ительной заразной болезнью. Мне стало
ужасно не по себе, особенно когда он меня касался, однако я старалась
вести себя спокойно. Я была настолько напугана тем, что открылось мне в
Четырех Домах, что хотела только одного - лежать спокойно и никого не
видеть. Я подумала, что стоит, наверное, рассказать о том видении Тертер
Задьяйе, чтобы она передала это моему деду, так что я попросила позвать
ее. Она пришла и встала на противоположном конце комнаты в дверях. Доктор
тоже остался послушать.
  - Внутренним оком я случайно увидела дурную вещь, - сказала я: Тетка
молчала. И я вынуждена была продолжать:
  - Я видела Тертера Абхао мертвым. Он лежал ничком там, в горах... -
Тетка по-прежнему молчала. Тогда доктор обратился к ней:
  - Эта девушка чересчур нервная, хотя у нее обычное женское
недомогание. Впрочем, такие вещи отлично лечатся с помощью молодого мужа!
  - И он улыбнулся. Но Тертер Задьяйя удалилась, так и не сказав ни слова.
  Однако еще до конца месяца я узнала от кого-то из дочерей Кондора,
что Тертер Задьяйя готовит мою свадьбу с каким-то Истинным Кондором из
Дома Ретфороков. Та женщина очень хвалила этого молодого человека, уверяя
меня, что он красивый и добрый. "Он никогда не будет бить свою жену", -
сказала она упоенно. Она хотела, чтобы я обрадовалась такому известию. Но
другая женщина, из более злобных, сказала: "Это каким же идиотом нужно
быть, чтобы жениться на нечистой? Неужели только ради того, чтобы стать
поближе к Великому Кондору?" Она намекала, что этот человек женится на мне
только для того, чтобы породниться с Тертерами. И тут вступила Эзирью и
разъяснила мне все насчет этого молодого человека по имени Ретфорок Дайят.
Он, младший из четырех братьев, не был ни солдатом, ни Воином
Единственного, а потому особого положения в обществе не занимал, однако
само семейство Ретфорок считалось богатым. Дайяту было тридцать пять лет -
Дайяо всегда большое значение придавали возрасту людей, потому что у них
была особая числовая система определения счастливых и несчастливых дней,
которую они начинали вести с детства, - и у него уже было пятеро детей от
другой жены. Я же должна была стать той, кого они называли "жена-куколка".
После того как первая жена уже успевала родить достаточно много детей,
мужчины Кондора часто брали себе вторую жену, "куколку", хорошенькую и
молоденькую. Такая "куколка" не обязана была приносить в семью мужа ни
денег, ни добра в качестве приданого, как это делала его первая жена, и от
нее вовсе не ждали никаких детей - самое большее, одного-двух. Я решила,
что мне повезло. С тех пор как Задьяйя заговорила о замужестве, я все
время боялась. Жены Кондоров обязаны были все время рожать детей,
буквально одного за другим, поскольку считалось, что именно для этого
Единственный и создал женщин; у одной из них в Доме Тертеров было семеро
детей и старшему всего десять лет, и за это бесконечное вынашивание и
вскармливание ее восхваляли мужчины и ей завидовали женщины. Если бы они
умели рожать сразу по несколько детенышей, как химпи, то именно так бы и
делали. По-моему, это тоже было связано с образом жизни Дайяо, вечно
ведущих с кем-нибудь войну. В конце концов, ведь и химпи тоже размножаются
так быстро потому, что большая часть их гибнет в молодости.
  Ну что ж, раз я должна была стать чьей-то женой, то даже хорошо, что
для меня выбрали роль "жены-куколки"; к тому же я уже видела своего отца
мертвым и не представляла, как убежать из Саи, а потому решила, что в
данной ситуации лучше всего действительно выйти замуж. Не имея здесь
матери, а теперь потеряв и отца, я лишилась даже той небольшой власти в
Доме Тертеров, какой обладала. Но, может быть, выйдя замуж за Кондора, я
все-таки обрету кое-какую власть в Доме Ретфороков? Нет, видно, я тогда
совсем еще была глупа. Прожив целый год с людьми, которые ставили животных
и женщин на одну ступень и одинаково презирали их, которые не считали
женщин за людей, я тоже начала думать и действовать, как они. И сама уже
не считала то, что делаю, заслуживающим уважения или хотя бы внимания.
