жно, ему только приснилось, что они  были  в
лесу.
     Он отвернулся и стал пристально смотреть на темные пыльные  стропила,
где не было раздражавшего глаза яркого света,  и  так  попытался  сдержать
подступающую тошноту.
     Вскоре он услышал скрип дерева и уверенные шаги. Это к  нему  подошел
Саша и склонился над ним:  встревоженное  молодое  лицо  выплыло  на  фоне
темного потолка.
     - С тобой все хорошо? - спросил он.
     - Надеюсь, что будет, -  пробормотал  Петр.  Говорить  ему  было  еще
трудно.
     - Может, хочешь чая?
     Он чувствовал, как его выворачивает изнутри.
     - Нет, - сказал он и закрыл глаза. - Я хочу просто немного полежать.
     Саша похлопал его по плечу. Но даже легкое  прикосновение  отдавалось
болью по всей коже. Он  слышал,  как  мальчик  отошел  к  столу  и  сказал
старику, что с Петром все в порядке.
     Петр припомнил, что Саша и Ууламетс говорили прошедшей ночью  о  нем,
когда утром он вновь увидел их, уютно сидевших и шептавшихся о  чем-то.  И
под впечатлением этих мыслей он почувствовал пустоту и слабость  в  груди,
которая теперь уже не имела ничего общего с выпитой вчера водкой.


     Так он и страдал почти все утро, пока Саша не принес ему чай с  медом
и немного лекарства, на котором  настаивал  Ууламетс.  Он  выпил  чай,  но
отказался от отвратительного варева, которое приготовил для  него  старик.
Саша умолял его принять лекарство, убеждая в том, что  от  него  не  может
быть никакого вреда, но Петр выплеснул содержимое чашки на тлеющие угли.
     - Петр! - едва не закричал Саша.
     - Пусть помучается еще, - сказал Ууламетс, полагая,  что  Петр  будет
вполне удовлетворен собственной безопасностью.
     - Пусть моя боль остается при мне, - сказал он. - По крайней  мере  я
буду знать, что обязан этим самому себе... Держись подальше от меня!
     - Пусть будет так, - сказал Саша.
     - Дурак! - прошептал Петр. Его голова  по-прежнему  раскалывалась  от
страшной боли при малейшем напряжении. Он медленно  сполз  вдоль  каменной
кладки, подбирая под себя колени. Саша вернулся к своему колдуну,  а  Петр
так и остался в этой позе: голова шла  кругом  от  постоянной  путаницы  в
мыслях, которые так и не покидали его после сновидений и  пьяных  кошмаров
прошедшей ночи, обостренные тяжелым утренним похмельем.
     Его меч по-прежнему стоял около стены, недалеко от сидящего за столом
старика. Он отметил про себя его местонахождение и заодно еще раз  оглядел
комнату, как бы проверяя наличие одеял и одежды, висящей на колышках около
двери, и связки репы, висевшей  под  потолком,  на  тот  случай,  если  он
решится претворить в жизнь свой план побега.
     Для этого ему остается  лишь  сломить  упрямство  мальчика  и  любыми
средствами заставить  его  сесть  в  лодку,  а  дальнейшее  уже  не  будет
представлять большого труда. Ведь, рано или поздно, должен же Саша обрести
здравый смысл? Что, в конце концов, может  сделать  старик  против  такого
молодца, как Петр, да еще вооруженного мечом и с  огромным  стремлением  к
побегу? Ведь  единственным  источником  страха  были  незаурядные  таланты
старика управляться с тяжелым посохом, да его  влияние  на  Сашу,  которое
продолжаться только лишь до тех пор, пока  ему  удавалось  подсыпать  свое
зелье в рыбу, которая составляла их обед.
     В конце концов, с большой осторожностью и  немалыми  усилиями,  Петру
удалось встать, и он, медленно  передвигая  ноги,  спустился  к  реке,  на
разведку.
     Саша поспешил за ним по узкой сырой  дорожке,  ведущей  с  берегового
откоса к стоящей у причала старой лодке.
     Петр нахмурился, увидев, что одиночество  нарушено,  и,  скрестив  на
груди руки, повернулся в его сторону.
     - Пожалуйста, - начал Саша, - вернись в дом.
