свою  историю   твой   народ?   -
поинтересовалась Джил.
   Ледяной Сокол улыбнулся.
   - Ко дням богов, - тихо ответил он. В его ровном голосе  она  уловила
эхо песен шаманов, звуков тундры и ледяных полей, приносимых ветром. Его
голос почти выпевал слова, как будто они приходили  к  нему  из  далекой
памяти о его диком детстве среди своего народа.  -  К  тем  дням,  когда
дождь пал на траву и человек вышел из проросшего  семени.  К  тем  дням,
когда еще не слагались Длинные Песни, ибо малым было число героев. К тем
дням, когда Владыка Солнца сдвинул Ледяную  Стену,  чтобы  создать  Море
Трав, где могли бы жить люди, руками наловил в воздухе  птиц  и  из  них
сотворил нам коней.
   Джил нахмурилась, какая-то мысль шевельнулась  в  дальнем  уголке  ее
сознания. Что-то в этом негромком хрипловатом голосе... что-то в  словах
Томека Тиркенсона, сказанных во время снегопада в  ущелье...  Холмы  Гая
над гаванью с тропическими деревьями... отпечаток сандалии, оставшийся в
пыли пещеры...
   Она  вспоминала  теплые  гнилостные  испарения  в   Долине   Тьмы   и
темно-синие глаза Минальды, сквозь слезы глядящие в прошлую жизнь...
   Джил застыла на месте и незряче уставилась  в  серую  холодную  даль.
Догадка поразила ее, как удар молнии.
   С той же уверенностью, с какой она  помнила  свое  имя,  Джил  теперь
могла ответить, почему восстали Дарки.

ГЛАВА 8

   - Северные  льды,  -  задумчиво  произнес  Ингольд,  сцепив  покрытые
шрамами пальцы. Он словно что-то пытался  разглядеть  за  стенами  своей
тесной каморки. - Лохиро говорил о них перед смертью. Самая суровая зима
на  памяти  человечества...  -  Он  посмотрел  на  Джил.  -  Невероятное
объяснение... Ты можешь это доказать?
   - Не знаю! - в отчаянии она развела руками. Объяснение заняло  у  нее
довольно много  времени,  так  как  старик  был  не  знаком  со  многими
понятиями и терминами  из  тех,  что  она  использовала,  но  когда  она
окончила, его  лицо  помрачнело.  -  Я  уверена  в  своей  правоте.  Это
единственное объяснение, которое включает  все:  почему  Дарки  покинули
свои логова, расположенные на севере, и почему на  юге  они  никогда  не
появляются. Я не могу указать на какое-то единственное доказательство  и
сказать: "Вот в чем причина". Но... я уверена.
   Под седой щетиной у Ингольда заходили желваки. Джил подумала,  что  в
последние дни он выглядел очень усталым, вымотанным  и  ослабевшим,  как
будто постоянно жил со страхом в душе или с тайным знанием, которое было
ему не под силу.
   - Алвиру  это  не  понравится,  -  вздохнул  Ингольд.  -  Ты  сможешь
представить доказательства до Зимнего празднества?
   - Попытаюсь.
   В последующие дни обитатели Убежища Дейра почти не  видели  Джил.  Ее
друзья из королевской стражи, Ледяной Сокол, Сейя, Мелантрис общались  с
ней только во время тренировок, которые она по-прежнему посещала. Иногда
в маленькую комнатку в казармах королевской стражи, где Джил  занималась
научными изысканиями, заходила Минальда  и  болтала  с  ней,  дожидаясь,
когда Руди закончит свои дела в лаборатории. Руди тоже  навещал  ее,  он
приносил обед из кухни королевской  стражи  и  напоминал  ей,  что  надо
поесть. Но мысли Джил витали где-то очень далеко.
   Ингольд старался помочь ей. Его часто можно  было  застать  у  нее  в
каморке; маг сидел на ковре, скрестив  ноги,  занятый  изучением  хроник
Кво. Но большую часть времени Джил проводила в одиночестве, слыша, как в
коридорах меняется стража, и не  зная,  продолжается  ли  день  или  уже
наступила глубокая ночь.
   Порой  она  заходила  в  общую  залу  побеседовать  с  шаманом  Белых
Всадников, Тенью Луны, или с Унголардом, застенчивым темнокожим  ученым,
который оставил университет в Кхирсрите и приехал  к  Ингольду.  Однажды
она долго расспрашивала  Кальдерна,  здорового,  смуглого  стражника  из
северян, о его детских годах, а однажды целый день провела на  четвертом
уровне в Церкви, где заправлял своим  неряшливым  выводком  пенамбрийцев
Майя. Долговязый прелат терпеливо отвечал  на  вопросы,  не  вдаваясь  в
подробности, зачем ей это понадобилось.
