а прошлой ночью насчет любви и чести - что людям нужен  властитель,
которого они могут любить, так же, как и закон, которому они следуют.  Вот
он бы, к примеру, не смог представить себе  ни  одного  из  членов  своего
собственного правительства, которого хотя бы уважал, не говоря уже о  том,
чтобы молиться или радоваться  его  спасению.  Это  заставило  его  новыми
глазами посмотреть на высокую,  покрытую  шкурами  повозку  со  свисающими
черными  и  красными  знаменами  и  совершенно   по-другому   подумать   о
черноволосой девушке, сидящей в ней.
     День тянулся медленно, они  брели  по  Большой  Дороге  через  мокрые
зеленые поля вдоль реки. В противоположность грязной тропе, в горах дорога
была широкой и относительно сухой. Караван покинул широкий простор равнины
у Гея и пересек мост между хмурыми пустынными башнями,  чтобы  вступить  в
плодородные долины, где дорога лениво пролегала между лугами и лесами.
     Руди, будучи типичным городским жителем, тем  не  менее  был  поражен
степенью процветания этой земли. Крестьянские дома были добротно сделаны и
поражали количеством  комнат  и  просторными  подсобными  помещениями  для
скота.
     Но безлюдье земли навевало  уныние.  Брошенные  дома,  оставленный  и
орущий от голода скот, наполовину убранный урожай, гниющий под  дождем,  -
страшная в своей безысходности картина погибающей земли.
     Те немногие люди, что встречались им,  выходили  на  дорогу  со  всем
своим добром, детьми, как попало рассаженными  в  воловьи  повозки,  чтобы
влиться в ряды движущейся армии беженцев. Следом бежали  пастушьи  собаки,
подгоняя лаем кучки овец  и  свиней.  Когда  караван  проходил  мимо  этих
необитаемых ферм, стражники  или  Красные  Монахи  -  мужчины  и  женщины,
действовавшие сами по себе, - покидали обоз, чтобы поискать пропитание  ни
заброшенных полях и пустых сараях. Иногда они возвращались с грузом  зерна
и  крупы,  а  то  и  скотом:  свиньями,  блеющими  овцами  или  маленькими
коренастыми деревенскими лошадками - животными, чьим владельцам уже больше
никогда не придется заниматься хозяйством.
     А дождь все шел, не прекращаясь. Конвой разросся до  армии,  двигаясь
по серебряной дороге под ливнем.
     Руди думал о том, сколько же пройдено миль, - "черт, это как идти  из
Лос-Анджелеса в Бейкерсфилд", - и удивлялся, какого черта  он  там  делал.
Поверх тяжелых облаков и косого дождя серый день переходил в сумерки.
     Руди прикрыл ладонью глаза  и  окинул  взглядом  серый  ландшафт;  он
увидел, как видел несколько раз в течение  дня,  человека  -  мужчину  или
женщину, он не мог точно  сказать,  -  бесцельно  бродившего  вдалеке  под
секущим холодным ветром. Он удивлялся поведению этих людей - никто из  них
не дал никакого знака, что видит проходящий конвой, и никто из  идущих  по
дороге не заговорил с ними и не  помахал  им  рукой.  Иногда  они  стояли,
безразлично уставясь в пространство, или просто лежали на земле  в  полях,
тупо гладя в пустое небо.
     Руди был заинтригован и поэтому ближе к вечеру, когда увидел  мужчину
и двух молодых женщин, стоящих наверху у дренажной канавы сбоку от дороги,
пусто глядя в пространство, он свернул с мостовой и, спустившись  по  краю
канавы, поскальзываясь на траве и грязи, перебрался туда, где они стояли.
     Мужчина  был  одет  в  просторную  белую   хлопчатобумажную   рубаху,
прилипшую от дождя к мягкому упитанному телу. Его руки и  рот  были  почти
синими от холода, но он, казалось, не замечал, что стоит  по  щиколотку  в
ледяной воде. Девушки были одеты  в  мокрые  шелковые  платья;  с  увядших
цветов и цветных лент, вплетенных в их спутанные волосы, капала  вода.  Их
бессмысленные глаза следили за его движениями, но никто из  них  троих  не
издал ни звука.
     Руди осторожно провел рукой перед  глазами  мужчины.  Тот  следил  за
этим, но в глазах не отражалось никакого понимания увиденного. С девушками
было то же самое - красивые девушки,  грациозные  и  нежные,  как  влажные
свежие лилии. Руди с удовольствием взял бы одну из них - или даже обеих  -
к себе в постель, если бы не леденящий ужас этого пустого взгляда.
