мне,
банник?
     Вновь треснул камень. Неожиданно банник подпрыгнул  к  нему,  схватил
его руку своими когтистыми пальцами, притянул его как можно ближе к своему
лицу, становясь все более и более осязаемым.
     Колючие ветки. Давящее чувство надвигающейся опасности...
     Ивешка, наблюдающая за ним из тени, с лицом холодным и  бесстрастным,
как будто сама смерть.
     - Банник! Скажи, Петр нуждается в нашей помощи?
     Брызги и водяная пыль вздымались за кормой, парус трещал...
     Все из той же тени к нему неожиданно вышел молодой человек.  Это  мог
быть и сам банник, так как он внушал  то  же  чувство  страха  и  грозного
предзнаменования. Лунный свет заливал его темные волосы и белую рубашку...
     Банник прошипел что-то  прямо  в  сашино  лицо  и  вновь  бросился  в
темноту, извиваясь всеми частями тела, когда залезал под лавку.
     - Банник! - не унимался Саша.
     И вновь знакомое удушье распространилось  в  окружавшей  их  темноте,
будто чувствовалось чье-то присутствие, окруженное  хаотически  мечущимися
одними лишь  "может  быть",  "должно  быть",  "возможно,  что",  постоянно
меняющими положение с каждым желанием, которое появлялось здесь.
     Саше было нужно имя. Он хотел пересилить и остановить это будущее. Он
тихо стоял, стараясь унять дрожь, и пытался остановить все свои желания  в
присутствии этой подавляющей неизвестности.
     Теперь в водяном потоке листья двигались все медленнее  и  медленнее,
только что бурлившая темная  вода  казалось  начинала  успокаиваться,  как
будто ожидая единственного желания, которое будет управлять ею...
     Дверь  бани  вновь  распахнулась  со  стуком,  впуская  внутрь   бани
потускневший дневной свет.
     Было слышно, как снаружи первые капли дождя ударили в пыль.


     Петр огляделся и развернул Волка. Казалось, что между ним и  дорогой,
ведущей к дому, опустилась легкая вуаль, как бы напоминая ему о  том,  что
все, относящееся  к  волшебному  миру,  выглядит  иначе,  чем  реальность,
обманывая и зрение и чувства обычных людей.
     - Малыш? - закричал он в окружавший его лес, и ему показалось, что  и
день стал более тусклым и прохладным, а деревья, с каждым взглядом на  них
то отодвигались от него, то вновь  приближались,  становясь  все  менее  и
менее знакомыми. Волк продолжал идти, время от времени вскидывая голову  и
фыркая, будто ему никак не нравился тот  легкий  ветерок,  который  теперь
постоянно обдувал их, заставляя шелестеть молодые листья и трещать  старые
сухие ветки.
     - Малыш?
     Колючка зацепила его прямо между плеч, вызывая ощущение, будто что-то
подстерегает сзади. Он оглянулся, посмотрел на ветки, все еще  в  надежде,
что это Малыш. Но там никого и ничего не было.
     Петр чувствовал большое  искушение  позвать  на  помощь  Мисая.  Если
кто-нибудь попадал в какую-то беду в этом лесу, то позвать на помощь леших
всегда было первым делом. Но они были весьма странные  существа,  особенно
Мисай, самый старый из  них,  очень  нетерпеливый  с  дураками  и  имеющий
склонность задавать обескураживающие вопросы,  например:  а  скажи-ка  мне
поточнее, что именно ты видел и что испугало тебя?
     Да ничего, если быть уж совсем точным. Он, как дурак, ехал по дороге,
не посмотрев даже по сторонам, не пытаясь хоть как-то запомнить окружавшие
его деревья,  чтобы  по  возвращении  назад  иметь  возможность  правильно
определить местоположение дороги.
     Тем временем солнце давало ему направление  пути  к  дому,  состояние
земли указывало, где дорога должна была  проходить,  и  поэтому  он  вновь
начал двигаться по ней, на этот раз обращая должное внимание  на  деревья,
вглядываясь в лесную чащу по обе стороны  от  себя  на  тот  случай,  если
свешивающаяся ветка или причудливой формы ствол смогут дать ему  ключ:  он
был уверен, что находился совсем недалеко от старого проезжего тракта.
     Но когда он оглянулся, туда, где дорога в сторону Воджвода только что
выглядела как абсолютно знакомая ему, то увидел, что то  самое  место,  из
которого он выехал, казалось таким же  запутанным,  как  и  путь,  ведущий
домой.