   В один из вечеров, когда молодые маги в общем зале были  заняты  тем,
что забрасывали горящие шары в кольца, она отозвала в сторону Кта, и  он
дрожащим голосом поведал ей о некоторых странных вещах, которые наблюдал
собственными  глазами,  пока  соблюдал  обет  молчания  в  Геттлсендских
пустынях, и о том, что ему рассказывали дуики.
   - Я не знала, что дуики способны о чем-то говорить, - удивилась Джил.
   - Ни на что они не способны, - проскрипел из-за  занавешенных  дверей
кухни голос Нан. Старая колдунья высунулась из-за  серой  мешковины,  ее
глаза угрожающе сверкали. - Дуики - бессловесные  животные,  что  бы  ни
болтал о них этот старый шарлатан. Я гоняю  их  со  двора  метлой,  этих
трусливых гадких воров, этих мерзких пожирателей ящериц...
   - Если ты гоняешь их метлой, -  с  неожиданной  горячностью  возразил
Кта, - то они, конечно, не станут с тобой говорить.
   - Уж скорее мой осел научится болтать языком, чем они, -  огрызнулась
Нан.
   - По крайней мере, они не злобствуют попусту, как многие  старухи,  -
отрезал  отшельник,  в  его  ягодно-черных  глазках  загорелись  веселые
искорки.
   - Пах!
   - Пух!
   Ведьма и отшельник обменялись ритуальными жестами, словно швыряя друг
в друга заклинания, и Нан исчезла за занавесом так же  внезапно,  как  и
появилась.  Кара,  она  сидела  в  дальнем  углу  у   очага,   занимаясь
рукоделием, только вздохнула. А уже через мгновение можно  было  слышать
голос ее матери,  извергавший  проклятия  на  огонь  в  кухонной  плите,
который погас так не вовремя.
   И все же чаще всего вечера Джил проводила в маленькой  наблюдательной
комнатке, рядом с лабораторией Руди, уставившись на стол с  кристаллами,
одна ее рука лежала на выросшей за  последнее  время  кучке  кристаллов,
другой она делала заметки о том ярком, сверкающем мире,  полном  солнца,
интриг и цветов, который безвозвратно ушел в прошлое.
   Минальда предоставила в ее распоряжение  летописи  королевского  рода
Гая, где на черных кожаных  потертых  переплетах  был  вытеснен  золотой
орел. Королевский герб невольно напомнил ей об Элдоре.  Она  вспоминала,
как однажды видела этого человека, высокого и сурового; на золотом орле,
вышитом на черном мундире, играл отсвет свечей, когда он  склонился  над
кроватью спящего сына, ей вспомнился холод той ужасной ночи.
   "Король имеет право умереть со своей страной..." - сказал Элдор.
   Он только попросил Ингольда спасти сына.
   Ингольд выполнил его просьбу. Дворец  пал;  на  следующее  утро  Янус
вынул  меч  с  отделанной  рубинами  рукояткой  из  рук  трупа,  который
невозможно было опознать, и принес беженцам в Карст известие, что король
мертв.
   Тогда, в ночь падения дворца, Минальда и многие другие были захвачены
в плен Дарками. Ледяному Соколу  и  горстке  гвардейцев  удалось  отбить
Минальду лишь на ступенях лестницы, ведущей  в  Логово.  Немудрено,  что
двое  суток  после  этого  Альда  была  вне  себя  от  страха  и   горя.
Удивительно, как  она  вообще  уцелела  и  сохранила  здравый  рассудок.
Впрочем, Джил давно заметила, что под внешней мягкостью и застенчивостью
Минальды скрывается решительная, сильная натура.
   А сейчас настало ужасное, тревожное время. Слухи, которые  передавали
Джил гвардейцы, были противоречивыми и не слишком правдоподобными: южане
собираются домой, не рискуя ввязываться в битву за  Гай;  у  Ваира  есть
вторая армия, которая нападет  на  Убежище,  как  только  его  защитники
выступят в поход; Гай будет управляться от имени императора, как  только
его отобьют; Алвир принес присягу вассала посланнику;  существует  план,
по которому убьют канцлера, приведут  к  власти  Джованнин  и  установят
теократию. Не успевал умереть один слух, как на его месте рождались  три
новых.
