кий код  и  закончив
двумя жестянками "7-Up".
   - Обрабатываю ваш запрос о кредите, - сказал аппарат с такой болью  в
голосе, будто ему отдавили яйца.
   Райделл глянул назад  и  понял,  что,  в  принципе,  он  единственный
клиент, если не брать в  расчет  седовласую  женщину  в  черных  кожаных
брюках, которая мучила кассира на языке, который Райделл счел немецким.
   - Транзакция завершена, - сказал банкомат. Райделл повернулся как раз
вовремя, чтобы увидеть, как "драконовский" кредитный  чип  выползает  из
отверстия выдачи. Он толкнул его  обратно,  не  до  конца,  чтобы  сумма
остатка высветилась на экране. Недурно. Очень даже недурно.  Он  спрятал
чип в карман, убрал бумажник подальше  и  развернулся  в  сторону  кассы
"ГлобЭкс", которая также служила местным отделением ВПС, Всеамериканской
Почтовой Службы. Как и банкомат, эта штука представляла собой  очередной
спецузел, или, точнее, просто вздутие в  пластиковой  стене.  У  них  на
Сансет такой беды не  было,  и  Хвалагосподу  была  вынуждена  числиться
одновременно клерком  "Глобал  Экспресса"  и/или  служащей  ВПС,  причем
вторая должность заставляла ее периодически хмуриться, так как секта  ее
родителей однозначно идентифицировала все  федеральные  организации  как
происки Сатаны.
   Того, кто медлит, как учил в свое время Райделла его отец,  того  Бог
хранит, и Райделл старался изо всех  сил  в  течение  всей  своей  жизни
практиковать этот вид благостной неторопливости. Практически все,  из-за
чего он когда-либо попадал в глубокую задницу, насколько он помнил, было
просто побочным продуктом неумения медлить. В его характере  была  такая
черта - он сам не знал откуда, - которая просто брала его и тащила,  при
этом в самый неподходящий момент.
   Смотри, куда прыгаешь. Сто раз отмерь. Задумайся о последствиях.
   Он задумался о последствиях. Некто  воспользовался  его  кратким,  но
вынужденным визитом в виртуальный коридор Селвина  Ф.  К.  Тонга,  чтобы
ненавязчиво намекнуть, что ему стоит вынуть  кредитный  чип  из  данного
конкретного банкомата, а потом кое за чем заглянуть  в  "ГлобЭкс".  Этим
"некто" мог быть сам Селвин Тонг, говоривший, так сказать, через "черный
канал", а может, это был кто-то другой, неизвестно кто, да  кто  угодно,
взломавший, как решил Райделл, едва ли самый надежно защищенный  сайт  в
мире. Впрочем, сама картина деформации, произведенной в честь  Райделла,
была буквально подписана словом "хакеры". Как он убедился на собственном
опыте, хакеры просто не могут удержаться от показухи, а также склонны  к
модной зауми. И еще Райделл знал, что они могут запросто усадить тебя  в
кучу дерьма, и чаще всего сажают.
   Он посмотрел на выпуклость "ГлобЭкс".
   И потащился туда.
   С этим делом он управился быстрее, чем с получением кредитного  чипа:
показал лицензию -  замочек  открылся.  Посылка  была  крупнее,  чем  он
ожидал, но  даже  для  такого  размера  казалось  тяжеловатой.  Попросту
тяжеленной. Дорогостоящая  на  вид  упаковка  на  пенной  основе,  очень
тщательно опечатанная серой пленкой из  пластика  и  утыканная  со  всех
сторон  анимированными   голограммами   "ГлобЭкс   Максимум   Экспресс",
стикерами таможни. Он изучил накладную. Она вроде бы пришла из Токио, но
только на первый взгляд, потому  что  накладная  была  подписана  фирмой
"Парагон-Азия Дейтафлоу" по адресу Лайгон-стрит, Мельбурн, Австралия.  У
Райделла не было знакомых в Австралии, но зато ему  было  известно,  что
доставка любого  груза  на  международном  судне  в  любой  из  подобных
приемных   пунктов   "ГлобЭкс"   считалась   предприятием,    во-первых,
невозможным, а во-вторых, определенно подсудным и незаконным. Без адреса
получателя, будь то частное  лицо  или  фирма,  было  не  обойтись.  Эти
приемные пункты занимались исключительно местной доставкой.