     - Малыш? - позвал он. Но как только стихли звуки его  голоса,  кругом
вновь опустилась удушающая тишина. Он уговаривал себя, что Малыш вероятнее
всего все еще там, и что только не имеющее никакого отношения к волшебному
миру его  собственное  восприятие  окружающего  не  дает  ему  возможности
увидеть дворовика. По некоторым причинам  все,  что  связано  с  волшебным
миром, прячется от  него,  точно  так  же,  как,  например,  лешие  в  его
восприятии в какой-то момент могут выглядеть и как  лешие,  а  могут  быть
похожими на обычные соседние деревья. Он продолжал думать о Воджводе  и  о
своей прежней жизни, и его не покидало странное чувство вины. Он не должен
был делать этого: это было столь же глупо, как  и  желание  вновь  увидеть
Воджвод, потому что при этом он мог Бог знает как, но разрушить окружавшее
его колдовство, или что еще там было, лишив  тем  самым  себя  возможности
воспринимать все, что проникало сюда из волшебного  мира,  потому  что  он
помнит время, когда он не мог этого делать, и тогда он мог смотреть  прямо
на Малыша и вообще не видеть его.
     Саша явно не стал бы подстраивать ему такую ловушку,  не  предупредив
заранее, но появление у них Волка само по себе доказывало, что Саша  может
делать ошибки, и  уж  совсем  неизвестно,  какие  вводящие  в  заблуждение
проезжих ловушки мог оставить в свое время здесь этот грубиян Ууламетс,  а
затем позабыть о них.
     Господи, да он уже много лет не боялся лесов: он отправлялся вверх  и
вниз по реке, проплывая частенько мимо того места, где, как он  совершенно
точно знал, была берлога водяного. Он  совал  нос  в  такие  уголки,  куда
благоразумный человек никогда не  пойдет  без  подходящей  защиты.  Но  он
всегда был в состоянии видеть, где и куда он идет, и с ним всегда был  его
меч. И уж нечего говорить о том,  что  было  весьма  немаловажным,  с  ним
всегда был Малыш, охранявший его сзади.
     Теперь Волк вел себя так, словно чуял дьявола под каждым  кустом.  Он
настороженно двигал ушами туда  и  сюда,  осторожно  и  внимательно  нюхал
воздух, и казалось, что он скорее плывет, чем скачет по земле...
     Вот Волк  метнулся  в  сторону,  будто  испугавшись  чего-то,  сделал
один-два  неверных  шага,  прежде  чем   выровнял   движение,   подчиняясь
удерживающей его руке, но продолжал вздрагивать, с силой втягивать  воздух
и фыркать, словно ему не понравилось то, что он в нем учуял.
     - Добрый конь, - пробормотал Петр, похлопывая Волка по потной шее. Он
и сам покрылся потом, пока пытался решить, мог ли Волк учуять  что-то  или
нет. Вот дурак, ведь чистая глупость оказаться в лесу на  игривой  лошади,
без седла, в то время как день медленно, но катился  к  концу,  а  дорога,
если это вообще была дорога, уходила все глубже и глубже в темные заросли,
раскинувшиеся под потемневшим от облаков небом.
     Он совершенно искренне полагал,  что  Ивешка  уже  забеспокоилась,  и
надеялся, что его жена  и  его  приятель  пытались  узнать,  куда  это  он
запропастился, и вместе желали ему вернуться домой до наступления темноты.
Он и сам желал этого. Но если  бы  эти  его  желания  хоть  сколько-нибудь
работали, ему по крайней мере не пришлось бы искать, куда  подевалась  эта
самая дорога.
     Волк вновь испугался чего-то и рванул в сторону:  Петр  удержался  на
нем, сел понадежнее, натянул  поводья  и  постарался  успокоить  прыгающее
сердце. Он похлопал Волка по шее, пытаясь говорить ему  всяческую  ложь  о
том, что все шло просто чудесно и они все равно доберутся до дома, где  бы
этот дом ни был.



                                    7

     Дождь  вовсю  поливал  дощатое  крыльцо.  Это  был  холодный  ливень,
занесенный холодным ветром.
     - А он не взял даже свой кафтан,  -  проговорила  Ивешка  за  сашиной
спиной, когда они уже были в доме. - Он даже не взял кафтан...
     Саша потуже затянул пояс, взял шапку, которую все это время  прижимал
рукой, и надел ее.
