- Тогда садитесь, Мердок. - Я указываю  пистолетом  на  диван.  -  Руки
можете опустить.
   В кабинет вбегает горничная с перекошенным от страха лицом, без халата,
только в ночной рубашке.
   - Что случилось, мистер Мердок? Меня разбудили выстрелы.
   - Идите к себе, Джесси, - спокойно произносит Мердок, - закройте дверь,
запритесь и не выходите до утра, пока не прибудет полиция.  Никто  вас  не
тронет.
   Горничная исчезает, и мы остаемся втроем. Мердок сидит на диване, а  мы
- напротив, у письменного стола.
   - Вы опять переиграли меня, Ано, - кривится в улыбке Мердок.
   - Переиграл, - соглашаюсь я, - хотя, скажем мягко, вы  и  пытались  мне
помешать.
   - Возможно. Вы, кстати, отвечали тем же. Судя по тому, что вы  угробили
моих парней, вам что-то от меня нужно?
   - Многое.
   - А именно?
   - Во-первых, вы немедленно освободите Минни Стил.
   - Ее здесь нет.
   - А где она? Глупо скрывать...
   - Согласен. В кафе "Жюн". Под надежной охраной.
   - Жива?
   - Пока.
   - Вот  мы  с  вами  и  отправимся  сейчас  в  кафе  "Жюн",  и  вы  сами
позаботитесь о ее благополучном возвращении домой.
   - А если я этого не сделаю?
   - Мы тут же вас убьем,  Мердок,  не  пощадив,  как  не  пощадили  ваших
охранников. У нас нет выбора.
   - Так ведь и девчонку убьют...
   - ...а сенатор Стил умрет от второго сердечного  приступа.  Допускаю  и
это. Но зато вас не будет, Мердок, и Город вздохнет свободно.
   - Неужели я так опасен для Города?! - Усмешка напоминает мне  прежнего,
уверенного в себе Мердока.
   - Не кривляйтесь, - обрываю я его. - Я смотрю дальше Стила  и  предвижу
ваши замыслы. Итак, согласны?
   - У меня тоже нет  выбора,  -  пожимает  плечами  Мердок,  -  разрешите
переодеться.
   - Последи за ним, Мартин.
   Пока Мартин ощупывает сюртук Мердока, я подымаю телефонную трубку.
   - Соедините меня с больницей святой Магдалины, не  знаю  ее  номера,  -
прошу я телефонистку.
   - Дежурный врач у телефона, - отвечает больница.
   - Говорит советник сенатора Стила. Он спит, наверно?
   - К сожалению, нет, советник. Не спит  даже  со  снотворным.  А  мы  не
рискуем увеличить дозу.
   - И не надо. Сообщите ему немедленно, что  звонил  я,  и  скажите,  что
племянница его через час, а может быть, и  раньше,  благополучно  вернется
домой. Это будет для него лучшим лекарством.
   Мердок в сюртуке и цилиндре ждет у двери.
   - Я готов, джентльмены.
   - Идем к экипажу, - говорю  я.  -  Мы  по  бокам.  Пистолеты  у  нас  в
карманах, пальцы на спуске. Никакие парни из кафе "Жюн"  вам  не  помогут.
Девушку вы отправите самолично в нашем же экипаже, парней отпустите, а  мы
втроем поговорим о дальнейшем. Ясно?
   - Ясней быть не может.
   На связанного охранника он даже не обращает внимания и уверенно  шагает
в ночную темь, разбавленную тусклыми бликами газовых фонарей.



22. РЕШАЮЩИЙ ШАГ

   Кафе  "Жюн"  было  закрыто.  Пришлось  стучать.   Дверь   приоткрылась,
закрепленная изнутри на цепочке, и кто-то хриплым  голосом  сказал  сквозь
щель:
   - Навынос не продаем.
   Мы ждем ответа Мердока. Он говорит тихо и властно:
   - Открой, Слим. Свои.
   В распахнутую настежь дверь мы  все  входим  в  том  же  порядке:  чуть
впереди Мердок, за ним вплотную я и Мартин.