     - Вот, - сказал Ингольд позади,  -  еще  одна  вещь,  которую  делают
Дарки.
     Руди испуганно обернулся: он не  слышал,  как  подошел  колдун,  даже
через четыре дюйма воды. Лицо старика казалось напряженным и усталым,  еле
различимым в тенях поднятого капюшона.
     - Мы почти не видели таких в Карсте, может, потому, что  жертвы  были
растоптаны теми, кто искал спасения, или потерялись в лесах вокруг города.
Но я знаю это по Гею. Пожалуй, многие знают об этом.
     - Что с ними? - Руди  перевел  взгляд  с  колдуна  на  трех  дрожащих
пустоглазых существ и почувствовал, как по коже  пробежали  мурашки,  что,
впрочем, было явно не от холода.
     - Кажется, я говорил об этом раньше, - тихо сказал Ингольд.  -  Дарки
пожирают сознание так же, как и  плоть,  -  вот  почему,  подозреваю,  они
охотятся за людьми, а не за животными. Так же,  как  человеческое  мясо  и
кровь, Дарки поглощают психологическую энергию, интеллект, сознание,  если
угодно. Возможно, для них это самое важное.
     Протянув руку, Ингольд закрыл глаза мужчины  большим  и  указательным
пальцами и, сам смежив веки, погрузился в молчаливую  медитацию.  Внезапно
колени у мужчины подогнулись, и Ингольд шагнул в сторону  от  него,  когда
тот беззвучно повалился в булькающую под  дождем  воду  и  остался  лежать
лицом вниз - он был мертв.
     Руди все еще в ужасе  смотрел  на  труп,  когда  колдун  коснулся  по
очереди каждой из девушек. Они  упали  и  лежали,  их  украшенные  цветами
волосы плавали вокруг них в грязной воде  канавы.  Колдун  развернулся  и,
опираясь на посох, снова вскарабкался на берег. Руди  последовал  за  ним,
вода стекала с пол его одежды, замерзший, дрожащий, он был  потрясен  тем,
что сейчас сделал Ингольд. Какое-то время они не  разговаривали  и  только
молча брели по дороге. Потом Руди не выдержал и спросил:
     - Они не оправляются от этого, да?
     - Да, - донесся голос колдуна из тени капюшона.
     "Безобидный старикашка, - подумал Руди, - обаятельный старый дурачок.
Неудивительно, что люди боятся его".
     - Да, - продолжал Ингольд, - если  они  находятся  в  помещении,  они
обычно умирают от голода. Если снаружи - погибают, потому  что  совершенно
беззащитны.
     -  Гм...  неужели  никто  не  пытался  позаботиться  о   них,   чтобы
посмотреть, может ли сознание вернуться к ним?
     Ингольд пожал плечами.
     - Это не так легко, если ты  сам  убегаешь  от  Тьмы.  На  севере,  в
Твеггеде, в начале всех  этих  бедствий  попытались  так  сделать.  Жертва
прожила два месяца.
     - И что же случилось после двух месяцев?
     - Ее убили те, кто ухаживал за ней, - добавил  колдун,  -  это  были,
видишь ли, муж и дочь жертвы.
     Руди обернулся через плечо. Тяжело опускался вечерний туман,  тень  и
мрак покрывали землю.


     Настала ночь, и на мили вверх и вниз по Большой Южной Дороге  беглецы
пытались  заснуть.  Сторожевые  костры  разгоняли  тьму,   как   мерцающее
ожерелье, по обе стороны дороги, и все, кто мог поднять руки,  протягивали
их к огню. В низинах лужицы дождя уже превратились в лед.
     Альда пришла к  костру  Руди  ночью,  Медда  сопровождала  ее.  Альда
стеснялась его, и они не говорили о том, что было между ними в Карсте,  но
Руди ощутил от ее присутствия радость, которую не  испытывал  ни  с  одним
человеческим существом. Потом они сели вместе спиной к  огню,  не  касаясь
друг друга, разговаривая о Тире  или  о  мелких  происшествиях  в  дороге;
близость между ними была такой сильной и теплой, словно они завернулись  в
один плащ.


     Утро было ясным и обжигающе холодным. Ветер разорвал пелену облаков и
угнал их на юг,  как  громадные  утесы  ослепительно  белых  гор  на  фоне
поднимающейся голубизны утреннего неба. По цепочке  прошло  известие,  что
волки напали на конский табун, принадлежащий Церкви, и их отогнали Красные
Монахи; четверо часовых  ночной  стражи  были  найдены  мертвыми  у  своих
костров - обескровленные жертвы Тьмы. Тем не менее Джованнин совершила, не
покидая телеги, благодарственную службу,  и  те,  кто  пережил  эту  ночь,
благодарили Бога, что они остались живы.
