уменьшить свои возможности до уровня слабых детских желаний: он должен был
просто попытаться поверить в определенность, в  то  время  как  волшебство
отрицало ее, а этот проклятый невежественный малый делал это  без  всякого
труда.
     Они смеялись, показывая, сколь беспомощным он  представлялся  им,  но
Саша на самом деле знал, какие карты держал на руках. Поэтому его надеждой
по-прежнему оставался Петр, но даже и он порой приводил  его  в  смущение.
Можно очень легко посчитать человека за дурака, но это как правило  служит
лишь простой уверткой.  Он  мог  принять  его  скорее  за  вспыльчивого  и
опрометчивого в поступках  человека,  и  тем  не  менее,  когда  все  было
упаковано, Петр подошел к нему и сказал, что  он  поедет  некоторое  время
верхом, хотя, добавил Петр с кислой миной, он и не заслуживает этого.
     Возможно, это сработало  его,  Черневога,  собственное  желание.  Это
могло быть, по каким-то причинам, желание Саши, и в конце концов это могло
быть просто собственным решением Петра, чьи представления могли  оказаться
гораздо тоньше, чем  мог  представить  себе  Черневог:  нужно  признаться,
дураком Петр не был. А это не сулило ничего хорошего при попытках провести
либо одного, либо другого.
     Тем не менее он сказал, когда уже ехал рядом  с  сашиной  кобылой,  а
Петр вел в поводу его лошадь:
     - Я думаю, что вам обоим не дает покоя мысль, как отделаться от меня.
     Саша очень подозрительно взглянул на него.
     - Я не могу понять, чего ты хочешь? - продолжал Черневог. - Но я могу
согласиться с чем угодно. - И добавил, не без приступа тошноты в  желудке:
- В моих словах нет никакого подвоха, уверяю тебя.
     - И свинья может летать, - коротко бросил  Петр.  Черневог  пропустил
это мимо ушей и продолжал расспрашивать Сашу:
     - Так что же ты собираешься делать? Все, что  ни  пожелает  Ууламетс?
Всю жизнь? Тебе пора освободиться от него. Ведь ты  можешь  получить  все,
что только захочешь.
     - Как ты? - усмехнулся Петр. Но Черневог был терпелив и на  этот  раз
приготовился к нападкам Петра. Он специально повернулся к Саше:
     - Вы, наверное, думаете, что должны  будете  меня  обменять,  но  это
будет самым худшим из всего, что вы  сделаете.  Вы  одержали  победу:  вам
удалось поставить меня в ужасное положение, но вы сможете победить  все  и
всех только если будете слушать меня.
     - И сейчас нам делают серьезное предложение? - спросил Саша.
     - Послушай меня! Волшебство, как  таковое,  заключает  в  себе  очень
немногое. Оно ни живое, ни мертвое, оно просто есть, и  все  те  существа,
что могут дать тебе волшебную силу, не понимают, что  именно  им  нужно  в
окружающем нас мире, пока мы сами не укажем им на это. Если бы у тебя была
хоть доля рассудка, ты никогда бы не уступил меня им...
     - Я обменяю тебя, - мрачно пошутил Петр, - на мешок репы.
     - Ты не понимаешь меня! Они используют нас тем же способом, каким  мы
используем их. Уверяю тебя, что у леших больше нет  сил,  чтобы  выдержать
это, и вы поступаете глупо, если надеетесь выиграть. Все,  что  происходит
вокруг нас,  направлено  непосредственно  против  моей  слабости  и  твоей
невежественности.
     - Я не хочу пользоваться твоим способом волшебства, - сказал Саша.  -
Я не хочу его, и оно не может коснуться меня.
     - Оно может добраться до Ууламетса, оно может добраться и до  Ивешки.
Ведь само существование русалки - это уже по сути волшебство. И волшебство
же вернуло ее назад. Это то же самое волшебство. Разве ты  можешь  сказать
мне, что тебе нечего терять?
     - Нам не нужна твоя помощь, - сказал Петр.
     - Но ты потеряешь ее. Прежде всего ты потеряешь ее, затем - Петра. И,
что совершенно неизбежно, пропадешь сам...
     Петр повернулся и остановил лошадь.
     -  Ты  убил  мою  жену,  ты,  проклятая  собака,  на  твоей   совести
опустошение здешних мест, ты пытался убить меня, и ты еще хочешь, чтобы мы
прислушивались к твоим словам?
     - Петр, - предостерег его Саша.
