ый могли
найти полицейские в кармане Луи Ренье, скомпрометировал бы популистов.
   - Все-таки не понимаю, почему?
   - Газетчик-мыслитель! Думать надо. Кого убили?  Бидо  и  его  компанию.
Скупщики голосов за "джентльменскую" партию. Кто убил? Неизвестно. Но один
из преступников тоже убит, и в кармане  у  него  рекомендация  кому-то  за
подписью Стила. Какой вывод могут сделать газетчики из "Джентльмена"? Да и
"Брэд энд баттер" не постесняется раздуть скандальчик.
   - Но ведь, кроме меня, никого из газеты не было.
   - А ты уверен? Может быть, кого-то и специально послали, а может  быть,
кто-то дежурил в ближайшем полицейском участке. Как расписал бы  он  войну
популистов с "джентльменами"? "Убийство в "Аполло"! Как добываются  голоса
для предстоящих выборов!  Популисты  расстреливают  своих  противников!  А
подписывается под сей операцией не кто иной, как честнейший,  почтенный  и
уважаемый всеми сенатор Стил!"
   Мартин, конечно, уже все понял, но продолжает играть  в  "непонимайку".
Подобно многим своим собратьям-газетчикам, он любит эту игру, когда задают
не прямые, а окольные,  наводящие  вопросы,  выуживая  нужную  и  ненужную
информацию: с умелой подкраской и ненужная пригодится.
   - Помнишь, я тебе рассказывал, - как бы вспоминая, говорит он, - что из
Бидо собираются сделать пудинг? Я ведь думал,  речь  идет  о  гангстерских
междоусобицах.
   - Не ври. Дон. Не думал ты так. Прекрасно знаешь, что здесь не  Сицилия
и не Манхэттен. И на  земной  аршин  ничего  мерить  нельзя.  Есть  что-то
родственное, но не то. И не Пасква замыслил всю эту акцию - он  вообще  не
умеет мыслить, этот тупой бандюга. Задумал ее изворотливый и хитрый ум.
   Мартин, уже привыкший  к  тому,  что  в  сложных  положениях  именно  я
принимаю решения, вопросительно смотрит на меня. И, не дожидаясь  вопроса,
я отвечаю:
   - Возвращайся в  редакцию  и  разузнай,  что  готовят  твои  коллеги  в
утренний номер. Доказательств у них нет. Значит, все, что  они  напишут  о
причастности популистов к преступлению в "Аполло", - вранье.  Впрочем,  на
это они не пойдут: повод для  обвинения  в  клевете  очевиден.  Если  тебя
вызовет редактор или Мердок - может и такое случиться, - говори правду. Не
скрывай, что был вместе со мной. Ничего не видел, кроме стрельбы, убитых и
гангстеров. Что делал я? То же,  что  и  ты.  Подошел  к  убитому,  послал
официанта за полицией, дал показания сержанту. Мердок, если ему доложат  о
нашем присутствии в баре, конечно, догадается, кто сорвал операцию. Но  ты
"ничего не знаешь", а я выкручусь.
   - Я действительно ничего не знал о взятом тобой письме. Ты  сделал  все
чертовски быстро.
   - Думаю, тебя об этом и не спросят.
   Мы оба понимаем, что преступление  в  "Аполло"  заставляет  торопиться.
Выглядываю в окно - улица пуста, тусклый газовый фонарь кладет желтый круг
света на мокрую от дождя  брусчатку.  Снимаю  с  вешалки  сюртук  и  меняю
шлепанцы на штиблеты.
   - Ты куда? - спрашивает Мартин.
   - К Бойлю.
   - Во-первых, уже поздно.
   - Он еще работает. Он долго задерживается.
   - А во-вторых, зачем?
   - Рассчитаться с Пасквой. Полагаю, Бойль это сможет.
   - На каком основании?
   - С предвыборным шантажом подождем. Надо еще  собрать  все  необходимые
материалы.  Но  с  убийством  ясно.  Есть  два   достаточно   авторитетных
свидетеля, узнавших убийцу.