  Итак, меня выдали замуж как дочь Кондора, обрядив в белоснежные
одежды: у Дайяо знак того, что невеста - девственница. Наряд мой был
прекрасен, да и свадьба была довольно веселой. Она продолжалась целый
день, играли музыканты, все танцевали, выступали акробаты, и было полно
вкусного угощения и питья. Я пила медовое бренди и здорово опьянела. Я
была пьяна, когда вместе с мужем отправилась в Дом Ретфороков, и еще не
протрезвела, когда мы легли в постель. В спальне мы с ним провели тогда
пять полных дней и ночей. Мои страхи, тоска, стыд и гнев - все прорвалось
внезапно во взрыве оглушающей страсти. Я ни за что не отпускала его от
себя, я наполняла и осушала его, точно кувшин с вином. Я от него научилась
всяким любовным штучкам, а потом ему же преподавала его уроки, только в
сорока различных вариациях. Он с ума сходил по мне и не мог разлучиться со
мной даже на день в течение всего этого года. Раз уж у меня в жизни было
так мало счастья, я хотела получить хотя бы удовольствие и получала его
так часто, как только могла.
  Первая жена моего мужа, Ретфорок Сьясип Беле, сперва побаивалась
меня, ну и ревновала, конечно, но только потому, что ей объяснили: я
животное, опасное и лишенное разума, вроде дикой собаки. Больше всего она
боялась, что я причиню зло ее детям. Она вовсе не была такой уж глупой,
всего лишь чрезвычайно невежественной. Она никогда нигде не бывала, знала
только женскую половину в двух домах Саи - у отца и у мужа - и рожала
детей через лето с тех пор, как ей исполнилось семнадцать. Когда она
обнаружила, что я не кусаюсь, не ем детей и даже умею говорить на ее
родном языке, то стала меня привечать и следила, чтобы к нам обеим, ко мне
и Эзирью, все остальные женщины в доме относились хорошо. Она была
разговорчивой смешливой женщиной, не слишком склонной к раздумьям, но
восприимчивой и живой. Она сообщила мне, что рада моему появлению, ибо
теперь Дайяту есть с кем заниматься любовью, потому что она устала от его
постоянных требований, да и во время беременности и кормления ребенка
любовные игры были ей неприятны. Однако она предупредила меня:
  - Когда я захочу родить следующего, тебе придется отослать Дайята в
мою спальню, по крайней мере на одну ночь!
  - Еще одного ребенка! - воскликнула я, не веря собственным ушам.
  - Эти-то все девочки, только один мальчик, - пояснила она.
  - Ну и что? - удивилась я. - А ты не хотела бы забеременеть от
человека, который тебе действительно нравится? - Эти мои слова повергли ее
в недоумение, и она долго и непонимающе смотрела на меня, а потом
рассмеялась и сказала:
  - Айяту, да ты, оказывается, действительно дрянь! А кроме того, если
уж честно, в этом доме мне ни один мужчина не нравится. По-моему, из
здешних мужчин мы с тобой получили лучшего. - Я с ней согласилась. Наш муж
и правда грубостью отнюдь не отличался; напротив, он был весьма добродушен
и довольно привлекателен внешне.
  - Но только не вздумай даже намекать ему, что ты можешь хотя бы
просто думать о каких-то других мужчинах, - предупредила она меня. - Он на
этот счет очень чувствительный. - И она поведала мне, что женщина,
изменившая мужу с другим мужчиной, непременно будет убита семьей мужа. Я в
это не поверила. Конечно, люди убивают друг друга из ревности или от
гнева, а порой и в пылу страсти, это я знала, но Сьясип имела в виду нечто
иное. Она сказала:
  - Нет-нет, если ты это сделаешь, тебя непременно убьют на глазах у
всех, чтобы смыть позор с Дома. Ты теперь принадлежишь Дайяту, разве ты
этого не понимаешь? Ты принадлежишь ему, и я принадлежу ему - таков
порядок вещей.
  Я вспомнила, как мой отец говорил на площади Синшана: "Но она же
принадлежит мне!" Теперь у меня открылись оба глаза, и я поняла весь смысл
его слов.