     - Он прав, - сказал Черневог. - Разумеется, он прав. Все  это  сделал
я, и кое-что еще, о чем ты не знаешь. Но теперь вы нужны мне. И в  этом-то
и состоит вся разница.
     Петр от неожиданности открыл рот. Затем, обретя дар речи, он сказал:
     - Я не думаю, что мне доводилось слышать более ясные  речи.  Господи,
Саша, да перед нами честнейший человек!
     - Саша, Саша Васильевич... ты ведь понимаешь, о чем я  говорю.  Здесь
нет никакой случайности. Слабость, охватившая  леших,  не  случайна,  и  я
знаю, с чем мы имеем дело. Это хитросплетения лжи и обмана,  которые  даже
не почувствуют твоих желаний. Но в то же время это огромная сила, и она  у
тебя в руках. Твое дело только лишь использовать ее.
     Некоторое время Саша молчал. Лошади беспокойно разошлись.
     Петр нарушил тишину.
     - Саша, это змей. Он был и всегда останется ей.
     Но  Саша  тем  временем  слушал  и  обдумывал  услышанное.   Черневог
заговорил снова, очень осторожно, чуть вздрагивая от напряжения: он  хотел
удержать себя в рамках учтивости и опасался отказа от разговора.
     - Спроси меня, Петр Ильич, спроси меня, о чем хочешь. Я ни в  чем  не
могу отказать тебе.
     - Слезь с лошади!
     Черневог спрыгнул с коня и стоял, стараясь заглянуть Петру в глаза  и
чувствуя сашино сопротивление...
     Возможно, что Петр тоже почувствовал опасность. Он сжал губы,  нырнул
сзади него и с завидным проворством вскочил на лошадь.
     Обладая теперь преимуществом, Петр со злостью посмотрел вниз.
     Черневог же сказал, стараясь быть как можно более искренним:
     - Ты мог бы спасти свою собственную жизнь,  Петр  Ильич,  ты  мог  бы
остановить все это безумие, ты мог бы остановить это в одно мгновенье,  но
вся беда в том, что ты не хочешь верить мне.


     Разумеется, Черневог  хотел,  чтобы  Петр  спросил  Сашу,  каким  это
образом он может спасти их, и чего, по вполне веским причинам, Петр делать
не собирался. Во-первых потому, что Черневог  несомненно  посылал  к  нему
свои желания, и теперь было самое время, как считал Петр, побеспокоиться о
них, а во-вторых потому, что было очевидно его намерение  поссорить  их  с
Сашей.
     Поэтому он и заставил его идти пешком, а они  вместе  с  Сашей  могли
ехать рядом и не спускать с него глаз. Тут он опять подумал о том, что как
колдуны ни пытаются опутать друг друга  своими  желаниями,  хороший  кусок
веревки никогда не бывает лишним.
     Он сказал об этом Саше, но тот ответил отрицательно. По  его  мнению,
Черневог не собирался сбегать от них.
     Все это засело в глубине  его  сознания,  и  время  от  времени  Петр
чувствовал беспокойство от этих мыслей. Пожалуй, это было самым трудным на
свете, по  крайней  мере  для  него,  иметь  готовый  вопрос  и  не  иметь
возможности задать его. И прежде всего его беспокоило лишь одно: он  очень
хотел знать, почему все-таки, если во всем, что говорил Черневог  не  было
ни слова правды, Саша даже не побеспокоился о том, чтобы  разоблачить  эту
ложь. Петр очень хорошо знал  сашины  дурные  привычки,  одна  из  которых
состояла в том, чтобы обвинять себя  самого  во  всех  грехах,  а  другая,
которую он наверняка перенял от Ууламетса, скрывать свое  беспокойство  от
других.  Может  быть  он  делал  это,  чтобы  спасти   своих   друзей   от
беспокойства, или просто потому, что  иногда  забывал,  что  просто  отвык
разговаривать вслух.
     Так Петр и ехал рядом с Сашей, не произнося ни слова,  но  это,  черт
возьми, очень беспокоило его.


     - Ты так и не смог ничего услышать? - спросил его  Петр  на  коротком
привале, когда они остановились около воды. Саша побрызгал водой на лицо и
даже на шею, вытер лицо руками и тяжело вздохнул, как бы  подтверждая  всю
тщетность попыток.
