чередь  Мартина.  Одновременно  я
нажимаю курок пистолета - так было бы скорее и безопаснее. Но я уже  знал,
что не выстрелю первым.  Еще  при  обсуждении  нашего  плана  я  куксился,
уверяя, что едва ли сумею застрелить несопротивляющегося  человека.  "Даже
заведомого мерзавца?" - спросили меня. Я промолчал. "Тогда  выскакивай  из
кабины и ложись под колеса - я срежу обоих". Я вспомнил Сен-Дизье,  и  мне
стало стыдно. Чем Шнелль лучше Ланге?
   Но сейчас, когда он покорно, не шевелясь, сидел  рядом,  я  понял,  что
первым все же не выстрелю. Не смогу. От волнения у меня даже дрогнула рука
с пистолетом, и Шнелль испуганно повторил:
   - Не сходи с ума, не сходи с ума.
   Быть может, он уже предчувствовал свой конец,  даже  считал  минуты.  Я
тоже считал минуты, вглядываясь в синюю чащу  леса  и  мысленно  спрашивая
себя: "Когда же, когда?"
   Черная тень  поваленного  поперек  дороги  дерева  двинулась  навстречу
сквозь сумрак. Стекловидная пленка шоссе, скупо отражавшая  звезды,  сразу
укоротилась.
   - Что это? - спросил Шнелль, не двигаясь.
   Ответом  были  внезапная  остановка   машины   и   тихое   пощелкивание
открывающихся дверей.  Губач,  как  я  и  предполагал,  сразу  выскочил  в
темноту. Сверкнул фонарь, грохнул автомат, и  молчаливый  напарник  Шнелля
беззвучно плюхнулся наземь. Продолжалось это секунду, не больше, но  я  не
выстрелил. Я тоже выпрыгнул и прижался к огромным колесам  машины.  Шнелль
тут же из кабины  открыл  огонь,  но  никто  не  ответил.  Он  подождал  и
осторожно  выбрался  из  машины.  Снова  сверкнул  фонарь  -   самодельный
электрический фонарь Мартина. Но очередь не поспела: Шнелль  выстрелил  и,
перемахнув кусты, скрылся в чаще. Я выстрелил  вслед  ему  в  темноту.  Он
ответил - я даже услышал, как пули  скрежетнули  по  двери  кабины.  Снова
вспыхнул фонарь Мартина, прощупывая ближайшую полоску кустов. Но Шнелля он
не нащупал. Не раздалось и ответной очереди: Шнелль не  стрелял,  полагая,
что уйдет в темноте. Вероятно, об этом подумал и Мартин,  потому  что  его
автоматные очереди уже вслепую крошили кусты, за которыми скрылся  Шнелль.
Ничто живое не могло уцелеть за ними, но  мы  не  услышали  ни  стона,  ни
шороха.
   Омерзительный стыд охватил меня: "Интеллигентский хлюпик, трус!"
   - Не стреляй, - сказал я, подымаясь, - он где-то здесь. Я найду его.
   Не раздумывая больше, я  двинулся  напролом  сквозь  кусты  и  чуть  не
ударился лбом о ствол торчавшего в кустарнике  дерева.  Но  что-то  я,  во
всяком случае, задел,  и  это  "что-то"  скользнуло  по  стволу  вверх.  Я
посмотрел туда, уже  привыкший  к  темноте,  и  разглядел  словно  ноги  в
сапогах, прижавшиеся к дереву. Потому  и  промазал  автомат  Мартина,  что
Шнелль успел подняться по стволу  над  кустами.  Сейчас  я  уже  не  терял
времени: пистолет грохнул несколько раз, и грузное тело сорвалось вниз,  с
треском ломая кусты.
   - Готов, кажется. Полголовы снес, - сказал, освещая упавшего, Мартин.
   Я отвернулся к Мартину - глядеть на убитого Шнелля мне не  хотелось,  а
Мартин выглядел почти неотличимо от Шнелля, с таким же галуном на  мундире
и в таких же сапогах. Только их и лампас  на  штанах  вырвала  из  темноты
тоненькая струйка света.
