оваться  не  с  нами,  а  с  "джентльменами"?  Не  убежден.  И
трудовики  охотно  отдадут  нам  свои  голоса,  если  мы  станем   чуточку
прогрессивнее наших соперников. Придется в чем-то уступить левым. Расширяя
промышленность, нельзя забывать и о рабочих руках.
   - Значит, вы думаете о расширении промышленности?
   - И я не одинок в этом намерении... - Уэнделл встает. - Жаль,  что  мне
надо идти.  Хотелось  бы  поговорить.  И  не  раз.  Не  возражаете?  Тогда
инициативу беру на себя.  А  сейчас  взгляните  вон  на  того  невзрачного
блондина в черном свитере у стойки бара.  Единственный  человек,  которого
пускают в клуб в рабочей куртке и  без  галстука.  Видите?  Если  вы  даже
только поверхностно заинтересовались политикой, я вас с ним познакомлю.
   Так состоялось мое знакомство с Донованом, бывшим литейщиком, позднее -
старостой цеха металлургов, а теперь - сенатором,  депутатом  от  восьмого
кантона Города.



9. БИЛЛЬ

   Прошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином:  он  был  в
длительной командировке от  редакции,  разъезжал  по  городам  и  поселкам
периферии.  Сейчас  он,  задрав  ноги,  лежит  у  меня  на  диване.  Ночь.
Электричества ночью в отеле нет, светят лишь пылающие  дрова  в  камине  и
свечи в канделябрах. Мартин встает, берет один  из  них  в  руки,  и  свет
падает на его похудевшее, небритое лицо.
   - Древняя штучка, - говорит  он,  ставя  канделябр  на  камин.  -  Чур,
рассказывать тебе первому.
   Мне действительно рассказывать первому  -  так  мы  условились  еще  до
отъезда Мартина.  А  рассказать  есть  о  чем.  Например,  о  популистской
конференции в Вудвилле, сменившей главу партии. Прошел  Уэнделл  -  как  и
предполагалось,  не  очень  охотно  поддержанный  фермерами.  Но  все-таки
прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика "Сити  ньюс",
купленной Уэнделлом у ее владельцев. Предвыборная кампания уже началась, и
хотя в сенате все пока еще оставалось по-прежнему, но повсюду  говорили  о
билле, который вот-вот будет принят сенатом.
   - А как относится к биллю Стил? - спрашивает Мартин. - И кстати, что ты
у него делаешь?
   - Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь  с  окружающими  его  людьми.
Именно то, что мне  и  нужно.  А  к  биллю  он  относится  отрицательно  -
вероятно, будет голосовать против. Я передал ему  слова  Уэнделла,  но  он
промолчал. В правительстве, думаю, единого мнения нет.
   - Скажи мне, наконец, где сенат и где правительство? И что есть что?
   - "Что есть что" просто и схематично. В сенате  шестьдесят  два  места.
Победившая партия образует кабинет министров,  по-здешнему  -  секретарей.
Глава   партии   -   он   же   премьер-министр,   одновременно    ведающий
государственной собственностью - казной,  железными  дорогами,  рудниками.
Четверо остальных секретарей представляют кто - администрацию Города,  кто
- промышленность и торговлю, кто - сельское хозяйство,  а  кто  -  цеховые
организации, по-нашему профсоюзы. В сенате они голосуют,  в  правительстве
действуют. Сущность капиталистической системы везде одинакова.
   - А что изменит билль?
   - Только внесет разлад в систему управления.
   - Значит, комми отколются?
   - Оставь свой жаргон, Мартин. Противно  слушать.  И  повторяю:  не  ищи
земных аналогий.  Коммунистической  партии  здесь  нет.  Рабочее  движение
только  еще  приобретает  организованный   характер   -   мешают   цеховая
раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде
социал-демократии марксистского типа.
   - Донован? - улыбается Мартин. - Нашел-таки?
   Я раздумываю, говорить или  не  говорить  Мартину  о  моих  встречах  с
Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной...
   Мы стояли у стойки бара, уже без Уэнделла, критически рассматривая друг
друга.
   - Интересно, чем это я мог заинтересовать вас? -  спросил  Донован.  Он
был серьезен и холоден.
   - Мне нравятся ваши выступления в сенате, - ответил я.
   - И мой билль против цеховой раздробленности за всецеховое  объединение
с единой экономической программой?
   - Иначе, за единый профессиональный союз?
   - Несколько  непривычно  звучит,  но  можно  назвать  и  так.  За  него
голосовали шесть депутатов из шестидесяти.
