тскочить   от
смертоносного Источника, но было уже слишком поздно. Оленя тащила какая-то
сила, парализуя его способность сопротивляться, и  когда  морда  животного
коснулась поверхности воды, яркая синяя вспышка  осветила  тело  очередной
жертвы Баала, над водой на мгновение повисло ослепительное  сияние.  Олень
исчез, едва потревожив чернильную поверхность  мертвой  воды.  На  грязном
берегу осталась лишь голова с  пустыми  глазницами  и  огромными  корявыми
рогами.


     На палубе корабля, возвращавшегося в Гвиннет,  Робин  молилась  своей
Богине, надеясь услышать хоть что-нибудь в ответ. Ей казалось, что сила ее
молитвы  заставляет  вибрировать  деревянные  планки  корабля,  но  Богиня
молчала. Девушка чувствовала себя нестерпимо одинокой,  и  ей  было  очень
страшно, но боялась она не за себя, а за Богиню.
     Робин чувствовала прикосновение своей духовной матери,  но  оно  было
едва заметным; девушка ощущала, что пропасть между ней и ее божеством  все
увеличивается, но не знала, что  нужно  сделать,  чтоб  этой  пропасти  не
стало.
     - Богиня, Мать-Земля, помоги мне!  -  шептала  Робин,  но  ничего  не
слышала в ответ. Источник ее веры и силы иссякал, и друида никак не  могла
помешать этому. Робин уже почти не слышала Богини, но вдруг  с  изумлением
ощутила, что  сама  становится  могущественнее,  словно  в  нее  вливается
волшебство Матери-Земли. За  несколько  дней  морского  путешествия  Робин
хорошо отдохнула и окрепла, ее мысли стали более ясными и четкими.  Теперь
часто по ночам она не могла заснуть, но когда ее все-таки посещали сны, ни
в одном из них она не могла найти никакого, даже самого слабого намека  на
присутствие Богини.
     Робин ни на минуту не забывала, что ей единственной из  всех  друидов
Гвиннета удалось спастись. Все остальные остались  стоять,  заключенные  в
камень, в Долине Мурлок. Робин очень боялась, что не сумеет выполнить свой
долг.
     Впрочем, у нее не было выбора - она  должна  была  попытаться  помочь
Богине.


