ам свою волю, и желают лишь только
одного, черт возьми: чтобы мы заблудились здесь. Вот мы и заблудились!
     - Пожалуй, сейчас, я не могу отрицать этого, - пробормотал Саша.
     Отчего Петру явно не стало легче.
     Эта проклятая боль!.. Он вдруг вспомнил весь ужас той ночи, когда  он
попал в пещеру прямо под тем местом, где на  берегу  рос  ивовый  куст,  и
вновь ощутил ее темноту, пропитанную вонью и гнилью, и плеск воды...
     - Нам лучше все-таки идти, -  сказал  он  и  встал,  прислонившись  к
стволу дерева и поджидая, пока поднимется Саша.  Боль  понемногу  стихала,
может быть, потому, что начали действовать сашины добрые желания, а  может
быть, потому что СИЛА, вызвавшая ее, на время отступила,  занятая  другими
делами - но он не знал наверняка.
     Но неожиданно к нему вернулось, пока  неясное,  ощущение  присутствия
рядом Ивешки. Он почти с уверенностью мог сказать,  что  она  была  сейчас
именно в том направлении, куда он глядел, но ничего не  замечал  там,  как
будто превратился в незрячий камень по отношению к ней.
     - Боже мой! Она опять исчезла!
     - Но не так далеко, - заметил Саша. - Мы все равно  знаем,  где  она.
Идем.
     Он почти  побежал  вслед  Сашей  в  том  самом  направлении,  которое
совпадало с его последними ощущениями, прямо вверх по лесистому склону,  а
затем опять вниз по очередному спуску. Он  вырвался  вперед  и  затормозил
свой стремительный бег вниз, зацепившись плечом за ствол дерева, а  затем,
поднимая брызги, перешел через ручей,  который  мог  быть  тем  самым,  от
которого они начинали свой путь, вот все что он знал. Небо над его головой
было затянуто сплошным  кружевом  из  густых  веток  и  не  могло  служить
сколь-нибудь пригодным ориентиром, и к тому же  звезды  были  либо  скрыты
облаками, либо уже начинали гаснуть перед рассветом.
     Он вновь почувствовал резкую боль в руке,  а  вместе  с  ней  к  нему
вернулось и ощущение направления  к  источнику  этой  боли,  которое  было
другим, чем прежде, и леденящим до костей.
     Боже мой, взмолился он, и даже остановился на мгновенье, пока Саша не
догнал его.
     - Это водяной, - сказал он между приступами удушья, и  показал  рукой
на оставшийся сзади них ручей. - Он где-то там... -  Саша  взглянул  в  ту
сторону, будто в этом была какая-то польза, и  спокойно  сказал:  -  Нужна
соль, - и так же спокойно начал развязывать свою поклажу.  -  Соль  должна
удержать его, а до рассвета осталось недолго.
     Петр все еще вздрагивал, уговаривая себя, что пока водяной должен был
бы побаиваться их, после того, как дважды испробовал  на  себе  закаленную
сталь.
     - Но где же она? - спросил  он.  Его  правая  рука  болела  до  самых
костей. Пальцы едва чувствовали рукоятку, когда он попытался сжать ее.  Но
он все же вытащил меч, заставляя  свои  пальцы  оставаться  сжатыми  и  не
спускал глаз с руки, чтобы быть уверенным в них, в то время как Саша начал
насыпать вокруг них соляной круг прямо поверх сухих прошлогодних листьев.
     Боль  почти  тут  же  прошла,  рука  успокоилась,  и   пальцы   стали
послушными, как и прежде.
     - Саша, - произнес он, чувствуя, как волосы дыбом встают  у  него  на
затылке от необъяснимого ощущения, что кто-то смотрит ему  в  спину.  Саша
оторвался от своих занятий, поднял глаза и взглянул куда-то мимо него, без
прежней уверенности.
     Петр медленно повернулся, почти не ощущая меча,  который  по-прежнему
продолжал держать в руке, в сторону зарослей из  кустов  и  деревьев,  где
соляной круг был еще разомкнут. Что-то, показавшееся ему огромным,  взмыло
прямо над ним и, тяжело взмахнув крыльями, улетело прочь.
     - Что это было? - едва выдохнул он, отшатнувшись назад, и буквально в
то же мгновенье вновь почувствовал присутствие  Ивешки,  столь  неуловимо,
что мог спутать его с обычным волнением сердца, прежде чем догадался,  что
именно означали его ощущения,  слабые,  как  дуновение  ветра  или  ночной
шорох...