   - Где Борис? - прохрипел я: голос мне едва повиновался.
   - Ждет нас у поваленного дерева. Надо открыть шлагбаум.
   Мы оттащили в  сторону  срубленный  ствол  -  трое  в  серых  мундирах,
ординарный полицейский патруль. Я только подумал: "Что будем делать, когда
машина остановится  у  поворота  к  голубым  протуберанцам?  Нажать  рычаг
ручного стартера и продолжать путь? Но постовые с лошадьми  могут  поднять
тревогу. Правда, обычно в эти часы постовых на конечном пункте уже  нет  и
патрульные последней машины добираются до заставы пешком. Ну  а  если  нас
встретит сам Оливье, у которого есть все основания тревожиться, или пошлет
навстречу нам верховых с запасными лошадьми?"
   Я поделился своим беспокойством с друзьями.
   - Ну и что? - равнодушно заметил Мартин. - Мы пройдем сквозь  пятно,  а
они нет.
   - А если не пройдем?
   - Уйдем в лес или будем отстреливаться.
   - От кого? От Оливье? - спросил я таким  тоном,  что  тут  же  вмешался
Зернов:
   - Он твой друг, Юра?
   - Почти.
   - Порядочный?
   - А с кем я могу дружить, по-твоему?
   - Значит, на него можно рассчитывать?
   - В каком смысле?
   - В прямом. Не подведет?
   - Думаю, нет. Ко мне он относится по-товарищески.
   - Тогда рискнем.
   Так и произошло. На конечной остановке нас ждал с лошадьми Оливье.
   Я вышел один.
   Близился  рассвет,  окружающий  сумрак  синел,  тени  становились   все
различимее. Даже виднелись голубые протуберанцы вдали. Только  сейчас  они
казались низвергающимися с неба темно-синими, почти черными водопадами.
   Оливье издали заглянул в кабину:
   - Ты один?
   - Нет.
   - Почему же они не выходят?
   - Это не они. Тебе можно довериться, Оливье. Больше  друзей  у  меня  в
полиции нет. Шнелль и Губач пытались меня прикончить. Но  вышло  наоборот.
Теперь я в твоих руках, Оливье.
   Он засмеялся:
   - Их никто не пожалеет, Ано. Будь покоен.
   - А теперь оставь меня, Оливье. Ты замещаешь меня на заставе до завтра.
И ничего не спрашивай: все расскажу потом.
   - А сейчас?
   - Еду дальше.
   - Куда?
   - До конца с этой машиной. Туда, откуда они выходят.
   - Не пройдешь. Воздушный заслон. И сила, понимаешь  ли,  Ано,  -  сила,
которая прижимает тебя к земле. Ты еще не знаешь...
   - Знаю.
   Я поднялся в кабину и крикнул все еще недвижимому Оливье:
   - И никому ни слова до завтра.
   - А если Бойл? - услышал я.
   - Скажи: взял отпуск до вечера.
   Ответа  я  не  услышал.  Мартин  уже  нажал  ручной   стартер,   дверца
автоматически захлопнулась, и машина ровно и бесшумно  свернула  к  черным
сияющим водопадам.
   Они двигались нам навстречу, но  ничто  не  останавливало  нас;  только
светлое пятно в темно-синей стене становилось все шире и ярче.
   - Фиолетовое пятно, - прошептал Зернов.
   Слов не было. Мы молчали, когда наша  черная  бесшумная  махина  прошла
сквозь лиловый туман и по глазам ударил выплеснувшийся из ночи день.