     - Разумеется, я вернусь туда, но в свое  время,  -  сказал  Петр.  Он
должен был так или иначе поговорить с этим опасным безумцем, а  для  этого
он должен набраться терпенья, которого ему всегда  не  хватало.  Рассуждая
таким образом, Петр внимательно  приглядывался  к  стоявшему  против  него
мальчику, и отметил про себя, что, разумеется, Саша был высок и достаточно
силен для своего возраста, возможно  даже  слишком,  чтобы  Петру  удалось
силой заставить его сесть  вместе  с  ним  в  лодку,  если  мальчик  будет
сопротивляться попыткам Петра сбежать из этого дома.
     И с этими мыслями Петр повернулся и медленно  побрел  к  самому  краю
причала, откуда прыгнул в старую лодку, поднимая вокруг себя клубы пыли  и
остатков залежавшихся листьев.
     - Петр!
     Саша не отставал от него. Он  догадался,  что  тот  задумал.  А  Петр
продолжал осматривать лодку, стараясь не  обращать  никакого  внимания  на
тревогу, которая прозвучала в голосе мальчика, а может  быть,  просто,  не
хотел вступать в бесполезный спор. Он  хотел  отойти  с  ним  подальше  от
борта, и поэтому упорно двигался вперед,  туда  где  находилась  небольшая
палубная надстройка, которая могла служить хоть каким-то убежищем: не было
смысла начинать что бы то ни было, находясь у самого  борта,  где  мальчик
мог случайно свалиться в воду, и не было никакой нужды усложнять положение
тем, чтобы вытаскивать из воды наполовину  бесчувственное  тело,  особенно
учитывая теперешнее состояние Петра.
     - Петр, ну пожалуйста!
     Петр  отошел  за  надстройку,  ближе  к  корме,   и   прислушался   к
приближающимся шагам. Там Саша и догнал его. У него мелькнула мысль,  что,
возможно, это даже  очень  хорошо:  в  самом  начале  убедиться,  в  каком
состоянии находится лодка. Поэтому, пожав  плечами,  словно  одобряя  свои
внутренние побуждения, он повернул  назад,  к  рулевой  рукоятке,  которая
слегка покачивалась, под действием  течения  реки,  удерживаемая  покрытым
плесенью канатом.
     - Все выглядит так, будто эта посудина  поможет  нам  хоть  чуть-чуть
приблизиться к Киеву,  -  сказал  он  Саше,  поднимаясь  к  огораживающему
рукоятку барьеру, чтобы проверить ее исправность. - Или ты не  согласен  с
этим?
     - Мы не сможем уйти далеко, - сказал Саша. Он остановился почти рядом
с Петром. - Петр, пожалуйста, послушай меня. Ведь она очень опасна...
     - А мне кажется, что лодка выглядит вполне прилично, -  сказал  Петр,
не обращая внимания слова мальчика.
     - Петр! - Саша схватил его за руку и старался  оттащить  подальше  от
барьера. Он в страхе бросился от кормы, увидев что-то,  похожее  на  белую
вуаль, прикрывающую парящее в воздухе лицо и заполнявшее пространство  над
палубой, в котором, он был уверен в этом,  ничего  не  должно  было  быть.
Одновременно он почувствовал, как повеяло ледяной влагой с резким  запахом
речной воды и водорослей, и как холодное прикосновение тронуло его кожу.
     - Бежим! - закричал Саша. Петр побежал, постоянно оглядываясь  назад,
и неожиданно остановился у самого борта, столкнувшись с Сашей.
     Видение вскоре исчезло, а он продолжал стоять, пытаясь унять дрожь  в
коленях и вновь подступившую головную боль. Он по-прежнему  ощущал  порывы
ледяного ветра на мокрой  руке  и  лице.  Он  еще  не  привык  убегать  от
опасности, похожей всего лишь на холодный ветер, так же,  как  не  привык,
позволять, чтобы при этом его  хватали  ледяными  пальцами,  удерживая  на
месте.
     - Что-то попало мне на лицо, - сказал он, глядя на верхушки деревьев.
- Что-то, похожее на водяные брызги. - Но ни одна из веток не нависала над
кормой лодки. - Может быть, это в воде играла рыба?
     - Она ищет тебя, - сказал Саша, стараясь удержать его за руку. - Ради
Бога, Петр, очнись. Не забывай, что она все еще здесь!
     Ему и самому очень хотелось прийти в свое привычное состояние.  Может
быть, это все еще  водка  продолжала  действовать  на  него?  Ведь  старые
пьяницы  очень  часто  наблюдали  картины,  которых  никогда  не  было   в
действительности,  и,   вполне   возможно,   что   они   тоже   испытывали
прикосновение несуществующих пальцев к своему лицу?
     - Петр! Вернемся в дом! Пожалуйста!
