Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
л ему меч. Петр поймал его, к удивлению, прямо за
рукоятку, так что у него возникло мимолетное жестокое желанье выхватить
его из ножен и броситься на Черневога.
Неожиданно его дыханье стало прерывистым и коротким. Черневог же
только сказал:
- Отправляйся, не следует тратить на это целую ночь.
- Будь ты проклят, - пробормотал Петр, продолжая сжимать меч в руках,
затем повернулся и направился прямо к лодке, куда и послал его Черневог.
Ярость душила его, в то время как та самая темная и холодная пустота
внутри него вдруг всколыхнулась, напоминая о себе, будто настойчиво
требовала его повышенного внимания ко всему, что касалось их общей
безопасности.
На земле, около самой воды, виднелись многочисленные следы недавнего
пребывания лошади: он был уверен, что это была Хозяюшка. Саша уже давно
покинул это место, как и предполагал Черневог, но Петр некоторое время
стоял и звал его, хотя с лодки не доносилось ни звука. Он разглядел место,
где можно было забраться на палубу, подтянувшись, ухватил несколько
свисавших ивовых веток и запрыгнул на борт.
Шум от его прыжка мог разбудить любого спящего, так же как и его
громкий голос. Он увидел, что дверь в маленькую кладовку была распахнута,
а немного дальше разглядел и поломанный поручень, значительная часть
которого просто исчезла. Эта картина никак не радовала его.
- Саша? - в очередной раз позвал он, и под влиянием слабо тлеющей
внутри него надежды, добавил: - Ивешка?
Парус хлопал на ветру, палуба поскрипывала, вода плескалась о борта,
но нигде не было ни единого признака присутствия живого существа.
Он бросил рассеянный взгляд в открытую дверь кладовки, но увидев, как
и ожидал, лишь знакомые корзины, завернул на корму и обратил внимание на
прочную веревочную петлю, затянутую на рукоятке, что управляла рулем: это
был обнадеживающий факт. По крайней мере, рука, которая последней
удерживала руль, оставила ее в полном порядке. И при этом было совершенно
неважно, что обломанное носовое крепление могло в любой момент свалиться,
а ослабленные опоры и плохо закрепленная мачта могли раскачать и
освободить лодку: чувствовалось, что она прочно села на мель и теперь лишь
покачивалась на воде, лишенная возможности свободно плыть.
Можно было лишь надеяться... Господи, только надеяться, что этот
расколотый поручень и само положение лодки никак не означали, что Ивешка
покинула лодку прежде, чем все это произошло. Расколотая часть поручня
была почти в два раза длиннее, чем подпруга Волка.
Он опустился на корточки, провел пальцем по кромке борта и лизнул
его: вкус соли, смешанной с пылью, чувствовался совершенно отчетливо.
Значит меры безопасности были приняты.
Черневог ждал его на берегу, Черневог хотел ответов на вопросы.
Теперь Петр убедился, что на лодке, даже случайно, никто не прятался, а
тот факт, что лошади нигде не было видно, означал, что Саша давным-давно
отправился вдоль берега реки.
Черневог желал, чтобы Петр как можно лучше убедился в этом. Поэтому
он подошел к сломанным поручням и заглянул за борт. Там он увидел лишь
водяную рябь и случайные всплески, которые, возможно, могли быть от
случайно взметнувшейся рыбы.
А возможно, и нет. На корпусе лодки не было никаких царапин и сколов,
которые подтверждали бы, что она врезалась в берег прямо бортом. Он очень
внимательно вглядывался в окружавшее его пространство, чувствуя, как
Черневог настойчиво поторапливает его, скорее с беспокойством, нежели с
принуждением.
Только бы сохранить здравый рассудок, думал он. Если Саша попал в
беду, и беду именно такого рода, что она закончилась сломанными поручнями,
то он готов следовать за ним. Задержавшись на этой мысли, Петр пересек
палубу, ухватился все за те же ивовые ветки и спрыгнул на топкую землю,
где его поджидали Черневог и Волк.
- Может быть, ты знаешь, куда он отправился? - спросил он Черневога.
