вам сдаться! Если мы примем бой, это будет самоубийство...

60

     Не успел он договорить, как на небольшую площадь сразу с четырех сторон ворвались вооруженные всадники. Они влетели с громкими криками и в тучах пыли, устроив вокруг чужеземцев настоящий вихрь, который все сужался, пока чей-то властный голос не приказал остановиться.
     Всадники натянули поводья, скачка прекратилась.
     Растолкав своих конников, к колодцу подъехал предводитель степняков.
     Это был смуглолицый человек с выступающими скулами и широко расставленным глазами. На его губах играла торжествующая улыбка.
     Предводитель спешился, расправил плечи, на его начищенных доспехах заиграли солнечные блики.
     Кожаный шлем был оторочен мехом бобра, а рукоятка кривого меча усыпана драгоценными камнями.
     - Что бы ни произошло, ведите себя спокойно, - негромко произнес Каспар, не спуская взгляда с предводителя степняков.
     Тот все с той же улыбкой подошел к Каспару и, размахнувшись, ударил его по лицу.
     Эльф остался спокоен, гном только выпучил глаза, а Углук едва не начал махать своим мечом - так задело его оскорбление, нанесенное командиру. Это вызвало волнение в рядах степняков, и Каспару пришлось одернуть орка.
     - Спокойно, Углук, - сказал он, вытирая проступившую из разбитой губы кровь. - Это наши с ним прежние счеты... И тебя это не касается.
     После этих слов Каспара улыбка предводителя степняков стала еще шире.
     - Ну что, Фрай, ты небось думал, что мы уже никогда не встретимся, да? Как видишь, за свои поступки приходится отвечать. И ты ответишь мне, ответишь так, чтобы и после смерти помнил уроки Мансура.
     - Ты хочешь убить меня, Мансур?
     - А почему ты спрашиваешь? Неужели ты думаешь, что тебе удастся избежать наказания?
     - Если хочешь убить - убей, только отпусти моих товарищей. Они ведь тебе ничего не должны.
     - Отпускать товарищей, не отпускать товарищей - это буду решать я, - сказал Мансур, ударяя себя в грудь кулаком.
     Он вскочил на коня и надменным взглядом окинул своих пленников
     - Мы что, куда-то поедем? - спросил Каспар.
     - Да, вы все будете моими почетными гостями, - громко объявил Мунсур, чем вызвал хохот своих воинов.
     - Как долго нам придется гостить у тебя, Мансур?
     - Пока мне не надоест видеть вас живыми. И скажи своему человеку-лисе, чтобы он убрал лук, иначе мои воины изрубят его на куски.
     Под "человеком-лисой" Мансур понимал эльфа - со своими острыми ушами, красиво зачесанными назад длинными волосами и вычурной, явно нездешней одеждой он выглядел среди степняков настоящей диковиной.
     Делать было нечего. Каспар вслед за мессиром Маноло взобрался на их общую лошадь, Бертран сел на свою, и в сопровождении воинов Мансура, не спускавших с них глаз, они двинулись по той же широкой улице, по которой приехали, куда - неизвестно.
     Дорога до стойбища, где находилась ставка Мансура, заняла около трех часов. Все это время лошади степняков шли на рысях, и без воды даже выносливые кони марди-ганской породы на глазах выбивались из сил.
     Наконец конница Мансура и его пленники прибыли в стойбище-ставку. Это было большое поселение, состоявшее из полусотни шатров, которые располагались около полуразрушенного, судя по всему, некогда богатого дворца.
     В отличие от городка, где появление Каспара и его людей вызвало панику, в стойбище Мансура все происходило совершенно иначе Местные обитатели выскочили навстречу воинам и криками приветствовали своего вождя. Пленников они дергали за ноги, больно щипали и что-то возбужденно требовали, должно быть, считая их чем-то вроде игрушек.
     - Что с нами будет? - спросил мессир, наклонившись к уху Каспара.
     - Еще не знаю, - грустно ответил тот. - Но думаю, не все еще потеряно - мы с Мансуром поторгуемся.
     - Как я понял, вы знакомы с ним...
     - Да, мы с ним знакомы.
     - И что, вы с ним прежде плохо обошлись?
     - Не то чтобы плохо... Просто я его обманул, - ответил Фрай, пытаясь удержаться в седле, поскольку кочевники то и дело хватали его за ноги.
