Некоторое время она порывалась побежать к Генне, чтоб похвастаться ей
своими успехами,  но  быстро  отбросила  эту  мысль.  Верховная  Друида  в
последние дни была раздражительна и все время  жаловалась  на  невыносимые
головные боли и слабость. Она почти целыми днями лежала в постели  и,  как
только Робин появлялась в домике, начинала сетовать на свое состояние.
     Поэтому Робин старалась как  можно  меньше  времени  проводить  возле
домика и друиды.  Это  было  совсем  несложно,  поскольку  ей  приходилось
работать за двоих.
     - Не так плохо... для идиота, - театральным шепотом  прокомментировал
действия незнакомца Ньют. Он взял  привычку  называть  того  разного  рода
прозвищами - исключительно из ревности, как подозревала Робин, ведь теперь
она не могла уделять внимание только маленькому дракончику.
     - Ну-ка, прекрати, - проговорила она. - Кажется, он  набирается  сил.
Оказывается, он нуждался лишь в пристанище и приличной еде!
     - Может быть,  у  него  достаточно  сил,  чтобы  убраться  отсюда?  -
проворчал Ньют. - По-моему, уже давно пора.
     - Почему бы тебе не пойти искупаться, раз ты не можешь вести себя как
следует?
     Незнакомец перестал работать  и  обернулся,  чтоб  убедиться  в  том,
смотрит ли на него Робин. Встретившись с  ней  взглядом,  он  расплылся  в
широкой улыбке, радостно закивал головой и снова принялся за  работу.  Еще
несколько минут он подстригал изгородь, и тут юная  друида  заметила,  что
его движения стали менее уверенными.
     - Давай теперь я, - предложила она, протягивая  руку,  чтоб  взять  у
него серп. Незнакомец  вдруг  резко  обернулся  и  на  его  лице  появился
звериный оскал, а глаза бешено заметались. Казалось, он не видит Робин. Но
через мгновение он успокоился,  улыбнулся  и  смело  посмотрел  девушке  в
глаза. Затем он отдал ей инструмент и остался стоять  около  Робин,  в  то
время как она снова принялась за работу.
     - Отойди, - попросила она его. - Я могу нечаянно задеть тебя.
     Он послушно  отошел  в  сторону,  но  по-прежнему  не  сводил  с  нее
по-щенячьи преданных глаз. Девушка чувствовала, что он следует взглядом за
каждым ее движением, и ей стало как-то не по себе.
     - Хорошо! Хорошо! - бормотал он, наблюдая  за  тем,  как  к  изгороди
возвращается прежняя форма.
     - Слушай, как тебя  зовут?  -  Робин  перестала  работать  и  в  упор
посмотрела на незнакомца. Ее совершенно не волновало это, пока он  не  мог
говорить, но теперь... ей нужно было имя, чтоб называть его.
     - Я... - в голосе  звучали  сомнение  и  неуверенность.  Вдруг  глаза
чужака в страхе округлились, он скорчился и замер в напряжении, словно был
готов сорваться с места и убежать.
     ...Или напасть на нее? На  мгновение  Робин  сильно  испугалась:  она
почувствовала себя беззащитной перед этим  человеком;  но  потом,  сердито
пожав плечами, постаралась отбросить это ощущение. Однако, в глубине души,
она чувствовала, что ее очень беспокоит  его  страх.  Что  в  его  прошлом
заставило незнакомца так бояться людей и того,  что  они  узнают,  кто  он
такой?
     Он снова уставился на девушку, в то время как та вернулась  к  своему
прерванному занятию. Но теперь глаза незнакомца, следившие за ней,  скорее
напоминали  глаза  голодного   волка.   Робин   невольно   вздрогнула   и,
повернувшись к омеле, крепко сжала в руке серп.


     Хобарт стоял на холме недалеко от поселения Кингсби. Ему были отлично
видны весь залив и широкая серая полоса моря. Он знал, что где-то там,  на
востоке, уже встало солнце, но низко нависшие тучи скрыли восход  от  глаз
тех, кто находился на берегу.