   Мартин очень серьезен, даже встревожен, пожалуй. Его, видимо, беспокоит
история со злополучным письмом Стила. Не верит мальчишке-официанту?  Пусть
так. Проболтается мальчишка - узнает Бойль. Ну я и скажу ему  всю  правду,
прежде всего он популист, а потом уже  начальник  полиции.  А  Мердок  все
равно догадается.
   - Не боишься? - интересуется Мартин.
   - Кого?
   - Мердока, конечно.
   - Пистолеты нам пока не понадобятся. Дон. Подсылать убийц  к  советнику
сенатора он, как будущий коллега Стила, не станет.  Ограничимся  словесной
дуэлью. А результат ее предсказать трудно. Кто будет повержен,  поживем  -
увидим. - С этими словами я открываю дверь в коридор -  он  безлюден  -  и
добавляю: - Выходим поодиночке. Ты - в редакцию, я - к Бойлю.
   На улице нанимаю ползущий мимо  фиакр  с  полусонным  кучером,  который
сразу просыпается от моего  окрика  и  чуть  не  роняет  бич,  похожий  на
цирковой шамберьер.


   Полицейское управление находится там же, где и пятьдесят лет  назад,  -
на углу Больших бульваров, в двадцати минутах езды. Сейчас  здесь  тихо  и
пусто. Охранник придирчиво проверяет пропуск,  выписанный  мне  еще  месяц
назад.
   Бойль сам встречает меня у дверей  своего  кабинета  -  уже  поздно,  и
секретарша давно ушла, а дежурный адъютант что-то записывает у телефона.
   - Признаюсь, я не  удивлен  вашим  появлением,  советник,  -  улыбаясь,
говорит Бойль. - Мне уже доложили о происшедшем в "Аполло".
   - Я просил это сделать немедленно.
   - Убийство произошло на ваших глазах?
   - Да. И я был не один, а с моим знакомым, мистером Мартином.
   - Кто этот Мартин?
   - Журналист. Сотрудник одной из наших газет.
   - "Брэд энд баттер" не наша газета, советник.
   Значит, Бойль уже разузнал, с  кем  я  находился  в  "Аполло".  Но,  не
придавая этому значения, отвечаю:
   - Я сказал в широком смысле. А  частные  мои  связи  довольно  обширны.
Иногда полезно получать сведения и в чужом лагере.
   - Понимаю и не осуждаю. Но почему вы просили тотчас же информировать об
этом меня? Достаточно было бы и кантональной полиции.
   - Прочитайте завтра утренний выпуск "Джентльмена" и вы  поймете.  Какой
вой там поднимется по этому поводу! Ведь убитый  Бидо  и  его  партнеры  -
"джентльменская" избирательная агентура.
   - Но это  не  политическое  убийство,  Ано.  "Джентльмен"  нам  его  не
припишет.
   - А кому припишет его  "Брэд  энд  баттер"?  Мартин  писать  не  будет,
уверен. А вдруг выскажется кто-то другой?
   - Спасибо вам за подсказку, советник. Что же требуется от меня?
   - То, что потребуют от вас "Джентльмен"  и  другие  газеты.  Остановить
бандитизм и задержать убийцу.
   - Если б мы его знали!
   - Мы знаем. Я и Мартин. Это Чек Пасква -  личность,  известная  полиции
всех кантонов. Наверняка у вас в картотеке есть его фото.
   Бойль задумывается. Он все понял, но почему-то молчит. Я жду.
   -  Чек  Пасква?  -   полувопросительно   повторяет   он.   -   Личность
действительно хорошо нам известная. Вы с ним знакомы?
   Я  рассказываю  о  наших  встречах,  о  том,  как  Пасква  шантажировал
избирателей. Бойль  заинтересован.  Еще  бы!  К  уголовщине  примешивается
политика. И враждебная ему, Бойлю, политика.