     - Братец Ворон, - пробормотал Саша, стоявший сзади него, в  то  время
как только что испытанные Петром ощущения  присутствия  Ивешки  продолжали
расти, становясь все более  и  более  уверенным.  Петр  взглянул  вверх  и
отчетливо увидел птицу на фоне  посветлевшего  неба,  где  уже  проступали
отблески первых солнечных лучей.
     Ворон взмахнул крыльями и исчез  за  гребнем  холма,  в  направлении,
противоположном тому, где, как считал Петр, находилась Ивешка.
     - Следуем за ним!  -  сказал  Саша.  -  Это  летающее  созданье  тоже
принадлежит Ууламетсу. Ивешка наверняка сбилась со следа,  но  теперь  она
уже знает это и уже идет туда  как  может  быстрее,  но  то  же  делает  и
водяной! Ради Бога, пошевеливайся!
     Как не хотелось Петру расставаться с соляным кругом, но Саша заставил
его сделать это, и Петр, сразу ощутив его волю, глубоко вздохнул  и  начал
подъем по склону, скользя и спотыкаясь на старых листьях,  чувствуя  сзади
себя присутствие Саши. Ивешка приближалась к ним: она тоже видела  ворона,
которого каким-то образом ей удалось вызвать сюда от  самой  реки,  о  чем
Петр совершенно точно и без  тени  сомнений  знал  благодаря  сашиному,  а
отнюдь не Ивешки, влиянию на него, но сейчас он не  обижался  на  него  за
это, потому что тогда никто из них не смог бы выжить. Он  первым  поднялся
на  гребень  холма  и  заскользил  вниз  по  усыпанному  старыми  листьями
обратному склону, где вновь виднелись стволы огромных деревьев.  Его  рука
вновь болела, и, вступая  в  сумрачную  темноту  под  густо  переплетенные
ветки, он вновь почувствовал беспричинный страх.
     Саша догнал его в тот момент, когда боль  стала  уже  невыносимой.  С
одной стороны их подгоняло присутствие Ивешки,  а  с  другой,  со  стороны
леса, окружавшего их плотным  кольцом,  и  особенно  прямо  навстречу  им,
давило ощущение холодной враждебности.
     - Ты в состоянии чувствовать это? - спросил Саша.
     Петр кивнул, стараясь сохранять дыхание и следя за тем, чтобы  пальцы
все время были на рукоятке меча. То, что по его ощущениям находилось прямо
перед ними, теперь уже не походило на присутствие водяного: ведь  ощущения
при встрече с ним были уже известны.
     - Похоже на дым, -  сказал  он,  когда  ветер  подул  их  сторону,  и
подумал, что никакой леший не стал бы разводить огонь  в  лесу.  Он  мечом
раздвинул  кусты  и  внимательно  посмотрел  в  этом  вызывавшем  опасения
направлении. Он услышал хлопанье крыльев: что-то  внезапно  пролетело  над
ними, задевая его лицо. Недалеко от них  на  низкой  ветке  уселся  ворон:
темным пятном выделяясь в темном сумраке леса...
     Среди деревьев, прямо перед ними, появилась движущаяся белая  фигура,
рядом с которой был виден едва различимый серый силуэт.
     - Учитель Ууламетс? - окликнул Саша из-за спины Петра.
     -  Кто  велел  вам  оставлять  лодку?  -   проворчала   серая   тень,
приближалась к ним и размахивая рукой. - Проклятые дураки!
     - Слова и голос явно принадлежат ему, - пробормотал Петр.
     - Папа, - проговорила белая фигура голосом Ивешки. Она  на  мгновенье
приостановилась, хватая Ууламетса за рукав и стараясь удержать его.  -  Не
верь ему! Не верь ничему, что услышишь от них...
     - Она лжет, - сказал Саша. Если бы здесь прямо сейчас все  окружающее
наполнилось бы волей колдовских желаний, Петр все равно не  чувствовал  бы
ничего, кроме Ивешки, которая появилась из пространства сзади него, словно
рванувшийся вперед хищник, словно вопль, разорвавший воздух...
     Она была там, рядом с ним, стояла пригнувшись под веткой, не глядя ни
на одного из них, и прошла прямо к  Ууламетсу  и  к  той  Ивешке,  которая
стояла рядом со стариком...
     - Нет, -  воскликнуло  это  существо,  поднимая  руку,  как  если  бы
собиралось отодвинуть ее.  Ууламетс  тоже  поднял  свою  руку,  но  Ивешка
подошла к своей  сопернице  и  отвела  ее  руку.  Пальцы  обеих  рук  едва
коснулись друг друга. Затем, с такой быстротой,  что  Петр  не  смог  даже
уловить глазами подмену, одинокий белый призрак переместился на то  место,
где только что стояли два силуэта.
