через дерево, сгладившееся от  прикосновения  рук,  через
воздух. Свет  начал  дымно  чадить  на  конце  посоха,  становясь  ярче  и
отбрасывая двойные тени, голубые и  черные,  на  спицы  колес  телеги,  на
исхудавшие лица двух девушек, на  полуразрушенную  повозку  и  на  глубоко
посаженные глаза Ингольда.
     Колдун тихо сказал:
     - Не оставляй их, Руди.
     Руди внезапно охватило неприятное чувство,  что  старик  знал  о  его
слабости, о том, как  он  упал,  чтобы  умереть,  и  бросил  остальных  на
произвол судьбы. Краска стыда залила его лицо.
     - Прошу прощения, - пробормотал он.
     Ветер шевельнулся у его ног. Он обернулся,  внимательно  рассматривая
темноту вокруг.  Он  почувствовал  чужую  магическую  силу,  как  холодное
прикосновение враждебной руки, скользнувшую в его сознание из темноты.  Он
почувствовал, что свет  тускнеет,  взглянул  вверх  и  увидел,  что  посох
Ингольда тоже начал неровно мерцать. И в то же время Руди уловил холодное,
резкое, едкое зловоние Тьмы. Взвизгнула сталь, когда Джил вытаскивала свой
меч; со всех сторон безмолвно замерцали клинки, когда стражники сомкнулись
в обращенный наружу круг.
     Он так и не узнал, какой  инстинкт  предупредил  его,  но  пригнулся,
выхватывая меч, повернулся и сделал выпад одним движением почти  до  того,
как различил существо, внезапно упавшее на него из ночи. Он  услышал  крик
Альды и мельком взглянул на Джил, ее  каменное  лицо  и  огненный  клинок,
рассекающий мрак длинным боковым выпадом, который, казалось,  накрыл  всех
их взрывом крови и слизи. Колдовской свет потускнел до серого, и стражники
попятились, отбиваясь изо всех сил от  этой  слизистой  атаки.  Враждебные
магические чары высасывали его, выпивая его силу,  словно  из  разрезанной
артерия, и какое-то время он ничего не видел, ничего не знал, кроме  того,
что должен стоять между Тьмой и женщиной за его спиной.
     Потом, без предупреждения, они  отхлынули,  и  волшебный  свет  опять
усилился. Кто-то крикнул:
     - Пошли!
     И Руди обнаружил, что сжимает правую руку Альды, а Джил держит левую,
спеша по забрызганному слизью снегу, свет его посоха  сиял  над  кашей  из
грязи и кровавых костей, стражники окружили  их  плотным  бегущим  клином.
Ингольд шагал впереди, белое дыхание дымилось в свете,  показывавшем,  что
весь снег вокруг них был истоптан следами бегущих ног и  усеян  брошенными
вещами. Руди пытался не отставать от него,  хоть  и  нетвердо  держась  на
ногах, ослабев от холода и усталости, спотыкаясь в вязкой  жиже,  стараясь
не отводить глаз от яркого квадрата оранжевого света вдалеке,  отмечавшего
конец этого кошмарного пути.  Теперь  он  вполне  ясно  различал  движение
маленьких фигурок в тех огромных дверях. Он чувствовал  Тьму,  сгущающуюся
над ними, как штормовые облака,  и  снова  ощущал  прикосновение  их  чар,
вытягивающих и подтачивающих его силу.
     Потом мягкие  зловещие  тени,  как  стервятники,  обрушились  сверху,
полуразличимая туманная смерть, переполнявшая ночь.
     Меч Руди, казалось, стал свинцовым, рука одеревенела.  Он  знал,  что
если бы не был в центре толпы, то погиб бы сразу. Видя,  как  Джил  рубит,
уворачиваясь в сером мраке от шипастых кнутов  в  половину  ее  роста,  он
понял, зачем Гнифт терзал тела и души своих учеников-стражников  и  почему
Джил и другие тренировались тем способом,  упорно,  через  боль,  холод  и
усталость. Только эта закалка и спасала их сейчас.
     Ветры обманчиво затрепетали вокруг них, и Тьма отошла.  Руди,  хватая
воздух  ртом,  опирался  одной  рукой  на  свой   посох,   другой   держал
бесчувственную Альду и спрашивал себя, хватит ли у него сил донести ее  до
Убежища. Хотя они были в полумиле от него, ревущее пламя костров  у  ворот
едва виднелось через клубящиеся, скрывающие тени, заполнившие ночь.
     Стражники снова сомкнулись.
     - Теперь, - тихо сказал Ингольд, - пошли. Пошли быстро.