   - Будь я в сенате - я был бы седьмым.
   - Интересно, - сказал Донован. - Вы и газету нашу читаете?
   - Конечно.
   - И точку зрения ее разделяете?
   - Вполне.
   - Тогда почему вы работаете у Стила?
   - Потому что отцы наши были  друзьями  и  участниками  Сопротивления  в
десятом году. Со Стилом мы случайно встретились. Его поразило мое сходство
с отцом. Предложил работу. Я согласился,  предупредив,  что  я  новичок  в
политике и только пытаюсь ее осмыслить.
   - Ну и как - осмыслили?
   - Кое-что. Уэнделл, например, прогрессивнее Стила, так как  стимулирует
развитие производительных сил, а Стил тормозит его.
   Если  я  и  хотел  удивить  Донована,  как  удивил   Мердока,   земными
политическими формулировками, то мне  это  явно  не  удалось.  Донован  не
удивился, только заметил:
   - Вы обманули Стила, Ано, сказав ему, что  вы  новичок  в  политике.  Я
думаю, вы знаете даже больше меня.
   На другой день за завтраком в том же сенатском клубе он мне сказал:
   - Не экзаменуйте меня, Ано. Все, что вы говорите  о  классовой  борьбе,
мне уже давно ясно. Но второй революции может и не быть. Не исключено, что
мы придем к власти парламентским путем, когда  большинство  народа  поймет
наконец необходимость социалистических преобразований.
   Так рассказывать обо всем этом Мартину или нет? Решаю не  рассказывать.
Наверняка скажет: пропаганда. А интересует его только  билль,  открывающий
Мердоку двери в сенат.
   - Пройдет или не пройдет?  -  гадает  он.  -  Мердок  не  только  будет
покупать голоса - он немало получит даром. Подсчитай избирательные ресурсы
Мердока. Я объездил по крайней мере два десятка поместий, не считая мелких
ферм. Это уже не десятки голосов, а тысячи - вместе с хозяевами за Мердока
будут голосовать и все от них зависящие. А ведь раньше они  голосовали  за
популистов. Откуда же перемены? От страха. Все чем-то напуганы, подавлены,
взвинчены.  И  все  молчат.  "За  кого  голосуете?  -  спрашиваю.   -   За
популистов?" Мнутся. "Есть еще время подумать", - мямлит один.  "А  может,
попробую хлеба с маслом", - намекает другой, да не дерзко намекает, а явно
с испугом. Только одна вдова, владелица нескольких тысяч акров земли, была
достаточно откровенной. "Я всегда голосовала за Стила, но сейчас  это  мне
будет стоить не меньше миллиона  франков".  Оказывается,  к  ней  заявился
бородатый верзила с пистолетом за поясом и объявил в присутствии слуг, что
на этот раз не только ей и ее  семье,  но  и  всем  арендаторам  и  слугам
придется проголосовать не за Стила, а за реставраторов. Нет такой  партии?
Нет - так будет. А если она не послушается,  так  ей  запросто  спалят  на
полях всю пшеницу. "Вы, конечно, не напечатаете  это  в  своей  газете,  -
сказала мне мадам помещица, - я-то знаю, кому она принадлежит.  И  верзилу
знаю, и то, что он спалит мне урожай - тоже знаю. Вы, вероятно,  встретите
его по дороге и поймете, что с таким джентльменом  обычно  не  спорят".  Я
действительно его встретил. Догадываешься, кто это? Наш друг Чек Пасква.
   - Паскву придется взять под наблюдение. Найди кого-нибудь.
   - Уже нашел.
   - Кого?
   - Луи Ренье.
   Находка Мартина меня отнюдь не радует. Рискуем мы жизнью мальчишки. Луи
даже стрелять не умеет.
   - Что я мог сделать? - оправдывается Мартин. - Отыскал он Паскву где-то
в кабаке и нанялся в банду, со мной не посоветовался. А  Пасква  почему-то
согласился, хотя и видел, что это жеребенок. Оставил его при себе -  якобы
для поручений. Луи считает, что он нужен Чеку для наблюдений за нами.
   - Маневр Мердока. Значит, он нам не верит.
   - А мы - ему.  Обоюдно.  Кстати,  серебро  до  сих  пор  в  его  лесной
"берлоге".
   - Ты уверен?
   - Почти. Слитки в больших количествах не появлялись ни на рынке,  ни  в
ювелирных лавках. Может, пустить по следу полицию?
