..  -  Голос  Ууламетса  на  мгновенье  унесся
куда-то в сторону, когда он взглянул на ручей и повернул голову обратно. -
Водяной, - сказал он. - Вот проклятое созданье.
     Саша вздрогнул, когда на него в  очередной  раз  пахнуло  холодом,  а
назойливый голос прошептал:
     - Слишком поздно, слишком поздно, она уже нашла его...
     Тогда он уткнул лицо в  ладони  и  собрав  всю  свою  волю,  пожелал,
отбросив все лишнее, спасения Петру, но даже и сейчас у него  не  обошлось
без сомнений: а разве быть мертвым не означает спастись?
     - Боже, - воскликнул он и опустился на землю, прямо на том месте, где
стоял, теряя уверенность в Ууламетсе, в себе и в надежде на то, что  можно
рассчитывать на чью-то помощь.
     От этого он еще больше  разуверился  в  собственных  силах,  чувствуя
лишь, что все кончилось, рухнули все надежды, и Петра ему не спасти...
     Но он не прекращал своих желаний... продолжая  поддерживать  их  всем
своим сердцем, в котором все еще теплилась надежда.
     А открыв глаза, он увидел, как из темноты на него уставилась еще пара
глаз, пара глаз, принадлежавших пушистому черному шару.
     - Малыш! - воскликнул он. - Найди Петра!
     Малыш тут же вновь исчез,  столь  же  быстро,  как  мелькнула  сашина
мысль.
     А Саша опустил голову в ладони во второй раз,  желая  изо  всех  сил,
чтобы Малыш помог Петру, и опять не  был  уверен  в  том,  что  он  сможет
сделать это против воли Ивешки.
     Это ведь ее собака, вспомнил он слова Петра.
     Ууламетс же не предложил ничего другого, желая  только  лишь  одного,
как был уверен Саша, чтобы выжила его дочь.


     То, на чем он лежал, неожиданно  толкнуло  его,  и  это  было  первое
ощущение, которое воспринял Петр: он лежал  в  кустах,  возможно  свалился
туда, но очень смутно помнил об этом. Он припомнил Ивешку и тут же  решил,
что все его самые безумные  надежды  подтвердились:  она  забрала  у  него
вполне достаточно сил, прежде  чем  остановилась,  оставив  его  отдыхать.
Слава Богу, что он, теряя сознание, не свалился при этом в воду.
     Пора идти, решил он и  попытался  встать,  задержав  свой  взгляд  на
чем-то темном, вызвавшим в нем тревогу, слишком темном,  чтобы  это  могло
быть Ивешкой...
     Дерево, решил он, и тут же почувствовал боль  в  сердце,  как  только
повнимательней взглянул на него.
     Оно склонилось  над  ним,  а  ветки,  на  которых  он  лежал,  начали
двигаться, явно приближая его к смотревшим на него глазам.
     - Тебе пора просыпаться, глупый человек.
     Его сердце дернулось, он ощутил приступ боли и подумал вслух:
     - Ивешка! Где Ивешка?
     - Я здесь, - сказала она, и тут же появилась, наклонившись  над  ним,
беспокойная и красивая.
     - Боже, - пробормотал он и  взглянул  мимо  нее  на  лешего,  который
удерживал его. - Вьюн? Это ты?
     Серьезные глаза, уставившиеся на  него,  моргнули.  Теперь  и  второе
дерево нагнулось пониже, почти сравнявшись с ним.  Он  видел  перед  собой
только странное существо, покрытое  чешуей  из  мха  и  шелушащейся  коры,
отчего чувствовал себя далеко не уверенно.
     - Убить его, - сказал первый, а Ивешка закричала: -  Нет,  здесь  нет
его вины!
     - Нет, это не Вьюн, - пробормотал Петр и попытался  набрать  воздуху,
чтобы закричать, как только ветки сомкнулись над ним, перевязывая ему руки
и ноги: - Вьюн наш друг! Он разрешил нам находиться здесь!
     - Разреши-и-и-л, - словно треснувшая ветка сказал третий леший.
     - Убить его, - сказал первый. - Лучше умереть, чем  кормить  вот  это
созданье. -  Он  протянул  суковатую  руку  и  ухватил  ею  Петра.  Ивешка
закричала. Петр вздрогнул от боли и попытался высвободиться, но все  новые
и новые сучки вцеплялись в него, пока это ужасное покрытое мхом страшилище
крутило и вертело ему руки, уставившись на него одним  затянутым  паутиной
глазом. - Клянусь, я переломаю ему кости, перетру их и выброшу вон...
