ма  сухих  колючих  ветвей,
когда они трещали и ломались, цепляясь за его  кафтан.  Случай,  казалось,
был самым обычным, но здесь он показался весьма  примечательным,  возможно
потому,  что  после  всего  случившегося  с  ними,   был   бы   не   менее
примечательным и всякий  другой  случай,  на  этом  заколдованном  участке
берега, в такую лунную ночь, когда в  дело  вступают  волшебные  силы.  Но
ничего, кроме странного бормотанья старика больше  не  нарушало  привычную
тишину, и Саше даже показалось, что Ууламетс разговаривает  сам  с  собой,
напевая очень тихую, даже нежную песню.
     "Этот волхв, этот колдун", говорил сам  себе  Саша,  "этот  волшебник
заставлял их сохранять тишину и говорить шепотом.  Он  наверняка  сам  мог
поддерживать и окружавшую их тишину и даже успокоить  саму  реку".  Старик
продолжал негромко петь, и журчащие звуки  его  слегка  гнусавого  голоса,
казалось, словно укутывали их в полупрозрачную ткань из безжизненных веток
и мертвого лунного сияния. Он, видимо, и сам не мог очнуться скорее всего,
даже и не имел такого желания. Земля и покрывавшие ее листья пахли  влагой
и гнилью, серебряное лезвие ножа поблескивало в лунном свете  и  монотонно
врезалось в хитросплетения корней, которые бежали от куста к самой  кромке
берега.
     Но ведь в этих корнях не было никакой силы. Саша  никогда  не  слышал
ничего подобного этому и подумал, что, скорее всего, было еще нечто,  чего
хотел Ууламетс...
     Так что же здесь нужно отыскать? Этот вопрос Саша готов  был  задать,
когда повернулся в сторону Ууламетса. Внезапно он потерял дар речи,  когда
краем глаза заметил какое-то странное движение. Оно тут  же  исчезло,  как
только он взглянул в  том  направлении.  Там  по-прежнему  стояли  облитые
лунным светом только Ууламетс и Петр, и оба не отрываясь  смотрели  в  его
сторону...
     Петр, казалось,  был  чем-то  встревожен  и  порывался  сказать,  что
опасность была где-то совсем рядом...
     - Саша! - закричал он, и мальчик повернулся в сторону, вновь  замечая
краем глаза все  то  же  странное  движение:  будто  что-то  белое,  почти
невесомое, парило в воздухе недалеко от Петра. Но  виденье  исчезало,  как
только Саша поворачивался прямо в  том  направлении,  где  стоял  Петр,  с
поднятыми руками, словно белый  призрак  был  виден  лишь  ему  одному,  и
Ууламетс,  крепко  сжимавший  свой  посох,  опираясь  на  него.  Его  губы
непрерывно двигались, но никаких звуков не было слышно...
     Саша вскочил на ноги и в тот  же  миг  увидел,  как  Петр  неожиданно
свалился на землю,  словно  его  лишенное  костей  тело  больше  не  могло
поддерживать само себя. Саша бегом преодолел разделявшее  их  пространство
и, приблизившись, почувствовал, как в воздухе пронеслось что-то  холодное,
холодное столь смертельно, что сам воздух, который он  вдохнул,  казалось,
отдавал зловредной сыростью и гнилью.
     - Петр!  -  закричал  Саша  и  бросил  взгляд  в  сторону  Ууламетса,
рассчитывая на помощь. Виденье вновь пронеслось в  пределах  его  углового
зрения, словно след белого облака, которое тут же исчезло, как  только  он
захотел взглянуть прямо на него: он опять видел только одного Петра...  Но
как только он чуть  перевел  взгляд,  чтобы  попытаться  определить,  куда
все-таки исчезал этот странный призрак, то своим боковым зрением он  вновь
увидел, как тот медленно двигался вокруг  Петра.  Тогда  Саша  понял,  что
может видеть его лишь только так, краем глаза, и было  ясно,  что  видение
никуда не исчезало и не перемещалось: оно непрерывно парило вокруг  и  над
Петром, кружась и укутывая его белым туманом...
     - Остановите это! -  взмолился  он,  хватая  за  рукав  Ууламетса.  -
Остановите это, разве вы не видите? Помогите ему!
     - Помочь ему? - Слова прозвучали так, словно старик почувствовал себя
оскорбленным, и ударил посохом по земле, прямо между своими ногами. - Черт
с ним! Не он первый!