     Испуганный, Янус запротестовал:
     - Они вокруг нас, они никогда нас не пропустят.
     Колдун сморщился от напряжения,  бледный  свет  показывал  его  руки,
изрезанные и вонючие от слизи.
     - Пропустят, если вы сейчас пойдете. Торопитесь или...
     - Мы не выдержим этого! - крикнул Янус.
     - Но... - оцепенело начал Руди.
     - ДЕЛАЙТЕ, КАК Я СКАЗАЛ! - загремел колдун, и Руди отступил  на  шаг,
ошеломленный. Ингольд выхватил меч одним  молниеносным  движением,  клинок
блеснул во тьме. - ИДИТЕ!
     Янус долго смотрел на него, потом резко  повернулся  и  шагнул  через
снег  в  темноту.  После  короткой  неуверенной  паузы  Руди  и  остальные
последовали за ним, он и Джил чуть ли не тащили Минальду под руки.
     Он чувствовал чары Тьмы, отступающие от  света,  который  он  нес,  и
ощущал их злобу, накапливающуюся повсюду. Оглядываясь  через  плечо,  Руди
видел Ингольда, стоящего там,  где  они  оставили  его,  темная  фигура  в
сияющем ореоле света, он настороженно  вслушивался  в  звуки  ночи,  кровь
капала с его изрезанных пальцев и окрашивала снег.
     Колдун дождался, пока кучка стражников отошла  от  него  примерно  на
двести ярдов. Потом Руди, опять обернувшись, увидел, как тот  бросил  свой
посох в снег. Свет погас. Клинок меча описал жгучую фосфоресцирующую дугу.
Руди знал, что Тьма сгустилась над стариком.
     Они бежали. Тир начал хныкать из-под укрытия материнского плаща,  его
плач был слабым и приглушенным от усталости. Других  звуков  не  было,  но
один раз бросив взгляд мимо Альды, Руди мельком увидел лицо Джил,  бледные
глаза и маску боли.
     Пылающие ворота, казалось, не приближались, хотя  теперь  можно  было
ясно различить фигуры, столпившиеся на  ступеньках  в  сиянии  костров,  с
Рунами Охраны и Закона, вырисовывающимися над ними,  отражающими  кровавый
свет.
     Одна темная фигура, он знал, должна была  быть  Томеком  Тиркенсоном;
другая, думал он, была Джованнин. Похоже, что-то было не в порядке  с  его
восприятием расстояния.
     Воздух стал  тихим,  без  движения,  запаха  или  дыхания,  даже  без
ощущения близости Тьмы - хотя он знал, что неправ в  этом  отношении,  это
должно было быть просто из-за его угасающих чувств. Тьма двигалась следом,
выжидая момент для удара.  Дважды  он  оглядывался  через  плечо  и  видел
огненные взмахи клинка Ингольда в темноте.
     Руди удивился, почему колдун послал их вперед, и прикидывал  со  всей
силой, оставшейся в нем для размышлений, смогут ли они добраться до ворот,
прежде чем Тьма наконец обрушится на них с  высоты.  Земля  раскисла;  он,
казалось, двигался по колено в грязи, пытаясь удержаться на ногах.
     Потом сверху на них обрушился ветер - не ветер Тьмы, но  ветер  бури,
кружащий вихри снега, когда они бежали к зияющей дьявольской пасти  ворот.
Рев крепнувшего бурана был подобен вою волков на охоте.  Штормовые  ветры,
бившие  их  с  такой  силой,  что  заставляли  Руди  шататься,  ослепляли,
замораживали, бушевали среди них дикой злобной песнью.
     Он пробивался вперед, видя перед собой громоздящийся  мрак  какого-то
огромного  угрюмого   утеса,   штормовые   ветры   превратили   костры   в
тридцатифутовые столбы огня. Он споткнулся обо что-то в  темноте  и  упал,
выпустив руку Альды. Взглянув вверх, он увидел перед собой сияющие  ворота
- он лежал на ступеньках. Руди видел, как Джил тащит Альду по  ступенькам,
обрамленным неистовым блеском снега и огня, ветер смешивал  черные  волосы
девушек в одно струящееся облако.
     Кто-то  наклонился  над  ним,  поднял  его  и  увлек  в  эту  красную
преисподнюю. Измученный и полубесчувственный, он краем глаза  увидел  лишь
то, что рука, сжимавшая его предплечье, была в черной бархатной  перчатке,
сияющей рубинами, как каплями свежей крови.