     - Он сумеет  позаботиться  о  себе.  Он  или  найдет  убежище,  чтобы
переждать, пока схлынет самый сильный поток, или будет как  можно  быстрее
возвращаться домой. Скорее всего, я встречусь с ним, когда  он  будет  уже
возвращаться, а может быть задержу прямо там.  Я  не  уверен,  как  именно
будет...
     - В лесу что-то не так! Все не так...
     Он посмотрел на нее, а затем сказал:
     - Я согласен с тобой. Но это и хорошо, что он не  знает  об  этом,  а
если он не знает, то он будет  в  большей  безопасности,  чем  мы.  Вешка,
пожалуйста, давай не будем спорить, и пожалуйста, не пытайся ничего желать
на его счет. Он не растает от этого  дождя,  он,  в  конце  концов,  может
соорудить хоть какое-нибудь укрытие.
     - Укрытие! Он промокнет до  костей,  и  не  говори  мне,  что  он  не
возвращается до сих пор  потому,  что  не  знает  о  происходящем!  -  Она
завернула сухую одежду прямо в  кафтан,  который  приготовила  для  Петра,
сделав из него очень плотный узел. - Мы не должны сидеть сложа руки,  черт
возьми, мы не можем оставить его там.
     - Но ведь есть еще возможность того, что сейчас он вместе с лешими.
     - Там нет никаких леших, уверяю тебя! - Она  была  готова  заплакать.
Затянув  потуже  веревки,  она  продолжила:  -  Я  пыталась!  Я   пыталась
поговорить с ними!
     - Так, может быть, они услышали тебя. Может быть, они ответили и  тут
же отправились на его поиски. Ведь им, в конце концов, нет  никакой  нужды
сообщать нам об этом. Им просто не могло прийти в  голову,  чтобы  сделать
это.
     - Саша, используй разум, который мой отец оставил тебе!  Ведь  оттуда
ничего не доносится, ничего. Все идет так, будто мир кончается вот за этим
забором. Мы не можем даже остановить этот дождь!
     - Это очень сильный дождь, он будет идти очень долго, но  ради  Бога,
ведь известно, что для дождя есть несколько естественных причин.
     - Не говори со мной так, словно я дура! Что-то встало на нашем пути!
     Сомнения вывели  из  строя  сашин  желудок,  и  ивешкина  суетливость
казалась ужасней, чем все происходящее в лесу.
     - Вешка, я найду его, только ради Бога, прошу тебя, перестань  вообще
желать хоть что-нибудь. Мы ведь еще не знаем, что находится там...
     - Не знаем, не знаем. Да ты порой не знаешь даже, встало  ли  солнце,
до тех пор, пока не посмотришь в окно! Думай головой, Саша! Ведь есть  еще
водяной, например, есть призраки!
     - Но Петр отправился в  другом  направлении,  а  водяной  никогда  не
уходит далеко от реки. - Он снял с колышка меч и повесил себе через плечо.
- Я всегда желал ему добра, я делал это каждый день, пока мы  жили  здесь,
точно так же, как это делала ты, и если эти желания  вообще  работают,  то
они все еще должны охранять его,  и  если  что-то  с  ними  произошло,  то
гораздо лучше, если один из нас отправится к нему: мы хотя бы узнаем,  что
нам следует делать, не так ли?
     Она промолчала. Взяв со стола небольшой глиняный горшок,  она  сунула
его в мешок, который он брал с собой.  Ее  лицо  было  бледным  в  тусклом
свете, падавшем сквозь дверной проход, бледным и ужасно испуганным.
     - Это соль и сера... А еще у тебя есть горшочек с углями...
     Он повернулся к двери и крепко сжал  ее  маленькие  холодные  руки  в
своих.
     - Послушай, я не сильно боюсь за него, все это только  из-за  погоды.
Но ведь он не будет рисковать в такую бурю. Ведь не пожелает же он молний?
     - Он вообще не может ничего пожелать, ни того, ни другого. С чего  бы
он смог?
     Саша   почувствовал   внезапный   испуг,   глубоко   охватившее   его
беспокойство о принятом решении. Все, казалось, было  готово  опрокинуться
или так, или эдак, все стало переменчивым и опасным.