     Белый призрак был все еще там, легко и бесшумно двигаясь над  Петром,
и вдруг... Петр начал следовать за ним, как  будто  мог  отчетливо  видеть
его. Ууламетс бросился вслед, волоча за собой Сашу, которого удерживал  за
рукав, и раздвигая ветви кустов своим посохом. Он без устали бормотал одно
и то же:
     - Так ты видел ее, малый? Ты хорошо разглядел ее?
     Саша все время, пока они пробирались через лес, пытался уберечься  от
веток и острых колючек.  Теперь  он  уже  понимал,  что  они  преследовали
призрак... и он был почти уверен, что это был за призрак.
     - Так ты видел ее?
     - Да, - запинаясь проговорил Саша. Ему было трудно дышать, но желание
идти вперед и  разглядеть  загадочное  виденье  не  оставляло  его,  и  он
поминутно вертел головой, чтобы не терять из вида быстро  идущего  впереди
него Петра, который никогда бы не пошел в этот лес по собственной воле.  -
Петр! - закричал он. - Остановись!
     Но Ууламетс ухватил его, словно крысу и неожиданно ударил  по  голове
концом посоха.
     - Пусть он идет! - прорычал он. - Пусть идет. Скажи мне только, когда
вновь сможешь увидеть ее!
     Некоторое время он вообще ничего не видел ни в одном из  направлений,
ослепленный неожиданным ударом посоха, но поклялся себе, что  постарается.
Он  несколько  раз  глубоко  вздохнул  и  попытался  уверить   себя,   что
обязательно увидит то, что требовал  от  него  старик,  потому  что  очень
боялся потерять Петра, если они вдруг остановятся прямо сейчас... Ведь  ни
ему, ни Петру больше не от кого было  ждать  помощи,  как  от  волшебства,
которым обладал Ууламетс, и от его же хорошего расположения, которое  Саша
и был должен купить.
     - Я вижу ее, - соврал он, а затем соврал еще раз,  когда  его  зрение
восстановилось, и он наконец-то смог разглядеть фигуру идущего впереди них
Петра. - Она все еще там...
     И старик заторопился вперед, увлекая мальчика за собой  сквозь  густо
сплетенные ветки, которые били его по лицу и по рукам. Так они шли,  когда
Саша нечаянно споткнулся и буквально сел верхом на поваленное дерево.
     В это-то момент он и потерял из виду  Петра,  который  скрылся  среди
густых кустов.
     - Петр! - позвал он, замирая от испуга. - Петр!
     - Замолчи! - сказал старик, ухватив его за воротник и пытаясь поднять
с дерева.
     Петра нигде не было видно, когда он с трудом встал  на  ноги,  ощущая
руку Ууламетса,  который  по-прежнему  ухватив  его  за  воротник,  теперь
увлекал вдоль склона, усыпанного полусгнившими листьями. Здесь  Саша  едва
не упал еще раз, а  потом  они  вместе  со  стариком,  скользя  по  мокрым
листьям, начали спускаться вниз...
     И тогда он увидел на дне лощины какое-то бледное пятно.  Он  бросился
вниз, а старик тяжело дыша старался не отставать, чертыхаясь  и  проклиная
его, когда им приходилось спотыкаться и терять равновесие.
     Да, это был Петр, одиноко лежавший на земле, Петр, с абсолютно  белым
холодным лицом и такими же ледяными руками...
     - Но где же она? - закричал Ууламетс. - Где она?!
     Саша обхватил Петра, пытаясь отыскать в нем  хоть  какие-то  признаки
жизни. Его руки безжизненно падали, когда он пытался согреть их своими,  а
лицо было холодным и мокрым, как будто он только что вышел из  реки,  хотя
вся его одежда  была  сухая.  Каким-то  образом  на  его  голове  все  еще
оставалась шапка. Саша снял ее, тихо окликнул Петра, и от полного отчаяния
начал похлопывать ладонями по его лицу, а затем тряхнул:
     - Петр Ильич, просыпайся...
     Ууламетс, подталкивая его в бок, опустился рядом на колени и  положил
свою ладонь Петру на лоб. Сердце у Саши едва не выпрыгнуло из груди, когда
он случайно прикоснулся к этой ладони и почувствовал, как  она  горяча.  И
еще, должно быть, он ощутил и боль, хотя и не был уверен, потому  что  как
раз в этот момент Петр шевельнулся, и его глаза  открылись.  Тогда  старик
неожиданно схватил его за горло и  сжал,  с  дикой  настойчивостью  требуя
ответа:
     - Куда она ушла? Дурак, куда она ушла?