   Как старый библейский Бог, кто-то сказал: "Да будет  свет",  -  и  стал
свет.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЯТЬ ХЛЕБОВ И ДВЕ РЫБЫ


24. НА БЕРЕГУ "ГЕНИСАРЕТСКОГО ОЗЕРА"

   Но свет был красный, почти розовый, свет утренней зари,  когда  еще  не
взошедшее солнце разливает багрянец  по  небу.  Он  окружал  нас  туманным
куполом, вызывая смутно знакомые воспоминания. Машина остановилась сама, и
дверцы распахнулись, как бы приглашая нас  выйти.  Мы  выскочили  один  за
другим и даже не заметили, как и куда исчез  доставивший  нас  экипаж.  Он
просто растаял или провалился сквозь землю, оставив нас  посреди  розового
купола.
   Я  оглянулся:  фиолетовая  пленка,  тугая  и   непрозрачная,   медленно
затягивала  отверстие  в  куполе,  словно  лепестки   диафрагмы   объектив
фотокамеры.  Они  чуть  вздрагивали,  как  от  легкого  ветерка,  а  пятно
становилось все меньше и меньше,  пока  наконец  не  превратилось  в  едва
заметную точку на матовой стенке купола. А потом и она исчезла, растаяв  в
красноватом тумане.
   - Кажется, влипли, - произнес Мартин.
   Никто не ответил. Мы все еще переживали внезапную потерю свободы. Такое
же чувство, наверно, испытывает узник, глядя  на  тяжелую  дверь  тюремной
камеры, отрезавшую его от мира. Что ждет нас? Как долго пробудем мы в этом
пугающе непонятном, но чертовски заманчивом заключении? Что оно сулит нам?
Новые приключения в стране моделированных призраков,  ворвавшихся  однажды
не в здешний, а в парижский отель "Омон"? Похоже на то. По  крайней  мере,
по цвету.
   Глаза уже привыкли к красноватому освещению нашей ни на что не  похожей
темницы. Метров двадцати в длину, она, если приглядеться, могла показаться
выпуклой линзой, разрезанной по диаметру. В нескольких  шагах  перед  нами
алый туман сгущался, образуя ровную,  без  просветов  стену.  Я  говорю  -
стену, только потому, что у  меня  нет  более  подходящего  слова.  Тонкая
пленка на густеющем клее или поверхность изгибающейся желеобразной массы.
   Я шагнул вперед и протянул руку. Пальцы  встретили  что-то  мягкое,  но
упругое, как резина.
   - Фокусы из Сэнд-Сити, - пренебрежительно сказал Мартин,  повторив  мой
жест.
   - Откуда? - не понял Зернов.
   - Из Сэнд-Сити.  Помните,  я  писал  Юри?  Такая  же  упругая  чернота,
заполнявшая моделированные дома. Здесь тот же трюк, только цвет другой.  -
Он слегка прислонился к "стене" и тут  же  наполовину  исчез  в  ней,  как
пловец на спине в стоячем пруду.
   - Осторожно! - предупредил Зернов.
   - А зачем осторожничать? - весело отозвался Мартин. - Я в таком  киселе
от полиции прятался. А здесь...
   Он не закончил. Нелепо взмахнув руками, он провалился сквозь "стену"  -
только мелькнули ноги в желтых сапогах. Не  раздумывая,  мы  бросились  за
ним.
   Было похоже на прыжок в воду: так же сдавила тело влажная тугая  среда,
так же  захватило  дыхание,  закололо  в  ушах.  Ощущение  было  настолько
сильным,  что  я  невольно  развел  руками,   как   пловец,   одновременно
оттолкнувшись ногами от пружинящего "дна"  под  "водой".  Внезапно  пальцы
нащупали что-то жесткое и  прямое:  палка  не  палка  -  не  разобрал,  но
судорожно ухватился за это "что-то"  и  рванулся  вперед.  Малиновое  желе
вытолкнуло меня как пробку, чьи-то  сильные  руки  подхватили  меня,  и  я
уткнулся носом  в  серый  мундир  Мартина.  Он  по-мальчишески  захохотал,
радуясь моему приключению:
   - Гляжу, из стены рука. Тянется, тянется - и хвать меня за локоть. А за
ней голова: глаза моргают, морда испуганная, ничего не соображает - в  рай
или в ад попал.
   Я неприязненно откашлялся: во рту першило.