     - Отпусти его! - закричала Ивешка. - Пожалуйста,  отпусти  его!  Ведь
все это сделала я, а не он.
     - Но мой лес мертв! - сказал первый леший, скосив на нее свой глаз. -
А где мне еще искать виновного? Давайте его мне!
     Сучки сжались с новой силой.
     - Нет, нет, подождите, -  сказал  Петр,  пытаясь  успокоить  бьющееся
сердце. Сейчас вся надежда была на  его  сообразительность.  -  Подождите!
Здесь где-то есть леший по имени Вьюн... Боже мой, но это же очень больно,
черт побери!
     - Помягче, - сказал второй, и занавес из сучков,  покрывавший  его  с
другой стороны, чуть сдвинулся, в то время как первый продолжал висеть над
ним. - Мисай, помягче.
     - Помягче с этим выродком? - сказал первый леший, но тем не менее его
объятия чуть ослабли, а сучки даже раздвинулись, так что Петр мог свободно
лежать, подумывая о том, что если у них и был  единственный  шанс  сбежать
отсюда, так это в том случае, если Ивешка  пожелает  этого,  истратив  для
этого все, что у нее еще осталось. Леший толкнул его в грудь, прошелся  по
нему еще раз тонкими  пальцами-ветками,  и  остановил  свои  подрагивающие
пальцы  между  своими  безумными  глазами  и  его  лицом.  Они  продолжали
покачиваться,  а  большие  глаза   моргали.   -   Вьюн,   говоришь?   Вьюн
самонадеянный выскочка, Вьюн сумасшедший...
     - Мы не собирались разорять ваш лес, - сказал Петр, - мы пришли  сюда
только затем, чтобы забрать кое-что, принадлежащее ей, у колдуна,  который
украл это.
     - У Черневога, - мрачно сказал леший. - Это как раз то, о чем говорил
Вьюн.
     - Вы говорили с ним...
     - Я и сейчас говорю с ним, мы всегда говорим с ним, маленький  глухой
человек, так, как всегда разговаривают деревья, разве ты не слышишь?
     Но ничего не было слышно, кроме  шелеста  листьев.  В  установившейся
тишине Петр старался совсем не двигаться, а лишь подрагивал от напряжения.
     - Тебе нужен Черневог, - сказал леший. - Звучит весьма  тщеславно.  А
знаешь ли ты его?
     - Она знает его, - сказал Петр, а Ивешка обвила свои холодные  мягкие
руки вокруг его шеи, откинула его волосы и поцеловала его в висок.
     - Я знаю его, - сказала она, обращаясь  к  лешим.  -  А  Петр  просто
большой дурак. Пожалуйста, подержите его здесь еще.
     - Нет! - возразил он. - Только не это!
     - Вьюн тоже не советовал, - сказал один из леших. А чешуйчатый  Мисай
принялся было опять за свое:
     - Я никогда не чувствовал жалости к человеку...
     В этот момент что-то залаяло на них, где-то далеко внизу.  И  тут  же
послышалось шипенье. Петр слегка повернул  свою  голову,  чтобы  взглянуть
вниз, на землю, и испугался, увидев, как далеко она была.
     - Дворовик, - сказал кто-то из леших. - Кто бы мог подумать?
     - Малыш? - спросил Петр, чтобы убедиться, и почувствовал, как ослабли
удерживающие его сучки.
     Когда же он  сообразил,  на  какой  высоте  находился,  то  в  панике
вцепился в суковатые пальцы лешего обеими руками.
     Мисай издал громкий звук, что могло означать  все  что  угодно,  даже
гнев, ухватил его обеими руками и сказал, приблизив к нему свое лицо:
     - Ну, будь здоров. Однако наша помощь распространяется только до  си.
Если бы наша сила была достаточной, чтобы достать и до его леса,  Черневог
не прожил бы и часа.
     - Он не прожил бы, - сказал другой. - Но там, где он сейчас, туда  не
доходит наша сила. Мы позаботимся  о  тебе,  насколько  это  возможно.  Мы
одолжим тебе нашей силы, но только, боюсь, она быстро иссякнет.
     - Вьюн говорит, - сказал Мисай, - чтобы тебя проводили к Черневогу.



                                    30

     Саша окончательно потерял всякую уверенность. В его сердце жила  лишь
последняя хрупкая надежда, и он продолжал бороться за нее с  шепчущими  со
всех сторон призраками.
     - Слишком поздно, слишком поздно, - повторял один.
     А остальные подхватывали чуть ли не хором:
     - Откажись, брось. Они уже давно умерли. Скоро будешь мертв и ты...