     Его  охватывало  леденящее  душу  чувство  по  мере  того,  как   они
углублялись в этот молодой лес, что он так и не услышал ответа от  Ивешки,
и было глупо не сказать Петру об этом прямо. Но глядя на его лицо, которое
выражало и надежду, и прощение всех его ошибок, он не мог  заставить  себя
сделать это. Как он мог сказать ему: "Послушай, Петр, мне очень жаль, но я
боюсь, что она пропала, она исчезла, и я не хочу больше  стучаться  в  эту
дверь".
     Петр понял бы весь этот риск. Саша не сомневался в этом.
     "...Голова  должна  управлять  твоим  сердцем,   молодой   болван..."
Почему-то именно сейчас ему на ум пришли эти слова старого Ууламетса.
     А что, если это  Ууламетс,  Боже  мой,  что  если  это  действительно
Ууламетс преследует их? Ведь Ивешка часто говорила Саше, что он  повторяет
его мысли и поступки...
     Что, если, следуя рассуждениям Петра, он хочет всех нас вернуть?  Что
если этим и закончатся наши поиски?
     - Я ничего не смог услышать, - сказал он, глядя, как тяжело  вздохнул
Петр, как он закачал головой. - Возможно, - он запнулся, и в  этот  момент
Петр взглянул на него. Теперь он должен был продолжать, просто было  глупо
тянуть время. - Возможно, что это было ее собственное решение.  Она  могла
решить... - Неожиданная мысль словно ударила его, и он  ухватился  за  нее
без лишних рассуждений. - Она могла просто-напросто решить,  что  у  леших
были веские причины для молчания, и поэтому она  намеревалась  последовать
их примеру. Возможно, что она просто не поверила  тому,  что  услышала  от
нас. Честно говоря, я не  уверен...  -  он  хотел  было  сказать:  "...что
поверил бы в то, что услышал от нее". Это было бы чистой  правдой,  но  он
оставил это недосказанным. Но, Господи, ведь Петр  прислушивался  к  тому,
что он только предполагал. И он  со  всей  горячность  пожелал,  чтобы  он
держал свой рот на замке.
     Тем временем  Черневог  умывался  чуть  выше  их  по  течению  ручья.
Возможно, что он слышал так или иначе часть из сказанного между ними, а об
остальном мог догадаться. Может быть и  был  прав  Петр,  когда  предлагал
налить ему еще одну чашку чая, а потом положить на лошадь и таким  образом
прекратить выслушивать его советы и возражения, по  крайней  мере  до  тех
пор, пока они не отыщут Ууламетса.
     - Время ехать, - сказал Петр, вытирая руки  о  колени,  поднимаясь  и
глядя на Черневога.
     Но вдруг он неожиданно остановился, глубоко вздохнул и, все еще глядя
вперед, сунул руки за пояс.
     - Змей хочет, чтобы я спросил тебя, - начал он, обращаясь к Саше, - о
том, о чем он с тобой говорил. Я не хочу, чтобы ты  отвечал,  если  ты  не
хочешь отвечать мне. Но если в этом заключается безопасность Ивешки и если
есть что-то, что я могу сделать, то ты должен понять  меня  Саша  мне  это
действительно хотелось бы знать и самому.
     Петр никогда не спросил  бы  его  подобным  образом.  Ни  в  связи  с
Ивешкой, ни в связи с какой-то бедой.
     - Он  сказал,  -  Саша  начал  говорить  почти  шепотом,  -  что  все
происходящее вокруг нас вызвано волшебством. Оно явно настроено  враждебно
к нему, но насколько это правдиво, я не знаю. В связи с этим  он  говорит,
что если у него будет возможность использовать свое волшебство,  то  нечто
отыщет его. Что собой являет это нечто, он не говорит, и об этом ничего не
сказано в  его  книге.  Но  он  утверждает,  что  это  может  использовать
Ууламетс, и это может как-то повредить Ивешке...
     - Господи, - только и смог произнести Петр, едва шевеля губами.
     - Петр, я не знаю. Он говорит, что если волшебство  наложит  руки  на
колдуна, подчинив его себе тем  или  иным  образом,  то  тогда  оно  будет
способно делать в нашем привычном мире все, чего оно не может  делать  без
такого условия. Он  утверждает,  что  когда  оно  доберется  до  него,  то
следующими окажемся мы.
     - И каково же мое место во всем этом?
     - Он хочет  поместить  в  тебя  свое  сердце,  чтобы  заняться  своим
колдовством с минимальным риском для себя.
     - Он сумасшедший!
     - Я не думаю, что он сумасшедший, но я определенно знаю, что  нам  он
не друг. И я не могу сказать, насколько он правдив.  Его  книга  ничем  не
помогла мне. Я не знаком с волшебством, по крайней  мере  с  тем,  которым
владеет он. Этого не знает даже Ууламетс.