     С криком:
     - Нет! Будь ты проклята... - Ууламетс отскочил в сторону.
     - Разумеется, проклята, - повторил за  ним  призрак-Ивешка,  указывая
вниз на свои ноги. - Ведь это твоя дочь, папа, это  та  самая  твоя  дочь,
которую ты вызвал...
     Внизу, там куда указывала рука призрака, был лежал  лишь  почерневший
череп и поблескивающая кучка речных водорослей.
     - Боже мой, - пробормотал Петр, когда Ууламетс отступил назад.
     Ивешка жалобно продолжала:
     - Я не могу подойти к тебе, папа. Ты не хочешь слушать меня...
     Ууламетс отвернулся и, склонив голову, оперся рукой о дерево.
     Петр продолжал стоять на том же месте, по-прежнему сжимая в руке меч,
чувствуя, как изнутри его охватывает леденящий холод. Он все еще надеялся,
что это была именно его Ивешка, которая выдержала это столкновение.
     Затем, собираясь с мыслями, позвал:
     - Малыш?
     Почти мгновенно он почувствовал, как что-то прижалось  к  его  ногам.
Оно скулило и повизгивало, Бог знает по каким причинам.
     Но ведь  черный  шар  вернулся  вместе  с  этой  Ивешкой.  Он  всегда
возвращался с тем, кто был известен для Петра.
     - Я здесь, - продолжала,  тем  временем,  Ивешка,  не  отступаясь  от
Ууламетса. - Папа?
     Но старик не подавал никаких признаков, что слышит хоть слово.
     - Папа, разве ты не можешь видеть меня?
     Но Ууламетс не ответил и на это раз.
     - Здесь твоя дочь, - сказал наконец  Петр,  возвращаясь  в  состояние
равновесия. - Старик, она, на  самом  деле,  настоящая.  Это  та,  которая
смогла  уцелеть,  и  Малыш  вернулся  вместе   с   ней.   Разве   это   не
доказательство?
     Ууламетс оттолкнулся от дерева и пошел прочь от них.
     Тогда Саша вышел вперед и неожиданно издал странный  предостерегающий
звук. Его рука была поднята вверх, словно  он  стремился  отразить  чью-то
невидимую атаку, во всяком случае так показалось Петру, который с тревогой
наблюдал за  ним,  и  они  оба  застыли  на  мгновенье:  Саша  от  чего-то
неожиданно случившегося с ним, а Петр от переполнивших его  сомнений,  что
делать и с кем сражаться, пока Саша не уронил свою  руку  на  правую  руку
Петра.
     - Она... - начал было Саша, но тут же свалился Петру на шею  и  повис
на нем, будто в одночасье лишился всех своих  сил.  -  Бог...  знает  что,
Петр...
     Петр  бросил  встревоженный  взгляд  на  Ивешку,  которая   выглядела
совершенно бесстрастной, совсем-совсем холодной,  и  предположил,  что  за
метаморфоза могла произойти: покупка была слишком  дешевой,  или  попросту
говоря, дочь Ууламетса могла найти  сердце  слишком  хрупким  товаром  для
того, чтобы владеть им, в конце концов.
     Слава Богу, подумал Петр, что Саша все еще остался в здравом уме.  Но
мальчик наконец хоть что-то почувствовал и должен просить прощенья за  то,
что завел Петра в это место. Он должен поклясться, что никогда не  захочет
стать колдуном...
     - Ничего не  поделаешь,  если  таким  уродился,  -  проговорил  Петр,
продолжая поддерживать мальчика, и осознавая, что сам  Петр  Кочевиков  не
верит в это, потому что если бы поверил, то должен был бы умереть  именно,
так как умер его отец, вместо того, чтобы умереть так, как он  представлял
себе это именно сейчас, и что было достаточно вероятным:  он  мог  сделать
свой  выбор  между  призраком,  лишенным  сердца,  или  водяным,   который
намеревался закусить им на  ужин,  но  ни  в  один  из  этих  исходов  он,
признаться, по настоящему не верил. В этом, казалось, и была удача игрока.


