нном случае совпадает с  вашим
убеждением: ни в чем не доверять Ууламетсу.
     - Боже мой, - пробормотал Петр, прислоняясь к лошади.
     - Ведь мертвым нельзя доверять, -  продолжал  Черневог.  -  Никто  не
должен им верить. Ууламетс даже представления не  имел,  что  он  делал  с
волшебством, которого вовсе не понимал. Я, в отличие от него, понимаю, как
следует обращаться с ним. Поэтому поверьте мне, что Илья Ууламетс  никогда
и ни при каких обстоятельствах не принимал ничьей стороны, кроме своей.
     - Господи, разумеется, что ты наш друг на всю жизнь и  хочешь  только
добра для каждого из нас.
     - Петр, - начал было Саша  с  некоторым  беспокойством,  но  Черневог
очень спокойно сказал, сделав легкий взмах рукой в сторону Петра:
     - Я нисколько не виню его. Я только хочу сказать,  что  ты  не  такой
непроходимый дурак, каким был Ууламетс. Он никогда не знал, что собирается
делать, и если он и произвел что-то, став жертвой собственных заблуждений,
то я не могу даже представить себе, во что  он  сейчас  мог  превратиться.
Уверен, что ты просто не понимаешь меня.
     - Но лешие верят ему.
     - Я не знаю, что понимают и что не понимают лешие,  и  я  сомневаюсь,
что ты сам знаешь это. Уверяю тебя...
     - Тебе чертовски хочется убедить нас в  том,  что  мы  должны  верить
тебе! - сказал Петр. - Саша...
     Саша всем своим взглядом умолял Петра о терпении и, может быть,  даже
пожелал этого, Петр по крайней мере не понял, но он боялся не прислушаться
к тому, что мог сказать Черневог, что могло иметь опасные последствия.
     А Черневог с горечью продолжал:
     - Вы убили Сову, вы загнали меня в ту же самую ловушку, что  и  себя.
Нельзя заниматься чем-либо поверхностно, особенно когда это приближается к
пределам колдовства, но заниматься волшебством  при  наличии  собственного
сердца вообще невозможно, малый! Волшебство не подвластно желаниям, оно не
имеет ничего общего с естественным миром, но если ты настолько  глуп,  что
можешь позволить моим врагам разделаться со мной именно  сейчас,  когда  я
нахожусь в таком состоянии, тогда я напомню тебе, будь я проклят, что  это
такое.
     Саша почувствовал, как его спину обдало  холодом.  Он  даже  забыл  о
дыхании, увидев, как Петр  опустил  свою  руку  на  меч.  А  тем  временем
Черневог продолжал:
     - Освободи меня, малый. Что-то преследует нас с тех пор,  как  только
мы вышли за пределы влияния леших, а если еще и не преследует,  то  будет,
поверь  мне.  И  если  я  проиграю,  то  первое,  что   я   подарю   своим
преследователям, так это вот этих двух дураков, стоящих  передо  мной,  ты
слышишь меня? У меня нет другого выбора.
     Саше на ум пришли слова Ууламетса: "Сомнения  -  это  главное  оружие
Черневога..."
     И он ответил с холодным спокойствием, глядя вниз с высоты лошади:
     - Я это учту.
     - Самолюбивый недоношенный дурак!
     - Нет! - тут же воскликнул Саша, как только увидел,  что  Петр  вновь
взялся за меч. Ему вдруг показалось, что мертвый Черневог может  быть  еще
более неуловимым, чем вода или  туман.  Он  передал  эту  мысль  Петру,  и
сказал, обращаясь к Черневогу, склонившись  над  белой  лошадиной  гривой,
пока Хозяюшка ощипывала лесные цветы: - Интересно, что  мог  бы  дать  мне
водяной, зная, что я могу рассказать ему о тебе? Я читал твою книгу, но  я
сомневаюсь, что он-то смог бы прочитать ее.
     Черневог побледнел и приложил палец к губам.
     - Ты будешь законченным дураком, если сделаешь это.
     - Не сделаю, если ты не прекратишь строить  против  нас  свои  козни.
Ведь ты очень не хочешь видеть меня мертвым, Кави Черневог, и позволь  мне
сказать тебе еще кое-что: ты не посмеешь причинить никакого зла ни  Петру,
ни Ивешке, потому что ты не захочешь, чтобы мое сердце прямо сейчас  взяло
верх над моим рассудком. Потому что, когда ты заботишься  о  чем-то  кроме
себя, Кави Черневог, ты будешь заботиться и  о  своих  друзьях,  и  ты  не
захочешь, чтобы хоть что-нибудь  случилось  с  ними.  Мне  не  нужно  твое
искусство волшебства. Колдовства мне  вполне  достаточно,  потому  что,  я
уверен, я уверен, что ты сделаешь ту единственную  ужасную  ошибку,  после
которой будешь рад отдать все, чтобы оказаться на моем месте.