     Он замерзал от  ледяных  прикосновений  прозрачных  невесомых  рук  и
безнадежно старался отыскать в себе силы, чтобы держаться.
     Он напрягал волю, желая знать, что случилось с Малышом. Он  в  равной
мере желал, чтобы ему удалось найти хоть какой-нибудь  знак,  что  Петр  и
Ивешка были здесь, в этой чаще,  но  боялся  потерпеть  неудачу  с  обоими
желаниями, потому что продолжал видеть Петра точно в таком  же  положении,
как уже однажды нашел его в лесной луже в объятиях  девушки,  которая,  на
самом деле, была всего лишь облаком из дождевых капель  и  тумана.  А  еще
хуже была та ночь на берегу реки, когда они в первый раз увидели Ивешку, а
Петр бледный и холодный, лежал в кустах...
     На это же раз... на этот раз дело было почти безнадежно.
     По крайней мере у Ивешки, это была его  самая  отвратительная  мысль,
должно было бы хватить сил, чтобы вернуться к ним. Он не  мог,  говоря  по
совести, ненавидеть ее, если дело было только в этом, и поэтому  надеялся,
что и она могла быть терпимой к нему. Но он вспомнил,  что  оставаясь  без
сердца можно ясно и отчетливо думать головой, заставляя  других  поступать
по твоей воле...
     И еще она была слишком раздражена и, к тому  же,  достаточно  сильна,
гораздо сильнее, нежели сейчас был ее отец...
     Она вполне могла отправиться прямо к Черневогу,  заставляя  их  своим
желаньем следовать за ней.
     Эта  мысль  так  ясно  и  отчетливо  коснулась  его  сердца,  что  он
почувствовал внезапный приступ страха от того, что это было правдой,  было
именно тем, что она сейчас делала...
     - Мы ничего не выиграем, - сказал ему  Ууламетс.  Он  остановился  и,
тяжело дыша, прислонился к дереву. - Разводи огонь.
     - Мы не должны отступать!
     - Я сказал, разводи огонь!
     - Я не остановлюсь, - сказал Саша. Учитель Ууламетс хотел  одного,  а
Саша хотел совсем другого, на этот раз без  всяких  сомнений,  и  он  даже
подумал, что старик, чего доброго, может ударить его, или навлечь на  него
в тот же миг смерть...
     Но спустя некоторое время Ууламетс проворчал:
     - Ну, хорошо, хорошо,  дуралей.  Тогда  скажи,  где  они?  -  Призрак
вынырнул из-за дерева, где стоял Ууламетс, и старик  вздрогнул.  -  Можешь
сказать мне это? У есть тебя хоть какие-нибудь  представления?  У  меня  -
нет.
     Саша не был намерен сдаваться.
     - Впереди нас, - уверенно ответил он.
     - Ты действительно знаешь это? -  Ууламетс  недоверчиво  взглянул  на
него.
     Сказать сейчас "да" означало взять на себя ложь. А ложь,  неожиданная
мысль пронеслась в его голове, собственная или старика, ложь  всегда  была
опасна.
     - Они с самого начала были впереди нас...
     - Твой приятель, должно быть, уже мертвый лежит где-нибудь в  кустах,
чтобы мы ни знали. Мы могли давным-давно пройти мимо этого места...
     - Он не может быть мертв!
     - Ты знаешь это?
     Саша вздрогнул, когда призрак, словно эхо,  произнес  около  него  из
темноты:
     - Мертв...
     - Я не знаю этого! - сказал он Ууламетсу. - Я ничего не знаю, но я не
думаю, что и вы знаете что-то, но мы не можем остановиться...
     - Мы должны сделать остановку, малый; твой друг тоже  должен  сделать
остановку, человеческое тело имеет свой предел...
     - Так, значит, и Ивешка тоже, - закричал он, - и ты знаешь,  что  они
остановились! Чем дольше она идет, тем больше она должна забрать...
     - Ты не должен говорить мне этого, малый, я знаю...
     - Тогда что же вы  говорите  мне?  Останавливайся  и  жди,  пока  она
покончит с ним? - Он дрожал от ярости и тяжело дышал. - Я никогда не прощу
вас, если он умрет, клянусь, я клянусь, что...
     Это уже опасно, неожиданно подумал он. Чертовски опасно.
     - Не будь дураком, - сказал Ууламетс, хватая его за плечо, и  в  этот
момент Саша понял, откуда пришла к нему эта самая мысль. Ууламетс  тряхнул
его, прижимая к кустам, и сказал, прямо ему в лицо: - Ведь это  наш  враг,
это призраки, это сомненья,  вот  где  наша  главная  опасность,  вот  что
происходит с нами, на самом деле. Работай головой, напряги свои мозги...