     Кто-то должен был похоронить останки, даже если сама Ивешка проявляла
никакой заботы об этом, да и сам Ууламетс по-прежнему оставался  у  своего
костра и не проявлял к ним  никакого  интереса.  Поэтому  Петр  с  помощью
своего меча разрыхлил грязь и при свете  туманного  утра  вместе  с  Сашей
свалили в кучу мокрые листья и  грязь,  так  как  смогли,  из  уважения  к
приличиям.
     Саша был все еще бледен, его руки, перепачканные землей  и  остатками
старых листьев, были белыми как  мел.  Лишь  обветренная  на  ветру  кожа,
придавала единственный живой оттенок его лицу.
     Более того, он лишь изредка поднимал глаза, и если поднимал их, то  с
каким-то  неясным  выражением  стыда,  который  действовал  на  внутреннее
состояние Петра, так же как действовала на него Ивешка.
     - С тобой все хорошо? - спросил он. - Саша?
     Саша кивнул, не глядя на него, и  Петр  прикусил  губу,  предчувствуя
беду.
     - Давай попробуем расшевелить старика и заставим его уйти  отсюда,  -
сказал он. - Послушай: независимо от того, что бы мы не  решили  делать  в
дальнейшем, сейчас нам всем следует вернуться на лодку, добраться до дома,
а потом попытаться повторить все это еще раз...
     Но Саша покачал головой и на этот раз  не  отвел  своего  истощенного
мрачного взгляда от глаз Петра.
     - Нам не удастся выбраться отсюда, и мы не сможем попасть домой.
     - Ты уверен в этом? - с большой осторожностью спросил  его  Петр.  Он
сам почувствовал в этот  момент  внутренний  холод,  от  которого  к  нему
подступали слабость и страх. - Саша, скажи мне, ты освободился от нее?
     Тот задержал на нем долгий взгляд, а затем сказал:
     - Никто из нас не свободен сейчас...
     Петр слегка тряхнул его за руку.
     - Саша, черт возьми, не говори так.
     Саша как-то странно взглянул на него, затем заморгал, и посмотрел  на
него внимательно, положив свою холодную руку поверх его, и сжал пальцы.
     - Со мной все  в  порядке,  -  сказал  он,  и  смятение,  только  что
охватившее Петра, куда-то исчезло,  а  вместо  этого  неожиданно  возникло
ощущение присутствия  Ивешки,  что  он  почувствовал,  как  его  подмывало
взглянуть и убедиться, не стоит ли она рядом с ними.
     Но  что-то  остановило  его  от  попытки  повернуть  голову.   Что-то
заставляло его не отрываясь смотреть в сашины  глаза.  Что-то  уговаривало
его отбросить все страхи.
     Это состояние было еще незнакомо ему и отличалось от всего, с чем  он
уже сталкивался здесь.
     А Саша сказал ему тихо и спокойно:
     - Что бы это ни было, в первую очередь оно постарается  добраться  до
меня, Петр. И сопротивляться становится все труднее и труднее.
     Он  почувствовал,  как  его  рука  начинает  дрожать,   возможно   от
неудобного положения. Под собственным коленом  Петр  чувствовал  леденящий
холод земли.
     - Послушай, - сказал он,  с  усилием  выдавливая  из  себя  слово  за
словом, - я очень благодарный человек, и я все понимаю. Но  только,  прошу
тебя, не делай этого. Не напрягай свою волю  и  свои  желания  в  попытках
заставить меня  отказаться  от  беспокойства  за  тебя,  малый!  Ведь  это
чертовски глупо, разве не так?
     Саша заморгал глазами, а его рот сложился в гримасу,  которая  должна
была служить подобием слабой улыбки. Он еще крепче  сжал  пальцы  на  руке
Петра.
     - Да... Но она не осмелится бороться со мной, потому что знает, что в
этом нет ничего хорошего для нее. Так что пока все  в  порядке.  Я  вполне
смогу удержать ее на расстоянии, и не беспокойся больше об этом.
     - Но пытайся  уговаривать  ее  негромко,  как  настоящий  воспитанный
мальчик.
     Теперь гримаса растянулась в нечто похожее на усмешку. Саша  похлопал
Петра по руке, глубоко вздохнул и присел, опираясь на пятки.
     Перед ним, как будто, был все  тот  же  Саша,  смышленый,  исхудавший
мальчик, взваливший на свои плечи слишком непомерный груз. Петр потер  шею
и взглянул на него еще раз, отказываясь спрашивать даже самого себя о том,
что же такое они только что похоронили, или о том, а имела ли вообще дочка
старого Ууламетса когда-нибудь в своей жизни сердце, до тех  пор  пока  не
позаимствовала его у Саши.