   - Паскву мы, конечно, задержим, - говорит он. - Пока только по  делу  в
"Аполло". Об остальном подумаем. Тут сложнее.
   - Мердок? - задаю вопрос в упор.
   Вместо ответа Бойль спрашивает:
   - А мистер Мартин знает жертв шантажа?
   - У него есть предположения.
   - А факты?
   - Есть признания землевладелицы - мистер Мартин назовет вам  ее  имя  и
адрес, - что некий приезжий субъект требовал от  нее  со  всем  ее  штатом
голосовать за реставраторов, угрожая в противном  случае  спалить  урожай.
Предъявите ей фотокарточку Пасквы, и она его узнает.
   - А если она не подтвердит полиции своего признания мистеру Мартину?
   Я пожимаю плечами - оснований для спора нет.
   - Кислое дело, - замечает Бойль. - Задержим его за убийство в  "Аполло"
- с хорошим адвокатом сумеет выкрутиться. А хорошие адвокаты у него будут.
Так?
   Мы понимаем друг друга. Король может защитить пешку.  И,  даже  выиграв
пешку, мы еще не окажемся в той позиции, чтобы сказать ему: "Шах!"  Мердок
сам отдаст эту пешку, если она ему уже не нужна.  Но  политический  шантаж
реставраторов так  и  останется  нераскрытым.  Здесь  уязвимых  позиций  у
Мердока нет. В конце концов, это - только один  из  способов  добывать  на
выборах голоса. С такой же беззастенчивостью добывают их и "джентльмены" с
помощью Бидо и его сообщников. Не безгрешны и популисты -  недаром  Жанвье
так упорно скрывает от Селби компрометирующие  партию  документы.  Чем  же
хуже  Мердок,  прибегающий  к  подобным   способам,   только   с   большей
откровенностью, не брезгуя и уголовщиной?
   С этими мыслями я возвращаюсь в отель. Надо все-таки  поспать  хотя  бы
половину здешней короткой ночи.



13. СЕРЕБРЯНЫЙ ВАРИАНТ

   Поспать не удается. Правда, я пытаюсь заснуть в  автомашине  Бойля,  на
которой он любезно отвозит меня в отель. Машина черного цвета, с  отделкой
из полированного ореха и обитыми красным сафьяном сиденьями,  с  натянутым
брезентовым верхом - она очень напоминает модели девятисотых годов. Трясет
в ней отчаянно, так что попытки мои тщетны.
   Странно встречает меня портье. Услышав или подсмотрев, что я приехал на
автомобиле, он сгибается чуть ли не пополам, но, подавая ключ  от  номера,
старается не смотреть мне в глаза.  На  вопрос,  закрыт  ли  ресторан,  он
отвечает, что закрыт, и тут же предлагает  мне  бутылку  вудвилльского  из
своих собственных запасов. С этой бутылкой я подымаюсь в  номер,  открываю
дверь и замираю в передней: в комнате горят все свечи, которые я  потушил,
- очень хорошо помню, что потушил, выходя  на  улицу  вместе  с  Мартином.
Значит, в комнате кто-то был или кто-то ждет. Мартин?
   Оказывается, не Мартин.
   У камина, развалясь в кресле и  вытянув  к  огню  длинные  ноги,  сидит
Мердок. Он в одном  жилете,  сюртук  болтается  на  спинке  кресла,  узкое
холеное лицо повернуто ко мне, а на губах - знакомая хитренькая улыбка.
   - Удивлены?
   - Как вы попали сюда? - спрашиваю я, хотя вопрос этот явно лишний.
   - У хозяина гостиницы всегда имеются запасные ключи, - смеется  Мердок.
- Давайте-ка сюда вашу бутылку, а то я выпил весь грог.
   С видом любезного хозяина  водружаю  на  камин  бутылку  вудвилльского.
Мердок морщится.
   - Предпочел бы коньяк. Но ресторан закрыт - знаю. У Бойля были?