     Среди шатров находилось что-то вроде площади. Там Мансур придержал коня, спрыгнул на землю и приказал пленникам сделать то же самое. Те спешились, и их лошадей сейчас же увели вместе со всеми запасами и отобранным оружием.
     У Каспара забрали меч и кривой кинжал.
     Топор Фундинула остался пристегнутым к сумке, а у орка почти что силой отняли его двуручный меч. Он бы не отдал его вовсе и был готов биться, однако Каспар приказал ему вести себя благоразумно.
     Эльф отдал свой лук беспрекословно, как видно понимая, что здесь нужно действовать хитростью и смекалкой.
     Когда пленников полностью разоружили, посмотреть на них сбежались кочевники со всего стойбища.
     Появились женщины. Одна из них была в одежде, украшенной бусами и мелкими золотыми монетами, что указывало на ее особый статус.
     Как оказалось, это была новая жена Мансура. Он подвел ее к Каспару и, ткнув в пленника пальцем, сказал:
     - Этот шакал пытался обмануть меня. Теперь он мой пленник и я могу сделать с ним, что хочу. Захочу - выколю глаза, захочу - отрублю ноги и посмотрю, как он будет ползать по песку...
     Стоявшие вокруг кочевники громко засмеялись.
     - Захочу - оставлю умирать без воды под солнцем, - продолжал Мансур. - Ну, Зейла, какую смерть ты для него хочешь?
     - Какую смерть?
     Зейла подошла поближе, пристально глядя на Каспара, пощупала его плечи, руки и сказала:
     - У моей сестры Лейлы нет мужа...
     - И ты подумала... О Зейла! Воистину женщина знает больше способов казни, чем я! - воскликнул Мансур и радостно захохотал.
     Каспар смотрел на него, не понимая, в чем смысл этой шутки. Но все стоявшие вокруг степняки тоже смеялись и указывали на пленника пальцем.
     - Приведите Лейлу! - совладав наконец со смехом, приказал Мансур.
     - Несколько женщин убежали к одному из шатров и спустя какое-то время вернулись, сопровождая молодую, но очень крупную, по меркам степняков, женщину.
     Она была на две головы выше самого высокого здешнего мужчины и на полголовы выше Каспара.
     - Это - Лейла, - сказал Мансур. - Ей уже двадцать два года, и, согласно нашим традициям, она слишком стара для брака. Однако что не сгодится степняку, сгодится такому, как ты, Фрай. Если Лейла мечтает о муже, то ты станешь для нее этим самым мужем.
     - И тогда ты отпустишь моих друзей?
     - Ну вот еще чего, - усмехнулся Мансур. - Здесь условия ставлю я. Сегодня ты станешь мужем Лейлы, а завтра я спрошу ее, нужен ли ты ей для другой ночи или тебя с твоими дружками можно скормить шакалам...
     Каспар смерил Лейлу взглядом и повернулся к Мансуру.
     - А может, тебе нужно колодец выкопать, Мансур? Или, скажем, прорыть канал до самого моря...
     - Нет, никаких каналов, никаких колодцев. Вот тебе Лейла, и завтра утром она должна выглядеть счастливой.
     Каспар снова посмотрел на огромную Лейлу. На ее лице блуждала мечтательная улыбка, а каждая ее грудь была размером с хороший арбуз.
     Чем-то Каспар, безусловно, мог помочь этой женщине, однако сделать ее счастливой - на это рассчитывать было трудно.
     Он знал о местных обычаях, когда пленника оставляли в живых и отдавали в пользование одиноким женщинам, чаще - вдовам, чьи мужья погибли в военных походах.
     Поскольку пленников всегда было меньше, чем вдов, эксплуатировались они нещадно. В результате эти люди долго не жили. Когда они становились слабыми и неспособными угождать женщинам, их отправляли на самую тяжелую работу, где они вскоре и умирали.
     Такой участи Каспар ни для себя, ни для своих друзей не желал, однако выбора у него не оставалось.
     - Ну что ж, красавица, - сказал он, обращаясь к Лейле. - Я постараюсь воплотить в жизнь все твои мечты... А теперь, Мансур, скажи, как ты собираешься поступить с моими
     Друзьями?
