилась зайти, - забегаловки вдоль сельских  дорог  в
родном Орегоне - там пахло в точности так же. В  барах,  куда  ее  водил
Карсон в Эл-Эй, почти что ничем не пахло. Пахло свечами для ароматерапии
или вроде того.
   У дальней стены заведения была  построена  сцена  -  попросту  низкий
черный помост, всего на фут  выше  уровня  пола,  -  и  на  ней  маячили
музыканты, возились с проводами и аппаратурой:  клавишными,  барабанами,
микрофонной стойкой. Шеветта никогда  особенно  не  увлекалась  музыкой,
хотя  в  бытность  курьером  и   любила   потанцевать   в   каком-нибудь
сан-францисском клубе. Вот Карсон, он  был  очень  разборчив  и  пытался
научить  Шеветту  ценить  его  музыкальные  пристрастия,   но   ее   это
просто-напросто  не  увлекало.  Он  обожал   разнообразное   старье   из
двадцатого века, по большей  части  французское,  особенно  этого  Сержа
Как-его-там - действительно, редкостное дерьмо, будто парень онанировал,
когда пел, но и это  его  не  сильно  вставляло.  Шеветта  купила  тогда
последний "Хромированный Коран" - "Моя война - это моя война",  -  вроде
как из самозащиты, но даже ей самой не очень понравилось, а когда она  в
первый и единственный раз поставила запись при Карсоне, он  так  на  нее
посмотрел, будто она нагадила ему на ковер или еще хуже.
   Парни, которые сейчас настраивались на маленькой  сцене,  были  не  с
моста, но Шеветта знала, что есть музыканты, и при том знаменитые,  кому
не лень выступать и записываться на мосту - просто чтобы потом  всем  об
этом рассказывать.
   Больше всех на сцене суетится здоровяк, заросший белокурой щетиной, в
какой-то дурацкой мятой  ковбойской  шляпе,  сдвинутой  на  затылок.  Он
возился со своей не подключенной к усилителю  гитаре  и  слушал  другого
парня, поменьше ростом, который  был  в  джинсах  с  пряжкой  на  поясе,
похожей на гравированный серебряный поднос.
   - Эй, знаешь анекдот? - спросила Шеветта, показывая на бледного,  как
бутылочное стекло, блондина с пряжкой-подносом. - Одну девку насилуют  в
темноте, а она потом копам говорит: это сделал  какой-то  сетчатый.  Ну,
они отвечают: откуда ты знаешь, что это был сетчатый, раз было темно?  А
она: да у него же был такой крохотный член и такая  здоровая  пряжка  на
поясе!
   - Кто такой "сетчатый"? - Тесса опрокинула в рот остатки пива.
   - Скиннер их  называл  "красными  шеями",  -  сказала  Шеветта.  -  А
сетчатый - это из-за нейлоновых бейсбольных кепок, которые они носили  в
то время, у них еще  сзади  такая  сеточка,  для  вентиляции.  Моя  мать
называла такие кепки "подайте-мне-кепочки".
   - Это еще почему?
   - Песня была такая: "Дайте мне кепочку". Их раздавали  бесплатно,  на
них всякую рекламу тискали.
   - Это что, музыка в стиле кантри или как там ее?
   - Ну, нет, это больше похоже на "Герцогов Атомной Бомбы".  Не  думаю,
что это кантри.
   -  Это  музыка  тех,  кто  лишен  избирательных  прав,   в   основном
представителей белого пролетариата, - сказала Тесса,  -  которые  влачат
свое жалкое существование в пост-постиндустриальной  Америке.  Это  если
верить тому, что вещает "Реальность". А у  нас  в  Австралии  тоже  есть
анекдот про большие пряжки, только там пилот и наручные часы.
   Шеветте почудилось, что блондин с большой  пряжкой  тоже  пялится  на
нее, так что она отвела глаза и уставилась на  толпу  вокруг  стола  для
игры в пул; там тусовалась парочка самых настоящих "сетчатых кепочек", и
она показала их Тессе в качестве иллюстрации.
   - Дамы, прошу меня извинить, - сказал кто-то. Женщина.  Повернувшись,
Шеветта оказалась прямо  на  линии  огня  двух  очень  серьезных  сисек,
зашнурованных в черный блестящий топ.  Огромная  копна  нечесаных  белых
волос а-ля Эшли  Модин  Картер,  певица,  которую,  должно  быть,  любят
слушать "сетчатые", как считала  Шеветта,  -  если  они  вообще  слушают
женщин, в чем она сомневалась. Женщина поставила две только что открытых
бутылки "Красного паука" на их с Тессой столик.