     Он встал на самый край лодки и прыгнул на причал, едва удержавшись на
ногах. Саша приземлился рядом с ним, поймал его руку и  потащил  за  собой
вверх по холму. За время подъема он раз или два ощутил знакомое  дуновение
холода.
     Ощущение это быстро прошло, словно ледяное облако,  растворившееся  в
воздухе и исчезнувшее с последним сильным взмахом  ледяных  пальцев.  Петр
же, не переставая, бежал из всех сил, ощущая боль и спотыкаясь  на  каждом
шагу, пока не добрался до крыльца, где теряя силы, прижался к стене  дома,
обхватив руками раненый бок.
     Этого не могло быть на самом деле. Он стыдился своего бегства, и  все
время оглядывался вокруг, в надежде увидеть что-то,  кроме  серой  громады
леса и берега реки, но при этом не мог объяснить того простого факта,  что
по его шее стекала холодная речная вода.
     Саша распахнул дверь и закричал, едва не задыхаясь и глотая слова:
     - Хозяин, господин Ууламетс. Она была здесь!
     Петр стоял на прежнем месте, все так же прислонясь  спиной  к  стене,
когда Ууламетс торопливо  спустился  во  двор  и  остановился,  в  надежде
что-нибудь увидеть.
     - У твоей дочери  очень  холодные  руки!  -  сказал  вдруг  Петр,  не
удержавшись от доли сарказма, на который был  способен  в  данный  момент,
чтобы разбавить им то небольшое представленье,  которое  разыгрывал  перед
ними Ууламетс, или то сумасшествие, которым тот явно страдал,  или  что-то
еще, чем могло быть, на самом деле, поведение старика.
     Тем временем, Ууламетс вернулся к дому,  явно  раздосадованный  и  не
скрывающий гнева.
     - Дурак. Иди в дом и сиди там, иначе мы ничем не сможем помочь тебе.
     Петр открыл было рот, чтобы выразить свой обычный протест, но  старик
проскользнул мимо него в дом, и  ему  ничего  не  оставалось  делать,  как
следовать за ним, или же  доводить  до  конца  план  побега,  но  дрожь  в
коленях, мучительная пульсирующая боль в голове  и  неприятная  пустота  в
желудке не оставляли ему выбора.
     - Петр. - Саша поймал его руку, когда они медленно входили в  дом.  -
Ты видел теперь все это при дневном свете. Ведь ты это видел, верно?
     Тот кивнул, поскольку согласие в данный момент привносило  мир  в  их
отношения. На самом деле, этот шаг не был капитуляцией, потому что  внутри
себя он решил не вступать в дальнейшее обсуждение всего, что происходило в
этом доме и в этом лесу. Поэтому, войдя в комнату, он уселся  около  огня,
чтобы еще раз обдумать все случившееся, в  то  время  как  Саша  продолжал
обсуждать с Ууламетсом происшествие на реке, особенно отмечая то, что  ему
не удалось ничего рассмотреть...
     - Но Петр должен был все видеть, при полном дневном свете...
     - На самом деле, не имеет большого значения, происходило это днем или
ночью, - сказал Ууламетс. - Дневной свет может лишь скрыть от  нас  многие
подробности. На самом же деле ты никогда не сможешь увидеть ее полностью с
помощью одних лишь своих глаз.
     - Ты просто сумасшедший, - неожиданно резко сказал Петр,  по-прежнему
сидя около самого очага. - Как это можно видеть что-то без помощи глаз?
     - Очень просто, - сказал Ууламетс. - Мы почти всякий раз делаем  это,
разве я не прав? Ты видел ее в своем воображении.
     Он почувствовал неожиданную неловкость от того, что  Ууламетс  разбил
все его доводы и не оставил ему никакой опоры.
     - Вот, пожалуй, единственное место, где она действительно могла быть,
- заметил он в раздражении, ощущая, как опять втягивается  в  разговор.  -
Ведь на  самом  деле  она  и  была  всего  лишь  игрой  воображения.  Игра
воображения, вот все, что мы наблюдали и что преследовало нас.
     - Ты ошибаешься. Опасность, которая исходит от нее,  к  сожалению  не
ограничивается  воздействием  на  твое  весьма  слабое  воображение,  Петр
Кочевиков. Твое заблуждение и вред, который от него исходит, именно сейчас
подвергают опасности твоего молодого приятеля, который возможно  может,  а
возможно и нет, сделать для тебя большое дело: помочь  тебе.  И  если  оно
окажется не по силам для его здравого смысла, то у тебя  вообще  не  будет
никаких шансов рассчитывать на чью-либо заботу и  помощь.  Жизнь  -  очень
большая роскошь в этом лесу.