     Петр даже  не  пытался  сопротивляться.  Саша  обхватил  его  руками,
стараясь оттеснить старика, и закричал, глядя вверх и указывая на  гребень
лощины:
     - Туда!
     Ууламетс  поднялся  и  некоторое  время  пристально  смотрел  в   том
направлении, пока Саша крепко обхватив Петра руками, старался прижать  его
к себе. Он чувствовал, что тот уже начинает дышать.
     - Где? - вновь и очень  резко  спросил  Ууламетс.  И  вновь  раздался
тяжелый удар посоха о землю.
     - Она исчезла, - сказал Саша, и прикрыл  голову  Петра  своей  рукой,
ожидая, что старик может нанести удар.
     Но Ууламетс опустился на поваленный полусгнивший ствол почти рядом  с
ними, прислонив к плечу посох.
     - Что ты видел? - спросил он, и в голосе его чувствовалось утомление.
- Что ты видел, малый?
     - Я не совсем уверен, - сказал  Саша.  Сейчас  он  дрожал  с  ног  до
головы. Он должен был врать, но это у него всегда получалось очень  плохо.
Он старался не отпускать от себя Петра, как единственную свою опору в этом
мрачном месте. А в этот  самый  момент  его  воображение  рисовало  жуткие
картины: ему чудилось, что кто бы сейчас ни был перед ним, пусть даже  это
был и Петр, Саша должен был быть готов к тому, что в любое мгновенье может
быть  разодран  на  куски  когтями  и  клыками.  О  таких  случаях   часто
рассказывали  путешественники:  Петр  на  самом  деле   мог   давным-давно
исчезнуть где-то в глухой лесной чаще, а Саша мог держать  в  своих  руках
лешего или еще какое-нибудь более страшное существо, принявшее  облик  его
приятеля.
     Но в этот момент Петр пробормотал  что-то  неразборчиво  и  грубо,  и
начал поминутно вздрагивать, как и Саша, что окончательно доказывало,  что
это наверняка был Петр Ильич, которого мальчик держал своими руками.  Петр
даже взглянул на него, стыдясь своей слабости и пытаясь  подняться.  Затем
все-таки высвободился от удерживающих его рук  и  сел,  не  сводя  глаз  с
Ууламетса.
     - Моя дочь предпочла тебя, - сказал старик грубым и хриплым  голосом.
- Но я бы никогда не удивился  этому.  -  Ууламетс  потряс  посохом  в  их
сторону, слегка задевая Петра по ногам. - Так куда же она ушла?
     - Твоя дочь, - пробормотал  Петр.  Он  покачивал  головой  и  теребил
руками волосы. - Твоя дочь, старик...
     - Куда она ушла? - едва не закричал Ууламетс.  Петр  подтянул  колени
вверх, обхватив их руками, а Саша бросился между ними, думая,  что  старик
захочет ударить его. Но Петр, тем  временем,  глубоко  вздохнул  и  поднял
руку, указывая прямо перед собой в сторону лесной чащи, а Ууламетс встал и
начал вглядываться туда, будто мог что-то увидеть кроме лунного  света  да
плотной стены безжизненных деревьев.
     - Ты действительно смог разглядеть ее? - прошептал Саша, а Петр  лишь
покачал головой и продолжал все так же сидеть, когда Ууламетс  вернулся  к
ним.
     - Нам  надо  отправляться  домой,  -  сказал  старик,  и  Саша  очень
обрадовался этому.
     - Да, господин, - сказал он, подавая Петру руку, чтобы помочь  встать
на ноги.


     Петру было нечего сказать, и поэтому за все время пути он не произнес
ни слова. Он только  один  раз  запротестовал,  отказываясь  от  помощи  и
уверяя, что может идти сам, хотя было видно, что он хромал, тяжело дышал и
часто терял равновесие на скользких местах.
     - Помогите ему, - упрашивал Саша, обращаясь к  старику,  но  Петр  не
хотел помощи ни от того, ни от другого и продолжал ковылять, пока  они  не
дошли до крутого подъема, ведущего во двор.
     В этот момент что-то ударилось о забор.
     - Вероятно, кролик, - сказал Саша, увидев, что Петр остановился около
ворот и, казалось, застыл там. Он ухватил его за руку и потащил по дорожке
вслед  за  стариком.   Он   и   сам   боялся   оглянуться   назад,   чтобы
поинтересоваться, что или кто может наблюдать за ними сквозь забор.