   - С комплиментами от  мистера  Кридмора,  -  сказала  она,  лучезарно
улыбаясь.
   - Какого мистера Кридмора? - спросила Тесса.
   - Бьюэлла Кридмора, дорогуша, - ответила женщина. - Вон он, на сцене,
готовится к проверке звука вместе с легендарным Рэнди Шоутсом.
   - Он что, музыкант?
   -  Он  певец,  дорогуша,  -  сказала  женщина  и  как-то  внимательно
посмотрела на Тессу. - Вы из отдела контрактов?
   - Нет, - сказала Шеветта.
   - Черт побери, - сказала женщина, и на мгновение Шеветте  почудилось,
что она сейчас заберет принесенное пиво, - я  думала,  вы  представители
альтернативного лейбла.
   - Альтернативного чему? - спросила Тесса. На женщину  будто  снизошло
просветление.
   - Бьюэлл поет, дорогуша. И это  совсем  не  похоже  на  то,  что  ты,
наверное, называешь "кантри". Ну, на самом-то деле, это больше к  корням
относится. Бьюэлл хочет вернуть стилю  кантри  былое  величие,  обратить
время вспять, мимо Уэйлона и Уилли <По всей видимости,  имеются  в  виду
известные исполнители музыки кантри  Уэйлон  Дженнингс  и  Лесил  Травис
Мартин (сценический псевдоним Товарнян Уилли)>, вернуться на забытую  и,
типа, "первобытную" родину. Так вот. Вещь. - Женщина просияла, глаза  ее
немного косили. У Шеветты возникло такое чувство, что эту тираду женщина
заучила наизусть, и, судя по всему, не очень, но что ей, Шеветте,  надо,
дескать, самой разбираться, что тут к чему.
   - Рэнди недавно научил Бьюэлла петь одну старую песню  под  названием
"Виски и кровь потекли по дороге, но я не слыхал, чтобы кто-то молился".
Это гимн, дорогуша. Очень традиционный. У меня от него мурашки по  коже.
Во всяком случае, называется он именно так.  Но  сегодня  концерт  будет
более жизнерадостным, электрическим.
   - Ваше здоровье, -  сказала  Тесса,  -  спасибо  за  пиво.  Казалось,
женщина озадачилась.
   - О... на здоровье, дорогуша. Пожалуйста,  не  уходите,  потусуйтесь.
Это дебют Бьюэлла в Северной Калифорнии, он в первый раз будет  петь  со
своими "Меньшими братьями".
   - С кем? - переспросила Шеветта.
   - "Бьюэлл Кридмор и его Братья меньшие". Думаю, это что-то из Библии,
хотя не могу назвать вам главу и стих. - Женщина  пошевелила  в  сторону
сцены своей рвущейся на свободу грудью и решительно двинула в  указанном
направлении.
   Шеветте, собственно, больше не хотелось пива.
   - Она купила нам выпивку, потому что приняла нас за агентов из отдела
контрактов.  -  Шеветта  знала,  что  это  такое,  от  Карсона.  Отделом
контрактов назывались те люди из музыкального бизнеса, которые искали  и
раскручивали новые таланты.
   Тесса от души отхлебнула из своей бутылки и проводила глазами женщину
- та остановилась у стола для игры в пул, чтобы перекинуться парой  слов
с одним из парней, красовавшихся в сетчатых кепочках.
   - Здесь что, все вроде нее?
   - Нет, - сказала Шеветта, - в городе, впрочем, есть особые клубы, где
играют что-то в этом духе, но такой толпы на  мосту  я  еще  никогда  не
видала.
   Проверка звука заключалась в том, что мужик в расплющенной ковбойской
шляпе заиграл на гитаре, а блондин с большой пряжкой на поясе  -  запел.
Они несколько раз начинали и прекращали исполнять какую-то песню, одну и
ту же, каждый раз по-другому накручивая ручки на пульте, но сразу  стало
понятно, что гитарист действительно умеет  играть  (у  Шеветты  возникло
чувство, что он пока не показывает, на что на самом  деле  способен),  а
певец действительно поет. Песня была про то, что ему так тоскливо, и про
то, что ему надоело, что ему так тоскливо.