     Теперь они вступили в холмистую  страну,  огромная  дорога  запетляла
между серо-зелеными холмами. Справа от них иногда сверкали далекие вершины
западных гор, фиолетовые, серые и голубые или покрытые  хмурыми  облаками.
Это была земля ручьев, окаймленных льдом по утрам,  они  текли  в  зеленые
сочные низины на востоке. Через эти ручьи иногда  были  переброшены  узкие
каменные мосты, но чаще дорога просто  шла  по  воде,  так  что  все  были
постоянно полусырыми и дрожали.
     Руди, окоченевший, страдающий от боли во всем теле, последовал совету
Ингольда и срезал прямое молодое деревцо в ближайшей  роще,  мимо  которой
они шли, чтобы сделать из него дорожный посох. Он никогда не был  силен  в
ботанике, но Ледяной Сокол сказал ему, что это был ясень.
     К полудню они пересекли широкую седловину земли между двумя  холмами,
оттуда перед ними открывался широкий вид  на  всю  страну  вниз  по  реке,
высокую траву, бледно рябившую  под  убывающим  светом  холодного  солнца.
Воины в красном, которые вели мулов повозки Минальды, остановились,  чтобы
дать им передохнуть, Руди подошел к ней  поближе.  Многие  останавливались
там перевести дух на этом небольшом перевале и посмотреть на землю  внизу.
Альда повернулась к нему и улыбнулась:
     - Как ты чувствуешь себя? - робко спросила она.
     - Ужасно, - Руди опирался на палку, не беспокоясь, что  выглядит  как
старик. - Как, ей-богу, ваши  люди  выдерживают  это?  Я  чувствую,  будто
сейчас помру.
     - Так же, как большинство этих людей, - сказала Альда. - Так было  бы
и со мной, если бы у меня не было повозки, но пока я - королева. Весь день
мы едем мимо женщин с детьми, маленькими, как Тир. Они несут их в  Ренвет,
иначе те умрут в дороге, - она сильнее подоткнула одеяла  вокруг  ребенка,
которого держала у груди.
     Тир издал слабый звук протеста и делал  явную  попытку  выбраться  из
одеял  и,  как  догадывался  Руди,  скатиться  с  сиденья.  Ребенок  будет
настоящим наказанием, когда начнет ходить.
     - Умрут? - неловко переспросил он. Он вспомнил, что рассказывали люди
о тех, кто отстал от каравана...
     - От холода или голода, - сказала она. - У нас нет  проблем  с  пищей
сейчас, но когда мы покинем возделанные земли, ее будет не хватать,  чтобы
накормить всех детей, стариков и больных.
     Она испуганно смолкла на полуслове, вытягивая  шею,  чтобы  взглянуть
поверх холмов, и Руди проследил за ее взглядом  вниз  по  гладким  изгибам
серо-зеленой земли. Вдалеке он разглядел огромные бурые фигуры,  бродившие
по далеким пастбищам, качающиеся, как чудовищные живые стога сена.
     - Кто это? - спросил он, прикрывая глаза от солнца. Снова взглянув на
Альду, он увидел тревогу у нее на лице. - Это...
     - Мамонты, - сказала Альда, она казалась озадаченной.  -  Мамонты  на
этой стороне гор...
     - М_а_м_о_н_т_ы_?!
     Она взглянула на него, не придав значения изумлению в его голосе.
     - Мохнатые слоны,  -  объяснила  она.  -  Они  часто  встречаются  на
северных равнинах, конечно, но их не видели в речных долинах уже...  сотни
лет. И никогда так далеко к  югу.  Очевидно,  что-то  случилось,  раз  они
прошли через горные перевалы.
     Но мамонты были не единственными, кто прошел через горные перевалы.
     Ночью, когда они с Альдой сидели  у  костра,  тихо  разговаривая  под
неодобрительным наблюдением Медды, Руди показалось, что он слышит  далекий
топот копыт - непривычный звук для конвоя, где лошадей  было  мало  и  они
очень ценились, их охраняли еще больше, чем запасы  еды.  Через  некоторое
время ночной ветер донес до них слабый дым и звук, напомнивший ему  волчий
вой.
     Утром Руди поехал с Ингольдом и  стражниками,  которых  мог  выделить
конвой, чтобы посмотреть на источник звука.