   Скрывать бесполезно. Никто не поверит в ночную прогулку по бульварам.
   - Был.
   - Я так и подумал.
   Нельзя допускать, чтобы он чувствовал  себя  хозяином  положения,  и  я
говорю:
   - Не вышло, Мердок?
   - Увы. Меня снова переиграли. Я сразу догадался об этом, когда узнал  о
вашем присутствии в "Аполло" и что вы первым  нагнулись  к  убитому.  А  с
какой целью?
   - Цель понятна. Хотелось убедиться, жив ли он.
   - Это после того, как его прострочили из автомата в упор?  И  сразу  же
полезли к нему в карман?
   - Почему я должен отвечать на ваши вопросы?
   - Хотя бы из любезности к гостю.
   - Кстати, незваному. Ну, допустим такую любезность. Меня заинтересовало
то, что ему подложили в карман.
   - И никто не заметил ваших манипуляций?
   - Никто не видел, даже Мартин.
   - Но вы ему рассказали?
   - Зачем? - Я сыграл неподдельное удивление.
   - Может быть, действительно незачем. Просто так вы ничего  не  делаете.
Но Мартин меня не беспокоит, даже если вы и сболтнули.  Его  переведут  на
светскую хронику и увеличат вдвое оклад. Меня интересуете вы. Точнее, ваши
действия. Знает ли об украденном вами документе Бойль?
   Оказывается, у меня есть козырь. Мне становится легче.  Будет  угрожать
Мердок или предпримет иной маневр?
   - Бойлю я сказал другое, - умышленно лгу я. - А о  подложенном  убийцей
документе - кстати, украл его не я, и вам это тоже отлично известно, - так
вот, об этом документе я пока еще никому...
   - Пока? - перебивает Мердок.
   - Естественно, - говорю я. - Каждый игрок  всегда  придерживает  нужную
ему карту.
   - Логично. И что же вы сказали Бойлю?
   - Назвал убийцу.
   - Вы узнали его?
   - А вы думаете, черный платок, кое-как подвязанный под глазами,  скроет
верзилу по имени Пасква? У меня с ним было достаточно встреч, чтобы узнать
его даже под маской. Да и маска была липовая.
   - Значит, Паскву возьмут, - задумывается Мердок.
   - Боюсь, что вы ему уже не поможете.
   - Я и не собираюсь, - презрительно улыбается Мердок.  -  Паскву  я  вам
отдам. Он действовал на свой страх и риск, без какой-либо связи со мной.
   -  Ну,  связь-то  была,  -  говорю  я.  -   Может,   просто   не   было
согласованности.
   - В чем?
   - Ну, скажем, убийство Ренье. Может быть, оно и не замышлялось.
   - Вы знаете имя убитого?
   - Знаю, Мердок. И предполагал,  что  ему  подложат  что-то  вроде  того
документика.
   Мердок уже хохочет, искренне и непринужденно, даже глаза смеются.
   - Не глядите судьей, милый юноша. И Паскву вы не будете судить  -  надо
еще, чтобы судьи поверили. Ведь я с вами играю, Ано. Неужели вы думаете, я
здесь, потому что напуган и хочу вас уничтожить? Разве я  стал  бы  делать
это сам? Фи! Как грязно и  некрасиво.  Ведь  ночи  темные,  улицы  пустые,
всякое может случиться во время ночной прогулки?
   - Значит, я вам все-таки мешаю, Мердок?
   - Конечно, мешаете. Со Стилом у нас с вами не вышло - со своей дурацкой
речью он выступил. Надеюсь, писали ее не вы? Только  она  ничего,  как  вы
знаете, не изменила. В "Аполло" вы зря сунулись. Пасква -  лицо  для  меня
полезное. Но я широкой души человек. Вы мне  по-прежнему  нравитесь.  Ведь
Стил собирается подать в отставку  сразу  же  после  выборов.  А  куда  вы
пойдете? К Уэнделлу? Он вас, безусловно,  возьмет,  только  скучно  с  ним
будет. Наращивать промышленные мощности и бороться с  аграриями  в  недрах
собственной партии? Уэнделл борется не за власть, а за капиталовложения  -
скучная борьба, не для вас. Вы - странный человек, Ано. Ведь даже на Стила
работая, вы ему ножку подставляли, несколько раз  подставляли,  хитро.  Но
зачем? Вот это мне и хочется узнать. А от кого узнать, как не от вас?