   Бар тем временем начал заполняться народом, судя по виду, как местным
- завсегдатаями, так и не местным;  последние  явно  пришли  специально,
чтобы послушать группу. Местные отличались обилием татуировок, пирсингов
на лице и асимметричных причесок, гости - головными уборами (по  большей
части сетчатыми кепочками и ковбойским шляпами), джинсами  и  свисающими
(у мужиков, во всяком случае)  брюшками.  Брюшки  выглядели  так,  будто
переехали  к  своим  обладателям  как-то  незаметно  для   последних   и
прописались на их, в общем и целом, обезжиренных телах. Подобное  брюшко
свисает над джинсами с достаточно узкой талией  и  распирает  фланелевую
рубашку, но ниже талии загоняется в штаны при помощи здоровенной пряжки.
   Она  уже  пригубила,  от  скуки,  присланное  Кридмором  пиво,  когда
увидела, что певец двинул в их сторону. Он одолжил  у  кого-то  сетчатую
кепочку и натянул ее задом наперед на свои  противные,  мокрые  с  виду,
явно  выбеленные  волосы.  Он  был  одет  в  ковбойскую  рубашку   цвета
"электрик", на которой все еще виднелись горизонтальные, поперек грудной
клетки, магазинные складки; белые, в  виде  жемчужин,  пуговицы  рубашки
были расстегнуты на бледной впалой груди, совсем не  похожей  цветом  на
лицо, которое, как решила Шеветта, было загримировано. В каждой  руке  у
певца было что-то вроде томатного сока в высоком бокале со льдом.
   - Как оно? - сказал он. - Я тут только что  видел  эту...  Мэри-Элис.
Думал, вот принесу старушке чего-нибудь выпить. Я  Бьюэлл  Кридмор.  Вам
нравится пиво, дамы?
   - Да,  спасибо,  -  сказала  Тесса  и  уставилась  в  противоположную
сторону.
   Кридмор, видимо, быстро, так, во всяком случае,  показалось  Шеветте,
пораскинул мозгами и  решил,  что  есть  шанс  получить  благосклонность
Шеветты.
   - Слышали про нас в городе или там, в Окленде?
   - Мы зашли сюда исключительно  за  копчеными  крылышками,  -  сказала
Шеветта, показывая на стоящую перед ней тарелку с куриными костями.
   - И как они?
   - Нормально, - сказала Шеветта, - мы как раз уходим.
   - Уходите? - Кридмор сделал добрый глоток томатного сока.  -  Дьявол,
мы же в десять начнем. Вам надо остаться и послушать. - Шеветта заметила
странный налет на краях бокалов, похожий  на  зеленый  песок,  и  теперь
часть "песка" прилипла к верхней губе певца.
   -  Что  ты  там  делаешь  с  этими  "цезарями"   <Коктейль   "Цезарь"
приготовляется из взятых в равном количестве водки и  лимонного  сока  с
добавлением  вустерского  соуса  и   табаско>,   Бьюэлл?   -   это   был
верзила-гитарист. - Ты же мне обещал перед концертом не пить.
   - Это  для  Мэри-Элис,  -  ответил  Кридмор,  жестикулируя  одним  из
бокалов, - а это - для прелестной дамы. - Он поставил бокал, из которого
отхлебнул, прямо перед Шеветтой.
   - Тогда почему у тебя на губах эта чертова чесночная соль? -  спросил
верзила.
   Кридмор оскалился и вытер губы тыльной стороной ладони.
   - Нервы, Рэнди. Важная ночь. Все будет тип-топ...
   - Да, Бьюэлл, должно быть. Если я вдруг увижу хотя бы  намек  на  то,
что тебя тошнит, для  тебя  это  будет  последний  со  мной  концерт.  -
Гитарист отобрал у Кридмора  бокал,  осторожно  хлебнул,  с  отвращением
сморщился и куда-то пошел, унося с собой выпивку.
   - Сукин сын, - констатировал Кридмор.
   Именно в этот момент Шеветта увидела Карсона, входящего в бар.
   Узнавание - с ее стороны - было мгновенным и  стопроцентным.  Это  не
был Карсон, одетый для посещения светских лож, пахнущих ароматерапией, -
это был Карсон, экипированный для экспедиции в адские угодья.