     - Я не должен отчитываться перед тобой, жалкий лгунишка, но я скажу, потому что это добавит твоему сердцу горечи... Вот этого человека-лису, - Мансур указал на эльфа, - я посажу в клетку. Клетку сюда! - крикнул он, и четверо воинов быстро притащили большие носилки, на которых стояла собранная из железных прутьев клетка для диких зверей.
     Аркуэнона схватили за руки, но он даже не вырывался, понимая тщетность сопротивления.
     Крышку клетки открыли и затолкали в нее эльфа. Затем крышку захлопнули и повесили замок.
     Толпа вокруг хохотала и тыкала в эльфа пальцами, а он, согнувшись в три погибели, сидел в клетке и с тоской глядел на Каспара, видимо жалея о том дне, когда из-за денег решил отправиться в этот поход.
     - Вот теперь мы проявим к нему уважение, - сказал Мансур и приказал принести человеку-лисе еды и воды.
     - Как поступить с остальными, я решу после, а пока пусть посидят в яме.
     - Могу ли я попрощаться с другом, о великий князь? Возможно, мы больше не увидимся, - неожиданно попросил мессир Маноло и так церемонно и почтительно поклонился  Мансуру, что тот немного смягчился.
     - Что ты хочешь ему сказать?
     - Я хотел бы обменяться с моим другом последними словами.
     - Ладно, - милостиво разрешил Мансур. - Обменивайтесь своими словами...
     Мессир подошел к Каспару и, наклонившись к его уху, сказал:
     - Перед тем как вы начнете совершать свой подвиг, проглотите снадобье.
     Сказав это, мессир незаметно вложил в руку Каспару маленький сверточек.
     - Ну хватит - попрощались! - грубо крикнул Мансур.
     Его воины схватили мессира Маноло за плечи и потащили к яме. Вслед за ним тычками и пинками к яме погнали Бертрана, Углука и Фундинула.
     Гном сопротивлялся и, отвечая на удары, пытался пинать воинов Мансура.

61

     Каспара привели в большой шатер, который, как оказалось, состоял из двух помещений.
     Двое воинов Мансура встали возле полога, еще несколько человек окружили шатер по периметру. Вокруг шатра горели костры, и их темные тени падали на его стенки.
     Войдя внутрь, Каспар остановился. Здесь было довольно темно.
     Лейла величественно проплыла мимо него, подошла к подпорному столбу и с помощью тлевшего на медной подставочке уголька зажгла масляный светильник, оборудованный даже колпаком из бенцианского стекла.
     Скорее всего этот светильник был украден во время похода Мансура или кого-то из его предшественников во владения лорда Кремптона.
     Наладив освещение, Лейла повернулась к Каспару, показала рукой на небольшое, застеленное ковром и украшенное вышитыми подушками возвышение и что-то сказала на своем языке.
     Ее голос был мелодичен, однако формы тела пугающе велики.
     Каспар не понял, приглашают ли его сначала присесть или же требуется немедленно исполнить обещанное. Впрочем, он решил подождать и в дальнейшем ориентироваться по поведению хозяйки шатра.
     Неудобно подогнув под себя ноги, Каспар расположился на ковре. Лейла улыбнулась ему и сняла большой платок-накидку, покрывавший ее с ног до головы. Фрай уже знал, что женщины в этих краях носят головные уборы, а девушки - такие вот накидки.
     - Очень хорошо, милочка, - сказал он и глупо улыбнулся, не зная, что означают эти действия Лейлы. То ли она уже собралась раздеться донага, то ли это был обычный жест вежливости.
     Сняв накидку, Лейла открыла небольшой шкафчик, тоже похожий на трофей, добытый в цивилизованных краях, и достала оттуда красивую фарфоровую чашку.
     Затем откинула край лежавшего на полу толстого шерстяного одеяла и извлекла из-под него изящный медный чайник с изогнутым носиком, украденный в разоренном селении где-нибудь в приморских землях.
     "Наверное, в нем травяной чай", - подумал Каспар. И не ошибся, Лейла села на подушки, наполнила чашку чаем и протянула Каспару. Каспар с выражением почтительности принял ее - чай оказался горячим - и вежливо кивнул. Затем попробовал на вкус.