   В зале пусто. Столы поставлены один  на  другой,  стулья  отодвинуты  в
сторону, на стойке горит единственная свеча,  освещающая  не  больше  пяти
квадратных метров погруженного в темноту зала.
   - Где девочка, Слим? - спрашивает Мердок.
   - Наверху, и угловой комнате. Наверное, уже спит. От ужина отказалась.
   - Разбуди ее повежливее. Пусть спускается вниз. Здесь ждут  ее  друзья.
Кто рядом?
   - Крук и Тони. Играют в кости. Проглотили целый бидон абрикосовой.
   - Будет оплачено, Слим. Кстати,  скажи  им  по  пути,  чтобы  убирались
отсюда немедленно.
   Слим мгновенно  исчезает  за  дверью  у  стойки,  смутно  различимой  в
темноте. Мердок садится, мы устраиваемся возле  него,  контролируя  каждое
его движение.
   - Не напрягайтесь, ребята, - ухмыляется он. - Я работаю честно.
   Из двери у стойки появляются двое.  Тусклый  свет  свечи  не  позволяет
рассмотреть их лица.
   - Вызывали, хозяин? - спрашивает один, не подходя близко.
   - Вы оба свободны, Тони. Девчонкой займется Слим. А вы по домам. Живо!
   Парни почтительно ретируются, не обращая на нас  никакого  внимания,  -
приказа хозяина не было, а самодеятельность, должно быть, не поощряется.
   Минуты две-три спустя в зал входит Минни в  светлом  платье  с  жирными
пятнами на рукавах: вероятно, ее тащили за руки.  Я  делаю  знак  Мартину,
чтобы он держал под прицелом Мердока, поднимаюсь ей навстречу.
   - Мсье Ано! - радостно восклицает  она  и  бросается  мне  на  шею,  не
замечая ни Мердока, ни Мартина.
   - Вы сейчас поедете домой, Минни, - говорю  я.  -  Вас  отвезут.  И  не
пугайтесь, если не застанете там дядю. Он  в  больнице  святой  Магдалины.
Легкий сердечный приступ после вашего исчезновения. Сразу позвоните ему.
   - Слим, - подает голос  Мердок,  -  доставишь  девушку  домой.  Головой
ответишь за любую задержку.
   - А кто же здесь останется, хозяин? - медлит Слим. Ехать  ему  явно  не
хочется.
   - Мы подождем твоего возвращения.
   - Идите, Минни. - Я подталкиваю ее к выходу. - Экипаж у подъезда.
   Минни и Слим уходят. Я закрываю дверь на цепочку.
   -  Первое  ваше  требование  выполнено,  Ано.  -  Мердок  разговаривает
спокойно,  но  с  какой-то  внутренней  настороженностью.   Вероятно,   он
понимает, что его ожидает еще более неприятное испытание.
   Я сажусь напротив Мердока. Мартин по-прежнему не спускает с него глаз.
   - Здесь есть телефон? - спрашиваю я.
   - Вон там, за стойкой, - кивает Мердок.
   - Через полчаса я  позвоню  Минни  домой,  и  тогда  будет  видно,  как
выполнили вы наше первое требование. Надеюсь, телефон работает?
   - Проверьте.
   - Проверим. А пока проверим другое.
   - Что?
   - Ваш здравый смысл.
   - Не понимаю.
   - Сейчас объясню. Вы проиграли, Мердок.
   - А что я проиграл, кроме голосов Стила?
   - Вашу ассоциацию, Мердок, в перспективе - партию и все  ожидающие  вас
кресла в сенате.
   Мердок долго молчит. Выражения его лица я не вижу, но знаю, что он меня
понял и подсчитывает свои возможности.
   - А если подробнее?  -  наконец  спрашивает  он.  Голос  его  чуть-чуть
дрожит.