   Я рассуждаю. Бойль, начальник полиции Города, -  популист.  Честный.  В
какой-то мере  принципиальный.  Но  в  подчинении  у  него  слишком  много
подонков, купленных Мердоком. Да и не  только  Мердоком.  Мартин  прав:  в
Городе нарождается что-то вроде мафии. Появляются капиталы, неизвестно  на
чем взращенные. Возникают капиталисты, неизвестно что производящие. А  это
на руку Мердоку. Можно, конечно, изъять серебро из  его  "берлоги",  Бойль
это охотно и даже умело сделает. Но не рано ли? Не лучше ли выбрать  более
подходящий момент для удара? Тут-то и может помочь Ренье. Но оставлять его
у Пасквы рискованно.
   - Убери его из шайки, Мартин, - говорю я. - Мы не имеем права рисковать
его жизнью.
   - Если найду, - соглашается Мартин.
   Спать некогда. В шесть уже оживают сенатские кулуары, и  бар  гудит  от
шумной и пустопорожней болтовни, из которой я всегда что-то выуживаю.
   На лестнице толкотня, как на бирже. Пробираясь наверх, встречаю  Бойля.
Начальник полиции стоит в  стороне  и  созерцает  происходящее.  Во  время
заседания он будет сидеть со мной, в ложе сенатских чиновников:  амфитеатр
только для сенаторов.
   - Все еще не нашли серебро, Бойль? - Мы  с  ним  на  дружеской  ноге  и
обходимся без "мсье" и без "мистера".
   - Кто сейчас интересуется серебром?  -  отмахивается  он.  -  Билль,  и
только билль!
   - А вдруг провалят?
   - Чудак, - смеется Бойль и ныряет в какую-то болтающую группку.
   У Бойля своя информация - думаю, верная. Послушаем других.
   В коридоре меня останавливает Уэнделл.
   - Сейчас вы спросите о Стиле, - улыбаюсь я.
   - Не буду. Знаю, что он проголосует против.
   - Многие боятся его выступления. Оно может быть очень резким.
   - А разве вы не знаете точно?
   - Стил со мной не советовался. Но он очень не любит Мердока.
   - Мердок в сенате менее опасен, чем за его  стенами.  А  билля  ждут  и
другие. Жизнь, как время, - идет вперед, а не стоит на месте. Общество  не
могут представлять одни аграрии и банкиры.
   Кто-то отвлекает Уэнделла, и я отправляюсь  в  ресторан.  Стила  нахожу
одного в дальней кабине за синей портьерой. Перед ним два бокала и бутылка
вудвилльского красного. Но он не приглашает меня присесть.
   - Не знал, что вы здесь, Ано, - говорит Стил.
   - Я пришел как советник, пока вы меня еще не уволили.
   - С каким советом?
   - Не выступать вообще.
   - Почему?
   - Вы не поведете за собой даже трети сената.
   - И пропустить Мердока?
   Я повторяю слова Уэнделла:
   - За стенами сената Мердок более опасен для общества. Сенатский  мандат
неизбежно умерит его агрессивность. Хуже будет, если хунта  Мердока  силой
захватит власть.
   Что такое "хунта", Стил не понимает, я вижу это по выражению его  глаз,
поэтому тут же меняю "хунту" на "шайку" и добавляю:
   - А в сенате реставраторов всегда сумеет сдержать разумное большинство.
   Стил долго не отвечает, и я все жду, не присаживаясь.
   - Вы знаете, кто выдвинет билль? - наконец спрашивает он.
   - Слышал: Рондель.
   - Глава партии "джентльменов". Человек, проживший на свете столько  же,
сколько и я. Что заставило его изменить продуманному и пережитому?
   - Я только что слышал от главы вашей партии, Стил, -  говорю  я,  делая
ударение на "вашей". - Жизнь, как время, - идет  вперед,  а  не  стоит  на
месте. Должно быть, Рондель это понял.
   - Они хотят расколоть нас, - тихо, но твердо произносит Стил. - Отойдут
трудовики,  уже  зашевелились  каноники,  а  главное,   конечно,   Мердок.
Перемены?  Я  против  перемен,  Ано.  Люблю   все   стабильное,   прочное,
неизменное. Видно, мне пора в отставку, сынок. Могу назвать тебя так,  кто
бы ты ни был. Ведь мне уже, как и Висту, давно за семьдесят.  Только  уйду
после выборов. По конституции все мои голоса получат те, кому я их  отдам.
А у меня сто тысяч избирателей, и ни один из них не  будет  голосовать  за
Мердока.