     В кулаке он сжимал данный мессиром Маноло сверточек со снадобьем, но не мог решить, принять ли его прямо сейчас или подождать начала "основной работы".
     Он выпил чай лишь наполовину и, отставив чашку в сторону, сказал:
     - Я потом допью, хорошо? Потом... Перед тем как... Ну ты понимаешь.
     Лейла только улыбнулась ему, ничего не сказав. Потом поднялась, выглянув из шатра, кого-то позвала и, бросив на ходу какую-то фразу, исчезла на другой половине жилища.
     Снаружи послышались торопливые шаги по песку. К шатру приближалось несколько человек. У входа шаги смолкли, Каспар услышал приглушенный девичий смех.
     Полог отодвинулся, и внутрь вошли шесть девушек.
     Три из них остались стоять у порога, с легким удивлением и с явным любопытством рассматривая Каспара, а три других, хихикая, перебежали на вторую половину.
     Те девушки, что остались на половине Фрая, держали в руках небольшие глиняные горшочки, накрытые глиняными же крышечками.
     Подталкивая друг друга, девушки несмело приблизились к пленнику, а затем та, что посмелее, дотронулась до куртки Каспара и, потрепав ее, произнесла:
     - Эбей, эбей наку...
     - Да вроде мы договаривались с Мансуром только об одной Лейле, девочки, - осторожно заметил Каспар, опасаясь, что ни его собственных сил, ни снадобья мессира Маноло не хватит на такое количество желающих.
     Смелая девушка снова подергала его куртку, а затем приоткрыла горшочек, с которым пришла, и, макнув туда палец, мазнула им по щеке Каспара.
     - Ах вон оно что - душистое масло! - обрадовался он, поняв, что девушки посланы не изводить его до смерти, а только размягчить тело массажем и благовонным маслом.

62

     Раздевать себя Каспар предоставил массажисткам. Впрочем, делали они это с охотой.
     Скоро в их руках оказались куртка, кожаные штаны и даже исподнее белье, почерневшее за несколько дней путешествия.
     Дорожные башмаки он сбросил сам и остался совершенно нагим перед тремя девушками. Они рассматривали его с нескрываемым любопытством. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы самая инициативная не опомнилась и не указала ему рукой на ковер, давая понять, что нужно лечь.
     Каспар лег. Девушка попыталась снять с его шеи талисман с золотым единорогом, но Фрай придержал ее ладонь и протестующе замотал головой.
     - Это мое, - сказал он. - Пусть останется.
     Девушка пожала плечами и дала команду своим подружкам приступать к работе. Стараясь не смотреть на те места, которые приличным девушкам видеть не положено, массажистки щедро полили тело Фрая маслом и стали его растирать. Делали они это столь умело, что Фрай почувствовал, как жизнь возвращается к нему, как наливаются силой руки и ноги, но одновременно закрываются глаза от желания немедленно уснуть.
     Когда девушки обработали его с одной стороны, Каспар перевернулся на живот и, пока его массировали со спины, крепко уснул.
     По окончании массажа девушкам пришлось расталкивать Каспара, который никак не хотел просыпаться.
     В первое мгновение он даже не мог понять, где находится, но, когда понял, грустно улыбнулся девушкам и пробормотал:
     - Спасибо, милочки.
     Девушки ушли, следом за ними ушли и те, что занимались Лейлой. Насколько Каспар понял, ее тоже готовили соответствующим образом, вот только масла на нее, должно быть, пошло раз в десять больше.
     Вскоре появилась и сама хозяйка шатра во всем своем великолепии. На ней не было никакой одежды, и в слабом свете масляного светильника тело Лейлы не казалось ужасным. Она была крупна, но хорошо сложена. Каспар знавал немало мужчин, которые дорого бы заплатили за ночь с такой женщиной.
     Впрочем, он и сам почувствовал пробуждающийся интерес.
     Не сводя с Каспара немигающего, гипнотизирующего взгляда, Лейла медленно приблизилась и опустилась на колени. Затем, помедлив несколько мгновений, легла с ним рядом.
     Вблизи она показалась ему еще интереснее, а исходивший от нее жар убеждал Каспара, что эта девушка возлагает на него большие надежды.
     - Ну что же, милочка, один глоток чаю, и мы начнем, - сказал он и, разжав кулак, стал разворачивать подарок мессира Маноло.