     Они нашли его немного раньше, чем  солнце  смогло  растопить  плотную
белую реку тумана.  Обугленный  остов  разграбленного  крестьянского  дома
маячил в опаловой дымке, окруженный черными фигурами  призрачных  ворон  и
пахнущий жареным мясом.
     Сначала Руди не понял, что сожженное тело,  распростертое  на  земле,
было человеческим; когда же осознал, то был близок к обмороку, как никогда
в жизни. Он озирался по сторонам, тело стало липким  от  пота,  а  во  рту
появился привкус рвоты. Руди услышал  шаги  Януса  и  слабое  побрякивание
удил, когда лошади в  тревоге  вскидывали  головы.  Он  слышал,  как  Янус
сказал:
     - Не Дарки.
     И Ингольд, меряя шагами вытоптанную траву перед ним, ответил:
     - Нет.
     До них слабо донесся голос другого стражника:
     - Дуик? Одичавший или... или сумасшедший?
     Другой отозвался:
     - На лошадях? Не говори глупостей.
     Ингольд вернулся, материализовавшись, как призрак, из тумана, держа в
руке узкую полоску сыромятной кожи, украшенной кусочками цветного  стекла,
с которой свисало большое перо с окрашенным кровью концом.
     - Нет, - сказал он, его голос был спокоен, несмотря  на  искромсанные
клочья, лежащие рядом в траве. - Нет, я боюсь, это работа Белых Рейдеров.
     - На этой стороне гор? - нервно спросил Янус, озираясь вокруг.
     Ингольд кивнул и протянул ему сыромятную кожу, крутящееся перо задело
его запястье и окрасило руку кровью.
     - Люди Лавовых Холмов, - быстро определил он  и  указал  на  страшное
доказательство, разбросанное на нескольких квадратных ярдах травы.  -  Это
жертвоприношение. Им надо было кого-то умиротворить.
     - Тьму? - спросил Янус. Он оглядел кожаную бирку.
     - Несомненно,  -  медленно  сказал  Ингольд  и  посмотрел  вокруг  на
обгорелые деревья, опаленные остатки хозяйственных построек и обвалившийся
дом, окруженный зловещим облаком  птиц-падальщиков.  -  Несомненно.  Хотя,
если Тьма пугала их больше всего, почему они пересекли горы?  Угроза  Тьмы
сильнее в долинах реки.
     - Возможно, они не знали.
     - Возможно, - голос колдуна был все еще  неуверенным,  он  все  время
ходил вдоль края  вытоптанной  травы,  разглядывая  плоскую  непроницаемую
белизну окрестностей,  превращенных  туманом  в  двухмерное  пространство,
будто принюхиваясь к ветру, чтобы уловить запах неведомой опасности.  -  В
любом случае это ставит нас в тяжелое положение. Видите,  лошадиные  следы
здесь с подковами, это означает, что у них уже не хватает  лошадей  и  они
вынюхивают, чем можно поживиться в долине. Мне кажется, их  слишком  мало,
чтобы защитить свои табуны от волков. Скоро они переключатся на конвой.
     - Ты уверен? - с сомнением спросил Янус.
     - Если они думают, что добьются в  этом  успеха,  то  да,  -  Ингольд
повернулся к нему, стряхивая росу с рукавов. Он передвигался, как  заметил
Руди, с инстинктивной осторожностью кошачьей походки, едва оставляя  следы
на дерне. - Объединенные силы Страны,  воинов  Алвира,  Церкви  и  остатки
армии плюс люди Тиркенсона превосходят Рейдеров  по  крайней  мере  раз  в
двадцать. Но конвой в пути растягивается примерно  на  семь  миль;  четыре
мили, когда стоит лагерем. Они могут ударить нас в любую точку.
     Стражники вернулись к коням. Только  Янус  и  Ингольд  оставались  на
ногах, тихо разговаривая, - рыжеволосый  начальник  стражи,  возвышающийся
над маленькой фигурой колдуна.
     С неудобного седла своей беспокойной лошади Руди смотрел на эту пару,
удивляясь их дружбе, которая была столь очевидной, несмотря  на  церковные
осуждения колдунов. Ему показалось, что,  не  считая  его  и  Джил,  Янус,
похоже, был единственным другом Ингольда  в  этом  конвое.  Люди,  обычные
люди, идущие по дороге за мифом о спасении на юге, относились к старику со
смесью благоговения, подозрения  и  откровенного  страха,  как  к  чему-то
совершенно жуткому; даже Минальда, ребенка которой он спас  от  гибели,  в
его присутствии была робкой и  молчаливой.  Руди  удивлялся,  что  за  узы
связывали колдуна и стражников.