     Жирный священник  пригладил  грязные  растрепанные  волосы.  Вот  уже
несколько дней он бродил по  окрестностям;  его  путешествие  подходило  к
концу, и он с нетерпением ждал этого момента.
     Хобарт уже отлично знал всю Долину Мурлок. В прежнем святилище Богини
царила смерть. Долина стала своего рода памятником Богу, внушающему  ужас.
Хобарту даже удалось исследовать северную часть Гвиннета, расположенную за
Долиной и принадлежащую северянам, которые когда-то  отняли  эти  земли  у
ффолков и выстроили здесь несколько деревушек и небольшой город:  впрочем,
никакого королевства тут  не  было,  эти  люди  жили  сами  по  себе.  Они
заинтересовали Баала, и священник постарался разузнать  о  них  как  можно
больше.
     На  юге  Гвиннета,  занимая  почти  половину  острова,  располагалось
королевство Корвелл. Здесь священнику побывать  не  удалось,  но  его  это
нисколько не расстроило: слугам Баала Корвелл был хорошо известен.
     Теперь Хобарт возвращался к Темному Источнику с прекрасными новостями
для своего господина. Долина быстро умирала, и куда бы  Хобарт  ни  бросал
взгляд - всюду его глазам представала одна и та же картина:  разложение  и
смерть, голые высохшие деревья, да грязные вонючие болота.
     Источник окружала пустыня.  Зомби,  возрожденные  Хобартом  к  жизни,
исчезли - священник  приказал  им  броситься  в  Источник.  Именно  это  и
уничтожило главную святыню друидов. И скверна продолжала  распространяться
по Долине Мурлок, захватывая все большие  и  большие  участки  леса.  Баал
будет доволен - в этом Хобарт был совершенно уверен. Приближаясь к Темному
Источнику, он почувствовал чье-то  присутствие.  Что-то  изменилось  -  не
земля и не воздух, но Хобарт уловил какие-то перемены; пока его  здесь  не
было, появилось нечто новое. Впереди он увидел Источник, в черной  гладкой
поверхности которого слабо отражались силуэты белых статуй.
     Темный Источник стал средоточием власти Бога Смерти. Но сейчас Хобарт
чувствовал, что здесь не просто ворота в потусторонний мир Баала. На  него
снизошло озарение - и он упал на колени.
     Он ощутил присутствие своего Бога.
     Хобарта била дрожь, он сам вряд ли смог бы объяснить, что это - страх
или благоговение? Стоя на коленях с закрытыми глазами, он молился.
     - О, могущественный Баал, я  вручаю  тебе  свою  судьбу...  -  шептал
священник, пытаясь понять, почему же его Бог появился у Темного Источника.
Был ли Баал зол? Или, может быть, наоборот, доволен? Зачем он здесь?
     ПОДОЙДИ К ИСТОЧНИКУ.
     Хобарт замер на мгновение, почувствовав, что приказ Баала проник  ему
в самое сердце, а ледяные пальцы вцепились в  душу  и  отпустили  ее  лишь
после  того,  как  перед  мысленным  взором  Хобарта  пронеслась  вереница
каких-то неясных видений, наполнивших все его существо невыразимым ужасом.
Потеряв ощущение реальности,  священник  встал  и  медленно  направился  к
Источнику.
     ВЕРХОВНАЯ ДРУИДА.
     Хобарт мгновенно все понял и остановился около  Генны,  вернее  около
статуи, которая когда-то была Генной Мунсингер, хозяйкой Долины  Мурлок  и
Верховной Друидой островов Муншаез. Много раз Хобарт подходил к  каменному
изваянию и поносил друиду гнусными словами  -  его  раздражало  выражение,
застывшее у нее на лице: гордая  независимая  женщина,  которую  никто  не
сможет победить. В глазах окаменевшей друиды пылал вызов, и хотя с первого
взгляда она походила на добрую бабушку,  которая  больше  всего  на  свете
любит  рассказывать   внучатам   сказки,   ее   лицо   выдавало   отважную
воительницу...
     СЕРДЦЕ.
     Услышав этот приказ, священник почувствовал, что  в  глубине  души  у
него рождается протест, но он быстро отогнал мысли о неподчинении.  Хобарт
носил сердце Казгорота в небольшом мешочке у пояса и очень не хотел с  ним
расставаться - ведь черный камень хранил в себе неисчерпаемую силу зла,  и
именно с его помощью священник уничтожил когда-то цветущую Долину.
     Поспешив исполнить приказание  своего  господина,  он  достал  черный
камень и крепко зажал его в руке.  Казалось,  что  камень  жадно  пожирает
слабые солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь  дымку  над  Долиной.
Священник быстро прижал сердце Казгорота к  холодному  каменному  изваянию
Верховной Друиды. "Баал, вероятно, где-то очень близко", - подумал Хобарт.
У него было ощущение, что тот стоит у  него  за  спиной  и  удовлетворенно
ухмыляется. Хобарт действовал  очень  уверенно,  словно  не  раз  принимал
участие в подобном ритуале. Он чувствовал, что Баал доволен, и  эта  мысль
доставляла ему несказанное наслаждение.
     Когда черное сердце соприкоснулось с белым камнем,  что-то  зашипело,
появился  желтый  дым,  и  по  каменному  одеянию  друиды  потекли   струи
прозрачной жидкости, которая постепенно стала похожей на кровь.
     Хобарт не отводил взгляда от глаз Генны и вдруг заметил, что вызов  и
решимость на лице статуи,  так  злившие  его  прежде,  исчезли.  Тогда  он
надавил рукой на черный камень  и  с  радостью  почувствовал,  что  сердце
Казгорота легко  погрузилось  в  изваяние.  Снова  повалил  дым,  чуть  не
ослепивший Хобарта, который, по-прежнему, в упор  смотрел  на  лицо  Генны
Мунсингер.
     Вдруг статуя стала мягкой, и рука священника с зажатым в  ней  камнем
погрузилась в холодное тело. Он  тут  же  отдернул  руку,  оставив  сердце
Казгорота в теле друиды.  Отверстие  мгновенно  исчезло.  И  Хобарт  вдруг
увидел, что это уже не статуя, и в глазах Генны больше не горит  ненависть
и стремление покончить с врагом.