     - То есть стать недоношенным дураком?
     - У недоношенного дурака всегда остается выбор, не так ли?
     Черневог промолчал, только с  раздражением  на  один  шаг  отошел  от
лошади, тихо переживая обиду.  Саша  же  подумал,  что  ему  не  следовало
говорить подобных вещей, не следовало разговаривать с ним  в  таком  тоне:
Черневог, как бы он ни выглядел, был старше его на многие сотни лет и знал
многое такое, о чем Саша не мог даже вообразить.
     Затем он  продолжил,  не  обращая  внимания  на  то,  как  нахмурился
Черневог, что Петр смотрел на него, как на безумного:
     - Но наши разговоры не помогут нам переправиться через реку, верно?
     - Верно, - еле слышно произнес Петр, как будто это было все,  что  он
смог сказать. Он взялся за поводья и вновь вскочил на коня.
     После этого Петр подъехал поближе к Саше, стараясь держать  Черневога
впереди них. Петр был очень обеспокоен, это было ясно, и Саша с  отчаянием
подумал о том, что если у него и был свой выбор, то он должен остановиться
и прямо сейчас записать все это в книгу, а  затем  в  течение  последующих
дней изучить все это как следует, чтобы попытаться отыскать выход  из  той
цепочки желаний, которые он извлекал одно за одним.
     Но когда дела были плохи, время  на  раздумье  почти  не  оставалось.
Именно это Петр и пытался втолковать ему в течение этих  последних,  самых
важных лет его повзросления: "Брось ко всем чертям  эти  проклятые  книги,
малый!"
     И он подумал о том, что за последние  три  года  не  было  ни  одного
случая, когда он мог попытался бы настоять на своем. Он все еще думал, что
все исходит только из книг и ничего не зависит от него самого. А теперь  с
тоской подумал о том, что скорее всего именно в этом и была его ошибка...
     Он потрогал рукой самую драгоценную часть своего багажа: промасленный
холст, в который были завернуты книги, лежащий на спине лошади прямо перед
ним.
     Сплетенные ветки. Ветки, склонившиеся  над  песчаным  берегом  и  над
водой...
     Теперь они поднимались  по  поросшему  лесом  холму.  Сквозь  деревья
просвечивало серое небо, словно в мире не было ничего кроме низких  густых
облаков. Шум, доносившийся до них, напоминал  шелест  листьев  под  легким
ветром, но на самом деле это были шорохи реки.
     Черневог остановился на самом гребне, его фигура отчетливо  виднелась
в светло сером свете дня. Волк закончил подъем, сделав  неожиданно  быстро
последние несколько шагов, и Петр, изо всех  сил  натягивая  повод,  чтобы
сдержать его, едва не задохнувшись, чуть слышно произнес:
     - Господи...
     Хозяюшка поднялась на вершину своим мерным шагом  и  встала  рядом  с
Волком, как бы позволяя Саше в свою  очередь  взглянуть  на  серо-стальную
поверхность реки, серое небо и узкую, изгибающуюся дугой, длинную ленту из
бревен, перевитых плющом, повисшую в воздухе  над  рекой  и  исчезающую  в
тумане.



                                    16

     - А вот и наш путь на ту сторону, - объявил Саша, словно эта  хлипкая
деревянная арка была самой  большой  достопримечательностью.  -  Я  и  сам
подумывал о бревнах,  -  заметил  Петр,  чувствуя,  как  опять  начинается
волнение в желудке, - на них можно  было  бы  поставить  лошадей,  а  сами
бревна связать с помощью веревок и парусины... река в этом месте не  такая
уж быстрая...
     - Это явно работа леших. Они сделали  эту  переправу  специально  для
нас, потому что заранее спланировали наш переход через реку!
     - Господи, да хоть лешие и сделали все это, но ты попробуй  объяснить
это лошадям: ни одна из них и близко не подойдет к этой  чертовой  дуге...
Только взгляни на нее!
     -  Ты  можешь  сделать  это!  Ты  въезжал  на  обледеневшее   крыльцо
"Петушка"...