     Один из призраков наклонился к ним совсем близко, тихо шепча:
     - Не напрягайся, когда нет надежды...
     И тут же исчез на полуслове, как только  Ууламетс  повернулся,  чтобы
нанести по нему тяжелый удар, и проворчал:
     - Исчезни!
     На мгновенье все стихло, а затем зазвучали многоголосые вопли,  будто
весь лес сошел с ума, вызывая боль в ушах, останавливая движение мыслей.
     И наступила тишина. Но вскоре шепот возник вновь, еще более  зловещий
и угрожающий.
     - Ты не должен делать этого...
     - Исчезните все, сколько вас ни есть! - проворчал Ууламетс. - Вы были
пустым местом при жизни, не говоря  уже  о  том,  что  вы  сейчас.  Прочь!
Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое!
     Последовал новый оглушительный визг. Саша закрыл руками уши, из  всех
сил желая тишины, пытаясь проделать это таким же образом, как это, по  его
убеждению, делал и Ууламетс, но звук утихал только тогда, когда  он  думал
об этом, и тут же усиливался,  как  только  он  начинал  думать  о  чем-то
другом. Видимо, им обоим ничего другого не  оставалось,  как  терпеть  эти
адские звуки и идти  вперед  как  можно  быстрее,  не  поддаваясь  ледяным
молниям, которые пронзали их словно мечи.
     Непрекращающийся вой вызывал боль, он  отвлекал  внимание,  уводил  с
дороги, вынуждая их плутать в этом лесу, который и не мог быть уж  слишком
большим. Они уже давно не видели ворона, по крайней мере с тех пор,  когда
первый раз вышли к ручью, вдоль которого все время и шли,  и  Малыш  вновь
исчез.  Теперь  они  были  одни,  под  низко  опущенными  ветками,  отчего
окружавший их мрак еще больше  сгущался,  а  вокруг  мелькали  белые  тени
призраков, которые казались столь реальными, что  Саша  опасался,  что  не
только колючки терна и ветки деревьев бьют и хватают его со всех сторон.
     Неожиданно все прекратилось, и сквозь все еще остающийся в ушах  звон
послышались шорох и потрескивание кустов,  словно  от  мощного  скольжения
чего-то большого и тяжелого, которое двигалось со стороны ручья.
     - Учитель Ууламетс! - позвал старика Саша, как только недалеко от них
появилась рябь на воде и отблески чего-то абсолютно черного.
     Занавес  из  густо  переплетенных  веток,  окружавших  их,   внезапно
опустился, как только что-то тяжелое и темное поднялось прямо перед ними.
     - Так, так, - сказал Гвиур. Сейчас он был высокий и черный,  как  все
окружавшие их деревья. - Когда же вы наконец попросите моей помощи?
     - Где моя дочь? - немедленно потребовал от него Ууламетс.
     - А где Петр? - тут же спросил Саша, несмотря на  то,  что  прекрасно
знал, как любит врать это созданье, прекрасно знал, что встреча с  ним  не
предвещает им ничего.
     - Не понимаю,  почему  я  должен  отвечать  тебе.  Ты  посылаешь  это
несчастное маленькое созданье по моему следу, пытаешься загнать меня назад
в реку...
     Так неужели именно там побывал Малыш? Саша хотел узнать,  хотел  так,
что даже  испытывал  почти  физическую  боль  от  своего  желания  узнать,
находился ли Малыш сейчас с Ивешкой и Петром, раз уж Гвиур оказался  таким
осведомленным и благодушно настроенным.
     Боже мой, подумал он, нет, нет...
     - Ведь ты поклялся своим  именем,  -  сказал  Ууламетс  и  пристукнул
посохом о землю, - а ты и теперь продолжаешь врать...
     - Нет, не вру, - сказал водяной, и его голос, доносящийся из  кустов,
звучал все слабее и слабее. На них пахнуло сыростью и запахом  реки.  -  Я
ведь предложил тебе свою помощь...
     - Это всего лишь твои хитрости...
     - Не забывай, что я змея, - сказал Гвиур, очень мягко и осторожно,  -
для меня не важно, что справа, а что слева.  Главным  является  лишь  одна
единственная вещь, не правда ли?  Это  та  самая  хорошенькая  девушка,  у
которой такие чудные, чудные кости...
     - Где она?