   Шеветта была вместе с ним, когда он покупал эту  "экипировку",  из-за
чего ей пришлось выслушивать, что куртка  сшита  из  аляскской  воловьей
шкуры (у аляскских волов, дескать, шкура  толще,  потому  что  зимы  там
холоднее) и  является  музейного  качества  воспроизводством  оригинала,
сшитого в тысяча девятьсот сороковых  годах.  Джинсы  были  чуть  ли  не
дороже, и история их была более сложная. Деним для них ткали в Японии  -
древние  американские  станки  бережно   ремонтировались,   -   а   уже,
собственно, шили их не где-нибудь,  а  в  Тунисе,  по  выкройкам  группы
голландских дизайнеров и историков моды. С подобной чушью Карсон носился
как с писаной торбой - со всей этой "абсолютно  аутентичной"  поддельной
чушью,  так  что,  когда  Шеветта  увидела,  как  он  переступил   порог
забегаловки, у нее не возникло и тени сомнения, что это он.
   А еще, хотя и сама не знала, как, она  поняла,  что  попала  в  беду.
Возможно, подумалось позже, так вышло из-за того, что  Карсон  не  знал,
что  она  здесь,  и   поэтому   был   не   сильно   озабочен   выглядеть
рубахой-парнем, каким всегда притворялся рядом с ней,  когда  знал,  что
она смотрит.
   Она смотрела и видела  другого  человека  -  очень  страшного,  очень
холодного, озлобленного человека, - смотрела и знала,  что  это  Карсон.
Карсон медленно повернулся, чтобы просканировать бар...
   Номер, который она исполнила, сильно удивил ее саму. А  еще  сильнее,
наверно, этот номер удивил Кридмора. Верхушка огромной серебряной пряжки
вдруг показалась ей удобным поручнем. Она схватилась  за  нее,  потянула
вниз, и Кридмор от неожиданности упал на колени, а она обняла его руками
за шею  и  поцеловала  взасос,  полагаясь  на  то,  что  его  затылок  в
перевернутой сетчатой кепочке закроет ее от Карсона.
   Радостный энтузиазм Кридмора, к  сожалению,  примерно  соответствовал
тому, что она вполне могла ожидать, если бы было время подумать.
 
33 
ДАРИУС 
 
   Райделл был на  полпути  назад,  пробираясь  через  хруст  и  скрежет
нижнего уровня, когда зазвонили очки. Он прислонился спиной к  ближайшей
стене, достал очки из кармана, раскрыл и надел.
   - Райделл?
   - Я.
   - Приятель, это Дариус. Как ты?
   -  Сносно,  -  ответил  Райделл.  Очки  почему-то   чудили;   странно
растянутые фрагменты карт Рио неслись сверху вниз в поле его  зрения.  -
Сам-то ты как? - он слышал визг электродрели, а может, электроотвертки -
там, где-то в Эл-Эй. - Ты в "Драконе"?
   - Да, - сказал Дариус, - у нас тут, похоже, большое строительство.
   - Строительство чего?
   - Не знаю, - ответил Дариус, - они тут монтируют новый узел, сразу за
банкоматом. Где раньше у них продавалось детское питание  и  всякие  там
подгузники, помнишь? Парк не желает говорить, что за  спешка;  наверное,
сам не знает. Но чем бы их чертов  узел  не  был,  ставят  его  во  всех
филиалах... Да, как добрался? И как там этот, как его, Кридмор?
   - Думаю, он алкоголик, Дариус.
   - Базара нет, - сказал Дариус. - Как новая работа?
   - Ну, - сказал Райделл, - кажется, я пока в ней мало что понимаю,  но
становится все интересней.
   - Что ж, это здорово, -  сказал  Дариус.  -  Я,  кстати,  просто  так
позвонил, узнать, как твои дела. Вот Хвалагосподу тут,  привет  тебе  от
нее... Хочет знать, по душе ли тебе очки.
   Карты Рио задергались, съежились, вновь понеслись сверху вниз.
   -  Скажи  ей,  очки  великолепны,  -  ответил  Райделл.  -  Скажи  ей
"спасибо".
   - Скажу, - сказал Дариус. - Давай там, смотри в оба.
   - И ты не зевай, - сказал Райделл.
   Дариус дал отбой, и карты потухли.
   Райделл снял очки и убрал их подальше.
   Кусок говядины. Может, зайти по пути  и  съесть  немного  говядины  у
"Шеф-повара гетто"?