     - Но в тот момент я был просто пьян, приятель! - При этом он заметил,
что Черневог пристально всматривается в нитку моста. Его руки были сложены
на груди, и Бог знает какие злонамерения роились в его  голове.  -  А  это
сооружение раскачивается на ветру. Взгляни! Все  это  держится  в  воздухе
лишь одними желаниями!
     - Лошади пройдут, Петр. Этот мост не упадет, не упадем  и  мы.  Я  не
позволю этого.
     - Господи, - только и сказал Петр, поворачиваясь и  хлопая  Волка  по
шее, как бы извиняясь за то, что когда-то въехал на нем на высокое крыльцо
трактира.
     Но Саша уже готовился вести Хозяюшку вперед по грязному склону.  Петр
глубоко вздохнул, приговаривая:
     - Идем, Волк, идем приятель, - и знаком показал Черневогу, чтобы  тот
шел впереди них.
     Черневог  пожал  плечами  и  с  трудом  начал  очередной  подъем   по
пропитанному водой земляному откосу к началу моста.
     Склон был одинаково труден и  для  человека  и  для  лошади,  и  Петр
старался из  всех  сил,  сворачивая  с  пути  там,  где  пройти  было  уже
невозможно, и вскоре добрался до верха, где среди тумана и ветра уже стоял
Черневог.
     Перед ними были потрескавшиеся бревна, а  точнее  огромными  усилиями
уложенные во всю длину стволы когда-то росших  здесь  деревьев,  связанные
между собой плющом и скрепленные желаниями, а снизу эта лента  подпиралась
деревьями, растущими прямо на речном берегу: их обломанные ветки  вылезали
наружу во многих местах этого так называемого  моста.  Господи,  да  разве
кто-нибудь думал о том, какова на  самом  деле  прочность  этих  связок  и
подпорок?
     Ширина моста почти везде не превышала двух  бревен.  И  вся  арка  из
потрескавшихся стволов за спиной Черневога скрывалась в туманной дали.
     - Я начинаю! - донесся откуда-то снизу голос Саши.
     Это  означало,  что  ему  следовало  начать  восхождение   на   мост,
освобождая Саше подход к нему.
     - Идем, приятель, - сказал Петр и  очень  осторожно  тронул  поводья,
уговаривая Волка  подойти  к  самым  бревнам,  в  то  время  как  Черневог
повернулся и ступил на потрескавшуюся неровную поверхность моста.
     Волк сделал несколько первых неуверенных  шагов,  стараясь  заглянуть
вперед. Петр старался как можно меньше натягивать поводья, позволяя лошади
самой видеть, где удобнее ставить  ногу,  и  доверяя  колдовству,  которое
удерживало и лошадь и мост в относительно устойчивом положении. У него  не
было никакого желания смотреть вниз, но он тем  не  менее  делал  это,  по
крайней мере чтобы рассмотреть, насколько позволял туман, лежащие под ними
бревна, и быть уверенным в том, куда именно лошадь  ставила  свои  ноги  и
облегчить ей передвижение через те места, где бревна  соединялись  друг  с
другом. Так они шли, медленно делая шаг за шагом, пот  градом  катился  по
его лицу, но ветер тут же охлаждал его.
     Миновав первую группу подпорок, которые походили на  поредевшие  ряды
обломанных веток по обе стороны от него, он увидел, что впереди видна лишь
протянувшаяся в никуда тусклая деревянная лента. Со всех сторон и сверху и
снизу его окружало лишь бесконечное серое пространство, а впереди, гораздо
быстрее него, по мосту шел Черневог.  Ветер  дул  не  переставая.  Пролеты
моста скрипели.
     Господи...
     Петр  испугался,  что  потеряет  его,  идущего   впереди   на   таком
расстоянии...
     - Саша! - громко закричал он, рискнув повернуться назад, туда, где на
некотором расстоянии шли Саша и Хозяюшка. - Он ушел от нас слишком  далеко
вперед...
     Последовал новый порыв ветра, принесший  холод  и  сырость.  Внезапно
Петр перестал понимать, где находится верх, а где низ. Он  только  ощутил,
что Волк остановился под ним, в то время как мост  дрогнул  и  покачнулся,
может быть лишь на толщину пальца, но это ощущалось так,  будто  он  готов
рухнуть в любую минуту.
     Он задержал дыханье, удержал равновесие, направляя  Волка  вперед,  и
быстро взглянул перед собой, будто желая убедиться, куда он двигался.
     Черневог исчез, словно растворился в тумане.
     Господи...