   - Кончай клоунаду. Где Борис?
   - Я здесь.
   Зернов тоже возник из стены.
   - Занятный трюк, - засмеялся он и снова пропал в малиновой гуще.
   Не скрою, было забавно смотреть, как  человек  медленно  появляется  из
стены:  сначала  нога,  потом  руки,  тело,  лицо.   Зернов   остановился,
перерезанный пополам красной плоскостью.
   - Сам себе барельеф, - усмехнулся он и  вышел  из  стены  полностью.  -
Свстозвукопротектор. Великолепная изоляция! - с ноткой зависти резюмировал
он - зависти земного ученого к неизвестному на Земле открытию.
   - Уплотненный воздух? - спросил Мартин.
   - Не обязательно воздух. Скорей всего,  газ  или  коллоид  без  запаха.
Может быть,  тот,  который  они  использовали  при  моделировании  крупных
объектов. Например, городов или заводов.
   - Или отелей, - добавил я. - Скачки с препятствиями и клинок в горле.
   - А что нам грозит? - безмятежно вопросил  Мартин.  -  Тишь  да  гладь.
Малиновый оазис в царстве волшебников. Оглянись да полюбуйся.
   Огромный зал, метров сорока в поперечнике,  был  совершенно  пуст.  Уже
знакомые красные  стены  его  светились  изнутри  теплым  матовым  светом,
создававшим ощущение вязкости и густоты воздуха в зале. Но  ощущение  было
обманчивым: дышалось здесь легко и привольно,  как  в  лесу  или  в  горах
поздней осенью.
   Зал не был ни квадратным, ни  круглым,  а  неровным  и  зыбким,  словно
растекшаяся по стеклу гигантская капля  воды.  Малиновый  газ  у  стен  то
сгущался, то снова таял в воздухе, и от этого казалось, что  стены  дышат.
Но самым странным был пол. Он  чуть  подрагивал  через  равные  промежутки
времени, и дрожь эта вызывала на его поверхности мелкие барашки волн,  как
будто легкий ветерок проносился над черным зеркалом  озера.  Он  и  впрямь
походил на озеро с неровными пологими  берегами,  прозрачное  по  краям  и
матово-черное в глубине, где  даже  хороший  пловец  не  достанет  дна.  Я
невольно поежился:  меня  отнюдь  не  прельщала  сомнительная  перспектива
очутиться в его, может быть, ледяной воде с ключами и омутами.
   - Страшновато? - ободряюще улыбнулся Мартин. - Мне тоже. - Он  помолчал
и прибавил, словно прочел мои мысли: - Как озеро, правда? И ветер  свистит
в камышах.
   Я прислушался. Чуть слышный протяжный свист пронесся  над  колеблющейся
гладью озера. Секунду спустя он повторился, стих  и  снова  возник,  будто
кто-то невидимый, сложив трубочкой губы, насвистывает ритмически несложный
мотив.
   - Это не озеро, - сказал до сих пор молчавший Зернов.
   Он присел на  корточки,  пристально  всматриваясь  в  его  непрозрачную
зыбкую черноту. Потом протянул руку и коснулся его  неровной  поверхности.
Из-под пальцев тотчас же побежали мелкие барашки волн, а  свист  усилился,
окреп на секунду и опять затих.
   - Знаете, на что это  похоже?  -  Зернов  произнес  это  уверенно,  как
разгадавший  загадку.  -  На  зыбучие  пески.  Волны  и  свист...   -   Он
передернулся. - Неверный шаг - и конец. Засосет намертво.
   - Что же делать? - почему-то шепотом спросил Мартин. - Бежать?
   - Куда? - усмехнулся я.
   - И зачем? - сказал Зернов.
   Сейчас он походил на человека, что-то решившего, но еще  колеблющегося.