     - Я отыщу его, - пообещал он ей едва слышно и нырнул  прямо  в  бурю,
вниз по отмытым дождем доскам деревянного настила. Он добрался до ворот по
покрытой сплошными лужами дорожке и остановился как  от  толчка,  чувствуя
сзади себя сильное желание  Ивешки,  которая,  как  он  увидел,  стояла  в
дверях, напоминая ему тот призрак, каким она  когда-то  была.  Поторопись,
говорило это желание. И он глубоко вздохнул, толкнул ворота и зашлепал  по
тропинке, а потом прямо по мокрой и тяжелой от воды траве, с которой ветер
и дождь уже смыли и унесли след, что оставался там от Петра.
     Вероятнее всего, раздумывал Саша, что Петр, выехав просто  проехаться
в полдень, тут же выбросил из головы это свое обещание: "по дороге туда  и
обратно", в тот самый момент, как только  был  предоставлен  самому  себе.
Петр никогда не имел сомнений  на  счет  того,  чтобы  во  всем  поступить
по-своему, не более, чем Саша, наблюдавший, как тот собирался на  прогулку
в хорошо знакомый ему лес.
     Но вот Ивешка беспокоилась  с  самого  начала.  Она  отругала  его  и
назвала дураком по поводу банника, он же, тем не менее, все еще  продолжал
верить  ему,  стараясь  увидеть  невидимое,   чтобы   понять   смысл   его
предсказаний...
     Петр был обычным человеком, он был глух и слеп к какому-либо влиянию.
Все происходящее вокруг него, условно выраженное лишь  слабыми  виденьями,
имело очень малую силу над ним, в сравнении с колдуном, до тех  пор,  пока
источник этих перемен не приближался к нему на расстояние вытянутой руки.
     Саша желал себе, чтобы он прислушивался  к  Ивешке,  чтобы  с  самого
начала слушал ее. Он вызвал банника, и он  появился  у  них  в  тот  самый
момент, когда над лесом опустилась эта тишина, и этот банник был таким  же
кособоким и вертлявым, как тот дом, что  они  построили  для  него.  Он  в
беспорядке выбрасывал им отдельные  фрагменты  видений,  которые  отражали
либо нависшую над ними угрозу, либо события давних лет. На них можно  было
смотреть, думать и сомневаться,  и  вновь  смотреть:  ведь  колдун  должен
знать, он хотел знать и продолжал это до тех пор, пока не  оставалось  уже
никаких  сомнений  в  происходящем.  Но  и  сам  этот  процесс  все  время
претерпевал изменения, а от этих изменений возникали новые сомнения...
     Остерегайся моей дочери, подсказывали ему воспоминания, полученные от
Ууламетса: старик никогда не верил ей. Но при этом он искал ее советов,  и
не пользовался ими, когда она давала их ему, даже не прислушивался к  ним,
он был слишком уверен в своей правоте...
     Обдумай все как следует,  всегда  советовал  ему  Ууламетс.  Старайся
сделать все возможное, и не приступай, пока не будешь до конца  уверен  во
всем...
     Что-то неладное происходило вокруг них, но ведь для этого было  много
причин: это мог быть просто сильный дождь, или это могла быть  появившаяся
у них лошадь, или это могли быть их собственные  страхи  о  тех  виденьях,
которые они наблюдали  в  бане,  но  так  или  иначе,  оставалось  ужасное
ощущение того, что все желания идут слишком криво, а вместе с ними  и  вся
их безопасность подвергается риску в этом отнюдь уже не безопасном лесу.
     Но времени на раздумья  нет,  уговаривал  он  самого  себя,  не  было
времени для пророчеств, не было места, где можно было посидеть и  спокойно
обдумать все от начала и до конца. Сейчас у него было единственное и ясное
желание: добраться до Петра прежде, чем это сделает кто-то еще.


     Дождь довершил сложившуюся ситуацию, так по крайней мере  подумал  об
этом Петр. Он ехал, подгоняемый сильным ветром, промокший с ног до головы,
и не имел никакого представления, куда он  направлялся,  плутая  по  этому
лесу.
     - Господи, - пробормотал он, постукивая зубами, и закричал  изо  всех
сил, как только дождь превратился в сплошной ливень: - Мисай!
     Но вокруг не было никаких признаков  присутствия  ни  леших,  ни  его
друзей. Потоки дождя обрушились на него  с  новой  силой,  и  единственное
тепло, которое он получал, исходило от постоянно движущегося  Волка,  хотя
его спина и была не самым удобным местом, чтобы сидеть  на  ней  в  данный
момент. Волк же  шел,  продолжая  вертеть  головой,  прижимая  уши,  чтобы
защитить их от воды, потряхивая шеей и фыркая, будто выражая таким образом
протест против окружавшего их безумия.
