день зуб на зуб не попадает. Что же тогда  у  вас  считается
холодом?
     Она удивленно подняла на него глаза, они были прозрачными, как  озеро
Кратер в летний полдень.
     - О! - улыбнулась она. - Ты приятель Ингольда, из тех, кто помог  ему
спасти Тира!
     И как бы в подтверждение ее слов Тир вдруг,  неуклюже  переваливаясь,
двинулся к Руди через медвежью шкуру, путаясь в черном и белом шелке своей
одежды. Руди сел, скрестив ноги, рядом с девушкой  и  посадил  ребенка  на
колено.
     -  Понимаешь,  -  сказал   он,   чуть   смущенный   благоговением   и
благодарностью в ее глазах, - я просто-напросто влип в это дело. Я имею  в
виду, что надо было или идти с ним, или умереть, другого выбора у  нас  не
было.
     - Скромность, конечно, украшает человека... - улыбнулась она ему.
     - Ну... да, - покраснев, согласился он, - но поверь мне,  если  бы  я
знал тогда, в чем дело, я бы сбежал. Это если честно.
     Девушка засмеялась.
     - Впавший в героизм, - она мягко подтрунивала над ним.
     Руди отодвинул исследующие руки Тира от своего воротника и порылся  в
карманах  в  поисках  кольца  с  ключами,  которые  ребенок  в   блаженном
очаровании опять попытался съесть.
     - Ты и представить себе не можешь, -  продолжил  он  через  несколько
минут, - насколько умиляет меня во всем этом радость ребенка. После всего,
что он пережил с тех пор, как Ингольд забрал его из Гея,  и  до  тех  пор,
когда мы вернулись сюда, ты бы наверняка  предположила,  что  он  будет  в
шоке. А он? Ничего подобного! Дети такие маленькие, что  кажется,  вот-вот
сломаются в твоих руках, как... цветы, а они...
     - ...они крепкие, - улыбнулась девушка, - человеческая раса давно  бы
погибла, если бы дети были такими  хрупкими,  какими  кажутся.  Часто  они
крепче, чем их родители. -  Ее  пальцы  рассеянно  скручивали  колечки  из
черных волос на маленькой розовой шее Тира.
     Руди вспомнил, что говорилось в зале, и другие разговоры этого дня.
     - Как его мать? - спросил он. - Я слышал, что королева больна. С  ней
будет все в порядке?
     Лицо девушки омрачилось.
     - Они говорят, королева поправится, - ответила она ему тихо. -  Но  я
не уверена. Сомневаюсь, что она будет такой же, какой была прежде.
     Девушка передвинулась на  ковре  и  забросила  косу  за  плечо.  Руди
остановился с другим вопросом, застывшим на губах,  внезапно  задумавшись,
как и при каких обстоятельствах эта девушка сама бежала из Гея.
     - А твоя подруга? - девушка сделала усилие и переменила  разговор.  -
Другая спутница Ингольда?
     - Джил? - спросил Руди. - Наверное, она утром пошла со стражниками  в
Гей. По крайней мере, это они мне сказали. Ты бы не нашла меня  и  за  сто
миль от того места.
     - Ты в десяти милях, - тихо сказала девушка.
     Руди пожал плечами.
     - Я могу сказать тебе, что продвинусь намного дальше  еще  до  захода
солнца.
     - Я не знаю, - сказала девушка, играя косой, - говорят, что стражники
- безумцы, что надо быть безумцем, чтобы стать стражником. Я верю этому. Я
бы лично никогда не вернулась, а стражники - они люди редкой породы, они -
лучшее, отборное войско на Западе Мира. Их жизнь - сражаться  и  постоянно
готовиться к войне. Стражники говорят, что нет ничего кроме, и для них так
и есть, нет ничего кроме. Я не понимаю этого.  Но  и  никто  не  понимает.
Только другие стражники.
     "Футболисты поймут, - подумал  Руди,  -  и  мастера  боевых  искусств
высокого класса". Он припомнил некоторых обладателей черных поясов каратэ,
которых знал дома.
     - Бог поможет тому, - сказал Руди, - кто берет на службу таких людей.
Ингольд тоже с ними. Они одержимые.
     - О, Ингольд... - тихо повторила девушка.
     - Ты хорошо знаешь Ингольда?
     - Нет... не совсем.  Я...  я  встречала  его,  конечно,  -  она  чуть
нахмурилась. - Но всегда немного боялась его. Говорят, что  он  коварен  и
опасен, хотя и кажется таким... таким безобидным.  И  конечно,  существует
мнение - и оно старо как мир, - что колдуны - слуги зла.