     Когда в глазах у него прояснилось, он лежал на полу прямо в  воротах,
полузанесенный снегом. Мужчины и женщины входили внутрь, шатаясь от холода
и изнурения, дети тоже. Джил была права. Его сдача  на  милость  судьбы  в
снежном  мраке  была  проявлением  трусости,  которое  не  допустил  бы  и
восьмилетний ребенок. Он увидел Джованнин -  череп  с  тлеющими  углями  в
глазных впадинах, меч в скелетообразной руке. Алвир был, как темная башня,
сестра прижималась к нему, Тир измученно всхлипывал у ее груди.  Алвир  не
смотрел ни на кого из них, взгляд был устремлен  в  темную  пещеру  самого
Убежища, прикидывая масштабы нового владения.
     И за ними была Джил, ее жесткие, как у  ведьмы,  волосы  трепетали  в
завихрениях бури, потому что она стояла в воротах, вглядываясь  в  темноту
долины. Но во всей  этой  пустыне  льда  и  режущего  ветра  Руди  не  мог
разглядеть ни единого проблеска движущегося света.



                                    15

     - Где он? - спросил Руди.
     - Со стражниками, - она поправила  рукоятку  меча,  не  глядя  ему  в
глаза. Он видел, что она плакала.
     Руди повернулся и обнаружил, что должен держаться  за  стену,  чтобы,
превозмогая боль, подняться на  ноги.  Его  пронзала  боль,  становившаяся
нестерпимой при малейшем движении. Вялость сковала не только его кости, но
и душу тоже, так что ничто - ни бег прошлой  ночи,  ни  новости,  которыми
Джил разбудила его днем, - не вызывали у него ни печали,  ни  радости.  Он
осознавал это как признак предельного утомления.
     Когда я вернусь в Калифорнию, устало пообещал он себе, я  никогда  не
буду огорчаться из-за пустяков. Теперь-то я знаю, что есть вещи и  похуже.
Конечно, если я вообще вернусь в Калифорнию,  поправил  он  себя  и  пошел
следом за Джил.
     Комната была одной из разгороженных, как  кроличьи  садки,  клетушек,
которые хаотически растянулись по ту сторону двери справа от ворот.  Чтобы
выйти, надо было прокладывать путь через слабо  освещенные  груды  спящих,
лежавших там, где они упали  в  слепом  изнурении,  и  перешагивать  через
жалкие узлы горшков  и  одеял,  брошенные  в  углах  маленьких  комнат.  У
небольшого очага фарфоровая кукла лежала, как  мертвый  ребенок,  рядом  с
парой рваных  ботинок.  В  помещении  стоял  запах  нестиранной  одежды  и
запачканных детских  пеленок.  Щурясь  в  тусклом  свете,  Руди  шагнул  в
центральный зал Убежища.
     Оглядываясь по сторонам в темной твердыне этой крепости, он мог  лишь
удивляться человеческой живучести и человеческому стремлению  обустраивать
свою жизнь. Здесь, в этой  внушающей  благоговение  крепости  из  камня  и
стали, после того как они прокладывали  путь  через  опасность,  смерть  и
мрак, люди обустраивались в уюте на зиму. Дети - Минальда была права, дети
оказались самыми выносливыми и живучими - бегали, как сумасшедшие, взад  и
вперед по этому огромному  гулкому  залу,  их  пронзительные  дикие  вопли
отдавались в невидимых сводах...
     Он слышал женские голоса, приятные и высокие, и искренний,  довольный
мужской смех.
     Внизу, в  одном  конце  этого  чудовищного  помещения,  прямоугольник
мерцающего света обозначал двери - дневной свет, перемешанный с  тучами  и
снегом.
     На другом конце  зала  пара  монахов  в  залатанных  красных  мантиях
прикрепляла бронзовое распятие над дверью комнаты,  иначе  неотличимой  от
сотен таких же маленьких черных дверей, чтобы утвердить владение Церкви  -
Собор Ренвета и резиденцию аббатисы Джованнин. Уж она-то явно  не  тратила
времени даром.
     В узком проходе наверху  он  увидел  Алвира,  подобного  Люциферу,  в
черном бархате, спокойно озирающего свое владение.
     Стражники  располагались  в  комнатах  направо  от  огромных   дверей
Убежища. Джил ввела Руди через узкий вход. В тлеющем свете  масляных  ламп
он увидел Януса, спорившего с двумя возмущенными мужчинами, которые  имели
наружность бывших богачей до того, как Тьма уничтожила все  их  богатство,
землю и почет.
     Янус терпеливо объяснял:
     - Стража не занимается распределением комнат, за это  отвечает  глава
Убежища, поэтому я предлагаю... - но никто его, похоже, не слушал.