   Я вспоминаю рассказ Мартина, но молчу. Стоит ли  огорчать  старика,  да
еще в такой день? А на Мердока можно найти управу: есть и Уэнделл, есть  и
Бойль. Да и "Сити ньюс" вмешается, если понадобится. Словом, отпор Мердоку
мы дадим и без Стила.
   Звонит колокол, призывающий членов сената в зал заседаний. Стил  уходит
из ресторана. Мне его искренне жаль  -  священник,  основы  веры  которого
поколеблены. Медленно иду за ним.
   У входа в ложу мне встречается Мердок, старомодный и чинный. Улыбка его
лучезарна, словно у игрока, крупно выигравшего на скачках.
   - Радуетесь? - замечаю я. - Не рано ли?
   - А вы сомневаетесь, мсье Ано?
   - Потому я и отказался от ваших пяти тысяч.
   - Боюсь, что вы мне уже  не  нужны.  Как  советник  Стила,  разумеется.
Охотно предлагаю вам тот же пост.
   - Не рано ли? - повторяю я.
   - Я уже присмотрел себе кресло в сенате. Подумайте,  Ано,  может  быть,
это окажется выгоднее, чем предложение Уэнделла?
   - Вы, как всегда, информированы, Мердок. Но я ни  к  кому  не  уйду  от
Стила. Тем более сейчас.
   - Поддержать падающего? - смеется Мердок.
   - Нет. Просто большей свободы действий нигде у меня не будет.
   - То-то вы так часто встречаетесь с Мартином. Пусть имеет в  виду,  что
разглашение   редакционных   секретов   чревато   далеко   не    радужными
последствиями. - Еще одна улыбка, и он скрывается в ложе.
   Значит, Мердок знает о моих встречах с Мартином. Откуда?
   Игра продолжается.



10. УКРАДЕННОЕ ПИСЬМО

   Билль прошел.
   Утро. Я лежу у себя в комнате на диване. Делать ничего не хочется, да и
дел нет. Сейчас в Городе праздник - шестьдесят  первая  годовщина  Начала,
того  самого  Начала,  откуда  повел  свою  жизнь   этот   смоделированный
неведомыми галактистами человеческий город и  которое  с  тех  пор  так  и
пишется, как Город, -  тоже  с  прописной  буквы.  За  окнами  непривычная
тишина, лишь экипаж изредка проскрипит или  прозвенит  конка.  И  в  отеле
тихо, в коридорах не хлопают двери, еще спят после бурной  предпраздничной
ночи заезжие купчики и агенты - коммивояжеры, как у нас говорили когда-то,
спят профессиональные шулера. Не слышно  и  жильцов,  любящих  покурить  и
поболтать  на  ходу,  возвращаясь  к  себе  из  бильярдной  или  бара.  Но
большинство номеров пусты: сенаторы-фермеры и промысловики разъехались  по
своим промыслам и поместьям.
   Вот и лежи, Анохин, потому что  читать  тебе  нечего,  все  газеты  уже
прочитаны, а книги здешние старомодны, как и этот отель,  -  что-то  вроде
бульварных романов конца прошлого века. Лежи, Анохин, и жди, не забежит ли
Мартин, вечно где-то что-то вынюхивающий. Какой детектив  получился  здесь
из Мартина: вездесущий и все замечающий, свой  повсюду  -  на  бирже  и  в
дешевых  забегаловках,  в  семье  простого  промысловика  и  на  приеме  у
директора страховой компании! Без Мартина я не знал бы  и  половины  того,
что знаю сейчас о Городе и его секретах. Мне бы  и  в  голову  не  взбрело
обедать в баре "Аполло", куда не  ходят  респектабельные  горожане,  вроде
Уэнделла или Стила, и куда меня  поведет  сегодня  Мартин.  А  пока  лежи,
Анохин, и думай,  зачем  ты  затеял  всю  эту  игру  с  Мердоком,  Стилом,
Донованом. И с биллем, который в конце концов прошел, несмотря на двадцать
три голоса против. Стил все-таки выступил и повел  за  собой,  опровергнув
мои предсказания, чуть-чуть  больше  трети  сената,  но  этих  "чуть-чуть"
оказалось слишком мало, чтобы билль провалить.