   Черт побери. Штуковина была слишком тяжелой. Он обхватил ее  рукой  -
все два фута в длину и шесть дюймов в диаметре -  и  потащился  обратно,
забрать свою сумку.
 
*** 
 
   Которая теперь стояла  открытой  на  маленькой  стойке,  а  безбровый
охранник, в свою очередь, держал на весу неоново-розовый  "драконовский"
ранец Райделла.
   - Что ты тут делаешь с моей сумкой?
   Охранник поднял голову.
   - Это имущество "Счастливого дракона".
   - Тебе не положено копаться в сумках клиентов, -  сказал  Райделл,  -
так говорит ноутбук.
   - Я обязан  рассматривать  это  как  кражу.  У  вас  здесь  имущество
"Счастливого дракона".
   Тут Райделл вспомнил, что положил керамический кнопарь в свой  ранец,
потому что не смог придумать, что с ним еще можно сделать. Он попробовал
вспомнить, законно ли это или же незаконно - здесь, наверху, на  Севере.
В Южной Калифорнии было, например, так, а в Орегоне эдак.
   - Это мое имущество, - сказал Райделл, - и ты мне его  отдашь,  прямо
сейчас.
   - Уж извините, - сказал охранник с вызовом.
   - Эй, Райделл, - раздался знакомый  голос,  и  дверь  распахнулась  с
такой страшной силой, что Райделл услышал отчетливый хруст  в  механизме
автоматической защелки. - Сукин ты сын, ты все еще с яйцами или хана?
   В  мгновение  ока  Райделла  поглотили  пары  водки   и   похотливого
тестостерона. Он обернулся и увидел Кридмора, который зловеще  скалился,
однозначно потеряв человеческий облик. У него за спиной маячил  мужчина,
коренастый, бледное лицо, темные глаза близко посажены.
   - Ты, алкаш, - рявкнул охранник, - пошел вон отсюда.
   - Так-так, значит, я алкаш. - Кридмор  скорчился,  будто  его  мучила
душевная боль. -  Говорит,  что  я  алкаш...  -  Кридмор  поворотился  к
стоявшему позади мужчине. - Рэнди, этот козел говорит, что я алкаш.
   Уголки губ дородного мужика,  у  которого  был  странно  маленький  и
нежный для такого тяжелого и заросшего лица  рот,  мгновенно  опустились
вниз, как будто он был неподдельно и очень, очень  глубоко  огорчен  тем
фактом, что одно человеческое существо смело  третировать  другое  таким
непотребным образом.
   - Ну так порви этому педриле очко, - мягко посоветовал крепыш,  будто
подобная  перспектива  сулила  радующую  душу   возможность,   пусть   и
маловероятную, поиметь веселье после такого большого разочарования.
   - Я алкаш?!! - Кридмор опять повернулся к  охраннику.  Он  наклонился
над стойкой, так что его подбородок коснулся верха райделловской  сумки.
- В каком дерьме ты здесь собираешься вывалять моего приятеля?
   Кридмор излучал опасность не хуже рептилии, обожравшейся амфетаминов,
его гнев не поддавался измерению по шкале млекопитающих. Райделл увидел,
что у Кридмора  начался  тик,  размеренно  и  непроизвольно  пульсировал
мускул на щеке, словно крохотное запасное  сердце.  Поняв,  что  Кридмор
безраздельно владеет вниманием  охранника,  Райделл  сгреб  левой  рукой
сумку, а правой - розовый ранец.