     Несколько рыбачьих судов, покачиваясь на водах  залива,  направлялись
туда, где было поглубже. Там,  между  Гвиннетом  и  Алароном,  можно  было
получить хороший улов лосося, и здешние рыбаки неплохо  зарабатывали  себе
на жизнь.
     Но Хобарт знал, что одно судно вышло в море вовсе  не  за  тем,  чтоб
ловить рыбу, а чтобы доставить Тристана Кендрика  во  владения  Хобарта  и
Синдра. А это было очень опасно. По крайней мере, оно попытается его  туда
доставить, ехидно подумал священник.
     Сидя выпрямившись и не шевелясь, он с закрытыми глазами погрузился  в
длительное раздумье. Постепенно он начал  чувствовать  присутствие  своего
божества. Баал явился по зову своего верного служителя.
     Заклинание, к которому Хобарт собирался использовать, было  одним  из
самых сильных, и чтоб его осуществить, необходимо было  могущество  самого
Баала, - заклинание отдавало природные стихии во власть священнику. Баал с
удовольствием помог Хобарту; он с большим интересом наблюдал за  тем,  как
тот выполняет возложенную на него миссию. Колдовская сила  вышла  из  тела
священника и наполнила воздух.
     Медленно,  по  уверенно,  он  пригнал  тучи,   напитанные   водой   и
испарениями с гор, и направил их  в  сторону  моря.  Сила  его  волшебства
пульсировала, заставляя Перемещаться слои воздуха, и вдруг с берега  задул
легкий ветерок.  Если  священник  сможет  удерживать  заклинание,  ветерок
превратится в ураган и вызовет шторм.
     А Хобарт не сомневался, что сможет.


     Кантус удобно устроился на носу  "Везучего  Утенка",  а  Дарус  помог
Роджеру справиться с парусами. Понтсвейн спокойно уселся у  борта  и  стал
рассеянно смотреть на воду. Он снял оружие и, завернув его в  промасленную
ткань, положил на носу корабля рядом с оружием своих спутников.
     - Отличный ветерок с моря, - сообщил Роджер. - Если  он  продержится,
мы пересечем пролив за два дня.
     Вначале  Тристан  довольно  скептически  отнесся  к  старому  моряку,
поскольку тому было уже под  шестьдесят.  Сгорбленный,  он  не  производил
впечатления крепкого человека, - в общем,  слабый,  пожилой,  а  потому  и
ненадежный. Его морщинистое лицо было словно вырезано из кожи,  а  во  рту
почти не  осталось  зубов.  Но  увидев,  с  какой  ловкостью  этот  старик
управляется  с  "Везучим  Утенком",  принц   почувствовал   себя   гораздо
уверенное. Вскоре они вышли из гавани Кингсби и вошли в Аларонский пролив.
На мгновение Тристан оглянулся и посмотрел на Гвиннет, оставшийся  позади.
Когда его родной остров исчез вдали, принц подумал, что  вроде  бы  должен
испытывать восторг и предвкушение победы, однако вместо этого он боролся с
предчувствием, что может больше никогда не увидит родного дома.
     Не буду об этом думать, решил он про себя. И о Робин - тоже  не  буду
вспоминать. И об отце. Он упрямо посмотрел вперед - пора снова подумать  о
будущем.
     Тристан наблюдал, как острый, хоть и потрепанный бурями, нос "Утенка"
врезается в волны, и ему нравилось смотреть на белую пену,  скользящую  по
бокам маленького суденышка. Он оглянулся и увидел, как за кораблем тянется
легкий,  словно  прочерченный  перышком,  след.  Гвиннет  уже  практически
скрылся из вида. Дарус растянулся на палубе, закрыв глаза и положив голову
на свернутый канат.
     - Надеюсь, этот старый кретин сможет удержать свое  судно  на  нужном
курсе, - сказал Понтсвейн, подходя к принцу.
     - Конечно, сможет! - раздраженно ответил Тристан.
     - Хорошо, должно быть, иметь веру в  людей,  -  сказал  лорд,  искоса
взглянув на принца,  и,  покачав  головой,  он  устроился  спать  на  носу
корабля.