     - Зла? И это ты про Ингольда?  -  Руди  был  слегка  ошарашен.  Более
безобидного старика он еще не встречал в своей жизни.
     - Ну... - она колебалась, наматывая конец косы на палец. Тир, потеряв
или забыв про ключи, поймал мягкий  черный  локон  маленькими  ручками.  -
Церковь учит нас, что Дьявол - Властелин иллюзий, Царь отражений.  Иллюзии
- это достояние ремесла магов; они продают  свои  души  Могуществу,  когда
приходят в школу Кво. Совет магов не обязан преданностью никому. Ничто  не
сдерживает их действия.
     "Значит, так объяснила аббатиса, - подумал Руди, - и ее темный взгляд
так неодобрительно скользил по колдуну на том  торопливом  совете  прошлой
ночью. Охотница на ведьм, нет сомнений".
     Девушка продолжала:
     - Конечно, он был другом и советником короля...
     В ее голосе было что-то, заставившее Руди быстро взглянуть на нее,  и
он удивился, что же старый великий король Элдор должен был тайком  сделать
с няней своего сына, чтобы так запугать ее Ингольдом.
     - Ингольд имел, конечно, свою... цель, - тихо продолжала она. -  Если
он спас Тира, это было из-за...  наследственной  памяти  королей  Дарвета,
запаса знаний внутри него, которые однажды можно будет использовать против
Тьмы. То есть не потому, что Тир был просто беззащитным ребенком, попавшим
в беду.  -  Она  опустила  глаза,  глядя  на  склоненную  голову  ребенка,
свернувшегося клубком на шкуре перед ней. Ее голос дрожал.
     "Она действительно заботится о Тире, -  неожиданно  подумал  Руди.  -
Черт, раз королевы не беспокоятся  о  собственных  детях,  она,  возможно,
вырастит маленького щенка". Она не будет смотреть на него как на принца  -
или даже короля Дарвета, раз  Элдор  мертв,  но  только  как  на  ребенка,
которого любит, как Руди любил своего маленького брата. Это  меняло  ее  в
его глазах.
     - Ты действительно веришь в это? - мягко спросил он. Она не  ответила
и даже не посмотрела на него. - Черт, если присмотреться к этому,  то  это
его работа. Раз он настоящий колдун, он должен делать подобные вещи. Но  я
думаю, ты не права.
     Какое-то  время  он  молчал,  и  тишина  снова  опустилась  на   сад,
умиротворенная тишина, порожденная долгим полуденным светом  этого,  может
быть, последнего золотого дня осени. Солнце уже скользило  через  молочную
пену облаков к  западным  горным  пикам;  голубая  тень  виллы  лежала  на
трещинах мостовой террасы, как солнечные часы, неуклонно сползая к шкуре и
трем ее обитателям.  Рассматривая  желто-коричневые,  поражающие  красотой
тлена клумбы сада, Руди чувствовал, как покой этого места распространяется
в его душе, архаическая, сжимающая сердце красота, молчание старых  камней
и солнечного света, чего-то виденного давным-давно и  далеко  отсюда,  как
утраченная память того, чего  никогда  не  было,  что-то  далекое,  словно
отражение в тихой воде, но чистой, как  кристалл.  Каждый  бледный  камень
террасы,  каждая  серебряная  травинка,  протиснувшаяся   между   ними   и
позолоченная  теперь  наступившей  осенью,  содержали  и   сохраняли   тот
магический свет, подобный последнему эху умирающей музыки. Это был мир,  о
котором вчера он ничего не знал, а завтра уже больше не  увидит,  но  этот
настоящий момент, казалось, ожидал его с самого его рождения.
     - Альда! -  резкий  голос  разрушил  это  серебряное  спокойствие,  и
девушка повернулась, испуганная и сконфуженная,  как  ребенок,  самовольно
забравшийся в буфет.
     Толстая женщина стояла в дверях, уперев кулаки  в  широкие  бедра,  с
лицом, красным от гнева. Руди поднялся на ноги, когда она закричала:
     - Сидеть на холодном полу! Ты так можешь помереть!  И  маленький  Его
Величество, это точно! - Она засуетилась, кудахча и бранясь, как наседка с
птенцом. - Забери его в  дом,  детка,  и  иди  сама  -  воздух  становится
холодным...
     Но по тому, как она суетилась вокруг него, словно его тут и не  было,
Руди знал, что в действительности дело было в том, что Альде не  следовало
тратить время, разговаривая с  каким-то  посторонним  вместо  того,  чтобы
следить за ребенком, что от нее, в принципе, требовалось.