   Охранник сделал  попытку  вернуть  их  себе.  Что,  несомненно,  было
ошибкой, так как хватательный рефлекс заставил его выбросить вперед  обе
руки.
   - Соси член!!! -  взвизгнул  Кридмор,  выдав  удар  с  такой  бешеной
скоростью и энергией, каких Райделл  от  него  не  ожидал,  кулак  певца
кантри погрузился по самое запястье  в  брюхо  охранника,  прямиком  под
ложечку.
   Ошалев от такой неожиданности, страж согнулся  пополам.  Кридмор  уже
замахнулся, чтобы врезать ему по роже, но Райделл успел опутать запястья
Кридмора лямками сумки, едва не грохнув объемистую посылку на пол.
   - Канаем, Бьюэлл,  -  сказал  Райделл,  вытолкав  Кридмора  в  дверь.
Райделл знал, что сейчас кое-кто долбанет ногой по особой кнопке в полу.
   - Этот козел утверждает, что я алкаш, - выразил свой протест Кридмор.
   - Ну что тебе сказать, Бьюэлл, ты действительно  алкаш,  -  задумчиво
сказал крупный мужчина, поспевая следом.
   Кридмор хихикнул.
   - Пошли отсюда, - сказал Райделл, двигая к мосту. Не снижая темпа, он
пытался не выпустить "подарок" "ГлобЭкс", ненадежно  зажатый  подмышкой.
Порыв ветра швырнул ему горсть опилок  в  глаза,  проморгавшись,  скосив
глаза, чтобы их очистить, он впервые заметил, что  в  накладной  все  же
стояло имя получателя, но не его, Райделла, а Колина Лэйни.
   "Колин-пробел-Лэйни". Как же так вышло,  что  Райделлу  отдали  чужую
посылку?
   Но тут они очутились в гуще толпы, направлявшейся вверх  по  широкому
трапу на нижний уровень.
   - Что это там за дерьмо? - спросил Кридмор, вытянув шею.
   - Мост Сан-Франциско - Окленд, - ответил Райделл.
   - Вот ведь какое дерьмо, - сказал Кридмор, косясь на толпу, - воняет,
как банка с тухлой наживкой. Спорим, здесь можно найти себе такую дырку,
каких свет не видывал.
   - Мне нужно выпить, - тихо сказал чувак с деликатным ртом.
   - Похоже, мне тоже, - откликнулся Райделл.
 
22 
В ЯРОСТИ 
 
У Фонтейна две жены. 
   Не такое это положение, скажет он вам, чтобы к нему стремиться.
   Они  живут  в  неустойчивом  перемирии  в  одной  квартире,  ближе  к
Оклендскому концу. Фонтейн уже какое-то время уклоняется  от  общения  с
ними и спит здесь, в своей лавке.
   Молодая жена, ей сорок восемь, а с виду лет на пять  меньше,  сама  с
Ямайки, а жила в Брикстоне, высокая  и  светлокожая;  для  Фонтейна  она
сущее наказание за все грехи его жизни.
   Ее имя Кларисса. Впадая в ярость, она сбивается на говор, усвоенный в
детстве: "Прыз тебе в студию, Фонтен".
   Фонтейну достается "прыз" вот уж несколько лет, и  сегодня  он  опять
его получает: рассерженная Кларисса стоит перед ним, держа в руке  сумку
для  покупок,  полную,  как   кажется,   японских   младенцев,   больных
кататонией.
   На  самом  деле  это  куклы   младенцев   в   натуральную   величину,
произведенные в последние годы прошлого  века  для  утешения  бабушек  с
дедушками, живущих вдалеке от внуков, каждая кукла сделана по фотографии
реального  ребенка.  Выпускала  их  в   Мегуро   фирма   под   названьем
"Близняшки",  и  они  вскоре  стали  популярной   среди   коллекционеров
ценностью, ибо каждый экземпляр был уникальным.
   - Не нужны мне они, - говорит Фонтейн.