     Впереди показались зеленые поля Корвелла, а  справа  по  борту  лежал
остров Морей. Корабль находился в проливе Левиафана.
     Грюннарх Рыжий не забыл, как нашел свою смерть Левиафан. И  разве  не
он, король северян, сыграл такую важную роль в уничтожении этого  чудовища
всего год  назад?  Но  почему-то  эти  воспоминания  не  доставили  королю
никакого удовольствия, наоборот,  ему  вдруг  стало  не  по  себе.  Сейчас
Грюннарх Рыжий гордо стоял на носу своего флагманского  корабля  "Северный
Ветер" и пристально вглядывался вдаль. Он смотрел не на  север,  где  была
Норландия и дом, а на восток, в сторону Корвелла.
     Король пытался понять, почему его так влечет эта земля,  и  никак  не
мог  найти  удовлетворительного  ответа.  Он,  конечно  же,  понимал,  что
частично дело здесь  в  прошлогодней  войне,  когда  его  армия  потерпела
сокрушительное поражение. Грюннарху еще повезло, что он  спасся  с  частью
своих кораблей и людей, а ведь многие из его союзников оказались не  столь
везучими. Вот, например, королевство острова Оман было едва ли не стерто с
лица земли.
     Сейчас "Северный Ветер" и еще один корабль поменьше  проплывали  мимо
земель, принадлежавших  ффолкам  после  долгого  лета  их  опустошительных
набегов на берега, расположенные далеко от островов  Муншаез.  Меньше  чем
через неделю Грюннарх уже будет дома, но даже приятные мысли о возвращении
не смогли заглушить мрачного предчувствия, вдруг охватившего короля.
     Честно говоря, поход Грюннарха был очень  успешным;  проплывая  вдоль
Побережья Мечей, северяне  неплохо  поживились  в  городе  Амн  и  даже  в
Калимшане. "Северный  Ветер"  был  тяжело  нагружен  серебром  и  золотом,
зеркалами и коврами  изумительной  работы,  шелками  и  множеством  других
вещей, которые так высоко ценятся на островах.
     А еще Грюннарх стал обладателем таинственных свитков. Король никак не
мог понять, почему эти свитки, исписанные непонятными  ему  значками,  так
занимают его мысли и кажутся самой главной добычей летнего похода...


     Лорд-мэр Лоди стоял перед Грюннархом. Он бесстрашно смотрел на короля
северян, но по его глазам Грюннарх понял, что он  смирился  с  поражением.
Держа в руке окровавленный топор, Грюннарх Рыжий с любопытством смотрел на
лорда-мэра.
     - Я предлагаю вам наше величайшее сокровище. А взамен прошу  пощадить
детей.
     Грюннарх взял белоснежный футляр  и  поразился  тому,  что  почти  не
ощутил его веса. Он ожидал,  что  в  футляре  будет  золото  или  хотя  бы
драгоценные камни, но когда король открыл его, то обнаружил четыре свитка.
     - Сокровище? - с угрозой в голосе проговорил он. - Это же  ничего  не
стоит!
     Но лорд-мэр невозмутимо возразил:
     - Вы ошибаетесь. За всю вашу жизнь вам не доводилось держать в  руках
подобного богатства!
     Грюннарх задумался. Просьба этого человека была напрасной: северяне и
так никогда не убивали детей, так что тем ничто  не  угрожало.  По  правде
говоря. Рыжий Король не знал, как можно использовать эти свитки.  Но  взяв
их в руки, он неожиданно почувствовал, что лорд-мэр говорит правду  и  что
он стал обладателем самого настоящего сокровища.
     Король стал внимательно рассматривать  футляр  и  увидел  изображение
прекрасной юной девушки, очень  соблазнительной,  но  Грюннарха  почему-то
вдруг охватило желание защитить ее. На других  картинках  были  изображены
засеянные поля и лесное озеро, а еще очаг, где мирно горел огонь - все эти
картины манили короля, обещая ему тепло и уют. Грюннарх был взволнован  и,
чтобы скрыть это, захлопнул футляр со  свитками  и,  резко  развернувшись,
грозным  голосом  приказал  своему  удивленному  войску  возвращаться   на
корабли. Город остался цел и невредим. Более того,  король  велел  держать
курс на родные берега, и северяне не совершили больше ни одного набега.


     Это лето показалось Грюннарху бесконечно долгим, его почему-то больше
не радовал звон оружия, и он не получал прежнего удовольствия от побед над
врагом. Теперь сражения тяготили его, став скучной  обязанностью,  которую
приходилось выполнять слишком часто. А после Лоди  Рыжий  Король  и  вовсе
затосковал. Сообщив командам двух кораблей, что лето уже подходит к концу,
он приказал возвращаться,  не  обращая  никакого  внимания  на  удивленные
взгляды своих воинов,  которые  не  раз  сражались  с  ним  бок  о  бок  в
разорительных набегах на города и деревни.
     Через две недели они оказались у островов Муншаез и теперь  проходили
между двумя королевствами ффолков, направляясь в родную Норландию.
     И все же какое-то странное предчувствие не покидало короля. Грюннарху
казалось, будто какой-то зловещий призрак стоит у него  за  спиной,  своим
потусторонним дыханием леденя его душу.