- Я знаю лишь направление, в котором он движется. Да и то, я уверен в
этом лишь относительно.
Возможно, что Петр уже окончательно потерял остатки рассудка,
возможно, что он даже и помыслить не мог о поисках Саши, когда тот явно не
хотел, чтобы его нашли, а возможно, то, что он думал, о власти Черневога
над Сашей, было всего лишь навеяно мыслями самого колдуна, который
обманывал его. Но так или иначе, он протянул свой меч Черневогу, будто
таково было его собственное желание, и сказал:
- Если ты сможешь, Змей, то используй его, а если нет...
- Оставь его у себя, если ты воздержишься от того, чтобы
воспользоваться им против меня. Договорились?
- Я хочу отыскать его. Мне не понравилось то, что я там увидел. - Он
взялся за поводья и оглядел на Черневога, пытаясь не задумываться над тем,
что происходило с Ивешкой... И..
А есть ли у нее хоть какая-то надежда, или лишь была, и достаточно ли
он любил ее, пока на это было время? Он думал и о том, что он сделал или
не сделал, чтобы они все попали в такую ситуацию.
Это были не те секреты, в которые он мог позволить себе посвящать
Черневога. Он не решился бы обсуждать их даже с Сашей. И теперь у него не
было никакой уверенности, что посетившие его сомнения в таких сокровенных
делах, исходят из его собственного сердца, а не вызваны усилиями
Черневога.
Оказывается, она ждала ребенка?
Все, что он мог испытывать при этой мысли, был страх.
- Ты прав, - сказал Черневог. - Ты абсолютно прав. Я не мог даже
предположить, как это могло случиться, но теперь я понял... Ты полностью
уверен, что это не сашин ребенок?
Теперь темная пустота целиком обволокла его сердце. Он и на самом
деле полагал, что это возможно, он на самом деле допускал это, и в один из
мрачных моментов своей жизни со страхом понял, что не был бы ни удивлен,
ни расстроен этим обстоятельством, а скорее просто затаил бы обиду. Он
должен был бы понять это, учитывая, что мальчик рос, превращаясь в
молодого красивого мужчину, а Ивешка частенько ссорилась со своим мужем,
который явно не был (и все жители Воджвода были бы согласны с мнением Ильи
Ууламетса) ей ровней.
А Черневог продолжал:
- И если этот ребенок его...
Черневог заставлял его что-то понять, и все это только пугало его.
Черневог сказал очень осторожно:
- Если это так, Петр Ильич, то есть вполне объяснимая причина тому,
что он избегает нас.
- Это не так, черт побери, ты просто не знаешь его!
- Если же это так, то никто из нас не захочет, чтобы этот ребенок
вырос. Вот в чем заключается правда, Петр Ильич. Очень часто я, само собой
разумеется, просто врал, но на этот раз я говорю сущую правду. Я убил
Ивешку потому, что сам оказался в ловушке, потому что если не я, то тогда
она убила бы меня.
- Ивешка никогда никого не убивала... за всю свою жизнь, - начал было
говорить он, как последний дурак. Ведь это была та самая Ивешка, которая
спасала полевых мышей. Когда же она была мертва, она убивала, Бог тому
свидетель.
- Меня послала ее мать, - продолжал Черневог. - Такой ребенок, как
она, имевший наследственность с обеих сторон, мог стать... очень сильным,
со временем. Драга хотела, чтобы она умерла, после того, как не смогла
забрать ее у отца. Драга пыталась убить ее еще вскоре после рождения. Я
пытался удержать ее сердце, я пытался оградить ее от влияния отца, и ты
знаешь, что случилось потом. И вот теперь мы здесь, в поисках ее, а она
вынашивает ребенка, который, я чертовски надеюсь на это, все-таки твой.
- Но почему? - воскликнул Петр. - Чем может быть опасен ребенок?
Но тут он вспомнил о том, что говорил Саша: "Мать Ивешки была
колдунья, ее отец тоже колдун, и она наследовала этот дар с обеих
сторон..."
Саша говорил, что даже Черневог опасался ее...