   Предвыборная кампания уже в разгаре, портреты  кандидатов  в  сенат  на
каждом шагу: и на рекламных стендах, и в  магазинных  витринах  Города;  в
избирательных участках уже готовят списки выборщиков и  бюллетени...  А  я
чувствую себя здесь чужаком: предвыборная карусель кружится  помимо  меня,
мне полностью безразлично, кто займет сенатские кресла, за какие проекты и
поправки будут голосовать. Конечно, я сочувствую Доновану, но что  ему  от
моего сочувствия? В сущности, мы с Мартином узнали все. И если только  для
этого нас переместили сюда, то пора бы возвращаться домой,  благо  желание
неведомых "небожителей" уже выполнено. Большего сделать  нельзя:  общество
здесь развивается по законам, давно на  Земле  открытым,  а  ускорить  или
изменить ход исторического развития - не в наших силах.
   Кто-то тихонько стучит в дверь. Это не Мартин: Мартин обычно появляется
без стука. Нехотя поднимаюсь, поправляю домашнюю куртку и говорю:
   - Войдите.
   Входит Пит Селби, с такой удрученной миной, что сразу становится  ясно:
дурные вести.
   - В чем дело. Пит?
   - Неприятность, советник. Меня выставили из архива.
   - Совсем?
   - Нет, пока перевели в общую канцелярию.
   - Почему?
   - Директор мсье Жанвье заметил, что  я  интересуюсь  больше  партийными
доходами и расходами, чем восторженными восхвалениями кандидатов в  сенат.
Такие документы я, дескать, отбрасываю, а изучаю счета  и  доносы.  Теперь
мне все будет выдаваться лишь по его выбору. Мсье Жанвье  хочет,  чтобы  я
работал на глазах у его чиновников. Мне он не верит.
   - Ну, это не так плохо, Пит, - решаю я. - За вами будут следить,  а  вы
наблюдайте, кто особенно в этом  старается.  Немедленно  сообщите  мне  их
имена.
   - Все ясно, советник.
   - Вот и действуйте. Пит. А директору скажите,  что  вам  даже  полезнее
работать по его указаниям.
   Едва я успеваю закончить фразу, как врывается - и конечно, без стука  -
Мартин. Увидев Пита, спрашивает:
   - Где Луи, Пит?
   - Не знаю. Он уже несколько дней не ночует дома.
   - И я его не  встречал,  Юри.  -  Тревожная  нотка  слышится  в  голосе
Мартина.
   - Он только сказал, что должен кого-то разоблачить, - говорит Пит, - но
кого именно, промолчал. Расскажет, мол, когда все выяснит.
   - Меня беспокоит твой промах, Мартин. - Я  уже  начинаю  понимать,  что
Ренье в опасности.
   - Меня это самого беспокоит, - вздыхает Мартин. - Может  быть,  сегодня
еще узнаем что-то в "Аполло".
   - В "Аполло"?! - удивленно восклицает Селби. - Вспомнил! Именно сегодня
вечером он и будет в "Аполло".
   - Зачем? - изумляется Мартин.
   - Я сказал... он мне сказал... - лепечет совсем смущенный  Пит,  -  что
именно в баре "Аполло" он разоблачит кого-то... кто будто бы всем мешает.
   Мы недоуменно переглядываемся с Мартином. Для  чего  Ренье  понадобился
этот притон? С кем он туда придет?  Что-то  выведал  в  банде  Пасквы?  Но
удалось ли ему это скрыть? Ведь у него нет опыта конспиратора.
   - Луи кому-нибудь давал ваш адрес? - спрашиваю я Пита.
   - Зачем? Всем и  так  известно,  что  студенты  из  провинции  живут  в
общежитии политехнички.
   - Там бандиты рисковать не станут, - говорит Мартин.
   - Кто их знает, - возражаю я. - Ты бы лучше переехал, Пит. На  время  к
кому-нибудь, а? Сумеешь?
   - Если требуется, сумею, -  кивает  Пит  и  продолжает:  -  Вы  просили
посмотреть повнимательнее, не наблюдают ли  сослуживцы  за  моей  работой.
Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее,  не  обратил
внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда  Ринки.  Он
представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы,
которые я просматривал, и в  мои  записи,  причем  что-то  записывал  сам.
Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье. Его  не
волновали происки оппозиции, он хотел  точно  знать,  на  сколько  голосов
могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне.
   - Значит, Ринки работает не на Жанвье, - замечает Мартин.
   - Но, видимо, через него  и  просачивается  партийная  информация...  -
размышляю я. - Только для кого?
   Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. О том, что Мердок имеет  своих
агентов в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь
отпали  последние  сомнения:  если  Ринки  -  человек  Мердока,  то  глава
реставраторов знает все, что ему нужно.
   Пит не уходит - мнется, словно что-то собирается добавить.
   - Я е