   - Слушай, ты, - наседает Кларисса, борясь со своим говором. -  Никуда
ты не денешься, ты их  возьмешь.  Ты  их  берешь,  ты  их  толкаешь,  ты
получаешь не меньше доллара, и ты отдаешь его мне. Потому что иначе я ни
за что не останусь в  этой  дыре,  где  ты  бросил  меня  рядом  с  этой
сумасшедшей сукой, на которой ты женат.
   На которой я был женат, когда ты "женила" меня  на  себе,  размышляет
Фонтейн, и это ни для кого не секрет. К  упомянутой  Турмалине  Фонтейн,
известной также под  кличкой  Жена  Номер  Раз,  вполне  адекватно,  как
полагает Фонтейн, походит эпитет "сумасшедшая сука".
   Турмалина  -  воплощенный  кошмар;  лишь  ее   необъятная   талия   и
неизлечимая тупость не дают ей сюда заявиться.
   - Кларисса, - протестует он, - если б  они  хоть  были  новенькие,  в
упаковке...
   - Они не бывают в упаковке, ты, идиот! С ними всегда играют!
   - Ну, значит, ты знаешь рынок лучше, чем я, Кларисса. Сама, значит, и
продавай.
   - Ты хотишь поговорить про алименты?
   Фонтейн смотрит на японских кукол.
   - Господи, вот ведь уродцы. Выглядят как мертвые, ты понимаешь?
   - Потому что их надо заводить, болван. - Кларисса кладет сумку на пол
и  хватает  за  голову  голого  мальчика.  Она  вонзает   свой   длинный
изумрудно-зеленый ноготь в затылок  куклы.  Пытается  продемонстрировать
еще одну уникальную, сугубо индивидуальную особенность  этих  игрушек  -
цифровую запись младенческих звуков, а  может  быть,  даже  первых  слов
прототипов, - но вместо них раздается чье-то нарочито тяжелое дыхание, а
после него - ребячливое хихиканье в сопровождении  разноголосья  детских
ругательств. Кларисса нахмуривается. - Кто-то их уже поломал.
   Фонтейн вздыхает.
   - Сделаю все, что смогу. Оставь их здесь. Ничего не могу обещать.
   - Лучше молись, чтобы  я  их  здесь  оставила,  -  говорит  Кларисса,
швырнув младенца в сумку вниз головой.
   Фонтейн украдкой бросает взгляд вглубь лавки, где на  полу,  скрестив
по-турецки ноги, сидит  босой  мальчик,  постриженный  почти  под  ноль,
раскрытый ноутбук - на коленях, сам весь внимание.
   - Это еще что за черт? - вопрошает Кларисса, подойдя ближе к стойке и
впервые заметив мальчика.
   Данный вопрос почему-то ставит Фонтейна  в  тупик.  Он  теребит  свои
лохмы.
   - Он любит часы, - говорит Фонтейн.
   - Ха, - говорит Кларисса, - он любит часы. Что  же  ты  не  приведешь
сюда своих собственных детей? -  ее  глаза  сужаются,  морщинки  у  глаз
становятся глубже, и Фонтейну вдруг очень хочется их поцеловать.  -  Что
же ты завел здесь какого-то "толстяка-латиноса-любит-часы" вместо них?
   - Кларисса...
   - В задницу "Кларисса"! - ее  зеленые  глаза  расширяются  от  гнева,
становятся  белесыми  и  ледяными,  как  далекое  эхо  ДНК  неизвестного
британского солдата: Фонтейн часто с улыбкой воображал себе душную  ночь
зачатия где-нибудь в Кингстоне, - эхо, что  отозвалось  через  несколько
поколений. - Ты двигаешь эти куклы или я в ярости, понял?
   Она лихо делает поворот на пятках, что совсем  нелегко  в  ее  черных
галошах и, гордая и прямая, с достоинством уходит из лавки  Фонтейна,  в
мужском твидовом пальто, которое, вспоминает Фонтейн, он купил в  Чикаго
лет пятнадцать назад.