   - Сейчас  вы  напишете  под  мою  диктовку  заявление  в  избирательную
комиссию. Вы "признаетесь", что лично проверили обвинения сенатора Стила и
убедились в их справедливости.  Как  честного  политического  деятеля  вас
глубоко  возмутило  сотрудничество  ассоциации  реставраторов   с   шайкой
грабителей и убийц. Ассоциация скомпрометирована,  и  вы  ее  распускаете,
одновременно требуя изъятия из всех избирательных списков ее кандидатов, в
том числе  и  своей  кандидатуры.  А  избирательные  бюллетени  с  именами
кандидатов  вашей,  теперь  уже  бывшей  ассоциации  предлагаете   считать
недействительными.
   - Что же вы оставляете мне? - произносит Мердок.
   - Не так уж мало. Во-первых,  достоинство  и  незапачканную  репутацию,
во-вторых, возможность играть дальше, причем не только проигрывать. У  вас
еще остаются все игорные дома и ночные клубы,  организация  букмекеров  на
городском ипподроме и контрольный пакет акций страховой компании "Эврика".
А самое главное, у вас в руках газета, которая может поддерживать и другие
движения: если не "джентльменов" - они,  пожалуй,  слишком  аристократичны
для вас, - то, скажем, церковников-католиков или евангелистов. Ведь и с их
помощью можно добиться сенатского кресла.
   Мердок молча встает и проходит за  стойку  бара.  Мартин  с  пистолетом
следует за ним.
   - Я не оружие ищу, а перо и бумагу, - огрызается Мердок.
   Отыскав  их  под  прилавком,  он,  стоя,   записывает:   "В   сенатскую
избирательную комиссию..."
   - Диктуйте, - обращается он ко мне.
   Со своего места я диктую ему примерно то, что уже высказал.
   - А теперь  позвоните  в  редакцию  "Брэд  энд  баттер"  и  продиктуйте
написанное, -  продолжаю  я.  -  Там  знают  ваш  голос  и  не  заподозрят
мистификацию. Лучше всего, если вы  доберетесь  до  редактора.  Утром  это
заявление должно быть в газете. И  на  первой  полосе.  А  затем  отдадите
бумагу мне. Об избирательной комиссии и о "Сити ньюс" я сам позабочусь.
   Мердок довольно быстро находит по телефону ночного редактора.
   - Стенографистки не надо. Записывайте сами.
   Торопливо, но отчетливо диктует. Слышатся перебивающие текст реплики:
   - Что? Я же сказал. Пишите слово в слово. Да, так. Не вы мне, а  я  вам
плачу за работу. Понятно? Пишите дальше...
   Потом опять текст, и снова раздраженная реплика:
   - Если хотите сохранить редакторское  место,  все  это  должно  быть  в
завтрашнем номере. Заеду лично. Да, подпишу номер.
   И с элегантностью банкомета, подвигающего партнеру его выигрыш,  Мердок
протягивает мне листок со своим заявлением. Я аккуратно складываю документ
вчетверо и опускаю в карман.
   - Еще две минуты, Мердок, и мы с вами расстанемся, - говорю я, - только
позвоню Минни.
   Она уже дома и радостно сообщает, что созвонилась с больницей, дядя все
знает и уговорил врачей отправить его домой.
   - Запритесь, Минни, и никого не впускайте до приезда  дяди,  я  попрошу
Мартина подежурить у вас.
   - Зачем? - вмешивается Мердок.  -  Наемных  убийц  посылать  не  стану.
Проиграл - плачу.
   - Крупно  играете  и  классно  проигрываете,  -  замечает  до  сих  пор
молчавший Мартин. - А ваши "пистолетники" не играют, а постреливают.
   - Выстрелов больше не будет,  -  смеется  Мердок.  -  Вы,  может  быть,
все-таки вернете мой пистолет, Ано?
   - Я верну его вам завтра в сенатском клубе. У вас  ведь  есть  гостевая
карточка?