     Громадный бурый медведь  еле  тащился  по  мертвому  лесу,  время  от
времени останавливаясь, чтобы сдвинуть с места поваленное дерево в поисках
какой-нибудь пищи. Грант уже почти обессилел, но нигде ничего  не  было  -
даже крошечной букашки.
     Медведь брел  вперед,  чувствуя,  что  остановка  для  него  означает
смерть. Его изодранные бока были покрыты запекшейся кровью. А одна из  ран
появилась совсем недавно, когда он неожиданно  зацепился  за  острый  сук.
Несмотря на  страшную  усталость.  Грант  по-прежнему  держался  с  гордой
уверенностью и достоинством. Он был готов в любой момент сразиться  с  кем
угодно, чтобы добыть себе пищу. Но теперь он все чаще и  чаще  спотыкался,
впрочем, никто не видел его бессилия - в лесу было совершенно пустынно.
     Грант провел в этих местах всю свою жизнь, но сейчас они казались ему
совершенно незнакомыми. Роща Генны Мунсингер умерла; раньше здесь  бродило
множество животных, наслаждаясь миром и покоем рощи, а  теперь,  за  много
дней пути медведь не встретил ни одного, даже самого крошечного животного.
Ему даже не попалось ни одного зеленого листочка.
     Медведь вдруг  глухо  зарычал  и  замотал  головой,  словно  стараясь
прогнать кошмарное видение, но успокоился и  снова  побрел  среди  мертвых
деревьев в поисках пищи и воды.
     Внезапно Грант замер, только широкие ноздри  судорожно  зашевелились:
он уловил запах, который искал вот  уже  много  дней.  Запах  раздражал  и
волновал, и медведь неуклюже побежал туда, откуда он доносился.  И  вскоре
Грант оказался в самом сердце рощи. Медведь чувствовал, что  теперь  здесь
средоточие зла и именно отсюда во  все  стороны  распространяются  тлен  и
разложение. Но даже едва уловимого запаха было достаточно, чтобы заставить
его забыть свои страхи.
     Генна? В груди огромного медведя затеплилась надежда.  Разве  не  его
госпожа стоит вон там  вдалеке  и  смотрит  прямо  на  него?  Грант  снова
принюхался и осторожно двинулся  вперед.  Это  и  вправду  была  Верховная
Друида, но что-то в ней было не так.
     Перед Грантом стояла невысокая полная женщина с черными волосами, как
всегда, собранными на затылке в тугой узел.
     Однако она не улыбалась и держалась как-то неуверенно. Но ведь  глаза
не могли обмануть его!
     Грант медленно подошел к Генне и радостно заурчал,  ожидая  привычной
ласки, но был удивлен  и  разочарован,  когда  Верховная  Друида  даже  не
пошевелилась. Что случилось? Грант стал вглядываться в круглое морщинистое
лицо, надеясь понять, что же  все-таки  происходит.  И  тут  же  в  страхе
отшатнулся. Скорчившись у ее  ног,  громадный  медведь  почувствовал  себя
нашкодившим щенком, не понимая, чем же он провинился перед своей хозяйкой.
Генна подняла руку, и Грант  повиновался:  он  медленно  пошел  к  черному
пруду, где совсем недавно Лунный Источник дарил всем благословение Богини.
Дрожа, медведь  приблизился  к  воде;  он  всего  лишь  раз  оглянулся  на
Верховную Друиду, и в  глазах  животного  появилась  мольба.  Генна  снова
подняла руку, и Грант, послушно опустив голову, коснулся носом поверхности
Темного Источника - его жизнь теперь принадлежала Богу Баалу.