     - Спокойней, приятель. Ты же все понимаешь. Ты получишь много  зерна,
а возможно и мед,  когда  мы  переберемся  через  это  проклятое  место...
Господи!
     Его будто бы окатило  ледяной  водой:  слева  направо,  поперек  арки
моста, мелькнул и тут же исчез призрак.
     - Ты не видел Ууламетса? - спросил он, обращаясь к нему. А сердце его
в этот момент все еще продолжало трепетать, будто пойманная  птица:  среди
белого дня редко появлялось что-то бледное, похожее на призрак. - Ведь  мы
ищем именно его. А теперь еще потеряли колдуна где-то  впереди  себя.  Его
зовут Черневог. Может быть, он нужен тебе. Так против этого  мы  не  будем
возражать.
     Куда бы он ни шел, он уже не вернется назад, и поэтому Петр продолжил
свой  путь,  стараясь  собрать  силы  против  очередных  подобных  встреч,
присматривая за  бревнами,  за  ногами  Волка  и  стараясь  ни  о  чем  не
задумываться.
     Уже можно было разглядеть противоположный  берег.  По  крайней  мере,
даже  короткий  взгляд,  брошенный  вперед,  позволял   различить   смутно
вырисовывавшееся зеленое пятно на общем сером фоне.
     - По крайней мере, там виднеется живой лес. Это...
     На их пути попалась очередная связка. Здесь одни бревна  лежали  ниже
других, вверх торчали обломанные сучки и спутанные ветви. Пот стекал Петру
за шею, а руки и ноги онемели на холодном ветру.
     - ...выглядит ободряюще, не правда ли?  Да,  да,  там  масса  зелени,
обещаю  тебе,  только  веди  себя   поспокойней,   приятель,   осторожней,
осторожней, следи за ногами и не торопись...
     Теперь он уже мог вполне отчетливо видеть конец моста, мог  видеть  и
берег реки... и поджидающую их затянутую туманом фигуру,  стоявшую  в  том
самом месте, где заканчивались бревна.
     Это был Черневог, и только один Бог знает, что было у него на уме.


     Теперь сашиной заботой было устройство убежища от  мелкого,  похожего
на изморось, дождя, и костра, на  котором  можно  было  вскипятить  чай  и
приготовить, наконец, хоть какую-то еду. Несколько глотков  водки  помогли
Петру успокоить желудок, и теперь он  был  вынужден  приступить  к  выдаче
обещанного меда и зерна. Он до боли в руках и  коленях,  которые  тряслись
теперь еще  сильнее,  чем  после  этой  чертовой  переправы,  ухаживал  за
лошадьми. Итак, оба они работали, в то время как Черневог проводил время в
приятном безделье: он сидел и с задумчивым  видом  обдирал  ногтями  лист,
оставляя от него лишь переплетенный из зеленоватых жилок скелет.
     Возможно, что он напоминал ему оставшейся позади проклятый мост.
     Петр вытер о себя руки, убрал соломенную щетку и покачиваясь  подошел
к костру, чтобы получить свою порцию горячего чая, крепленого водкой.
     Он уселся около костра, на мгновенье прикрыл  глаза,  чтобы  дать  им
небольшой отдых, но и тут продолжал видеть  перед  собой  сплошное  серое,
совершенно пустое пространство и ощущать покачивания земли. Он  уговаривал
себя, что ему приходилось совершать и более отчаянные поступки:  например,
на  спор  прогуляться  по  деревянной  островерхой  крыше  "Оленихи"   или
забраться на несколько самых высоких балконов в Воджводе, и  все  это  без
всякой колдовской поддержки. Теперь-то он был абсолютно  уверен,  что  без
колдовства тут не обошлось: лешие  построили  этот  мост,  но  и  Черневог
наверняка приложил руку к этому переходу.
     Господи, куда он попал?
     Он даже вздрогнул от этих мыслей, затем выровнял дыханье и выпил еще.
Саша чуть толкнул его локтем и протянул тарелку: там лежали оладьи и кусок
колбаски.
     Следующая порция предназначалась для Черневога.
     - Пустой перевод добра,  -  пробормотал  Петр,  явно  не  склонный  к
благотворительности.
     Черневог взял тарелку и чашку с чаем. Протянув чашку в  его  сторону,
он сказал достаточно вежливо:
     - Немного водки, если не затруднит.