   Минальда делала все, что было в ее силах, чтобы погасить эти сплетни,
она проводила большую часть своего времени на четвертом и пятом уровнях,
где воины Томека Тиркенсона спали на полу в залах и кладовках, которые и
так уже  были  переполнены  беженцами  из  Пенамбры.  Джил  видела,  что
Минальда находится на  пределе  своих  сил  и  возможностей.  Напряжение
сказывалось  на  ней,  и  в  их  отношениях  с  Руди   теперь   сквозило
лихорадочное отчаяние, от которого у Джил сжималось сердце.
   Но в те дни в Убежище  слухи  были  не  единственным  злом.  Жестокая
ненависть людей Дарвета к алкетчцам возродилась с новой силой.  Особенно
это чувствовалось среди воинов Геттлсенда и  жителей  Пенамбры,  которые
обитали по соседству с Империей. У некоторых воинов семьи были убиты или
уведены в рабство  приграничными  разбойниками  Алкетча,  встречались  и
жители  Пенамбры,  чьи  дома  и  скарб  были   разграблены   алкетчскими
налетчиками. Жестокие драки стали обычным явлением.
   Расовая и политическая  ненависть  были  не  единственными  причинами
ссор. Мало кто из маркитанток решился последовать на север  за  войском.
Из уст в уста передавались ужасные истории о том, как женщины  или  даже
подростки были изнасилованы где-нибудь в лесу, а то и  вообще  в  задних
коридорах самого Убежища,  поэтому  стало  считаться  опасным  ходить  в
одиночку. Однажды трое плосколицых островитян напали из засады на  Джил,
когда та возвращалась от Минальды. Она  рассказала  об  этом  Янусу,  но
только для того, чтобы  предотвратить  досужие  домыслы,  которые  могут
возникнуть после того, как обнаружат трупы.
   Образовались своего рода анклавы. Ни один южанин, даже  по  делу,  не
осмеливался  подняться  выше  третьего  уровня  Убежища.   Ингольд   был
единственным волшебником, который ходил в управляемые Церковью лабиринты
в восточном конце Убежища, где Джованнин  и  инквизитор  Пинард  держали
совет, окруженные бритыми молчаливыми воинами-монахами. Джил обнаружила,
что  очень  неспокойно  себя  чувствует  каждый   раз,   как   он   туда
отправляется. Сведения  о  сферах  разделения  власти  между  церковными
властями и гражданским правительством вычитывались в древних  записях  в
заветной библиотеке Джованнин и  горячо  обсуждались  на  Совете.  Более
того, Джил узнала о песенке, которая была  популярна  среди  королевской
стражи: в ней описывались  сексуальные  наклонности  алкетчских  вождей.
Веселенький марш насвистывался стражей во всех коридорах  даже  глубокой
ночью, и от этого делалось только хуже.
   - Не знаю, сколько еще я могу это выдержать, - заявила как-то вечером
Минальда, сидя на покрытой овчиной скамье, за  письменным  столом  Джил.
Тир сладко спал, прижавшись к ее боку. - Словно ждешь удара молнии и  не
знаешь, куда и когда она ударит. Алвир и Стюарт совещаются между собой и
приносят  мне  на  подпись  соглашения,  о  которых  они  уже  полностью
договорились, а я ничего с этим не могу поделать. - Ее  руки  беспокойно
теребили черную куртку с нарисованным золотым орлом рода Дейра,  которую
Руди сшил специально для нее. - Я чувствую себя такой беспомощной.
   Джил молчала. Задумавшись, она чертила палочкой на  восковой  дощечке
для заметок узоры, напоминавшие рыбьи  скелеты.  Ее  пальцы  отбрасывали
резкую черную  тень  на  гладкую  полупрозрачную  восковую  поверхность.
Снаружи из общей комнаты доносился насмешливый голос Нан и  раздраженный
- Томека Тиркенсона.
   - Отстань, женщина! Я что, не могу поздороваться с твоей дочерью, без
того чтобы ты не кудахтала рядом, как наседка?
   Джил подняла глаза и встретилась взглядом с Минальдой.
   - Твой брат настаивает на этом союзе, не так ли?
   Минальда вздохнула и откинула с лица волосы.
   - Он как... как влюбленный, Джил. Ты  знаешь,  Стюарт  привез  с  Юга
подарки, вещи, которых у нас не было со  времен  падения  Гая...  отрезы
бархата, музыкальные инструменты, книги. Он подарил мне вот это...
   Она приподняла подол темной юбки и  продемонстрировала  остроконечные
атласные туфельки, отделанные парчой и жемчугом.