     Богиня Чантэа была по духу очень близка Богине Матери-Земле. Но в  то
время как жизнь Богини была заключена  в  самой  земле  островов  Муншаез,
Чантэа обитала в мирной долине Элизиум, далеко от мира смертных.
     Матери-Земле поклонялись ффолки, населявшие острова  Муншаез,  Богиня
помогала им через друидов,  которым  дарила  свое  могущество.  Почитатели
Чантэа населяли многие из Затерянных Миров. Ффолки  считали,  что  природа
священна, а главной целью друидов было поддержание Равновесия. Те же,  кто
верил в Богиню Чантэа, считали,  что  землю  надо  возделывать,  что  силы
природы должны служить на благо человека.
     И все же  обе  Богини,  несмотря  на  некоторое  различие,  оберегали
растения и животных, защищали тех, кто поклонялся им.
     Сейчас Чантэа понимала, что сила  Матери-Земли  убывает.  А  еще  она
чувствовала грозное присутствие  Баала,  который  стремился  занять  место
Матери-Земли. Чантэа тоже решила  действовать;  и  хотя  она  не  обладала
могуществом злобного Бога смерти, она была достаточно сильным божеством,



                         ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

     Во все стороны простиралось  море,  серое  однообразие  бегущих  волн
прерывалось белыми барашками пены, которые срывал порывистый  ветер.  Небо
угрожающе нависало над морем серым холодным одеялом до самого горизонта.
     Паруса вдруг наполнились  ветром,  и  корабль,  словно  пришпоренный,
полетел, острым носом взрезая тяжелые  волны.  Потом  ветер  изменился,  и
паруса вяло повисли на  мачтах.  Судно  резко  повело  в  сторону,  и  оно
скользнуло вниз между двумя высокими волнами. Линь натянулся, как  струна,
а парус развернуло над кормой. Двое матросов  упали  ничком,  а  остальные
стали натягивать тяжелую веревку, пока паруса вновь не наполнились ветром.
Нос корабля переместился влево, и судно  вновь,  уже  под  другим  галсом,
помчалось дальше.
     Тристан Кендрик стоял на  носу  "Дерзкого",  подставив  лицо  летящим
навстречу соленым брызгам. Широко  расставив  ноги,  он  твердо  стоял  на
палубе, не обращая внимания на то, что его лицо и толстый  шерстяной  плащ
заливала вода.
     Корабль нетерпеливо перескакивал с одной волны на  другую,  с  каждой
минутой приближаясь  к  Корвелльскому  заливу  и  замку  на  холме  -  Кер
Корвеллу.
     Дом... Всего несколько недель назад, размышлял Тристан,  он  совершил
свое первое в жизни морское путешествие. Тогда его путь лежал в Каллидирр,
где Высокий Король должен был решить, быть ли Тристану  королем  Корвелла.
Теперь он вез корону Высокого Короля - корону всех островов Муншаез - и  с
триумфом возвращался домой. Тристан  понимал,  что  должен  бы  радоваться
встрече с домом, но что-то ему мешало.
     Он вдруг почувствовал  чье-то  присутствие  и,  повернувшись,  увидел
Робин. Хотя за последнюю неделю она спала совсем мало и  почти  ничего  не
ела, казалось, что ее  переполняют  сила  и  энергия.  Ее  длинные  черные
волосы, ниспадающие почти до пояса, были окружены сиянием, а зеленые глаза
возбужденно сверкали. Казалось, она хорошеет с каждым днем.
     Друида встала рядом с ним, но избегала смотреть ему в глаза. Тристану
хотелось обнять девушку, но он боялся, что она оттолкнет его.
     - Мы скоро будем в Корвелле, через два, в худшем случае  три  дня.  -
Ему хотелось приободрить Робин, настроение которой  показалось  ему  очень
мрачным.
     - Но что нас там ждет? Что, если мы приедем слишком поздно?
     - Мы приедем вовремя! И с чем бы мы ни столкнулись там - нам  все  по
силам! Благодаря моему мечу и твоей вере мы  освободим  Гвиннет  от  любой
скверны!
     - Я очень надеюсь.
     Робин прижалась к Тристану, и он  обнял  ее,  чувствуя,  что  девушку
мучает  страх.  Тристан  ощутил  смутное  чувство  вины  за  столь  долгое
пребывание на острове Каллидирр. Он знал, что  Робин  хотела  сразу  после
победы над Высоким Королем  вернуться  в  Корвелл:  ее  беспокоила  судьба
двадцати друидов, превращенных в каменные статуи.
     Однако Тристан не мог уехать сразу, Робин же решила остаться  с  ним,
хотя и могла вернуться домой  вместе  с  лордом  Понтсвейном,  который  на
первом же попутном корабле отправился в Корвелл.
     - Я рад, что ты осталась со мной, - сказал Тристан. - Я и представить
себе не могу, что бы я без тебя делал.
     Тристан подумал о той куче проблем, которые  обрушились  на  него  за
неделю их вынужде