     Подавись, подумал про себя Петр. Но явно неучтивый внутренний настрой
заставлял его проявлять  напускную  вежливость.  Сын  игрока,  проводивший
массу времени среди богатых молодых людей,  он  волей-неволей  перенял  их
манеры, используя это в целях самозащиты. Он одарил Черневога своей  самой
обворожительной и самой вероломной улыбкой и, добавив  водки  в  его  чай,
сказал:
     - Лично я предпочел бы, чтобы здесь оказалась смертельная отрава.
     - За твое здоровье, - сказал Черневог, делая чашкой  жест  в  сторону
Саши. - Там действительно яд?
     - Нет, - спокойно ответил тот. - Уверяю тебя.
     Черневог с улыбкой отпил чай и водку, а затем помрачнел и сказал:
     - Я потерял Сову, и мне  очень  жаль  ее.  Ты  слишком  жесток,  Саша
Васильевич.
     - Откуда ты знаешь мое имя?
     Черневог пожал плечами и сделал большой глоток.
     - У меня есть  свои  источники.  По  крайней  мере,  были.  Теперь  я
удовлетворяюсь лишь положением вашего пленника.
     - Ты лжешь, - заметил Петр.
     Черневог посмотрел ему прямо в глаза, поверх края чашки.
     - И за твое здоровье тоже, Петр Ильич.
     - Мы начали говорить о сове, - напомнил ему Саша.
     Черневог смотрел куда-то вдаль  отсутствующим  взглядом.  Наконец  он
повернулся и уставился в чашку, которую так и не выпускал из своих рук.
     - Я собираюсь спать, - сказал он с какой-то  странной  покорностью  в
голосе. - Спокойной ночи, Петр Ильич.
     Но Петр даже не взглянул в  его  сторону.  Он  сделал  еще  несколько
глотков горячего чая  с  водкой,  и  некоторое  время  прислушивался,  как
Черневог устраивался на ночлег недалеко от костра.
     После этого он еще долго  сидел  в  тишине,  сквозь  которую  к  нему
доносилось дыхание  колдуна,  становившееся  все  более  и  спокойным.  Он
почему-то подумал о том, что  Саша  очень  легко  мог  бы  отравить  этого
негодяя.
     - Он, видимо, уже уснул, - сказал Саша.
     - Не рассчитывай на это.
     - А я рассчитываю только на чай и на свои желанья. И еще кое на  что,
добавленное в чай. Вероятно, у него будет немного болеть голова.
     - Тогда все в порядке. - Петр  тут  же  припомнил  тот  грязный  двор
вокруг дома Черневога, который теперь был не так далеко от них,  припомнил
весь, казалось никогда нескончаемый, ад, окружавший их в ту ночь,  и  крик
Ивешки: "Кави, нет, не делай этого!"  Он  скорчил  гримасу  и  выпил  еще,
надеясь,  что  этот  глоток  должен  быть  последним:   страшновато   было
погрузиться в глубокий сон на этом темном берегу под моросящим дождем.  Он
все еще чувствовал всякий раз, как только  закрывал  глаза,  как  под  ним
продолжала раскачиваться земля. - Утром мы должны дать ему еще, а потом  я
положу  его  на  лошадь  как  обычный  мешок  репы,  если  он  нам  вообще
зачем-нибудь нужен.
     - Я думаю, что у леших были свои причины.
     - Сомненья - один из моих скромных талантов, разве ты забыл об  этом?
Я сомневаюсь, что лешие понимают  значительную  часть  из  того,  что  они
делают, если это не касается пересадки деревьев в лесу.  Они  не  понимают
нас. По каким-то неизвестным причинам в лесу  стали  происходить  странные
вещи, которые пугают их... И по какой-то странной  причине  мы  не  смогли
отрубить голову этому мерзавцу!
     - Я знаю, знаю. Я думал над этим. Но пойми, что  он  тоже  обеспокоен
этим.
     - Обеспокоен. Слава  Богу,  что  он  обеспокоен,  мне  очень  приятно
слышать об этом. А я боюсь за свою шкуру и беспокоюсь о своей  жене,  черт
побери!
     - Я знаю, знаю, Петр.
     - Можешь не говорить.
     - Хорошо, не буду.
     Он покачал головой, сделал еще глоток, даже не задумываясь о кувшине,
который держал в руках. Он продолжал думать об Ивешке, которая была совсем
одна, где-то там, на  берегу,  среди  этой  ночи,  если  только  лешие  не
ошибались. Он думал и об  Ууламетсе,  который,  находясь  теперь  в  своей
могиле,  хотел  еще  сильнее  прежнего  вернуться  и  вернуть  свою  дочь,
используя каждое с