   Фонтейн вздыхает. Тяжесть наваливается на него к концу дня.
   - В этом штате законно быть мужем двух женщин сразу, - говорит  он  в
воздух, который пахнет кофе. - Ко всем чертям, это безумно,  но  все  же
законно. - Он  шаркает  к  входной  двери,  в  ботинках  с  развязанными
шнурками и закрывает ее  за  ушедшей,  запирает  замок.  -  Ты  все  еще
думаешь, что я двоеженец или что-то типа того,  малыш,  но  это  -  штат
Северная Калифорния.
   Он возвращается и еще  раз  смотрит  на  мальчика,  который,  похоже,
только что открыл веб-сайт аукциона "Кристи".
   Мальчик смотрит на него снизу вверх.
   -  Наручные  часы  в  виде  бочонка,  платиновый  корпус,  поминутный
репетир, - говорит он, - Патек Филипп, Женева, лот 187154.
   - Думаю, - говорит Фонтейн, - не совсем для нас.
   - Карманные часы "Хантер", золотой корпус, четвертьчасовой репетир...
   - Забудь об этом.
   - ...со скрытым внутри эротическим механизмом.
   - Это нам тоже не по зубам, - говорит Фонтейн. - Послушай, -  говорит
он, - вот что я  тебе  скажу:  этот  ноутбук  слишком  медленный  способ
смотреть. Я покажу тебе быстрый способ.
   - Быстрый. Способ.
   Фонтейн идет рыться в выдвижных ящиках стальной  картотеки,  покрытой
засохшей краской, и роется до тех пор, пока не  находит  старый  военный
шлем  виртуальной  реальности.  Резиновая  "губа"  вокруг  бинокулярного
видеодисплея вся в трещинах, крошится. Еще несколько минут уходит на то,
чтобы найти совместимый аккумулятор и определить, заряжен  он  или  нет.
Мальчик игнорирует Фонтейна, уйдя с головой в каталоги "Кристи". Фонтейн
подключает к шлему аккумулятор и возвращается.
   - Вот, смотри. Видишь? Надеваешь эту штуку на голову...
 
23 
РУССКИЙ ХОЛМ 
 
   Квартира огромна, в ней отсутствуют предметы, не имеющие практической
пользы.
   Поэтому паркет из дорогого дерева не скрыт коврами и очень  тщательно
начищен.
   Расположившись  в  удобном  полуинтеллектуальном   шведском   офисном
кресле, он заостряет клинок.
   Это задача (он думает о ней, как о функции), которая требует пустоты.
   Он  сидит  перед  столом   -   выполненная   в   девятнадцатом   веке
реконструкция трапезного  стола  семнадцатого  столетия.  На  расстоянии
шести дюймов от ближайшего края  в  ореховом  дереве  с  помощью  лазера
просверлены два треугольных гнезда под прямым углом.  В  эти  гнезда  он
только что  вставил  два  графитово-серых  керамических  стержня  длиной
девять дюймов  каждый,  треугольных  в  поперечном  сечении,  образующих
теперь острый  угол.  Эти  точильные  камни  прочно  сидят  в  глубоких,
просверленных лазером выемках, потому стержни держатся намертво.
   Клинок  лежит  перед  ним  на  столе,  его  лезвие  меж  керамических
стержней.
   Он берет клинок в левую руку и прикасается основанием лезвия к левому
точильному камню. Он направляет клинок на себя  и  вниз,  одним  резким,
ровным, решительным рывком. Он услышит малейший намек на несовершенство,
но это возможно только в том случае, если была пробита при ударе  кость,
а этот клинок в последний раз пробивал кость много лет тому назад.
   Ничего.
   Человек выдыхает, вдыхает и прикасается лезвием к правому  точильному
камню.
   Звенит телефон.
   Человек выдыхает. Кладет клинок на стол, лезвием  между  керамических
стержней.
   - Да?