   Мердок не успевает ответить.  Свеча  гаснет,  заливая  оплывшим  воском
медный подсвечник. Мы оказываемся в темноте. Самая  подходящая  обстановка
для житейских раздумий. Я почти уверен, что он  сказал  правду:  выстрелов
больше не будет. Мердок размышляет уже не над тем,  что  проиграл,  а  над
тем, что выиграл. А выиграл он возможность играть дальше. Ведь мертвецы не
играют. Через час-два он заедет в типографию и подпишет к печати очередной
номер газеты. Мой же экземпляр заявления Мердока,  прежде  чем  попасть  в
"Сити  ньюс"  и  сенатскую  избирательную  комиссию,  должен  побывать   у
Уэнделла. Придется будить магната, не дожидаясь утра. Надо спешить.


   Несмотря на все протесты дворецкого, мне удается поднять  Уэнделла.  Он
выходит в халате, протирая заспанные глаза.
   - Что-нибудь сверхсрочное, Ано, иначе бы вы не явились в такое время?
   Я вручаю ему сложенный вчетверо лист бумаги и плюхаюсь на кушетку. Ноги
меня не держат - так хочется спать. Мне даже кажется, что  я  уже  сплю  и
лишь сквозь сон вижу, как судорожно глотает слюну Уэнделл и  как  круглеют
его глаза, пробегающие по строчкам заявления Мердока.
   - Это не подделка? - спрашивает он, спотыкаясь на гласных.
   - Вы странный человек, Уэнделл. Столько месяцев меня знаете, а говорите
такие вещи. Заявление подлинное и должно появиться  сегодня  в  "Брэд  энд
баттер". Одновременно надо опубликовать его  и  нам.  Свяжитесь  срочно  с
редакцией "Сити ньюс" и продиктуйте текст стенографистке. Номер,  наверно,
уже печатается, но вы сумеете втиснуть Мердока в оставшуюся часть  тиража.
Не стойте с открытым ртом, Уэнделл, не теряйте времени.
   Уэнделл покорно, словно младший клерк, бежит к телефону, а я  мгновенно
засыпаю в сидячем положении и просыпаюсь, когда он появляется снова.
   -  Как  вы  добились  этого,  Ано?  -  с  умилением  восклицает  он   и
всплескивает руками. - Боже мой, вы больны?
   - Нет, просто чертовски устал.
   - Выпейте коньяка.
   - Давайте.
   Глоток коньяка приводит меня в чувство. Но  разве  можно  в  нескольких
словах передать события этой ночи? Начинаю с  похищения  Минни  и  письма,
отправившего Стила в больницу. Уэнделл вдруг перебивает:
   - И он решил отдать Мердоку голоса?
   - Да. Но вмешались мы с Мартином.
   Что произошло дальше, я рассказываю коротко, как могу.
   - И вы стреляли? - ужасается Уэнделл.
   - Не раздумывая. Мы имели дело с профессиональными "пистолетниками".
   - Но они могли вас убить!
   - Не сумели. Сумели мы. Вывели их из строя.
   - Всех?
   - Кроме Мердока. Он умен и соображает быстро: девушку освободил, партию
свою распустил и сам продиктовал это заявление в свою газету. Сразу понял,
что проиграл.
   - А если он все же сообщит в полицию?
   - О чем? О том, что  заявление  сделано  под  угрозой  расправы?  Тогда
придется признаться и в письме к Стилу, и  в  похищении  девушки  с  целью
шантажа сенатора - есть свидетели. А это -  политическая  смерть  Мердока.
Нет, заявление он опровергать  не  станет.  Оно  даже  создает  ему  ореол
политической честности  и  принципиальности.  Входной  билет  в  сенат  на
будущих выборах. Полицию  он  вызовет  только  для  того,  чтобы  опознать
раненых. Скажет, что во время  его  отсутствия  на  дом  было  произведено
нападение. Сотрудники Бойля, конечно, узнают в  задержанных  патентованных
уголовников и церемониться с ними не будут. А Мердок начнет снова тасовать
карты. Не вышло с реставраторами - выйдет с церковниками. Я, кстати, это и
посоветовал. Денег ему не занимать. У него их немногим меньше, чем у  вас,
мистер Уэнделл, и во всяком случае больше, чем у Стила.