     Девушка сделала ему беспомощный полуизвиняющийся знак бровями, и Руди
галантно склонился, чтобы свернуть тяжелую медвежью шкуру.
     - Она думает, что я собираюсь похитить его?  -  спросил  он  шепотом,
когда старшая няня вперевалку заковыляла в дом с ребенком на руках.
     Альда печально усмехнулась.
     - Она беспокоится, - объяснила  она,  хоть  в  этом  не  было  нужды.
Девушка наклонилась, чтобы  подобрать  ключи  от  мотоцикла,  выпавшие  из
складки шкуры. Она вытерла с них слюни краем юбки и засунула обратно в его
карман.
     - Она так командует тобой все время? - спросил он.  -  Я  думал,  еще
минута, и она была готова залепить тебе затрещину.
     Альда засмеялась.
     - Нет! Просто Медда думает о Тире, как  о  своем  ребенке.  Никто  не
может так заботиться о нем, как она, даже его собственная мать.
     Руди тоже пришлось улыбнуться.
     - Да,  моя  тетя  Фелис  тоже  вроде  того.  Послушать  ее,  как  она
обращается с моей матерью, так  не  подумаешь,  что  мама  сама  вырастила
семерых детей. Но надо просто позволить им делать это.
     - Ну конечно, их нельзя изменить, - согласилась Альда. -  Здесь...  я
могу взять шкуру. Медда упадет в обморок,  если  ты  зайдешь  внутрь.  Она
знает, что причитается Дому Бес... нет, все хорошо, я взяла ее.
     Они замешкались, руки сплелись в изъеденной молью бурой шерсти.
     - Тебя зовут Альда? - спросил он.
     Она кивнула.
     - Сокращенно от Минальда, - объяснила она. - Кто-то уже  называл  мне
твое имя. Если...
     - А_л_ь_д_а_! - донесся голос Медды из виллы.
     - Береги себя, - прошептал Руди, - и Мопса.
     Она улыбнулась прозвищу и снова опустила голову, будто  затем,  чтобы
скрыть улыбку.
     - Ты тоже. - Потом она повернулась и заспешила в зеленые двери, когти
медвежьей шкуры мягко звенели по полированному полу.
     Небо теряло дневную бледность. Солнце катилось за гряду  гор,  быстро
сгущались сумерки. Несмотря на все это полуденное спокойствие  и  красоту,
Руди не собирался проводить в этом мире еще  одну  ночь.  Кроме  того,  он
чувствовал зверский голод, а достать еду было невероятно трудно.
     Он прошел через мертвый сад и ржавые ворота. Улица за ними  оказалась
почти совсем темной, хотя небо наваху еще немного хранило отсвет дня,  как
небо над каньоном. Когда тени пододвинулись по горе в направлении  Карста,
он пошел искать колдуна, потом вернулся домой.
     - Руди! - он повернулся, испуганный внезапным  появлением  Джил,  она
шла  к  нему  быстрым  шагом  в  сопровождении  высокого  юноши  с  белыми
викингскими косами, одетого в уже знакомую черную форму городской  стражи.
Он заметил, что Джил стянула откуда-то плащ, а на ремне поверх  джинсов  у
нее висел меч. Это  снаряжение  заставило  его  усмехнуться:  долгий  путь
пройден от вчерашней леди и студентки...
     - Где Ингольд? - спросил он, когда они подошли.
     Джил ответила коротко:
     - Он в беде.
     - В беде? - с минуту он не мог взять это в толк. - Но что могло с ним
с_л_у_ч_и_т_ь_с_я_?
     - Я видела, как его арестовали, - угрюмо сказала Джил.
     Приблизившись,  Руди  увидел,  что   она   выглядит   усталой,   лицо
вытянулось, холодные  серо-голубые  глаза  окружены  фиолетовыми  кругами,
черты лица заострились. Зато теперь в ее глазах  была  твердость,  которая
его приятно поразила.
     Она между тем продолжала:
     - Группа солдат пришла и схватила его на  ступенях  Городского  Зала,
когда стражники были заняты разгрузкой припасов.
     - И он так просто сдался? - спросил Руди пораженно и недоверчиво.
     Высокий стражник кивнул.
     - Он знал, что надо было или идти, или сражаться. Схватка вызвала  бы
никому не нужное кровопролитие.
     Его легкая лаконичная речь была бесстрастной, немногословной, но  ход
событий хорошо и быстро уложился в сознании Руди.