     И швырнула его назад, может быть, еще до того, как Ууламетс  собрался
разбить его.
     Или, может быть, потому, что сашина бескорыстная доброта не позволяла
ей удержать его в себе... в этом и была та неизбежная ловушка,  в  которую
она попала, не ведая того.
     - Так что же мы собираемся делать? - спросил он Сашу. -  Мы  хотя  бы
имеем уверенность в том, что дедушка сохранил рассудок?
     - Я думаю, что да, - ответил Саша, добавив с дрожью в голосе: -  Если
это случиться с каким-нибудь колдуном, то я думаю, что со  временем...  со
временем...
     - Но ведь ты-то не сумасшедший, - сказал Петр. - Я не  уверен  насчет
него, но я все же знаю тебя, малый, и ты не должен повторить  его  судьбу.
Если ты хочешь услышать совет несведущего человека... то пожелай, чтобы мы
выбрались отсюда, и как можно быстрее. И не забудь прихватить и дедушку.
     -  Когда  ты  хочешь  добиться  чего-то   конкретного,   то   события
разворачиваются именно так, как они могут происходить, а  уж  никак  не  в
соответствии с твоими желаниями.
     - Тогда скажи, чем было то, что мы только что похоронили? И чем  было
то, что находилось рядом с Ууламетсом, что готовило нам завтрак и спало  в
постели его дочери? Было ли это чем-то таким, что могло  произойти?  Я  не
говорю сейчас про Воджвод, такого там не могло быть!
     - Я не знаю, - сказал Саша приглушенным голосом, бросая неприязненный
взгляд на кучку грязных листьев и земли, лежащую между  ними.  -  Мы  ведь
знаем, чем это было, но я не уверен, что знаю, откуда оно взялось.
     - Есть, по крайней, мере две возможности, - пробормотал Петр.
     - По крайней мере, две, - повторил Саша и, так же как Петр,  взглянул
в ту сторону, где за занавесом из переплетенных ветвей у погасшего ночного
костра сидел Ууламетс. - Может быть, когда твои желания столь велики...
     - Он не хотел получить ее! Ему была нужна дочь, согласная  с  ним  во
всем, и которая по любому поводу говорила бы: "Да, папа", и держала бы дом
в порядке и чистоте.
     - Собственно говоря, что, на самом деле он и получил, - сказал  Саша.
- Разве не так?



                                    23

     Ивешка была молчаливой  и  потерянной:  она  действительно  затратила
слишком много сил, которые ей не принадлежали, а  были  лишь  одолжены,  и
которые пошли на то, чтобы рассеять тот образ Привидения или Призрака, как
называл это Петр, делая все, чтобы остаться среди них. Она  даже  готовила
им обед и спала в одном с ними доме. А теперь она  парила  в  пространстве
вновь  как  бледный  призрак,  бесцельно  кружа  среди  деревьев,  которые
окаймляли могилу и потухший костер Ууламетса.
     Стало быть, это выпало на его долю, подумал Саша,  поскольку  Петр  и
Ууламетс были не в лучших отношениях,  начать  немедленные  переговоры  со
стариком.
     Он отмыл руки в маленьком весеннем ручье, который был недалеко от  их
места, стряхнул с волос остатки  листьев  и  даже  позаимствовал  у  Петра
бритву, чтобы хоть  немного  поскрести  то  место,  где  у  него  начинали
пробиваться усы,  про  которые  тетка  Иленка  всегда  говорила,  что  они
выглядят так, будто он просто не умывался. Хотя ему наличие усов  казалось
вполне приличным, по крайней мере, ведь усы не  делали  старого  Ууламетса
похожим на бродягу, даже если его одежда была перемазана грязью, а  в  его
волосах и бороде застряли обломки мелких сучков и куски листьев.
     У старика с собой была книга. Но он  не  читал  ее  и  не  ничего  не
записывал, а только держал ее  в  руках,  остановив  неподвижный  взор  на
окружающем лесе, как будто лес скрывал от  него  все  ответы,  которые  он
хотел получить.
     Саша поклонился  и  слегка  кашлянул,  когда  оказалось,  что  старик
Ууламетс не замечает его.
     - Мы позаботились обо всем, и Петр считает, что мы можем  отправиться
назад, к лодке, и там обдумать наши дальнейшие действия. Я  же  не  думаю,
что мы действительно сможем сделать это, но, может быть, вы знаете...
     Старик даже не взглянул на него.
     - Ведь мы не имели ни малейшего представления о том, куда вы ушли,  -
сказал Саша. - Это Ивешка привела на