     Теперь-то он знал, что все, что окружало  их,  было  самой  настоящей
реальностью. Он знал, что все что он видел и слышал, происходило на  самом
деле, а не казалось ему, как знал и то, что теперь и сам стал частью всего
окружавшего их. Он понимал, что Петр подвергался опасности, потому что это
существо, этот белый призрак, на самом деле был мертв и проводил время  за
охотой на берегу реки. И то, что Ууламетс сказал, обращаясь к Петру:  "Моя
дочь предпочла тебя...", еще больше усложняло дело...
     - Еще немного вперед, - сказал он Петру, из которого, казалось, вышли
остатки сил за время их путешествия, или так действовал на него окружающий
холод.
     Неожиданно ощущение холода начало действовать и на Сашу, в тот  самый
момент, когда он вновь заметил краем глаза белый призрак.
     - Хозяин! Господин мой, Ууламетс! - позвал он,  поскорее  ухватившись
за Петра.
     Старик быстро повернулся назад.
     - "Оно" здесь, - сказал Саша. - "Оно" здесь, и преследует нас...
     - Скорее в дом, - сказал им старик, уже с самого крыльца.  Он  поднял
задвижку и распахнул дверь, откуда на них хлынули золотистые потоки  света
от горевшего очага, образуя  на  крыльце  странную  картину  из  мечущихся
теней. - Быстрее, внутрь.
     И в этот момент Саша подумал, что кто бы ни был  этот  призрак,  дочь
или нет, старик был охвачен смертельным ужасом.



                                    9

     В доме ощущалось тепло, там были стеганые  одеяла,  в  которых  можно
было завернуться, освободившись от влажной, почти сырой одежды,  там  была
чашка водки... и Петр наконец в полной мере  ощутил,  что  возвращается  к
жизни.
     Он  чувствовал  себя  чуть  глупым  и  в  чем-то  слегка   обманутым.
Остановившись около печки, он пил водку из чашки, в то время как  Ууламетс
прошел прямо к своей драгоценной книге, освещенной масляной  коптилкой,  а
Саша метался между печкой и столом, откуда раздавалось бормотанье старика.
Он все еще не освободился от испуга и, видимо, поэтому не сменил промокшую
одежду, в которой сидел на земле у реки. И все это  безрассудство,  как  в
итоге с полным правом мог считать Петр, стоило им того, что  они  едва  не
повстречались со смертью.
     - Вот, - угрюмо сказал  Петр,  протягивая  мальчику  чашку,  -  выпей
немного. Это согревает.
     Саша сделал небольшой глоток,  сморщил  лицо,  как  только  проглотил
обжигающую влагу, и тут же вернул чашку.
     Пока ни Петр, ни старик не произнесли ни слова, а тишина, стоявшая  в
доме, нарушалась лишь странными звуками, будто под домом что-то двигалось,
видимо испытывая какое-то неудобство. Доносившаяся  с  низу  возня  скорее
всего напоминала медведя, пожелавшего устроить  себе  берлогу  в  подвале,
если только забыть о том, что в это время года медведи уже  просыпаются  и
подобные занятия для них сейчас просто не имели смысла.
     Саша же продолжал вертеться в пространстве между столом и печкой,  не
сводя глаз ни с Петра, ни с Ууламетса. В  какой-то  степени  обстановка  в
доме раздражала Петра.  Сейчас  он  больше  всего  хотел,  чтобы  поскорее
наступило утро, когда солнце наполнит смыслом окружающее и  объяснит  весь
тот кошмар, который произошел  этой  ночью.  И  надеялся,  что  с  первыми
солнечными лучами и сам освободится от этого кошмара, как от ужасного сна.
Он подумал, что его память находилась в страшном беспорядке или от удара в
момент падения в лесу, или от того, что он  поверил  в  тот  бессмысленный
вздор,  который  постоянно  вбивал  в  его  голову  мальчик,  и  в   итоге
просто-напросто вообразил, что рядом  с  ним  находится  девушка,  которая
появилась прямо из кустов боярышника, твердость и остроту  шипов  которого
он мог подтвердить по своей израненной правой руке.
     Он сделал еще глоток. Ууламетс перевернул очередную  страницу,  затем
еще одну, открыл чернила и что-то записал, поскрипывая пером, которое явно
принадлежало  черному  ворону.  Неожиданно  Петр  почувствовал,  как   его
охватывает дрожь, в горле покалывает,  а  душевное  равновесие  постепенно
исчезает.