     - Как велика опасность Тьмы?
     В слабом свете лицо Ингольда было задумчиво,  его  взор  переходил  с
Януса на окружающую местность, медленно проявляющуюся по  мере  того,  как
туман уступал бледному и холодному дневному свету.
     Вдалеке темная волна движения вдоль подножий круглых холмов  отмечала
дорогу  с  ее  бесконечной  цепочкой  путников;  ближе,  на  голых  черных
деревьях, горбились  вороны,  вопросительно  глядя  на  стражников  своими
яркими глазами. Во все стороны от  них,  на  север,  юг  и  запад,  лежали
пустоши посеребренной солнцем травы.
     Руди подумал, что никогда еще не видел землю такой безжизненной.
     - Больше, чем мы думаем, - вторя его мыслям, тихо  сказал  колдун.  -
Прошлой ночью была хорошая луна, но я чувствовал их  вдалеке.  У  подножия
гор однажды было их Логово,  давно  замурованное.  Дорога  пройдет  совсем
близко от него.
     Янус резко обернулся, но Ингольд, не  вдаваясь  в  подробности,  лишь
сказал:
     - Сейчас наш союзник - скорость и  погода.  Мы  должны  добраться  до
Убежища как можно быстрее; каждый день пути увеличивает  опасность.  Может
быть, когда мы доберемся туда, нам придется оборонять Убежище не только от
Тьмы...



                                    11

     Лихорадочное  беспокойство  расползлось  по   обозу,   как   болезнь.
Невидимое присутствие Белых Рейдеров преследовало их днем, как угроза Тьмы
- ночью, и  весь  тот  день  и  следующий  Руди  ощущал  ее,  двигаясь  по
бесконечной дороге. Он слышал это от  других  путников,  он  видел  это  в
движениях  беженцев,  которые  держались  тесной,  безбрежной,  оборванной
толпой  вокруг  ядра,  представлявшего  собой  правительство   величайшего
Королевства на Западе Мира.
     Многочисленные семьи спешили следом за  ним,  мужчина,  толкавший  до
краев нагруженную тачку, бранил измученную женщину с ребенком на  руках  и
козой на обтрепанной веревке, требуя торопиться, торопиться,  пройти  чуть
дальше по дороге прежде, чем кто-нибудь - Тьма, волки, невидимые Рейдеры -
доберется до них. Позже Руди прошел мимо них, сидящих  усталой  кучкой  на
истертом мильном камне, голодный  ребенок  плакал,  а  мужчина  и  женщина
угрюмо смотрели через плечо на пустую землю позади.
     Нарастало раздражение. При переправе  через  реку  Мебиджи,  мост  на
которой был смыт необычной в  это  время  года  бурей  в  горах,  Алвир  и
аббатиса Джованнин  обменялись  резкими  упреками  из-за  груза  церковных
архивов, которые аббатиса взяла из  Гея.  Архивы  можно  било  оставить  -
повозки были нужны для раненых и больных, ослабевших из-за плохого питания
и непосильного пути.
     Аббатиса отрезала:
     - Да, и тогда все свидетельства о прошлых  порядках,  которые  ставят
власть Бога выше приказов человека,  могут  быть  тоже  оставлены  позади,
когда мы достигнем Убежища.
     - Не говори глупостей, женщина! - рычал Алвир. - Богу  лучше  владеть
душами, чем грузом заплесневелых бумаг.
     - У него есть души, - огрызнулась аббатиса,  -  или  будут.  Если  ты
беспокоишься о душах, мой господин, отринь  приближенное  к  тебе  зеркало
Сатаны, твоего любимого заклинателя, и  позволь  любезному  тебе  больному
ехать на его месте. Человек, который слушает советы колдуна,  в  последнюю
очередь должен говорить о душах.
     После переправы через реку беженцы вымокли, и силы их иссякли, а ведь
они прошли всего несколько миль.  Ядро  конвоя  остановилось  в  покинутой
деревне и укрылось в каменных  домах,  полуразрушенных,  опаленных  огнем,
который их защитники развели, отражая нападения Тьмы, или обрушенных силой
самой Тьмы. Те, кто не смог поместиться в домах, растеклись  как  вода  по
затопленной равнине, образовав огромный беспорядочный город из  палаток  и
самодельных укрытий, окруженный широким периметром сторожевы