   Я напряженно молчу, стараясь ничем не выдать свои мысли.  Для  чего,  в
сущности, пришел Мердок? Пришел ночью,  тайно,  воспользовавшись  запасным
ключом к моему номеру. Наказать меня за содеянное в "Аполло"? За то, что я
проник в его замыслы? Но не затем же, чтобы сделать это по-гангстерски,  в
духе Пасквы? Мердок  прав:  для  того  существуют  другие  руки  и  другие
способы. Тогда с какой целью? Снова попытаться меня купить  -  зачем?  Для
чего все эти  полупризнания,  полуоткровенности?  Вероятно,  просто  игра,
страсть к игре - ведь играет же он в политику, швыряясь людьми и деньгами,
кем-то пожертвованными или у кого-то украденными. Может, в моем  поведении
есть что-то  привлекающее  политических  подонков:  ни  я,  ни  Мартин  не
принадлежим ни к "джентльменам",  ни  к  популистам.  Донован  Мартина  не
интересует, а мои симпатии к Доновану пока еще открыто  не  выражены.  Так
почему бы не привлечь нас к  движению  реставраторов?  Привлечь  покрепче,
посолиднее, поосновательнее. Мердоку нужны  не  только  избиратели,  но  и
помощники, на которых он мог бы опереться. Все это возможно, конечно, - но
возможно  ведь  и  другое.  Что,  если  Мердока  волнует  не  исчезновение
документа из "Аполло", а самый факт его появления на свет? Для чего я взял
чистый гербовый бланк у  сенатора  Стила  и  написал  рекомендацию  Питеру
Селби? С какой целью? В историка, изучающего победы популистов на выборах,
Мердок,  естественно,  не  поверил.  Он  знает  о  характере   информации,
интересовавшей Пита.  И  не  понимает,  почему  я,  человек  Стила,  искал
материал, компрометирующий  его  партию.  А  я  искал  лишь  подтверждения
политических махинаций всех буржуазных партий на так называемых свободных,
демократических выборах. Но это навело Мердока на мысль о подножке.
   Я оказался прав.
   - Что же вы молчите, Ано? - спрашивает  Мердок.  -  С  какой  целью  вы
отправили в канцелярию Жанвье некоего Питера Селби?
   - Почему бы мне не доставить удовольствие  сенатору  созданием  истории
партии, основанной еще его покойным отцом?
   - А для чего тогда подбирались документы, эту партию  компрометирующие?
Даже Жанвье обратил внимание.
   - Селби  несколько  переусердствовал  в  стремлении  быть  правдивым  и
точным. Негативный материал впоследствии мы  все  равно  бы  отбросили.  В
конце концов он сам это понял и  согласился  полностью  следовать  советам
Жанвье.
   - По вашему предложению.
   - Фантазируете, Мердок. Зачем?
   - Затем, что опять же не политик вы, а игрок. Это я могу спросить  вас,
зачем вам понадобился материал,  порочащий  партию  популистов?  Но  я  не
спрашиваю  -  я  знаю.  Вы,  как  игрок,  подбирающий  подходящие   карты,
подбираете и эту - на всякий случай, для будущего. Отставку  Стила  вы  не
могли не предвидеть: он стар. Политических симпатий у вас нет: вы  сами  в
этом признались. Вы игрок, я еще раз повторяю это, Ано. И как таковой  мне
подходите. И собранная вами информация -  тоже.  Собирайте  ее  и  дальше.