     Петр прикусил губу.
     - Твое волшебство, его волшебство: для меня в этих словах очень  мало
здравого смысла, ты и сам знаешь об этом.
     - Каждый колдун пользуется лишь определенным видом  волшебства.  Ведь
колдун получает его в дар при рождении. Но какой бы ни  был  этот  дар,  с
возрастом ты не сможешь так просто воспользоваться  им.  Возможно,  что  в
этом случае твои знания становятся все больше и больше, и гораздо  труднее
выяснить с достоверной точностью, чего именно ты хочешь. Вот,  к  примеру,
этот кувшин с водкой... Ууламетс сказал, что такая работа удается лишь раз
или два в жизни, и это самое настоящее волшебство,  которое  удалось  мне.
Этот факт не имеет ничего общего с миром естественных вещей  и  во  многом
совпадает с другими разновидностями волшебства. Но  я  не  могу  повторить
его. Ууламетс прав: когда ты  становишься  старше,  то  начинаешь  видеть,
сколь сложен окружающий тебя мир вещей, и становишься не  уверен  в  своей
правоте...
     - На этот счет все колдуны имеют очень плохие привычки.
     - Очень жаль.
     - Саша... только честно ответь мне. Что означают все эти разговоры  о
сердце и что именно он собирается сделать?
     - То же, что он сделал с Совой. Но я не знаю, как это может сказаться
на тебе.
     - Если он поймет, что я могу сопротивляться ему, то вполне  возможно,
что он и не предложит мне этого.
     - Не знаю. Я не уверен... - Саша  тут  же  поймал  себя  на  слове  и
взъерошил рукой волосы. - Извини, Петр... Господи!
     - Но я ничего не понимаю в этом: волшебство, которое  на  самом  деле
волшебством не является...
     - Я пользуюсь волшебством, Петр, но с его точки зрения это вообще  не
волшебство.
     Петр внимательно посмотрел на него, и в  этом  взгляде  было  заметно
замешательство.
     Саша бросил в его сторону беспомощный взгляд и сказал:
     - Мы ведь понимаем, что имеем в виду.
     - Господи.
     - Я использую то, что получил в наследство при рождении. Я передвигаю
мелкие камни, и это являет собой всего  лишь  самую  незначительную  часть
волшебства. Но зато это моя часть. Он же замахивается на гораздо  большее,
чем получил от рожденья. И этот факт является  уже  большим  отличием.  Он
никогда не беспокоился о мелких камнях, он хотел двигать  и  рушить  целые
холмы, что ему и удавалось. Он никогда не принимал в  расчет  последствий,
потому что волшебство способно отгородить его от их воздействий,  и  никак
не заботился об остальном мире.
     - Ты хочешь сказать, что он в какой-то мере криворукий?
     - Да, в некотором роде. Но так можно было бы рассуждать, имея дело  с
дураком, однако он уже сформировался как колдун. Он без труда может делать
мелкие вещи, и вещи  крупные.  Подобно  тому,  как  я  вытягивал  силы  из
деревьев, он черпает их в том самом месте, откуда приходит Малыш.
     - Так значит поэтому Малыш остерегается его?
     - Возможно. Я не знаю, что именно он  может  делать,  и  я  не  знаю,
каково вообще то место. Ууламетс как-то сказал, что самой  непростительной
ошибкой, которую может совершить колдун, возможно заключается в  том,  что
он пожелает гораздо больше  волшебства,  чем  в  состоянии  воспринять.  Я
думаю, что здесь он был прав, хотя... В его доводах была  солидная  брешь,
огромная черная дыра, как раз в том  самом  месте,  где  было  произнесено
слово "возможно". - Он взглянул Петру в глаза, раздумывая над этим, потому
что в том случае, если их дела будут на самом деле плохи, Петр  не  должен
оставаться в неведении об этом. - Не знаю. Я не знаю, что именно мог знать
Ууламетс. Я думал, что может быть мне удастся сделать это  гораздо  лучше,
может быть я сделаю то же самое, но более верным путем. А  может  быть,  я
делаю ужасную ошибку, не связываясь с волшебством...
     Петр вдруг сказал, сильно нахмурившись:
     - Саша...
     - Я просто боюсь делать это. И ты прав, Малыш прячется. Я  только  не
знаю, от меня ли он прячется или от него.