     Комната была завалена  провизией  и  доспехами,  оружием  и  дровами.
Стражники спали  в  беспорядке,  их  вялые,  измученные  лица  говорили  о
последней степени усталости.
     В следующей комнате беспорядок был еще хуже, потому  что  большинство
стражников сидели, ели собранный наспех обед из хлеба и сыра, точили  мечи
или штопали форму.
     Ледяной Сокол,  чьи  волосы  были  распущены  и  перехвачены  широкой
полосой из светлой платины за талией, нетерпеливо  поглядывал  на  готовую
закипеть воду в котелке.
     Люди посмотрели вверх и приветствовали их радостно и  шумно,  на  что
Руди отвечал с  тем  бескровным  энтузиазмом,  на  который  был  способен.
Помещение пропахло отбросами, салом и дымом. Что за чертовщина  тут  будет
через год? Или через два? Или двадцать? Мысль вызывала тошноту.
     Грязная занавеска отделяла что-то вроде чулана, где стражники хранили
свою скудную провизию  в  диком  беспорядке.  Перешагивая  через  грязного
раздатчика, Руди  прищурился  в  полумраке,  потому  что  масляное  желтое
освещение еле-еле пробивалось из соседней комнаты; у  него  было  ощущение
нагроможденных мешков, утесов из  бочонков,  пола,  мерзкого  от  грязи  и
острой соломы, и ошарашивающего запаха замшелого сыра и гнилого лука.
     В задней части этой узкой каморки кто-то  соорудил  импровизированную
кровать на мешках с фуражом. На  кровати,  похожий  на  мертвого  бродягу,
лежал Ингольд.
     - Вы сумасшедший, вы это знаете? - сказал Руди.
     Голубые глаза  открылись,  отрешенные,  мутные  от  усталости.  Потом
знакомая улыбка осветила все лицо, сгладив возраст и сделав его молодым  -
проказливым и любопытным.
     - Вас могли убить.
     - У тебя потрясающая способность понимать очевидные вещи, -  медленно
сказал Ингольд, но голос его был насмешливым,  и  ему  явно  приятно  было
видеть Джил и Руди  живыми  и  здоровыми.  Руки  колдуна  были  перевязаны
тряпками, а лицо исполосовано и обморожено, но в  целом,  думал  Руди,  он
выглядит вполне сносно.
     Старик продолжал:
     - Спасибо тебе за участие, хотя опасность была меньше, чем  казалось.
Я был  совершенно  убежден,  что  смогу  держать  Дарков  на  значительном
расстоянии, пока освобождал чары, наложенные на бурю. Я  знал,  что  смогу
уйти от них под покровом бури.
     - Да? - спросил Руди, садясь на  подножие  кровати.  -  А  как,  черт
возьми, вы собирались уйти от бури?
     - Чисто  технически,  -  отрезал  Ингольд  и  дал  понять,  что  тема
исчерпана. - Снег все еще идет?
     - Довольно сильно, -  сказала  Джил,  сгибая  колени,  как  худенький
кузнечик, и усаживаясь рядом в изголовье кровати. - Но ветер  прекратился.
Томек Тиркенсон говорит, что это самая холодная зима  за  последние  сорок
лет. Ледяной Сокол сказал, что никогда не видел столько снега в ущельях  в
начале зимы. Вам предстоит  один  холодный  переход  до  перевала.  -  Еле
видимое  в  дымной  тьме,  ее  лицо  казалось  худым  и  изможденным,   но
относительно умиротворенным.
     - Я подожду, пока не закончится  снегопад,  -  удовлетворенно  сказал
Ингольд и скрестил забинтованные руки на груди. Полускрытый  темнотой,  он
казался бледным и больным. Руди не  нравилась  ни  сонливая  слабость  его
голоса, ни то, как он лежал без движения, опираясь на мешки с зерном.  Что
бы он ни говорил, а старикан побывал в дьявольской переделке.
     - Я не могу медлить дольше, - продолжал колдун. - Произошли  вещи,  о
которых стало необходимо посоветоваться с Лохиро,  не  считая  того,  что,
насколько мне известно, Алвир все еще предлагает собрать здесь  армию  для
вторжения в Логово Тьмы.
     - Послушайте, - начал Руди. - Насчет вашего путешествия в Кво...
     Но раньше, чем он мог закончить, глухие голоса снаружи возвысились до
быстрого ропота, за  которым  последовала  поспешная  возня  толпы,  сразу
попытавшейся в знак уважения встать на ноги на слишком узком пространстве.
Рваная занавеска была отброшена в сторону, и огромная тень  закрыла  свет.