Настаивать на вашем уходе от Стила сейчас я  не  стану.  Продолжайте  вашу
многогранную деятельность до отставки сенатора. Ведь не пойдете  же  вы  к
нему в управляющие? А там подумаем. Идет?
   - Ради этого вы пришли ночью сюда?
   - Во-первых, я узнал немало полезного. А во-вторых, где бы  мы  с  вами
встретились? Вызвать вас к себе - вы могли бы и  не  прийти.  Пообедать  в
сенатском клубе? Вы  могли  бы  и  отказаться:  советнику  сенатора  Стила
интимничать с главой конкурирующей ассоциации не положено.
   - В клубе я встречаюсь со многими.
   - Знаю. Но Уэнделл - ваш глава, Бойль - начальник полиции, а Донован не
играет серьезной политической роли. Вас он просто интересует как личность.
Нечто любопытное в нашем политическом обезьяннике.  Фанатик,  мечтающий  о
переустройстве мира. Организатор движения, которого фактически еще нет. Ни
ремесленники, ни арендаторы за ним не пойдут. Может, в будущем такие,  как
Донован, станут опасны. А сейчас это - кучка мечтателей, несколько  кресел
в сенате. Позавтракать с Донованом  занятно,  но  работать  с  ним  вы  не
будете. Кто остается? Церковники? Вы не религиозны, я сомневаюсь,  что  вы
ходите в какую-нибудь церковь или на молитвенные собрания.  "Джентльмены"?
Но у вас нет ни состояния, ни положения, и в  этом  лагере  к  вам  всегда
будут относиться несколько свысока. Советник Стила...  Куда  же  ему  идти
после отставки сенатора? Об Уэнделле мы уже говорили - советником  он  вас
возьмет, может даже предложить пост в  банке  или  какой-нибудь  страховой
компании. Но вам будет скучно, Ано. А я могу заплатить вам  вдвое  больше.
Да и работать со мной интереснее. Вот вам и предложение. На будущее,  Ано,
на будущее.
   - Можно  подумать,  -  говорю  я  осторожно.  Открыто  конфликтовать  с
Мердоком еще не время.
   - Тогда закончим ваше вудвилльское.
   - Закончим. А Паскву не жаль?
   - Вы сначала возьмите Паскву. И судите. Я далеко  не  уверен  в  исходе
процесса.
   Вспоминаю разговор с Бойлем. Конечно, Пасква  станет  все  отрицать,  а
защитники у него найдутся. Но наши с Мартином свидетельства  будут  давить
на любых присяжных плюс репутация Пасквы - об этом позаботится Бойль. Нет,
мистер Мердок, мы не союзники, и смерть Луи Ренье я вам не прощу.
   Однако вслух произношу нечто неопределенное:
   - К чему гадать об исходе процесса? Убийцу  мы  опознаем,  а  дальше  -
поглядим.
   Мердок улыбается.
   - Тогда все впереди, Ано. Покидаю вас с надеждой, что встреча наша была
дружеской и перспективной. Ложитесь, у вас еще есть время поспать.
   Но поспать опять не удается. Как только уходит Мердок,  слышатся  шаги,
потом  тихий  скрип  двери,  и  входит  Мартин.  Он  в  домашнем   халате,
подвязанном шнурком с кисточками: похоже, собирался ко сну  и  что-то  ему
помешало.
   - От тебя только что вышел Мердок, - говорит он. - Сейчас видел его  на
лестнице. И долго он просидел?
   - Час, пожалуй. Я его застал, когда вернулся от Бойля.
   - Я почему-то  предчувствовал,  что  он  появится.  Значит,  дуэль  уже
состоялась?
   Я рассказываю.
   - Но зачем он к тебе в номер пришел, ночью?
   - Понравился ему, наверно,  -  говорю  я  специально  для  того,  чтобы
позлить Мартина. - Я и Корсону Бойлу нравился.
   - Не об этом речь, - сердится Мартин. - Ты не думаешь, что  хитрит  он,
еще одну пако