     Еще один порыв, обрушивающий на них и воду и  ветер,  заставил  Петра
пригнуться,  выплюнуть  воду,  прочистить  нос  и  глаза.  Сверху  на  них
накатывался не только дождь: это были куски старых листьев, осколки  коры,
грязь и еще Бог знает что. Он сказал, похлопывая Волка по плечу:
     - Ну, хватит, хватит, этого уже вполне достаточно, приятель.
     Вокруг них был старый дремучий лес, где не было ничего кроме  мертвых
деревьев, ни молодого дерева, ни кустов, достаточно густых,  чтобы  из  их
веток можно было сделать хоть какое-то укрытие. Только случайно выбившийся
на поверхность каменный выступ мог обеспечить им хоть какую-то  защиту  от
ветра. Петр слез с коня и подвел Волка почти  вплотную  к  этому  укрытию,
рядом с которым торчали две засохших сосны, которые дополнительно защищали
их от бокового ветра.
     Волк фыркал и сопротивлялся, несомненно привыкший к теплой конюшне  и
к изрядной порции сухого сена, особенно в такую погоду, как эта,  а  не  к
тому, чтобы стоять на холодном ветру после такой напряженной скачки, когда
даже у Петра постукивали  от  холода  зубы.  Он  вытер  Волка  скрученными
листьями папоротника, и от этой работы оба слегка разогрелись,  во  всяком
случае настолько, насколько силы позволяли ее выполнять.
     Сверкнула молния, и на мгновенье лес принял белый зимний вид. Петр  и
Волк оба вздрогнули.
     - Полегче, - заметил Петр и чуть толкнул Волка, удерживаясь за  него.
Он подумал о том, что самое последнее, чего бы он очень не хотел, так  это
потерять Волка в этом лесу. - Да, Небесный Отец сегодня явно не в духе, но
уверяю тебя, что он не имеет ничего против лошадей.
     Волк что-то проворчал,  дернулся  в  сторону,  пытаясь  обнюхать  его
ребра, будто рассчитывая отыскать там несомненно причитающийся после такой
работы ужин.  Он  наверняка  должен  быть  где-то  там,  в  самой  глубине
волшебных карманов его хозяина. Петр  почесал  под  мокрым  подбородком  и
сказал:
     - У меня ничего нет, ни там, ни  там,  приятель.  Но  обещаю,  что  в
будущем позабочусь о тебе как нельзя лучше.
     Последовала новая вспышка и  раскат  грома.  Дождь  поливал  их  шеи.
Где-то совсем рядом со старого  дерева  свалилась  ветка  и,  падая  вниз,
обрушила массу новых.
     -  Не  очень-то  приятный  вечерок,  -  пробормотал  Петр,   потеснее
прижимаясь к коню. - Я просто не понимаю,  приятель,  что  происходит,  на
самом деле не понимаю.  Саша,  черт  возьми,  разве  ты  не  заметил,  что
собирается дождь?
     Никто из них не любил вмешиваться в дела погоды более, чем,  например
вызвать легкий ветерок, из-за боязни засух, наводнений или других подобных
бедствий, о которых всегда должны были помнить колдуны. И вполне  понятно,
что они не могли пойти так далеко, чтобы остановить этот дождь только  для
его спасения, но ведь могли же они заметить, что его до сих пор нет дома.
     - Саша, ради Бога, пойми, что если ты  не  хочешь  направлять  в  мою
сторону никаких желаний, так ведь это не должно означать, что я  собираюсь
провести здесь целую ночь!
     Ведь действительно, два колдуна могли бы как-нибудь решиться  на  то,
чтобы как-то сообщить ему, где же все-таки находится их дом... Иначе...
     Раздумывая над этим, он пришел к мысли, что и в их доме что-то шло не
так, и посильнее прижался к теплому боку лошади,  неожиданно  почувствовав
изнутри такой же холод, как и снаружи. Ведь у них  были  враги,  и  прежде
всего - водяной. А тут еще замолчали лешие, а  ведь  он  звал  и  звал  на
помощь Мисая до тех пор, пока не охрип.
     Происходящее все труднее и труднее укладывалось в его голове: сначала
исчез Малыш, затем Петр перестал узнавать окружавший его лес, причем  сбой
в памяти произошел так быстро и был таким устойчивым, что время от времени
он начинал ду