Но сейчас он оставил вопрос Петра без ответа. Вместо этого Черневог
хотел, чтобы Петр поскорее садился на лошадь, Черневог хотел, чтобы они
отправлялись без лишних споров и промедлений. Петр закинул поводья на шею
Волка и с болью подумал о том, что если Черневог лгал, то Петр был просто
не состоянии проследить весь лабиринт движения его мыслей. Если Черневог
лгал, эта ложь пугала Петра тем, что в конечном счете он и сам пропадет,
как та сова, до которой Черневогу, по сути, не было никакого дела. Бог
знает, чем все это кончится, если Ивешка на самом деле намеревалась
бороться с Черневогом, а он так и оставался с ним с тех самых пор, как
Саша бросил его, и теперь надеялся лишь на божью милость.
Он помог Черневогу устроиться сзади себя, и тут же почувствовал,
словно лишился желудка, как только тот положил руку ему на плечо,
используя его в качестве опоры: Петр так съехал набок, что даже Волк был
вынужден качнуться и переставить ноги. Не сдержавшись, Петр сказал сквозь
зубы:
- Сделай милость, отодвинься назад, убери руки и не посылай ко мне
своих желаний.
- Все, в чем я нуждаюсь, это всего лишь твоя помощь.
- Черт побери, прекрати это! - закричал он, выравнивая дыханье, и
напомнил самому себе о том, как он был вынужден в первый раз учить Сашу
умению постоять за себя.
Он ощутил боль точно так же, как тогда, когда меч старика-боярина
прошел сквозь него: в первый момент был только шок, и вид укорачивающегося
клинка, исчезавшего в его собственном теле. Он не мог даже сообразить, что
именно ударило его этой ночью, но чувствовал себя точно так же. Когда он
получил тот удар, то боль появилась значительно позже, чем меч вошел в
него. Возможно, так вышло потому, что он был обычным человеком, таким же
бесчувственным, как пустая порода. Он похлопал Волка по шее, и сказал,
когда тот тронулся с места:
- Извини, приятель.
И тут до него вновь дошел голос Черневога:
- Уверяю тебя, что с лошадью ничего не случиться. Я не причиню ей
никакого вреда.
- А что ты скажешь насчет моей жены? - спросил Петр сквозь зубы. - И
что ты скажешь по поводу Саши, черт побери?
Черневог ответил так же коротко:
- Все дело только во времени. Все, черт возьми, заключается только в
нем!
Итак, Волк и все остальное, с чем бы не имел дело Черневог, все было
подвластно ему.
Самому же себе Черневог сказал, что... волшебство все еще
сопротивлялось ему.
25
"Позабудь про все желания, дорогая", - пыталась внушить ей Драга, "и
не пытайся что-либо желать...
Что бы ты ни делала, радость моя, старайся быть подальновидней, не
принимай ни одного решения, пока не поймешь, каковы его настоящие границы.
Отгони прочь случайные мысли, отгони прочь все лишнее. Это будет
самым простым желанием, которое ты хоть когда-нибудь посылала. Оно должно
быть простейшим".
- Иначе не будет будущего, дорогая. Ничего не будет, если ты будешь
вот так сидеть до бесконечности.
Ивешка продолжала сидеть, опустив подбородок на поднятые колени, с
отчаянием глядя в огонь, который Драга обычно оставляла на всю ночь.
Не желай ничего, пока не обретешь уверенность.
Но папа говорил... и эта мысль продолжала кружиться в ее голове. Папа
говорил: "Только последний дурак может пожелать волшебства больше, чем ему
было отпущено от рожденья..."
Папа был с ней на лодке, она искренне верила, что это был именно он,
а не оборотень. Она думала и думала об этом, пока не запуталась в
сомнениях. Папа не смог удержать ее от посещения этого места, папа умер, и
его присутствие в этом мире было очень условным, но он все время ее
путешествия оставался с ней и, изменившись после смерти, стал вновь тем
самым человеком, которого она помнила в своем раннем детстве, все так же
переживал за нее, следил за ней на реке, желал...
Желал, чтобы она побольше спала.
Но почему?