  Ранней весной мой муж сказал:
  - Айяту, с запада получены хорошие вести: Тертер Абхао одержал победу
и возвращается со своей армией в Саи.
  - Мой отец мертв, - тупо сказала я.
  Ретфорок Дайят только рассмеялся в ответ и сказал:
  - Да он сейчас здесь, во Дворце!
  Но и этому я не поверила, пока не увидела отца собственными глазами,
когда он пришел в Дом Ретфороков повидаться со мной. Он очень исхудал и
выглядел страшно усталым, но был вполне жив, а вовсе не лежал со сломанной
спиной, ничком, в узком ущелье, в диком краю. И все же, когда я увидела
его перед собой живым, я как бы одновременно увидела его и там - словно
совместились изображения на стеклянных пластинках.
  Мы разговаривали с удовольствием и были очень нежны друг с другом.
Отец сказал:
  - Я рад, что ты вышла замуж, Айяту. Как тебе живется здесь, в этом
доме? Неплохо?
  - Да, все хорошо, и Дайят добр ко мне, - ответила я. - А нельзя ли
мне съездить домой, в Долину?
  Он посмотрел на меня, отвернулся и покачал головой.
  - Если бы ты смог проводить меня хотя бы до Южного Города, то оттуда
я сумела бы добраться и одна. Я весь тот путь очень хорошо помню и знаю
все его приметы, - сказала я.
  Он размышлял несколько секунд, а потом сказал:
  - Послушай, Айяту, поскольку ты сама выбрала жизнь здесь, то теперь
твое решение переменить нельзя. Если ты сбежишь от мужа, то обречешь меня
на вечный позор и презрение. Теперь ты принадлежишь Дому Ретфороков. Вот и
оставайся лучше с ними. Здесь ты достаточно далеко от нашей семьи, а у нас
сейчас дела далеко не блестящи. Постарайся как-то прижиться здесь и
выброси из головы мысли о Долине!
  - У меня в голове вполне хватает места всему, - возразила я. - В ней
умещается и Долина, и ваша Столица, и я до сих пор не знаю, сколько еще
туда может влезть. Но один лишь ты можешь вашу Столицу сделать для меня
родным домом.
  - Нет, - сказал он, - по-моему, это сделать можешь только ты сама.
  Это было справедливо. И я продолжала жить в качестве "жены-куколки" у
Дайята. Вскоре я узнала, что осторожные слова моего отца при нашем
свидании - правда: он уже был в немилости и любой позорный проступок
способен был бросить на него такую тень, что в дальнейшем это могло стать
опасным для его жизни. Единственное, что я могла для него сделать, - это
вести себя тихо и терпеливо, поскольку Великий Кондор и его советники
хотели обвинить отца в том, что война в Стране Шести Рек проиграна.
  Мои слова о том, что немилость правителя может повлечь за собой
опасность для жизни человека, звучат, разумеется, странно; позор и стыд
уже сами по себе достаточно плохи у нас в Долине, но здесь, где даже
родственные отношения напоминают сражение, они были просто смертоносны.
Наказание в таких случаях следовало жестокое. Я уже говорила, что онтик
могли ослепить за то, что она осмелилась читать или писать; женщину за
прелюбодеяние могли убить; я сама, правда, этого не видела, но каждый день
собственными ушами слышала о разных жестокостях, когда до полусмерти
избивали детей или рабов, сажали под замок непокорных онтик или тьонов, а
потом - и я об этом еще расскажу - стало куда хуже. Даже просто жить стало
страшно в условиях вечно ведущейся с кем-то войны.
  Дайяо, похоже, никогда ничего не обсуждали все вместе, не устраивали
жарких споров, не порицали и не хвалили друг друга прилюдно, намереваясь
осуществить тот или иной план. Все делалось согласно раз и навсегда
установленному закону, или же поступал приказ от Великого, и если что-то
получалось не так, то вроде бы оказывалось, что не приказ тому виною, а
только те, кто этот приказ исполнял. Ну а вина обычно влекла за собой и
наказание. Я каждый день училась быть все более и более осторожной.
Училась вне зависимости от того, хотела я этого или нет. Училась быть
воином. Там, где жизнь превращена в постоянное сражение, человеку ничего
другого не остается - только драться.