     Итак, стражники поддерживали Ингольда и бросились бы на помощь,  если
бы увидели арест, народ на площади ринулся бы на  еду,  все  копившееся  в
течение дня напряжение прорвалось бы в ярости, страхе и ужасе ночи.  Город
взорвался бы как порох.  Он  достаточно  насмотрелся  мелких  потасовок  в
Шемроке и Баре, чтобы знать, как это бывает. Но то,  что  не  представляло
ничего страшного в спокойном фабричном городе в пятницу вечером,  означало
бы смерть и хуже, чем смерть,  в  большом  масштабе,  приведя  в  действие
подавленные голод, бешенство и анархию.
     Он коротко заметил:
     - Они, конечно, знают этого человека. Кто взял его, вам известно?
     - Воины Церкви, по описанию Джил, - сказал Ледяной Сокол.  -  Красные
монахи. Люди Джованнин, но они могут действовать  только  по  чьему-нибудь
приказу.
     - А если точнее? - настаивал Руди. Его взгляд  перебегал  с  Джил  на
Ледяного Сокола в сумраке затененной улицы.  -  Алвир?  Когда  он  не  мог
вытолкнуть его из Совета прошлой ночью?
     - Алвир всегда боялся влияния Ингольда на короля, - задумчиво  сказал
стражник.
     - Его люди тоже одеты в красное, - добавила Джил.
     Ледяной Сокол пожал плечами.
     - И аббатису, конечно, не радует мысль о слуге Сатаны рядом с троном.
     - Что? - раздраженно спросила Джил, и Руди коротко объяснил ей взгляд
местной Церкви на магию. Джил воздержалась от комментариев.
     - Аббатиса очень сильна в вере, она фанатичка, - сказал Ледяной Сокол
своим мягким бесстрастным голосом. - К тому же и королева могла бы  отдать
приказ о его  аресте.  В  любом  случае,  она  тоже  никогда  не  доверяла
Ингольду.
     - Да, но королева сейчас в Восьмой  секции,  -  нахмурившись,  сказал
Руди, - и кто бы ни схватил его, мы должны найти, где его держат, если  не
хотим остаться тут еще на ближайшую ночь.
     - Не говоря о ближайших пятидесяти годах, если они  решат  замуровать
его в какой-нибудь подземной тюрьме и забыть о нем, -  добавила  Джил,  ее
голос срывался от страха и возмущения.
     - Да, - согласился Руди, - хотя я лично не хотел бы отвечать  за  то,
чтобы все время убирать с дороги этого старого обманщика.
     - Смотрите, - сказал Ледяной Сокол. - Карст -  небольшой  город.  Они
поместят его в тюрьму Городского Зала, в подвалы  под  виллой  Алвира  или
где-нибудь в летнем дворце аббатисы. Разделившись, мы сможем найти его  за
час. Тогда можно сделать то, что вы хотите сделать.
     Дрожь в интонациях этого мягкого ровного голоса кольнула  нервы  Руди
внезапным предчувствием несчастья, но  непроницаемые  морозно-белые  глаза
заставили его читать смысл в словах. Альда говорила, что все  стражники  -
безумцы. Но достаточно ли они безумны, чтобы вытащить колдуна  из  темницы
под носом у властей?
     Руди задумался, хочет ли он попасть и в этот переплет.
     С другой стороны, он  понимал,  что  у  него  не  было  выбора.  Либо
взломать тюрьму в темноте, либо провести ночь или, один Бог знает, сколько
еще ночей в этом мире. Даже стоя в тишине темной улицы, Руди  почувствовал
себя одиноко.
     - О'кей, - сказал он с наибольшей бодростью, какую смог обнаружить  в
этих обстоятельствах. - Встречаемся за Городским Залом через час.
     Они разделились,  Руди  поспешил  назад,  к  воротам  Алвирова  сада,
раздумывая, как следует действовать, чтобы найти правильный подход к Альде
и, что более важно, к Медде, чтобы попасть внутрь и осмотреть виллу.
     Джил и Ледяной Сокол двинулись  в  другом  направлении,  инстинктивно
прижимаясь к стенам для защиты,  ориентируясь  по  красноватому  отражению
огней на городской площади. Это была темная, немного облачная ночь, и Джил
поеживалась, чувствуя себя как в западне на улице, ограниченной с боков  и
открытой спереди. Плащ и меч путались у нее  в  ногах,  и  ей  приходилось
торопиться, чтобы угнаться за широким шагом молодого человека перед ней.