   Голос, звучащий из нескольких скрытых  колонок,  хорошо  ему  знаком,
хотя человек почти десятилетие не  встречался  с  обладателем  голоса  в
обычном физическом пространстве. Человек знает: слова,  что  он  слышит,
исходят из миниатюрного сверхдорогого, надежного в эксплуатации  обломка
недвижимости, повисшего  где-то  среди  спутников  планеты.  Это  прямая
передача, ничего  общего  с  аморфным  облаком  ординарной  человеческой
коммуникации.
   - Я видел, что вы делали на мосту прошлой ночью, - говорит голос.
   Человек молчит в пустоту. На нем  изысканная  фланелевая  рубашка  из
тонкого хлопка,  воротник  застегнут,  галстук  отсутствует,  манжеты  с
простыми плоскими круглыми запонками из платины. Человек кладет руки  на
колени и ждет.
   - Они считают, что вы сумасшедший, - говорит голос.
   - Кто из ваших наемников говорит вам подобные вещи?
   - Дети, - говорит голос,  -  жестокие  и  способные.  Я  нашел  самых
лучших.
   - Почему вас это волнует?
   - Я хочу знать.
   - Вы хотите знать, - говорит  человек,  поправляя  складку  на  левой
брючине, - почему?
   - Потому что вы мне интересны.
   - Вы боитесь меня? - спрашивает человек.
   - Нет, - отвечает голос. - Не думаю.
   Человек молчит.
   - Почему вы убили их? - спрашивает голос.
   - Они просто умерли, - говорит человек.
   - Зачем вы ходили туда?
   - Я хотел посмотреть на мост.
   - Мои ребята считают, что вы ходили туда  специально,  чтобы  кого-то
завлечь, кого-то, кто на вас нападет. Чтобы кого-то убить.
   - Нет, - говорит человек, в его голосе слышится разочарование. -  Они
просто умерли.
   - Но вы были действующим лицом.
   Человек слегка пожимает плечами. Поджимает губы. Потом:
   - Случается всякое.
   - "Случается всякое дерьмо", как мы говаривали когда-то. Не оно ли  и
случилось?
   - Мне не знакомо данное выражение, - говорит человек.
   - Я давно не просил вас о помощи.
   - Это результат взросления, надеюсь, - говорит человек.  -  Вы  стали
меньше сопротивляться инерции случая.
   Голос умолкает. Молчание затягивается. Наконец:
   - Вы научили меня этому.
   Когда человек убеждается, что беседа  окончена,  он  берет  клинок  в
правую руку и приставляет конец лезвия к правому точильному камню.
   И плавно сдвигает клинок на себя и вниз.
 
24 
ДВА ФОНАРИКА СЗАДИ 
 
   Они отыскали темную забегаловку, которая, чувствовалось, нависала над
землей  далеко  за  пределами  несуществующих  перил  моста.  Не   очень
просторное  помещение,  но  довольно  длинное,  с  баром  вдоль   стены,
выходившей на мост, а напротив - ряд разномастных окон, глядевших на юг,
через пирсы, на Китайский залив. Давно немытые стекла вставлены в  рамы,
промазанные бурыми стекловидными сгустками силикона.
   Кридмор,  пока  суть  да  дело,  оживился,   выглядел   искренним   и
благожелательным, представив  своего  спутника,  упитанного  парня,  как
Рэндалла Джеймса Бранча Кейбелла Шоутса, из города Мобил, штат  Алабама.
Шоутс был гитаристом-гастролером, если верить Кридмору, в Нэшвилле и еще
где-то там.
   - Рад встрече с вами, - сказал Райделл. Рука Шоутса была  прохладная,
сухая и мягкая, но  с  крохотными,  твердыми  мозолями,  будто  лайковая
перчатка, вышитая острыми камешками граната.
   - Друг Бьюэлла - значит мой друг, - ответствовал Шоутс  без  малейшей
иронии.
   Райделл глянул на Кридмора, пытаясь понять, какие  безд