   Уэнделл более чем доволен - почти счастлив.
   - Какой вы молодец, Ано!..
   Мне не хочется говорить о себе, да и  не  поймут  меня,  пожалуй,  если
рассказать правду. Просто я человек  другого  века,  привыкший  к  другому
ритму. Мой мир имеет опыт  разгрома  Гитлера  и  Муссолини,  пережил  крах
диктатуры  "черных  полковников"   в   Греции,   победу   социалистической
демократии в Португалии и -  надеюсь,  недолговечный  -  взлет  фашистской
контрреволюции в Чили. Я знаю больше и вижу дальше, чем политики  здешнего
общества, и лучше их понимаю законы его исторического развития. Но сказать
об этом Уэнделлу я не могу.
   - Может быть, постелить вам у меня в кабинете? - предлагает Уэнделл.
   - Высплюсь у себя в отеле. Только бы добраться до него...



23. ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Мы с Мартином вновь на верхней палубе "Гекльберри  Финна".  Мы  едем  в
Сильвервилль. Плывут мимо сосновые рощи, глинистые обрывы, рыбацкие хижины
над ними и лодки, вытащенные на песчаные отмели. В голубой  чаще  неба  за
поворотом Реки уже виднеется пыльная дымка.
   О ночной встрече с Мердоком ни я, ни  Мартин,  словно  по  уговору,  не
упоминаем.  Пожалуй,  она  нам  обоим  казалась  чем-то  неправдоподобным,
далеким  от  действительности  -  как  виденное  где-то  в  кино  или   на
телеэкране.  Теперь  же  Мартин,  выплюнув  докуренную  сигарку  за  борт,
неожиданно спрашивает:
   - А если б он отказался?
   - Кто?
   - Мердок.
   - Я бы убил его. Не я - так ты. Мы ведь знали, на что шли.  Но  в  кафе
"Жюн" я понял: Мердок не будет сопротивляться. Потому-то он и отправил  по
домам Тони и Крука, а Слима послал сопровождать девушку.
   - Свести с нами счеты он может и в Сильвервилле. Тут у него дружков  не
меньше, чем в Городе.
   - Он не знает, где мы сейчас. Даже в клуб обедать не пришел, и пистолет
его я оставил в гостинице. Вообще никому, кроме Стила, неизвестно о  нашем
отъезде.
   Почему мы решили ехать в Сильвервилль, да еще в самый день выборов?


   Произошло это так. После той бурной  ночи  мы  встали  поздно,  проспав
завтрак. В баре нам соорудили яичницу и подогрели кофе.
   - Ты долго собираешься молчать? - вдруг взорвался Мартин.
   - У меня  странное  ощущение.  Дон.  И  возникло  оно  перед  тем,  как
проснулся.
   - И у меня. Словно сон под утро увидел, который  начисто  забылся...  И
шепнул кто-то на ухо.
   - О том, что мы должны ехать в Сильвервилль?
   - Да. Но совсем не из страха перед Мердоком. Хотя  мысль  о  его  мести
была.
   - Нет, ни при чем здесь Мердок. И страх ни при чем. Нас отпускают. Дон.
Домой.
   - Рад?
   - От радости кричат или молчат. Потому и молчу. Думаю. Надо будет найти
то место, где мы с тобой  "приземлились"  у  океана,  близ  песчаных  дюн.
Помнишь?
   - Отлично помню. Ты еще спрашивал  меня,  что  за  кустарник.  А  когда
поедем?
   - Сегодня после обеда. Нужно выяснить расписание.
   - Поезд отходит в три десять,  в  половине  девятого  мы  будем  уже  в
Вудвилле, а "Гек Финн" отплывает в полночь.
   - Откуда ты все это узнал?
   - Какой же я был бы репортер, если бы не знал расписания. Мы  и  билеты
можем заказать в отеле.
   - Лучше на вокзале. Чтоб никто не заинтересовался  нашим  отъездом.  За
номер уплачено, ничего с собой не возьмем.
   - Думаешь, в Крыму очутимся?