     - Где? Вот так всегда: где,  когда.  Вы,  люди,  клянусь,  вы  просто
загоняете меня в тупик, словно я могу быть одновременно во всех местах.  Я
- здесь, а она - там, и она может быть с таким же успехом еще в нескольких
местах, где меня нет, но мне кажется, что ты должен  был  задать  не  этот
вопрос: ты должен был бы спросить меня, прежде всего,  где  находишься  ты
сам, и куда ты идешь, а я мог бы ответить тебе.  Ты  сейчас  находишься  в
лесу у Черневога, и сейчас ты повторяешь путь, по которому здесь  движется
все: его путь.
     - Где Петр? - закричал Саша. - Что случилось с Ивешкой?
     - Разве я должен отвечать  на  это?  Задай  мне  другой  вопрос.  Или
попроси у меня помощи. Я могу оказать ее.
     - Будь ты проклят, - сказал Ууламетс. - Ты будешь виноват в этом!
     - Т-с-с. Я? Спроси лучше свою жену.
     - О чем он должен спросить ее? - не удержался Саша,  сжимая  внезапно
вспотевшие руки. На этот раз он сунул нос не в свое  дело,  это  считалось
наглостью, но сейчас он был  полон  сомнений  на  счет  Ууламетса,  насчет
правдивости слов водяного, и вообще насчет всего происходящего...
     Такой вопрос делал вполне  уязвимым  даже  колдуна,  по  сравнению  с
обычным мальчиком.
     Но, кроме всего, он знал и то, что не было никаких причин, что  Гвиур
не убьет их прямо здесь и прямо сейчас.
     - Т-с-с. Спроси ее, кто выучил Черневога.
     - Я и так знаю, кто выучил его, - проворчал Ууламетс. -  Я  чертовски
хорошо знаю, кто выучил его...
     - Спроси, где получил он свою силу.
     - Из моей книги, - сказал Ууламетс. - Жалкий вор!
     - Спроси, как он смог прочитать ее.
     - Нет нужды спрашивать это.
     - Спроси, кто спал с Черневогом.
     - Будь ты проклят!
     - Т-с-с. Так мало уваженья к моей персоне. Позволь, я помогу тебе.  Я
бы помог тебе...
     Огромная тень начала подниматься  все  выше  и  выше,  прямо  над  их
головами.
     Затем Гвиур, ломая ветки, неожиданно ринулся вниз, оставив после себя
лишь поломанный куст. От самой кромки  воды  донесся  его  лукавый  мягкий
голос:
     - Старый дурак. Ты так  и  не  сделал  ничего  путного  за  всю  свою
жизнь...
     - Гвиур! - крикнул Ууламетс.
     Но ответом был лишь всплеск воды, разбегающаяся во все стороны  рябь,
да прошелестевший в листве холодный ветер.
     А Саша подумал о том, мог ли Гвиур сказать правду, и о  том,  мог  ли
быть в словах змеи вообще хоть какой-то смысл.
     - Как это Черневог  смог  победить  тебя?  -  спросил  он  Ууламетса,
неожиданно почувствовав себя  достаточно  смелым,  чтобы  задать  подобный
вопрос, потому что, скорее всего, просто устал от вранья  всех  окружавших
его, которые в лучшем случае рассказывали такие же сказки, как и Гвиур.  -
Ведь он был молод. Он...
     Ууламетс неожиданно схватил его за горло, и пока Саша еще не пришел в
себя от испуга, чтобы защитить себя руками, ударил его  концом  посоха,  а
потом со всей силой прижал его к густым  кустам.  Развевавшиеся  на  ветру
седая борода и волосы, тяжелое дыханье и рука, крепко сжимавшая горло, все
вместе будто превратились в неподвижную стену, которая не пускала  его  ни
туда, ни сюда.
     - Ему было восемнадцать лет, - сказал Ууламетс, - он был  красивый  и
бойкий малый, такой же услужливый, как и ты, пока я не разгадал его игру.
     Саша дрожал, его мысли метались словно воробьи, напоминая о том,  что
Ууламетс может сделать с  ним  то  же  самое,  что  однажды,  давным-давно
проделал с ним некий безликий человек, который вот так  же  держал  и  бил
его... и этот человек был его отец...
     - Черт бы тебя побрал,  малый,  ведь  я  же  сказал  тебе,  что  хочу
остановиться, я сказал тебе это, пойми меня, но ведь ты не  думаешь  ни  о
чем другом, как только сделать все по-своему, и  при  этом  не  важно  что
именно. Я же не могу справиться с происходящим, если  не  сделаю  чего-то,
подобного тому, что использует против нас  наш  враг,  а  вместо  этого  я
вынужден уступать твоей глупости и продолжать идти, а ты еще, черт бы тебя
побрал, придираешься ко мне, ворчишь, споришь и подгоняешь ме