     Тристан продолжал смотреть  на  волны,  однако  это  зрелище  уже  не
доставляло ему прежнего  удовольствия.  Каждый  раз,  когда  их  суденышко
взбиралось на волну, внутри у него все сжималось, а потом, когда  кораблик
падал вниз, к горлу подкатывал отвратительный ком,  Теперь  принц  уже  со
страхом ждал новой волны: ощущения становились все острее и неприятнее;  к
тому же, он вдруг почувствовал, что ноги его не держат,  а  руки  ослабели
настолько, что с трудом цепляются за борт.
     - Впервые на море? - послышался ехидный вопрос Роджера.
     Тристан смог лишь молча кивнуть в  ответ,  поскольку  его  зубы  были
крепко сжаты.
     - Это ерунда, - рассмеялся рыбак, - на середине пролива будет гораздо
хуже.
     Слова рыбака окончательно подорвали дух Тристана, и он, свесив голову
за борт, отправил свой завтрак рыбам. Хорошо еще, что  Дарус  и  Понтсвейн
спят, подумал принц, которому было очень нехорошо. Тристан вцепился в борт
корабля: шторм все усиливался. Казалось, этот день  никогда  не  кончится:
ветер крепчал, а принц чувствовал себя все хуже. "Везучий  Утенок"  словно
перелетал с гребня одной волны на  другую,  и  принц  заметил,  что  волны
становились заметно выше, чем когда судно покинуло порт.
     - Ну-ка, установи паруса получше,  -  проворчал  Роджер  обращаясь  к
Дарусу, когда тот приподнялся, оглядываясь  по  сторонам.  -  Что-то  море
сегодня не такое спокойное, как я ожидал.
     Дарус отпустил линь, так что лишь небольшая  часть  паруса  оказалась
подставленной порывам ветра. Тристан почувствовал, что суденышко замедлило
свой ход и понял, что рыбаку стало легче  им  управлять.  Ветер  продолжал
яростно трепать паруса, но Роджер умело удерживал маленькое  суденышко  на
огромных волнах.
     Несмотря на подступающую тошноту, Тристан не  мог  оторвать  глаз  от
бушующего моря. Волны перехлестывали через борт.  Принц  тяжело  вздохнул,
уверенный, что скоро очередная волна накроет их суденышко, и они  закончат
свое путешествие на дне моря.
     Но Роджер был искусным моряком, и "Везучий Утенок"  преодолевал  одну
волну за другой; иногда кораблик кренился, но затем упрямо выравнивался.
     Понтсвейн каким-то непостижимым  образом  умудрился  проспать  начало
шторма. Наконец, он проснулся и неуверенно поднялся на  ноги,  раздраженно
глядя на вздымающиеся волны.
     - Что ты, черт возьми, за моряк! - закричал он на Роджера. - Ты  что,
не можешь предвидеть изменение погоды?
     Тристан хотел было возразить, но боялся, что если  разожмет  челюсти,
то тошнота и головокружение окончательно  им  овладеют.  Дарус  подошел  к
недовольному лорду и прорычал:
     - Дай человеку спокойно управлять судном, ты, напыщенный болван.
     - Как ты смеешь оскорблять... - рука Понтсвейна потянулась к  рукояти
меча, он забыл, что не вооружен.
     Дарус сделал еще шаг, вплотную приблизившись к разъяренному лорду.
     - В этой буре есть что-то неестественное, и  если  бы  ты  не  спешил
обвинить во всем Роджера, ты бы сам это заметил.
     Побледнев, Понтсвейн посмотрел в  темные  глаза  калишита,  но  потом
пожал плечами и отвернулся к морю. Дарус присел отдохнуть, а  Роджер,  как
ни в чем ни бывало, продолжал править судном.
     К середине дня, однако, Тристан почувствовал, что даже бывалый  рыбак
начал беспокоиться. Волны продолжали расти, и им пришлось  спустить  почти
все паруса, оставив лишь самый маленький, размером с детское одеяло.
     - Такого просто не может быть, - проворчал старик, - чтобы погода  ни
с того ни с  сего  так  расходилась.  Нам  предстоит  трудная  ночь,  если
проклятый ветер не уляжется.