     В свертке оказались какие-то белые блестящие кристаллики. Об их природе Каспар размышлять не стал. Он быстро забросил их на язык и запил тремя глотками чая.
     Снадобье скользнуло в желудок, и Каспар почувствовал, как по его телу разливается необыкновенная сила.
     Еще через мгновение он был в наилучшей форме и, улыбнувшись Лейле, сказал:
     - Ну что же, милочка. Надеюсь, Генриетта никогда об этом не узнает. Поехали...

63

     В тюремной яме было темно. Свет от костров в нее не попадал, а потому сидеть на самом дне было скучно.
     Бертран, мессир Маноло, Углук и Фундинул квартировали в одной ее стороне, подальше от угла, который использовался узниками как отхожее, место.
     Судя по силе запаха, стоявшего в яме, она повидала немало пленников. Кто знает, как сложилась их судьба.
     - Наверно, здесь принято продавать пленных в рабство, - предположил Бертран.
     - Или съедать, - угрюмо заметил Углук, который, когда был голоден, видел мир довольно однобоко
     - Я вот что думаю, - вступил в разговор Фундинул, - они вообще люди?
     - Конечно, люди, - ответил ему мессир Маноло.
     - Почему же они не говорят на ярити?
     - Потому что у степняков свой язык.
     - Свой язык, значит, они не люди, а степняки. Люди говорят на ярити. И потом они какие-то невысокие. Некоторые из них не выше, чем высокорослый гном. Иногда гномы бывают довольно высокими, вы знали об этом, мессир Маноло?
     - Конечно, - ответил тот, пряча в темноте улыбку. - И все-таки, Фундинул, это люди.
     - Но они не говорят на ярити, - стоял на своем гном.
     - Просто у них нет необходимости учить этот язык. Вот ты откуда знаешь ярити?
     - Я много работал в городах среди людей. В королевстве Санбей у меня был дядя, я переехал у нему учиться мастерству, когда мне было десять лет. Дядя научил меня всему, что знал сам, но потом он умер, и я переехал в другой город. Там снова работал кузнецом и осваивал вторую ступень мастера. Кругом всегда было много людей. Мне приходилось и торговать на рынке, и принимать заказы. Поэтому и на ярити я говорю лучше, чем некоторые жители города Ливена.
     - Тут я с тобой согласен, - сказал мессир. - А ты, Углук, - обратился он к орку, - откуда ты знаешь язык людей?
     - Ну, это очень просто. - Углук вздохнул, с трудом отвлекаясь от мыслей о еде. - Я воюю с пятнадцати лет. Сначала воевал за оркского князя Барнака, потом с сотней других орков меня взяли в дружину принца Лавеллы. Лавелла воевал со своими братьями, и работы у нас хватало. Пока орков было много, я говорил только на родном языке. Но войска принца двигались все дальше и пополнялись людьми взамен убитых солдат. А пополнять орков было некем - мы были на землях людей.
     Вскоре нас осталось всего семеро, и мне поневоле пришлось осваивать ярити.
     С тех пор прошло еще десять лет, и все это время я переходил из войска в войско. С войны - на войну. Где-то не было вообще ни одного орка. Где-то их набиралось с десяток. Одним словом, ярити стал для меня главным языком, а родной язык я даже немного забываю.
     - Твоя история нам ясна, - сказал мессир.
     - Да-а-а, - протянул Фундинул. - А где, интересно, выучил ярити Аркуэнон?
     - Об этом ты спросишь его, когда мы снова будем вместе.
     - А мы будем вместе, мессир?
     - Обязательно будем.
     - Это зависит от того, удастся ли Каспару обслужить эту, извините за выражение, корову, - сказал Бертран.
     - Мне удалось передать ему надежный порошок, - признался мессир Маноло. - Он должен помочь. Если Каспар справится, у Мансура будет одним поводом меньше убить нас.
     - Такие, как Мансур, быстро находят другой повод, - заметил Углук. - Мне приходилось видеть таких предводителей. Он все время чего-то боится, поэтому старается убивать каждый день. И тогда ему кажется, что он сильный и никого не боится.
     Сверху послышались какие-то крики.
     Они были жалобными и протяжными, как будто кто-то звал на помощь.
     - Интересно, что у них там еще приключилось? - сказал Бертран.
     -