Он стоял, раскачиваясь на носках, с отведенными назад  руками.  Так  стоят
перед канавой или ручейком, раздумывая,  сможешь  ли  перепрыгнуть.  Потом
снова присел на корточки, снова коснулся "озера", прислушался к  свисту  и
вдруг, выпрямившись, быстро шагнул вперед. Я не успел задержать его, а  он
уже шагал по "воде", уверенно балансируя на ее зыбкой поверхности.
   - Стой! - хрипло крикнул Мартин.
   Зернов остановился. Волны,  вызванные  его  шагами,  медленно  опадали,
превращаясь в уже знакомую мелкую рябь.
   - Зачем? - повторил Зернов и шагнул дальше. - Пошли. Не  век  же  здесь
отсиживаться.
   Переглянувшись, мы осторожно последовали  примеру  Зернова,  ступив  на
"воду" и убедившись, что она держит, как батут.  Не  знаю,  что  испытывал
Христос, шагая по зыбкой глади Генисаретского озера, но думаю, что особого
удовольствия это ему не доставило. Тугая пленка под ногами то уходила вниз
воронкой, то взбучивалась пузырем,  и  если  бы  не  Мартин,  я  бы  давно
растянулся на глянцевых "волнах" этого "озера". А Зернов  шел  балансируя,
словно канатоходец на проволоке, ловко и элегантно, - только шест в руки и
на арену. Где-то посреди этой пленки он вдруг  остановился  и  указал  под
ноги:
   - Смотрите.
   Я вгляделся и замер от  удивления.  Прямо  под  стекловидной  оболочкой
"озера" текла и вспучивалась густая огненно-красная  масса.  Она  медленно
переваливалась, как под лопастями гигантской мешалки, и на ее  поверхности
то и дело вздувались и лопались светящиеся пузырьки.
   - Если б мы были на Земле, - размышлял вслух Зернов, - я бы сказал, что
все это похоже на  плазму,  запертую  в  магнитной  ловушке.  Такая  штука
называется  плазмотроном  и   применяется,   например,   для   химического
синтеза... Но мы, к сожалению, не на Земле.
   По-видимому, он хотел сказать, что земной  ученый  объяснить  этого  не
сможет, и, не продолжая, пошел вперед. Пленка прогибалась и  вспучивалась,
а он все шел, и  каждый  шаг  его  вздымал  ровные  гребешки  "волн".  Мне
вспомнился фильм Пазолини: темная  гладь  Генисаретского  озера,  лодка  с
апостолами вдали и черная фигурка Христа. Картина повторялась,  только  на
этот раз в цвете.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - толкнул меня Мартин.
   - Я - нет.
   - А он?
   Я слишком хорошо знал Зернова, чтобы догадаться: он что-то придумал. И,
как всегда, хочет сначала проверить догадку, прожевать  и  переварить  ее,
прежде чем поделиться с нами. Я объяснил это, Мартину,  держась  за  него,
чтобы не упасть. А шли мы, ничего не видя, кроме  малиновой  стены,  такой
же, как и у входа в зал, вернее, места, куда провалился Мартин  и  откуда,
как  факир  из  пламени,  вышел  Зернов.  Сейчас  он  дошел  до  стены  и,
обернувшись, поощрительно махнул нам рукой:
   - Догоняйте!
   И нырнул в малиновую дымку, издали казавшуюся совершенно непроходимой.
   На этот раз путешествие сквозь стену показалось мне короче и будничное.
Не было ни страха, ни удивления. Я просто шагнул в  спрессованный  газ  и,
задержав на минуту дыхание, вышел с противоположной  стороны.  Вышел  и...
ничего не увидел.
   Меня окружал знакомый красный туман, такой же густой и плотный, как  на
лестнице в парижском отеле "Омон". Я не  видел  ни  Зернова,  ни  Мартина:
может быть, они еще не вышли из газовой стены, а может быть, молча  стояли
рядом, в двух шагах, и меня тоже не видели. Я поднес руку к глазам. Сквозь
красную муть проступили еле заметные очертания растопыренной пятерни.  Так
видно сквозь черное стекло защитной  маски  электросварщика.  Вся  разница
заключалась в том, что стекло было красным.