Алвир, глава Убежища Дейра, шагнул вперед. Рядом с ним, темная и  хрупкая,
как молодая яблоня в первом цвету, стояла Минальда.
     Канцлер с минуту постоял молча,  величественно  разглядывая  старика,
лежащего на своей кровати из мешков. Когда он  заговорил,  его  мелодичный
голос был спокойным.
     - Мне сказали, что ты умер.
     - Преувеличено, но не намного, - с усмешкой сказал Ингольд.
     - Ты мог погибнуть, - сказал канцлер. - Словом так: если бы не ты, мы
все могли погибнуть там, у реки. Я пришел... - слова, казалось, кололи его
горло, как сухой хлеб, - я пришел сказать, что был несправедлив к тебе,  и
предлагаю тебе  руку  дружбы,  -  он  протянул  руку,  камни  на  перстнях
засверкали в тени.
     Ингольд протянул навстречу  грязную  забинтованную  руку  королевским
жестом равного.
     - Я делал лишь то, что обещал Элдору, - сказал он. - Я взял его  сына
и укрыл его  в  безопасном  месте.  Мое  обещание  выполнено.  Как  только
позволит погода, я отправляюсь на поиски сокрытого Города Кво.
     -  Ты  думаешь,  его  можно  найти?  -  брови  Алвира  сдвинулись   в
озабоченном беспокойстве, но глаза выдавали явную тревогу.
     - Я не знаю  этого,  пока  не  найду  его.  Но  помощь  Совета  Магов
необходима - для твоего вторжения, для Убежища,  для  всего  человечества.
Молчание Лохиро беспокоит меня. Прошло уже около месяца без единого  слова
от него или другого члена Совета. Хотя невозможно, чтобы они  не  знали  о
происшедшем.
     - Но ты все еще думаешь, что Лохиро жив?
     Ингольд решительно покачал головой.
     - Я бы знал, если бы он был мертв, - сказал он. -  Я  бы  чувствовал.
Даже при тех чарах, что окружают город, как кольцо огня, я бы знал.
     Минальда заговорила в первый раз, ее сочувствующие глаза потемнели:
     - А что, вы думаете, там произошло тогда?
     Ингольд покачал головой:
     - Я не знаю.
     Она с минуту смотрела  на  него,  вслушиваясь,  как  никто  другой  в
комнате, в скрытую нотку беспомощности и страха в его голосе -  страха  не
за мировую магию, а за его друзей в Кво, единственных людей в этом мире, к
кругу которых он по-настоящему принадлежал. Раньше  она  видела  его  лишь
сильным и властным, и внезапное сострадание затенило ее лицо. Она сказала:
     - Вы бы отправились на поиски много недель назад,  если  бы  не  ваше
обещание. Простите и спасибо.
     Ингольд улыбнулся ей.
     - Обещание не имело к этому никакого отношения, дитя мое.
     Она  быстро  шагнула  вперед  и  поцеловала  его  в  макушку  жестких
серебряных волос.
     - Господь да пребудет с вами, - прошептала Альда. Она  повернулась  и
выбежала из комнаты, оставив брата и возлюбленного изумленно глядеть ей  в
след.
     - Ты, похоже, совершил завоевание, - усмехнулся Алвир, хотя,  подумал
Руди, вряд ли он на сто процентов рад этому. - Но она права.  Твоя  служба
Королевству превосходит  любую  награду,  которую  мы  можем  дать,  -  он
осмотрелся в закопченной низкой комнате с ее грязными стенами, запахами  и
испарениями, проникавшими из комнаты стражи вместе с  надтреснутым  глухим
голосом  Гнифта,  певшим  о  любви  на  хлебном  поле.  -  Это,   конечно,
заслуживает большего, чем задворки в  казармах.  Королевский  двор  -  это
хорошо  обустроенное  помещение,  мы  можем  предложить  тебе  обстановку,
соответствующую твоему положению, мой господин.
     Колдун улыбнулся и покачал головой.
     - Другим это пригодится больше, чем мне, - извинился он. - И, в любом
случае, я скоро уйду. До тех пор, пока тут есть запасная койка в помещении
стражи, у меня будет дом.
     Канцлер долго удивленно изучал его.
     - Странная ты птица, - наконец сказал он без  неприязни.  -  Но  будь
по-твоему. И если ты когда-нибудь устанешь от своей кочевой  жизни,  знай,
что мое предложение остается в силе. Наша ссора растрачивала твои таланты,
мой господин. Я могу лишь просить тебя позволить возместить утраченное.
     - Не надо ни позволения, - сказал Ингольд,  -  ни  возмещения.  Ссора
забыта.
     Канц