Почему он делал это? Чтобы пожелать счастья ей и ее ребенку, о
котором она еще не знала?
Чтобы пожелать что-то против ее матери?
- Твой отец мертв, - сказала Драга, подбрасывая в огонь новые сучья,
а вместе с ними и горсть сушеных трав, которые искрами взметнулись вверх,
подхваченные тягой, уносясь в темноту вместе с красноватым дымом. - А
мертвые редко говорят правду. Твой отец не хотел выпускать тебя из
собственных рук. Тебе не следует иметь с ним никакого дела. Он может лишь
использовать тебя как возможность вновь вернуться в этот мир. А может
быть, он хочет использовать для этой цели твоего ребенка. Не думай о нем,
забудь. Мертвых следует забыть. Поговорим лучше о более насущных делах.
Ивешка подумала о Петре, но тут же ее мысли переметнулись к
Черневогу, у которого Петр был пленником, и не известно, какие злобные и
ненавистные вещи тот мог проделать над ним. А ее мать, почувствовав это,
быстро остановила ее:
"Не смей так делать! Думай о цветах, только о цветах, радость моя, о
голубых и белых..."
...Заклинания медленно охватывали ее, подступая шаг за шагом,
притупляя память, отпугивая призраков.
Они шаг за шагом уводили ее из темноты, опутывая ее то голубой, то
зеленой нитью... Мертвые могли помнить эти цвета, но уже никогда не могли
увидеть.
Все, что было в этой тьме, должно быть мертвым, а она больше не
хотела умирать, как не хотела и того, чтобы умирало все, что она любила...
- Цветы! - произнесла вслух Драга. - Будь осторожна, дочка!
Тогда она подумала о доме, где остался ее сад с ровными рядами
грядок, вспомнила про высокое крыльцо, про вечера около горящей печки,
когда они, все трое, чувствовали себя тепло и уютно в этом доме...
- Саша приближается прямо сюда, - пробормотала мать, вороша угли. Дым
был насыщен запахом мака и конопли, и чувствовалось присутствие еще
каких-то, столь же ароматных и опасных трав, отчего ее нос постоянно
щипало, глаза слезились и грудь горела изнутри. - Я знаю, что ему нужно.
Он хочет получить помощь, но ведь он до этого был с Кави и тем самым
скомпрометировал себя. Мне это тоже известно.
- Я не знаю ничего об этом! - воспротивилась Ивешка, и на какое-то
мгновенье ее мысли начали разбегаться как попало. - Он имел дело с ним
только потому, что был вынужден.
- Кави всегда требует очень многого. Твой молодой друг позволил Кави
найти в нем поддержку, а это все, что тому было нужно. Я не знаю этого
молодца, в отличие от тебя. Но эту же ошибку совершали более старые и
более умудренные колдуны, разве не так? Иметь дело с Кави, когда на карту
поставлена жизнь твоего мужа? Кави всегда старается быть очень
благоразумным, когда хочет получить свое. На самом деле он не причинит
вреда твоему мужу, нет, нет. И хотя едва ли не весь свет считает Кави
сущим злодеем, это лишь кажется. Забудь о том, что он убил тебя: тогда он
был молод. Он не причинит вреда Петру, и не потому, что поместил к нему
свое сердце...
- Ах, Боже мой!
- Это на самом деле так, - сказала Драга. - Это правда, дорогая, и
мне очень жаль сообщать тебе об этом. Сова мертва. Она налетела на меч,
который держал Петр. - Драга тут же пожелала, чтобы Ивешка успокоилась и
продолжала слушать, не отвлекаясь на эмоции. - Кави провел твоего молодого
друга, нашел момент, чтобы остаться с твоим мужем наедине внутри границ,
где действовало его волшебство... вот и все, что ему было нужно.
- Откуда ты знаешь все это? - воскликнула Ивешка.
- Помолчи и успокойся, дорогая, успокойся. Я просто знаю это, и все.
Это как раз то самое, что может позволить волшебство. Я знаю обо всем, и
до сих пор мое волшебство позволяло хранить мои дела в тайне. Но твой юный
друг собирается пробиться сквозь этот занавес, и он вот-вот сделает это.