     Они были на виду у освещенной огнями толпы на площади, когда  Ледяной
Сокол остановился и поднял голову, вслушиваясь, как потревоженный зверь.
     - Ты слышишь? - его голос был шепотом во тьме, лицо и бледные  волосы
- пятном, окаймленным розовым отблеском костров.
     Джил  тоже  остановилась,  прислушиваясь  к  холодной  тишине   ночи.
Пахнущий  сосной  ветер  доносил  звуки  из-за  города,   далекие   звуки,
искаженные  мраком,  но  не  вызывающие  сомнений,  что  из  тьмы   лесов,
окружавших город, ветер доносил вопли:
     - Дарки в Карсте!


     В Карсте  не  было  битвы  -  только  тысяча  арьергардных  стычек  в
наводненных Тьмой лесах групп стражников, воинов  Церкви  и  личных  войск
знати и наместника. Патрули делали вылазки из горящей центральной крепости
на освещенной красным городской площади  и  приводили  сгрудившиеся  кучки
перепуганных беглецов, рассеянных по лесам и переживших первую атаку.
     Джил вдруг обнаружила, что она с мечом  в  руке  сражается  вместе  с
людьми Ледяного Сокола, вспомнила тот первый хаотический ночной  кошмар  в
Гее и удивилась, почему он казался ей страшным. По крайней мере тогда  она
знала, откуда исходит опасность. В Гее были факелы, стены и люди. Но здесь
ночной кошмар безмолвно струился через продуваемые ветром леса, появляясь,
убивая и  отступая  с  какой-то  жуткой  неторопливостью.  Здесь  не  было
предупреждения, только безбрежная плывущая Тьма, которая гасила  факелы  и
мириады мерцающих глаз; мягкие, широкие зияющие рты,  как  купола  обшитых
бахромой парашютов, когти, тянущиеся, чтобы хватать и  рвать.  Здесь  были
жертвы: груда ободранных  кровавых  костей  между  жердями  недостроенного
лагеря или окровавленная сморщенная мумия мужчины,  высосанная  насухо,  в
ярде от его жени, стоящей на коленях и безнадежно кричащей при виде  этого
кошмара.
     Ставшая хладнокровной, Джил не была ни беззащитной, ни, после  первых
нескольких  жертв,  слабой.  Ее  наполнили  своего  рода   спокойствие   и
облегчающее голову  неистовство,  как  у  хищника,  попавшего  в  западню,
который, чтобы выжить, убивает без страха и раскаяния.
     В первые хаотические минуты они с Ледяным Соколом повернули  назад  и
бросились к дворцу стражи. Там они застали дикую неразбериху вооружающихся
людей, формирующихся отрядов, глубокий гулкий голос  Януса,  пробивающийся
через какофонию звуков, вызывающий добровольцев. Так как у  нее  был  меч,
кто-то сунул ее в один из отрядов  -  они  были  на  полпути  за  городом,
вооруженные факелами, все это было ничтожно мало для встречи с Тьмой. Джил
пробралась в голову отряда и крикнула Ледяному Соколу:
     - Но я не умею действовать мечом!
     Тот бросил на нее холодный взгляд.
     - Тогда нечего его носить, - парировал он.
     Кто-то схватил  ее  за  плечо  -  это  оказалась  Сейя,  которую  она
встретила утром у повозок, - и оттащил назад.
     - Целься в среднюю линию тела, - торопливо наставляла она Джил, - бей
прямо вниз или прямо в стороны. Вот упор для запястий, видишь? Рукоятка  в
обеих руках - не так, так ты  сломаешь  пальцы.  Тебе  придется  подходить
близко, чтобы убить, если они больше, чем ты,  а  такими  они  будут,  вот
таких размеров. Поняла? Остальное узнаешь потом. Стой в центре отряда и не
бери на себя то, с чем не справишься.
     "Инструкция на ночь", - уныло подумала Джил.
     Но удивительно, что в первый  момент,  когда  Дарки,  эти  безмолвные
массы, материализовались из туманной тьмы между  деревьев,  как  много  из
этого сбивчивого урока она могла применить в деле. И Джил постигла  первый
принцип любого воинского искусства: выжить или не выжить в схватке  -  это
последнее испытание любой системы, урока или техники.
     С одной стороны, это было  легко,  потому  что  те  смутные  тела  не
оказывали  большого  сопротивления  металлическому  лезвию.   Меткость   и
скорость значили больше, чем сила;  при  всей  своей  мягкой  массе  Дарки
двигались быстро. Но Сейя не предупредила, что Дарки воняю