   - Борис! Дон! - позвал я.
   - Юри? - Голос Мартина прозвучал сзади. - Ты где?
   Чья-то тяжелая рука нашла мое плечо,  и  голос  Мартина  удовлетворенно
произнес:
   - Нашел! Туман проклятый.
   - А теперь найдите меня, - воззвал невидимый Зернов.  Судя  по  голосу,
его крайне забавляла создавшаяся ситуация.
   Я пошарил рукой  в  окружавшем  нас  малиновом  киселе  и  поймал  руку
Зернова, ощутив легкое пожатие его пальцев. Он словно говорил мне: "Все  в
порядке, Юрка. Нам ничто не грозит - сам знаешь..."
   Да, я знал, что нам ничто не грозит. Знал и  то,  что  мы  участвуем  в
гигантском спектакле, поставленном нашими знакомцами из Антарктиды.  Но  в
качестве кого? Судя по первому действию - актеров. С  заранее  написанными
ролями. Где надо - удивиться. Где надо - испугаться.  А  сколько  актов  в
этом спектакле? Что будет с его героями? Трагический финал или хэппи  энд?
Наверняка даже всезнающий Борис не мог бы ответить на эти вопросы. Что  ж,
подождем. У нас еще многое впереди. Много времени и много событий.
   Мы стояли, взявшись за руки, невидимые друг другу, топтались и молчали.
Каждый мучительно соображал: "Что же  дальше?"  В  общем-то,  сомнений  не
было:  надо  идти.  Стоять  и  ждать  "видения,  непостижного  уму",  явно
бессмысленно. Красный кисель придуман не для нас и  не  минуту  назад.  Он
чему-то служит в этой дьявольской кухне, как и огненная каша под магнитной
пленкой  "Генисаретского  озера".  Но  куда  идти?  В  какую  сторону?  Мы
оказались в нелегком положении витязей на распутье: направо  пойдешь  -  в
беду попадешь, налево двинешься - с бедой не разминешься.  Беда  не  беда,
как говорится, но идти наобум было страшновато.
   Молчание нарушил Зернов:
   - Стоянка отменяется. Пошли.
   - Куда?
   - Куда глаза глядят, если применимо сейчас это понятие.
   Мы двинулись ощупью, как слепые, крепко взявшись за руки, долго  пробуя
ногой пол, прежде чем сделать очередной шаг. Невольно вспомнилось когда-то
прочитанное: "Я спотыкаюсь, бьюсь, живу, туман, туман - не разберешься..."
Сколько времени мы шли?  Полчаса?  Час?  Я  перестал  ощущать  время,  как
запертый в сурдокамере. Не всякий кандидат в  космонавты  выдерживает  это
испытание,  оставленный  один  на  один  со  своими  мыслями,  страхами  и
надеждами.
   Куда мы шли, а вернее, плыли в  этом  желе,  я  не  знал.  Просто  шел,
механически перебирая ногами, чтоб только не  останавливаться,  не  терять
ощущения реальности. Внезапно Зернов, шедший впереди, отшатнулся.
   - Что случилось?
   - Некуда дальше - стена.
   - Так иди сквозь. Это же кисель.
   - Был кисель. А сейчас резина. Я кулак отшиб.
   Я попробовал пройти и наткнулся на нечто твердое, как протектор.
   - Значит, назад под купол?
   - Подождем, - философски заметил  Зернов.  -  Стена  у  "Генисаретского
озера" тоже не сразу открылась. Повторим опыт Мартина.
   - Какой опыт?
   - Прислонюсь. - Он помолчал. - Провалюсь - подам голос. Все  на  ощупь,
как в стране слепых. Небольшое удовольствие для зрячего.
   - А как вы догадались, что стена именно здесь? - спросил Мартин.
   - Логически. Если сзади вход, впереди выход.
   - А если это не выход?
   - Будем его искать.
   Перспектива снова бродить в багровом тумане мало прельщала. Я уже хотел
было объявить об этом Зернову, как он з