   - Алвир часами напролет твердит о торговле с Югом,  о  восстановлении
той цивилизации, которую мы потеряли. Знаешь, Алвир всегда мечтал  иметь
все самое лучшее. Он любит красивые вещи, удобства и изящество.  Суровая
жизнь в Убежище раздражает его, как ноющая рана. Ты сама это знаешь.  Ты
же его видела.
   Джил подумала о безупречных нарядах канцлера, о роскоши, которой  тот
себя окружает, о запахе мыла и духов. Всем этим он  словно  бы  возводил
себя на пьедестал, возносясь  над  подданными.  Однако  Альда,  запросто
носившая простые крестьянские платья, все же пользовалась  куда  большей
любовью и уважением.
   - Но дело даже не в этом, - спокойно продолжала Минальда. -  Если  мы
намерены напасть на Дарков, делать это  нужно  сейчас.  Кто  знает,  что
может случиться к весне? Из всех  правителей  королевства  только  Томек
Тиркенсон отозвался на призыв Алвира, но ведь известно, что, по  крайней
мере, еще четверо уцелели. Алвир прав в одном: если нам  удастся  отбить
посевные поля вокруг Гая, мы сумеем установить с Алкетчем торговый союз,
и на следующий год они не придут сюда как завоеватели.
   Джил  подавила  желание  высказаться  по  этому  поводу  и  принялась
зачеркивать нарисованные на воске узоры.
   В комнате вспыхнул колдовской огонь,  бросив  отблески  на  сероватых
гранях кристаллов для видеозаписи. Вошел растрепанный и небритый Руди, с
красными от переутомления глазами. Умывался он, явно не глядя в зеркало,
и на лице остались пятна сажи.
   - Привет, синий чулок, - бросил он Джил,  а  затем  склонился,  чтобы
поцеловать Минальду, и сжал ее в объятиях с радостью и отчаянием.
   Проснувшийся Тир с готовностью поднял ручки и сонно заворковал:
   - 'Уди! 'Уди!
   Руди с усмешкой взял его на руки.
   - Чем тебя мама кормит, толстячок,  неужто  камнями?  Все  в  Убежище
только и думают о еде и воруют ее друг у друга, а ты все толстеешь.  Как
тебе это удается?
   Тир  только  радостно  засмеялся.  Это   обвинение   вряд   ли   было
справедливым: пока он был всего лишь  младенцем,  но  в  будущем  обещал
стать юношей, столь же стройным и изящным, как мать.
   - Похоже, камер сгорания  нам  больше  не  найти,  -  вздохнул  Руди,
опускаясь на скамью рядом с Минальдой. - Отыскали всего  пятьдесят  две,
при том, что обшарили  кладовые  сверху  донизу.  А  огнеметчиков  почти
восемьдесят, придется использовать лишних людей на подмене.
   Минальда встала у  него  за  спиной  и  начала  массировать  его  шею
кончиками пальцев.
   - Правда ли, что посол просит показать отряд огнеметчиков в действии?
- спросила она.
   - Мелантис уже натаскивает своих людей, - ответил Руди, закрыв  глаза
от  удовольствия  -  Ты  никогда  не   хотела   стать   профессиональной
массажисткой? Через денек-другой я кое-что подготовлю для его милости. -
Руди поймал руки своей возлюбленной, притянул ее к себе и,  откинувшись,
заглянул ей в глаза. - Он беспокоится о своем войске, - пояснил он, хотя
все было и так ясно. - Господи, так ведь и я беспокоюсь о нем.
   "И не без оснований", - подумала Джил, но вслух  ничего  не  сказала.
После того, как они ушли, она долго сидела, размышляя о Руди и Минальде,
о Зимнем празднестве, о Дарках. В  лабиринтах  вокруг  нее  установилась
тишина. Мерцающий камень на столе отбрасывал ее огромную тень на мрачную
стену, выхватывая каждую щербинку и трещину на деревянном  столе,  резко
очерчивая каждый пергамент,  каждый  кристалл  на  его  поверхности.  Он
высвечивал грязь и убогость тесной каморки, ту тягостную  обстановку,  к
которой Джил уже начала привыкать: отсутствие мебели,  стол  на  козлах,
продавленная койка.
   "Ничего удивительного,  -  подумала  она,  -  что  Алвир  прельстился
атласными туфлями и запасом мыла. Возможно, он  единственный  человек  в
Убежище, у которого вся одежда в порядке. Одному Богу известно,  где  он
раздобыл знамена, под которыми приветствовал Ваира. Но понимает,  что  и
его запасы небезграничны".