     А Петр, отвернувшись и глядя вдоль комнаты, еще раз вытер  свою  шею,
под  влиянием  не  проходящего  ощущения  леденящей  сырости,  и  еще  раз
постарался убедить себя, что это всего лишь холодная роса,  брызнувшая  на
него с ветки или что-то еще в это роде.
     Разумеется, была еще и другая возможность: он мог поступать как и те,
кто был рядом с ним. Он мог улыбнуться Ууламетсу и сказать, что  он  очень
сожалеет и готов принять за правду любые доводы  старика,  например,  так,
как это делал Саша. И поскольку Саша решил придерживаться тех же  взглядов
на  вещи,  что  и  старик  Ууламетс,  то  Петр  увидел  в  этой   ситуации
единственную надежду вырваться из этого леса,  а  то,  что  он  внутреннее
смирился с сумасшествием старика, откладывало их побег на  какое-то  более
отдаленное время.
     Он просидел почти целый день, прислушиваясь к тому,  что  рассказывал
Саша Ууламетсу о событиях на реке. Он, черт возьми, рассказал ему  о  том,
что они ходили осматривать причал, если уж не саму  лодку.  Но  вскоре  он
рассказал и об  этом,  поддавшись  настойчивым  расспросам  старика.  Петр
старался смотреть в потолок, на потемневшие стропила, и, поминутно  сжимая
зубы, обращался ко всем богам в недоумении, почему его так просто  оседлал
какой-то дурак.
     Но он и сам знал ответ на этот вопрос: он понимал, что Саша  нашел  в
отношениях со стариком как раз то самое, к чему стремился всю свою  жизнь.
Ведь старый колдун сказал ему, что его собственное представление обо  всем
происходящем вокруг абсолютно  правильное,  а  его  желания  действительно
могут изменить существующее положение дел  именно  тем  самым  путем,  как
мальчик и собирался сделать мальчик.
     - Ну, а что ты скажешь по поводу лошадей? - спросил  он  Сашу,  когда
тот присел рядом с ним поближе к огню.
     - Каких лошадей?
     - Или о царской карете. Или это будет по плечу лишь нашему  призраку,
а ты пока будешь считаться новичком в этих делах?
     - Петр, послушай старика. Пожалуйста, послушай его.
     Но тот сделал движение рукой, будто находясь на торжественном приеме,
и сказал:
     - Разумеется. Я уже и так слушаю его целый день без передышки. Я  уже
узнал, что у меня есть третий глаз и все прочее.  Боже  мой,  малый,  я-то
думал, что в тебе гораздо больше здравого смысла.
     - Петр...
     - Теперь он хочет отыскать это  проклятое  дерево.  Чудесно.  Давайте
отправимся в лес, и я найду вам вполне подходящий  экземпляр.  А  пока  мы
будем ковылять в темноте, опасаясь свалиться в трясину, он будет петь свою
песню, чтобы его дочь встала  из  могилы.  Вот  это,  уверяю  тебя,  будет
зрелище. Во всяком случае, сегодня ночью я постараюсь обойтись без рыбы, у
меня будет обед по собственному рецепту.
     Саша выглядел совершенно разбитым.
     - Я никогда не был беззащитным. Учитель Ууламетс...
     - Учитель, я не ослышался?
     - Не забывай, что он все время говорит нам  лишь  правду.  Я  клянусь
тебе в этом. Из-за того, что она находится здесь, в этом лесу нет  никаких
животных, и это только благодаря моей удаче мы смогли так далеко  войти  в
него и добраться до дома старика.
     - Браво! И таким образом мы стали приманкой для призрака.
     - Если мы сможем найти ее дерево, или старику удастся околдовать  ее,
то тогда мы будем спасены. Иначе мы не будем в  безопасности  даже  здесь.
Она никогда не откажется от тебя.
     - Очень настойчивая молодая дама. Почему бы нам не открыть дверь и не
пригласить ее в дом?
     - Не смей говорить  так.  Будь  очень  осторожен  и  не  пытайся  сам
вызывать какие-нибудь ее действия. Это  не  подходящий  случай  для  того,
чтобы разыгрывать шутки.
     Петр вновь ощутил холод на своей спине.