  Ретфороки от немилости Великого не страдали; напротив, они стали чуть
ли не фаворитами Великого Кондора. Глава нашего семейства, Ретфорок
Ареман, и его младший брат, мой муж Дайят, часто ходили во Дворец. Мой
муж, который любил поговорить не меньше, чем заниматься любовью,
рассказывал мне обо всем, что он там делал, видел и слышал. Мне нравилось
его слушать, это было действительно интересно, хотя порою и казалось
весьма странным, а то и страшным, словно история о привидениях. Он
рассказывал мне, что случилось с сыном Великого Кондора: когда тот
попытался бежать из своей тюрьмы во Дворце, где так долго томился, его
предали те, кто, казалось бы, обещал служить ему верой и правдой; его
поймали и в наказание за неповиновение Закону Единственного он был убит.
То, как именно он был убит, Дайят рассказывал особенно подробно. Ни один
смертный не смеет поднять руку на Сына Великого, так что его связали и
стали пропускать сквозь него ток высокого напряжения, пока не остановилось
сердце; таким образом, считалось, что убило его электричество, что, опять
же, полностью соответствовало Закону Единственного. Все его жены,
содержанки, дети и рабы были также убиты. Я спросила:
  - Но кто же теперь станет следующим Великим Кондором? - и Дайят
поведал мне, что у того есть еще один сын, пока совсем маленький и пока
что живой.
  Он также рассказывал мне о том оружии, которое готовятся создать
Дайяо. Теперь уже армии, покидающие Саи, отправлялись не захватывать чужие
земли, а привозить медь, свинец и другие металлы из тех мест, жители
которых занимаются их добычей и имеют какие-то их запасы; по сути дела,
они превратили в своих рабов жителей Сенха, которые работают в шахтах,
добывая железную руду - этот город расположен там, где Облачная Река
впадает в Темную Реку, - и отобрали у них все запасы руды, которой жители
Сенха торговали с Синшаном и другими городами. Необходимые инструкции по
использованию руды и созданию Великого Оружия были получены, насколько я
догадываюсь, благодаря Обмену Информацией. Надо сказать, что Дайяо были
весьма искусными мастерами в том, что касалось обработки металлов и
изготовления различных механизмов; кроме того, среди них, видимо, были
отличные инженеры, способные с полным пониманием разобраться в полученных
инструкциях. Не уверена, правда, что они понимали, как использовать этот
источник информации для общего блага, поскольку ни один из них, за
исключением Великого Кондора и самых высокопоставленных его Воинов, не
имел доступа к Обмену Информацией, а ограниченные знания, как известно, -
это знания извращенные. Однако я и сама неважно во всем этом разбираюсь, а
потому не могу, наверное, быть до конца уверенной в справедливости
собственных суждений. В общем, так или иначе, сбор нужной информации и
материалов для создания Великого Оружия и само его изготовление заняли
четыре года.
  За это время я дважды была беременна. Первую беременность я прервала
сама, потому что мой муж изнасиловал меня, когда я отказалась заняться с
ним любовью, а никаких предохраняющих от беременности средств у меня не
было. Любая Дочь Кондора оставила бы все так как есть и родила бы ребенка,
которого зачала после такого насилия над собой, но я мириться с этим не
стала. Оказалось нетрудно добыть нужное средство у тьонов, которые
устраивали прерывание беременности куда чаще, чем рожали, и в этом мне
помогла Эзирью. Через два года, когда мне исполнился уже двадцать один
год, я сама захотела ребенка. Эзирью и Сьясип были мне хорошими подругами,
но я все равно ужасно скучала, потому что дома совершенно нечем было
заняться, разве что без конца прясть, шить и болтать, вечно находясь
взаперти и вечно на людях; я просто мечтала побыть одна, а потому - вечно
ощущала себя одинокой. Я все время думала, что мой ребенок непременно
должен походить на детей Долины, ведь он будет частью меня, а я - часть
Долины; и только Долина может стать нашим родным и дорогим домом.