     Тогда он подумал о том, что во время обеда  Ууламетс  наверняка  имел
возможность что-то подсыпать в рыбу, а, может быть... (Он  постарался  как
можно быстрее проглотить то, что было у него во рту  и  почувствовал,  как
жидкость обожгла его больное горло и все остальное, что встретилось на  ее
пути)... даже и в вино. Но это было бы слишком жестоко.
     Следующая его мысль была о том, что они должны были  бы  уйти  отсюда
завтра, не дожидаясь, пока он совершит над ними очередного насилия...
     В этот момент Ууламетс поднялся из-за стола, убрал чернила, закрыл  и
отодвинул книгу.
     Нахмурившись  и  некоторое  время  помедлив,  он  подошел  к  огню  и
остановился около Саши и Петра.
     - Она, - спросил он, - она выглядела... очень несчастной?..
     Петр откинул назад волосы, поднял  чашку  и  пристально  взглянул  на
старика.
     - Кто выглядел несчастным? Этот твой призрак? Или,  быть  может,  эти
странные виденья, вызванные твоими заклинаниями из грибов или невесть чего
еще, что ты подливаешь в этот чай?
     - Моя дочь, - закричал на него Ууламетс. - Моя  дочь.  Показалась  ли
она несчастной?
     - Она твоя дочь! - воскликнул Петр и от  неожиданности  даже  сбросил
одеяло, совершенно не обращая внимания на Сашу, который тут же ухватил его
за руку. Он уселся перед огнем, не выпуская чашку из рук, накинув себе  на
спину одеяло. - Она лишь призрак, вызванный в  воображении  под  действием
грибного яда, налитого в чай. Как я могу узнать, счастлива она или нет?
     Разумеется, он мог бы добавить, что девушка, которую он видел во сне,
была потерянной и рассерженной, и что она пыталась заговорить с  ним...  А
ее лицо, с беззвучно шевелящимися губами, было бледным и  покрыто,  словно
бисером, водяными каплями...
     - Дерзкий негодяй! - произнес в раздражении старик и  сорвал  с  него
одеяло. - Моя дочь никогда не имела никакого представления о  мужчинах,  и
лишь только поэтому она выбрала тебя!
     Петр пристально смотрел на него, стараясь понять, насколько  легче  с
подобным безумием согласился бы Саша. Сейчас он стоял на коленях  рядом  с
Петром, уговаривая его ответить Ууламетсу...
     - Ведь это его дочь, - нашептывал мальчик, дергая Петра за локоть.  -
Он очень беспокоится о ней. Не забывай, что она умерла, Петр...
     - Тогда тем более, у него был вполне обоснованный повод  беспокоиться
о ней! Ты понимаешь, что это безумие, полнейшее безумие!  -  Он  задумчиво
разглядывал свою чашку с  каким-то  фатальным  безрассудством  и,  видимо,
ощущал естественный страх от  того,  что  ее  содержимое  может  оказаться
отравленным.
     - Так скажи ему!
     - Она была вся промокшая, вот как она выглядела, - прорычал Петр, - и
я очень сомневаюсь, что она была  намного  счастливее  меня.  -  Его  зубы
начали постукивать один о другой, и он тут же сделал большой  глоток  того
яда, который был всего-навсего лишь плод его воображения.  Но  сейчас,  до
самого рассвета, у них не было иного лекарства, он очень хорошо это  знал,
и может быть поэтому решил ублажить мальчика, если уж не  старика.  -  Она
пыталась что-то сказать, но под конец исчезла...
     - За каким деревом? - задал Ууламетс неожиданный вопрос.
     - За каким деревом? В том месте был чертовски густой лес, разве ты не
заметил этого? За каким, черт возьми, деревом?  Откуда  мне  знать?  -  Он
припомнил рассказы старых бабок, что утопленницы  очень  часто  появляются
около своих любимых деревьев, где завлекают  приглянувшихся  им  молодцов,
обрекая их на смерть. Вот и он, должно быть следовал за ней, но только  во
сне. Доза снотворного была так велика, что  он  даже  свалился  с  ног,  а
Ууламетс все сочинял какие-то небылицы,  стараясь  приободрить  их  своими
вопросами о происходящем, как обычно  поступают  знахари  и  шарлатаны,  и
заполнял их память только тем, что было нужно ему. - Я не спросил ее о  ее
дереве, это просто не пришло мне в голову.
     Ууламетс отошел от них с явным негодованием, а Саша схватил Петра  за
руку и зашептал:
     - Пе