     - Саша... может быть, сейчас самое время тебе послушаться Ууламетса.
     - Ууламетс мог и ошибаться, ты  знаешь  об  этом.  Он  мог  и  просто
опасаться, так же, как опасаюсь я.
     - Он мог быть прав. Я никогда не думал, что вдруг приму его  сторону,
но Саша, ради Бога...
     - Я опасаюсь. И от моих опасений не будет вреда.
     - Тогда любой колдун мог бы сделать это. И Черневог как раз  один  из
них. Это не достаточно подходящая рекомендация?
     - Ууламетс сказал еще кое-что по поводу колдовства: побуждения всегда
создают отличия.
     - Но Ууламетс умер, и это вообще можно не считать за рекомендацию.
     - Может быть, он не был так силен,  как  Черневог,  а  может  быть  и
наоборот. Ведь я  не  говорил,  что  подумываю  о  том,  как  использовать
волшебство. Я лишь говорю о том, если он начнет ускользать от меня и, если
у нас не будет другого выбора, то это будет единственная, чего бы  это  ни
стоило, возможность, которую я обязательно использую, чтобы удержать  его.
Если это произойдет, если он сделает что-то,  а  у  меня  не  будет  иного
выбора, то я хочу, чтобы ты понимал, что происходит. Я хочу, чтобы у  тебя
была полная ясность на этот счет. И еще я хочу,  чтобы  тогда  ты  отыскал
Малыша. Я думаю, что, в отличие от меня, к тебе  он  придет.  Только  ради
Бога, не вздумай задерживаться поблизости.
     Петр медленно вздохнул. Затем еще раз. Он был явно обеспокоен, и Саша
видел это. Наконец Петр сказал:
     - Может быть, на этот раз  нам  подождать,  чтобы  спросить  об  этом
Ууламетса? Ведь почти об этом говорили и лешие. Они же  не  сказали  тебе,
чтобы ты становился вторым Черневогом. Разве не так? Ведь  не  это  же  ты
предполагаешь сделать?
     Петр обладал завидным уменьем порой разрешать неразрешимые  ситуации.
Разумеется, это не  означало,  что  он  всегда  был  прав,  но  Петр  имел
способность вовремя обрести почву под ногами.
     - Нет, - с облегчением выдохнул Саша. - Нет, этого они не говорили.
     - Он хочет, чтобы мы сделали какую-нибудь глупость. И ты знаешь  это.
- Петр с силой сжал его плечо. - Только  не  слушай  его.  А  заодно  будь
осторожен и со стариком! Я не верю ни одному из них.
     - Я пытаюсь как раз так и поступать, и все  время  желаю,  чтобы  это
оказалось правильным. Я продолжаю думать, что мы не  должны  слушать  его,
кроме тех случаев, когда в его доводах есть здравый смысл.
     - Талантливые обманщики  всегда  выглядят  рассудительными.  Ты  ведь
должен помнить Дмитрия.
     - Все должно проясниться, Петр.
     На что тот ответил:
     - Но только не в том случае, когда он не хочет этого.
     - Но я по-прежнему опасаюсь! Я не знаю, что здесь лучше. И я не знаю,
прав ли я!
     - Вот черт. Так мы можем пропасть. Сделай свой  выбор.  Любой.  Пусть
твои кости лягут раньше, чем его. Пусть твой ход в этой игре будет первым.
Только следи за тем, как лягут кости.
     Он чуть задержал дыханье, затем заговорил вновь, с выдохом:
     - Мы, должно быть, уже недалеко от этого дома. Мне  кажется  я  помню
это место, где мы сошли с моста, это скорее всего и есть тот самый ручей.
     - Я тоже так подумал.
     - ...Хотя я и не думаю, что Ууламетс знает  ответы  на  все  вопросы.
Петр, ведь он оставил мне все, что мог. А я не уверен,  что  он  был  прав
насчет волшебства, что  его  мнение  можно  принять  за  ответ.  Лешие  не
понимают колдунов...
     - Послушай. - Саша почувствовал,  как  пальцы  Петра  впились  в  его
плечо. - Он мог и ошибаться по поводу самых  разных  вещей,  но  давай  не
будем верить и этому парню, во всяком случае не чаще одного раза на  день,
да и то только тогда, когда он согласен с нами. Но, ради  Бога,  перестань
думать о сомнениях, ведь ты знаешь, откуда они приходят.
     -  Я  не  уверен  в  этом,  Петр.  Я  все-таки  думаю,  что  они  мои
собственные...
     - Тогда переложи все