   - Убежден.
   - У твоей машины?
   - Надеюсь.
   - Ты даже запереть ее не догадался.
   - Полагаю, не увели. Мы тут почти три месяца, ну а там несколько  часов
прошло, не больше.
   - Что-нибудь захватим на память?
   - Зачем? Не поверят - ни у вас в Штатах, ни у нас. Наука, мой милый, не
любит чудес. Фотоснимки сочтут инсценировкой, газеты -  подделкой,  а  всю
нашу  историю  -  мистификацией.  Еще  к  психам  угодишь,   если   будешь
настаивать.
   - В Штатах могут поверить.
   - Кто? Мистики? Кретины? Не для серьезного разговора эта история.
   Мартин явно расстроился и затих.  А  я  задумался.  Все-таки  чужие  мы
здесь, хотя мне порой и кажется, что я уже привык и к скрипучим фиакрам, и
к бальзаковскому "Омону", и к имбирному пиву в сенатском баре. Но  жить  в
прошлом не хочется: обогнали мы этот мир на столетие.
   Чтобы повидать напоследок Донована, я отправился в клуб.
   К  обеду  я  опоздал.  В  ресторане  было  немноголюдно  -  депутаты  и
журналисты  мотались  по  избирательным  участкам,  пресс-конференциям   и
митингам в парках. Уэнделл, как мне сказали, уехал на  биржу,  а  Стила  я
нашел в курительной. Он сидел в  кресле,  один  в  пустой  комнате,  курил
сигару и пил содовую воду  мелкими  глотками:  его  мучила  послеобеденная
изжога. Сенатор выглядел бодрее, чем  в  больнице,  и  глаза  смотрели  не
отчужденно.
   - Хочу обнять вас, Ано, - поднялся он с кресла, - вы сделали  для  меня
больше, чем кто-либо и когда-либо в  жизни.  Мне  стыдно  смотреть  вам  в
глаза, но я бы отдал ему все мои голоса, чтобы спасти Минни. Я - трусливый
старик, ничтожество. Если бы не вы... - Стил отпустил  мои  плечи  и  сел,
прикрыв лицо сморщенной рукой. - Как вы победили его, Ано?
   - Не победил, а убедил, что так будет лучше.
   - Таких нельзя убедить.
   - Я разговаривал с ним на его языке.
   Стил больше не спрашивал.
   - Я все-таки подаю в отставку, - печально сказал он.
   - А голоса?
   - Отдам Уэнделлу, а часть вам.
   - Не понимаю. Я же не кандидат.
   - Ну, Доновану. Мне известны ваши политические симпатии.
   - Только пусть он не знает, почему вы это делаете.
   - Обещаю.
   - Спасибо, Джемс. А теперь простимся. Поклон Минни. Я ухожу.
   - Совсем?
   - Совсем. Не огорчайтесь, Джемс. Это  должно  было  случиться.  Я  ведь
случайно здесь и не по своей воле.
   - И Мартин с вами?
   - И Мартин. Он не зашел к вам, чтобы не тревожить Минни.
   - Может быть, так и лучше.
   - В кафе "Жюн" она его не разглядела. А спасал он ее  вместе  со  мной.
Это я вам говорю, не  ей.  Ее  убедите  в  том,  что  Мартин  тоже  только
случайность.
   - Что ж, не судьба, - горестно вздохнул Стил.
   Он уже глядел в сторону, куда-то мимо меня, так  что  я  незаметно,  не
прощаясь, смог выйти из комнаты.
   Донована я увидел в баре, куда он забежал  на  минутку:  выпить  кружку
любимого  имбирного  пива  -  промочить  горло,  охрипшее   от   речей   и
приветствий.
   - Как успехи, Биль?
   - Порядок! - Он  сиял.  -  Правда,  в  Майн-Сити  пока  не  был,  но  в
привокзальном районе - хорошо. Наши идут впереди. Думаем  увеличить  число
мест в сенате с пяти до восьми.
   "Больше, Донован, больше! Ведь ты  еще  не