   Будучи историком, Джил знала множество  примеров  того,  как  богатые
промышленные регионы без труда подчиняют  себе  малонаселенные  сельские
области. "К тому  же,  -  подумала  она,  -  Алвир  не  откажется  стать
управителем при императоре, если это принесет  ему  комфорт  и  престиж.
Лучше быть  негром  в  доме  богача,  чем  помирающим  от  голода  белым
бедняком".
   Откуда-то из каморок, окружавших ее кабинет, раздался странный  звук.
Было уже очень поздно,  и  все  другие  шумы  штаб-квартиры  Совета  уже
стихли. Джил никогда раньше такого не слышала:  еле  различимый,  однако
поражавший своей безудержней резкостью. Плач мужчины.
   Какое-то  время  Джил  сидела  взволнованная  и  смущенная.   Как   и
большинство незамужних женщин, она никогда не видела рыдающего мужчину и
испытывала ужасное чувство:  это  казалось  даже  более  постыдным,  чем
подслушивать, как кто-то  занимается  любовью...  Возможно,  кому-то  из
обитателей Убежища приснился горестный сон о том, как был  разрушен  его
дом?
   Но отчаяние этих душераздирающих рыданий все же принудило ее  бросить
занятия и покинуть кабинет в поисках тишины в общей комнате. Такому горю
она ничем не могла помочь.
   В общей комнате царила почти непроглядная темнота.  Лишь  голубоватый
свет, похожий на мерцающий болотный огонь,  пробивался  сквозь  занавес,
скрывавший вход в каморку Ингольда. Приблизившись, она  услышала  мягкое
поскрипывание пера.
   - А, моя дорогая...
   Маг протянул ей навстречу руки, как  только  Джил  вошла  в  каморку.
Поношенный коричневый плащ, который он накинул на плечи, сполз на спинку
замысловато изогнутого и чиненого-перечиненого стула. Как всегда, руки у
него  были  теплыми,  и,  как  всегда,  он  словно  вливал  в  нее  свою
жизнеутверждающую силу. Джил заметила следы усталости на  его  лице,  но
ничего по этому поводу не сказала. Он жестом пригласил ее сесть,  а  сам
направился к очагу, чтобы налить чаю.
   Джил посмотрела на пергамент, над которым он работал. Карта  тоннелей
и пещер Логова, похожая по своей запутанности на тарелку  с  макаронами.
Она бросила взгляд на присевшего на корточки перед  очагом  старика;  от
его рук словно бы исходило теплое сияние.
   - Ты сомневаешься, что Алвир нам поверит, да?
   Ингольд обернулся.
   - А ты сама?
   Джил возмутилась.
   - Он обязан поверить, - запротестовала она. -  Черт  возьми,  у  меня
есть доказательства! Целый мешок доказательств... Он не может так просто
отмахнуться от них!
   Волшебник кряхтя встал и подошел к ней.
   - Возможно, - согласился он. - Я очень на это надеюсь. Только, видишь
ли, Ледяной  Сокол  ничуть  не  обманул  меня  своими  недомолвками.  Он
вернулся сюда с отрядом Белых Всадников, и, я подозреваю,  что  они  все
еще где-то здесь, в Долине. Они знают, сколько людей отправится в Логово
в Гае, и будут знать, сколько вернется обратно.
   Джил молча сидела, рассматривая его лицо, - решительный подбородок  и
плоские скулы, очерченные отблесками очага. Как и  прежде,  ей  казалось
сейчас, что это лицо она знала всегда.
   - Ингольд, - тихо спросила Джил, - почему Дарки охотятся за тобой?  Я
тебя уже спрашивала об этом прошлой осенью, когда ты отправлялся в  Кво.
Мне казалось, с тех пор ты сумел найти ответ.
   Он отвел глаза.
   - Не знаю, - откликнулся маг почти неслышным голосом.  -  Прежде  мне
казалось, это из-за того, что я знаю нечто важное. А теперь  боюсь,  что
все дело лишь в том, кто я такой.
   - То есть?
   - Архимаг, - без всякого выражения произнес он, - тот, кому  известно
Старшее заклинание, подчиняющее себе все остальные.
   Джил нахмурилась от внезапной горечи в его голосе.
   - Не понимаю.
   - Вот и хорошо. - Ингольд неожиданно улыбнулся и ласково обнял ее  за
плечи. - Хорошо. В любом случае, если  дело  дойдет  до  вторжения,  то,
будучи магом, у меня куда больше шансов выжить, чем у всех остальных.  К
тому же, если я не отправлюсь в поход  вместе  с  войском,  то  останусь
здесь, в Убежище, вместе