   Но тут он подумал про Клауса с Петухом и тут  же  решил,  что  сперва
проведает "термос".
 
34 
РАЗРЫВЫ В РЫНОЧНОМ КОНТИНУУМЕ 
 
   - На что это, по-твоему, похоже, Маршалл? -  спросил  Фонтейн  своего
адвоката, Маршалла Матитсе из фирмы "Матитсе, Рапелего  и  Ньембо",  чья
собственность состояла  из  трех  ноутбуков  и  антикварного  китайского
велосипеда.
   Маршалл на другом конце линии поцокал языком,  и  Фонтейн  догадался,
что адвокат как раз смотрит на списки, которые где-то нарыл мальчишка.
   -  Кажется,  это  описи  содержимого  депозитных   сейфов,   согласно
требованиям государственного закона во всех штатах. Антитеррористическое
законодательство. Не дает кому попало скапливать сырье для  производства
наркотиков, ядерные боеголовки и все в таком духе.  Еще  предполагалось,
что оно поможет борьбе с отмыванием денег,  но  это  было  давно,  когда
деньги еще были большими пачками зеленой  бумаги.  Но  на  твоем  месте,
Фонтейн, я задал бы своему адвокату другой вопрос. Например: не  нарушаю
ли я закон, храня у себя подобные документы?
   - А я нарушаю? - спросил Фонтейн. Маршалл несколько секунд  хранил  в
телефоне молчание.
   - Да, - наконец сказал он, - нарушаешь. Но это зависит от того, каким
образом ты их получил.  И  я  только  что  выяснил,  что  действительных
владельцев собственности, указанной в каждой описи, уже нет в живых.
   - Нет в живых?
   - Абсолютно. Эти документы прилагались  к  завещаниям.  Они  все  еще
охраняются  законом,  но  я  вижу,  что  некоторые   предметы   являются
собственностью, которая автоматически пошла с молотка,  когда  завещания
вступили в силу.
   Фонтейн оглянулся через плечо и увидел мальчика, по-прежнему сидящего
на полу и сосущего через соломинку  третий  по  счету  стакан  гуавы  со
льдом.
   - Как ты это добыл? - спросил Маршалл.
   - Не уверен, что знаю, - ответил Фонтейн.
   - По умолчанию предполагается,  что  эти  файлы  нельзя  взломать,  -
сказал Маршалл, - если ты, конечно,  не  федерал,  Фонтейн.  Если  взлом
произведен не  тобой,  то  ты  всего  лишь  нарушаешь  закон  о  частной
информации, не более того. Но если это сделал ты или если  ты  являешься
сообщником взломщика, то ты виновен во владении запрещенной технологией,
за каковое преступление ты можешь  сесть  в  одну  из  тех  на  редкость
эффективных тюрем, которые так заботливо обустроены.
   - Не виновен, - сказал Фонтейн.
   - Пусть будет по-твоему, - сказал Маршалл,  -  но  если  ты  все-таки
виновен,  ты  можешь,  разумно  все  спланировав  и  обеспечив   должную
секретность, использовать такую технологию для выявления особых,  крайне
выгодных разрывов в рыночном континууме. Ты понимаешь, о чем я, Фонтейн?
   - Нет, - ответил Фонтейн.
   - Скажем так: если ты нашел  способ  завладеть  документами,  которые
больше никому не по зубам, ты можешь поговорить  об  этом  с  человеком,
знающим, какие именно документы нужно раздобыть, чтобы  рассчитывать  на
максимальную отдачу.
   - Слушай, Маршалл! Я вовсе не интересуюсь...
   - Фонтейн, успокойся. Я понимаю, что торговать подержанными ножами  и
старыми, обглоданными  крысами  игрушками  -  твое  любимое  дело.  Твое
призвание. Ты занимаешься этим не ради денег, я знаю. Однако же  если  у
тебя появился "черный ход" для доступа сам знаешь куда, я  советую  тебе
тайно проконсультироваться со своим адвокатом, то есть со  мной,  и  чем
раньше - тем лучше. Слышишь?
   - Маршалл, я вовсе...
   - Кларисса наводит справки у  одного  из  моих  партнеров  по  фирме,
Фонтейн. Я говорю тебе об этом строго конфиденциально.
   Фонтейн не обрадовался.
   - Она говорит о разводе, мой друг.
   - Мне пора, Ма