Он направляется сюда из-за одной лишь уверенности в том, что он недосягаем
для Кави, и кроме того, он рассчитывает на твою помощь. А чем ты можешь
помочь ему?
- Почему же тогда, он, черт возьми, сам не сказал мне об этом? Что
еще ты скрываешь от меня?
- Дорогая, ты не поверила мне...
- Все еще нет!
- ...а я не хотела ничего, что могло бы хоть как-то повредить
происходящему. Теперь, по крайней мере, ты имеешь собственное
представление об всем, так используй, наконец, свой разум! Твой приятель
делает ошибки. Сейчас он не в состоянии освободить твоего мужа, но его
побег - это не проявление трусости, ты очень хорошо знаешь, как Кави любит
почитателей.
Ивешка чувствовала, что вся дрожит. Она вспомнила дом... затем Петра,
попавшего в руки Кави...
- Но это был не единственный выбор, который мог сделать молодой Саша.
Он мог бы сразиться с Кави, вместо того, чтобы мчаться к тебе за помощью.
Он вспоминает о волшебстве только для того, чтобы добраться сюда, но ему
одному не справиться с этим. Твой приятель делает одну за другой самые
опасные ошибки. Он молод, у него нет опыта даже для того, чтобы как
следует использовать то, чем он владеет. Теперь он хочет получить твой
совет, а тем временем подвергает твоего мужа большой опасности...
- Останови все это, мама!
- Но он идет сюда, уверяю тебя в этом, и он может что-нибудь
выкинуть. Кави преследует его по пятам, Кави вместе с твоим мужем, ты
понимаешь меня, Ивешка? Ты должна понимать, что Кави собирается
использовать его, чтобы привлечь твое внимание.
Она взглянула в глаза матери, голубые, блестящие будто стекло, при
свете огня.
- Поверь мне, - сказала Драга.
- Не делай этого, мама!
- Лучше бы ты поверила хоть во что-нибудь, дочка. Сомнения - это твой
враг, сомнения и страх. Любовь может наказать и тебя и твоего мужа... и
очень жестоко. Ты не сможешь прожить всю жизнь с одними лишь
"если-бы-я-верила". В один прекрасный день все прояснится, как под
солнечным светом, и тогда тебе придется думать собственным умом. И о чем
же ты будешь думать Ивешка? Только о сожалениях?
- Только не подталкивай меня, мама! Я не могу думать, когда ты
торопишь меня!
- Я прощу тебя, радость моя, но время... оно может не простить. Пора
думать собственным умом. Или ты хочешь, чтобы я помогла тебе? Я готова.
Ее мать даже не моргнула при этом. Она была абсолютно уверена. "Я
готова", - эти слова она произнесла с внутренней силой, будто посылала
свое заветное желание. Ее мать хотела направлять ее поступки, ее мать
хотела, чтобы она не повторила сашиных ошибок.
- Ивешка, да слышишь ли ты меня? Кави использует этого мальчика. Он
послал его сюда, чтобы открыть дверь. И он будет следовать его желаниям, и
ты знаешь, что ждет затем твоего мужа. Что ты теперь собираешься делать,
Ивешка?
- Я не могу думать, мама, пожалуйста замолчи!
- Ты так и не оставишь свои сомненья? Сомненья вредят, они
одновременно и враги волшебства... и его друзья. Сомненья удерживают наше
волшебство, не позволяя ему бесконтрольно распространяться, они удерживают
бесполезные желанья и не дают им прорваться через границы нашего разума,
ограничивая наше... жизненное пространство для наших мыслей. Но ты не
можешь позволить, чтобы сомненья управляли всей твоей жизнью. Следуй за
мной. Это совсем нетрудно, совсем близко, стоит сделать лишь шаг.
Но она не хотела. У нее кружилась голова и поочередно пропадали то
слух, то зрение.
- Это совсем близко, - повторила Драга. - Все, что ты должна сделать,
это захотеть обладать силой, но только захотеть этого на самом деле.
- Но я не могу сделать это!
- Ивешка, только следуй за мной. Одно отчетливое