     Удивительно, что это ощущение усилилось после ужина, который  состоял
из рыбы для старика и мальчика, а сам он обошелся лишь парой небольших реп
и  даже  не  притронулся  к  выпивке.  Он  ужасно  хотел  спать,  особенно
утомленный поскрипыванием бревен в стенах дома, и  подумал,  что  причиной
этого скрипа, скорее всего, была неустойчивость земли,  оттаивающей  после
зимних холодов.
     Когда бревна скрипели, то казалось, что весь дом  приходил  в  легкое
движение, от половиц до стропил.
     Но ощущения могли очень часто вводить в заблуждение, особенно,  когда
человек был утомлен и его клонило ко сну.  Саша  давным-давно  мирно  спал
рядом с Петром на теплых камнях, завернувшись в одеяло.  Ууламетс  наконец
кончил писать  и,  устроившись  на  своей  кровати,  тоже  спал,  тихонько
похрапывая. Петр подложил руки под голову и  дремал  при  затухающем  огне
очага, прислушиваясь к потрескиванию  половиц  и  стропил  и  к  завыванию
ветра, раскачивающего сухие деревья.
     Неожиданно до него донеслись одинокие шаги,  сначала  на  дорожке,  а
затем на крыльце.
     Он приготовился было разбудить Ууламетса и даже поглубже вздохнул для
этого, полагая, что тот,  несомненно,  знал  всех  своих  визитеров  и  их
привычки. Но по каким-то необъяснимым причинам он  на  мгновенье  задержал
этот вздох и замер, не шевелясь и не произнося ни звука.
     Наконец кто-то постучал в дверь.
     Саша зашевелился, а Ууламетс проснулся и теперь сидел в кровати.
     Несколько мгновений никто не  двигался.  Затем  Ууламетс  поднялся  и
направился к двери.
     - Не открывай ее! - закричал Петр, глядя на то, что собирался сделать
старик. Он быстро прополз под столом и, миновав лавку, наконец-то добрался
до меча, как раз в тот момент, когда дверь открылась и в комнату  ворвался
ветер, который начал раздувать тлеющие в чаге угли.
     Петр ухватился за меч, освобождая его от ножен, и с бьющимся до  боли
сердцем, помогая себе рукой, перебрался через лавку и встал на ноги.
     Она уже была там:  парящее  в  воздухе,  смешанное  с  туманом  белое
облако, подрагивающее  на  ветру.  Кое-где  среди  этой  туманной  белизны
виднелись остатки речных водорослей.
     Ветер все сильнее кружил по комнате, раскачивая подвешенные к потолку
связки сухой травы и выдувая искры из очага.
     - Закрой дверь! - закричал Петр. - Ради Бога, закрой ее!
     На этот раз его услышали. Ууламетс с усилием начал  закрывать  ее,  и
Саша подбежал к нему и навалился на нее всем своим весом,  пока  засов  не
встал на свое место. Стоявшая рядом метла упала, а вместе с  ней  с  полки
свалилась последняя чашка и с треском разбилась.
     - Боже мой, - задыхаясь проговорил Петр.
     Ууламетс лишь молча взглянул на него. А Саша выглядел  как  настоящий
призрак. Он все еще прижимался к двери, хотя  в  доме  все  успокоилось  и
ветер больше был не страшен его обитателям.
     Петр даже забыл убрать меч в ножны, а положил его на стол и  налил  в
стоящую там чашку водки из кувшина, хотя бы  не  пролив  ничего  на  стол.
Сейчас это было все, на что были способны его руки.
     Пока дом потрескивал, из подвала, в котором  явно  кто-то  находился,
доносилось недовольное рычанье.
     Сейчас Петр ощутил в полной мере, как велико его  желанье  попасть  в
Киев или в какое-то  другое  место,  где  он  смог  бы  провести  хотя  бы
сегодняшнюю ночь, если на то пошло.
     - Всего один ветер? -  невнятно  пробормотал  Ууламетс,  обращаясь  к
нему.
     Петр выпил и поднял глаза на старика.  Его  не  покидало  болезненное
чувство, что Ууламетс, к тому же, знал все окружающее их, а он, Петр, нет.
     Вслед за ним и Саша знал окружающие места гораздо лучше Петра. А Петр
был все еще очень далек от того, чтобы поверить, будто Ууламетс имеет хоть
какие-то достаточно добрые намерения по  отношению  к  Саше  или  к  нему.
Стальной меч, лежащий на столе, выглядел устрашающе и грозно, как  всегда,
но, как видно, он был бесполезен при встречах с призраками.
     Саша начал подбирать  р