Возможно, та часть моей души, что была подобна туго натянутой струне между
Столицей Кондора и Синшаном все это время, несколько расслабится и вернет
мне покой, когда ребенок согласится войти в мое чрево. Так что я перестала
пользоваться противозачаточными средствами, и через три месяца мы с
Дайятом открыли нашему ребенку двери в этот мир. Потребовалось так много
времени, потому что ни он, ни я уже не могли жить свободно, да и питались
не так хорошо, как прежде, и хотя Дайят все еще очень любил поболтать со
мной, у него уже порой не хватало сил для частых занятий любовью. Быть
фаворитом Великого Кондора было столь же нелегко, как и оказаться у него в
немилости. А все богатство Саи теперь уходило на достижение
одной-единственной цели, поставленной Великим Кондором, - создание
Великого Оружия. Все было принесено этому в жертву. Эти Дайяо были
поистине героическим народом.
  Первое Великое Оружие представляло собой нечто вроде домика из
железных пластин, поставленного на колеса, которые вращались внутри неких
лент, сделанных из соединенных между собой металлических звеньев,
благодаря которым "железный домик" мог взбираться на любую крутизну, ползя
по склону, словно гусеница, и колеса при этом ни за что не цеплялись и не
вязли в земле. В движение их приводил мощный мотор, помещенный внутри
"домика". Машина эта была такая мощная, что выворачивала с корнями деревья
и сносила дома, если они попадались у нее на пути, а еще на ней были
укреплены мощные пушки, способные стрелять большими снарядами и огненными
бомбами. В общем, новая машина была громадная и удивительная, и когда она
двигалась, то словно гром гремел. Новое оружие продемонстрировали жителям
Столицы за городскими стенами. Я тоже пришла, укутавшись в шарф, вместе со
всеми женщинами из Дома Ретфороков. Мы видели, как легко машина разрушает
стену из кирпича, с грохотом и содроганием пробираясь по обломкам,
огромная и слепая, с толстой мордой и торчащей словно пенис пушкой. Трое
Кондоров вылезли из ее нутра, точно три мухи из кукурузного початка -
такими они рядом с ней казались маленькими и мягкотелыми. Машине дали имя:
Разрушитель. Она предназначалась для того, чтобы двигаться впереди армии,
прокладывая дорогу, которую Кондоры назвали Путь Разрушений. Я вернулась в
свой уголок в Доме Ретфороков и прилегла на красные ковры, представляя
себе, как этот Разрушитель пробивается в Синшане сквозь ряды старых дубов,
зовущихся Гаирга, как он выворачивает их с корнями, проезжает по ним и
вламывается прямо в стену дома Высокое Крыльцо, сокрушает его, а потом
наезжает на крышу хейимас Синей Глины, и крыша проваливается под его
тяжестью. Я представила себе его металлические гусеницы, набитые крошками
кирпича, крушащие амбары с зерном и скотом, вдавливающие животных и детей
в грязь, пережевывающие их кости, как мельничные жернова пережевывают
зерно. Я долго не могла выбросить из головы эти мысли, даже после того как
Разрушитель провалился в какую-то подземную пещеру в нескольких милях к
югу от Столицы и сам себя уничтожил - раздавил собственным чудовищным
весом, скользя по выжженной лавой каменной трубе. И потом мне часто
виделось во сне, как он ожил в этой подземной трубе, в этой пещере, и
вновь движется, проламываясь сквозь толщу земли, сокрушая тьму.
  Тогда Великий Кондор задумал создать машины, названные Птенчиками.
Это были летающие машины, этакие кондоры с искусственным мотором. Дайяо не
использовали воздушных шаров, однако умели делать легкие планеры и отлично
управляли ими в полете, срываясь с утесов над черными полями застывшей
лавы в жаркие летние месяцы, словно настоящие кондоры или канюки. Полеты
на планерах считались чуть ли не священным видом спорта, занятием очень
достойным и весьма популярным среди молодых Воинов Кондора. Так что идея
постройки летательного аппарата с двигателем вызвала особенно много шума.
Дайят, однако, не разделял всеобщих восторгов. Братья Ретфороки уже
достаточно много средств, сил и души вложили в создание Разрушителя, и,
когда тот обрел свой печальный конец, они сразу утратили все расположение
Великого и уже не ходили ежедневно во Дворец, хотя наказаны не были. Дайят
был раздражен и мрачен и фыркал при упоминании о планах создания Птенчиков
и о тех, кто этим занимался. Для