     Незадолго до наступления сумерек еще казалось, что  "Везучий  Утенок"
оправдывает свое имя. Ветер стих и  море  заметно  успокоилось.  Но  когда
свинцово-серая вода  с  приближением  ночи  стала  чернеть,  снова  возник
порывистый ветер и волны быстро достигли  высоты  шести  футов,  продолжая
расти - маленькое  рыбачье  суденышко  уже  с  трудом  вскарабкивалось  на
огромные волны.
     Кантус возбужденно бегал от бортов  судна  к  Тристану,  с  отчаянием
поглядывая  на  разбушевавшуюся  стихию.  Когда  мурхаунд  начал  скулить,
Тристан ласково погладил его большую лохматую голову.
     Гигантская стена черной воды внезапно появилась у кормы и  пронеслась
мимо, обдав кораблик настоящим  водопадом,  так  что  на  палубе  "Утенка"
оказалось на фут воды.
     - Вычерпывайте! - закричал Роджер, кивком головы  указав  на  большие
ковши, валявшиеся на палубе, Тристан увидел, как под натиском бури тяжелый
руль норовит вырваться из рук старого рыбака.
     Принц опустился на колени, с удивлением заметив, что  его  больше  не
тошнит. Понтсвейн встал рядом с ним, и стал  с  остервенением  вычерпывать
воду. Тристан, хоть и с неохотой,  но  вынужден  был  признать,  что  лорд
действовал довольно ловко,  демонстрируя  недюжинную  силу.  Он,  конечно,
понимал, что на карту поставлена его собственная жизнь.
     Они отчаянно работали  черпаками,  но  вода,  казалось,  переливалась
через планшир быстрее, чем они ее выплескивали.
     Тристан набрал очередной полный ковш, когда неожиданно в  его  ноздри
ударила отвратительная вонь. Задыхаясь, он уронил ковш и отшатнулся назад.
Зловонные черви кишащей  массой  вылезали  из  коробки,  стоящей  на  носу
кораблика.
     Он попытался закричать, но голос не слушался  его.  Черви  продолжали
вылезать наружу, и Тристан  почувствовал,  что  дно  становится  склизким.
Отвратительный запах разложения густым облаком навис над суденышком.
     - Колдовство! - воскликнул принц, обретший, наконец, голос.
     - Что это за черное волшебство? - проревел  Понтсвейн.  Лорд  был  не
столько напуган, сколько разъярен. - Это ты навлек на нас неприятности!  -
Он потряс кулаком в сторону Тристана.
     Принц отрешенно покачал головой,  наблюдая  за  Роджером,  который  с
криком ужаса смотрел на  гибель  своего  судна.  Вдруг  центр  лодки  стал
подниматься  вверх,  а  нос  и  корма  остались  под  набежавшей   волной,
послышался жуткий треск. Когда вода отхлынула, Тристан увидел, что  Роджер
исчез и руль свободно болтается.
     Рыбака нигде не было видно.
     Дарус метнулся мимо Тристана на нос "Утенка" и  попытался  развернуть
сверток, где лежало их оружие... и меч Симрика Хью!
     Корпус с треском распался на две части, и сверток с оружием мгновенно
соскользнул в черную воду. Дарус нырнул вслед за ним и  исчез  в  бурлящих
волнах.
     Тристан, наконец, обрел способность двигаться  и  успел  отпрянуть  в
сторону от падающей мачты.  Он  взобрался  на  корму,  которая  продолжала
держаться на поверхности, и попытался разглядеть Даруса, но  услышал  лишь
лай Кантуса  где-то  рядом.  Калишит  и  собака  оставались  невидимыми  в
кромешной тьме.
     Вдруг Дарус показался из воды совсем рядом, и Тристан успел заметить,
что руки его друга пусты. Тут гребень волны  ударил  в  остатки  кормы,  и
последняя  часть  "Везучего   Утенка"   развалилась   на   части.   Принц,
захлебываясь, отчаянно забил руками  по  воде,  но  тяжелая  черная  волна
навалилась на него.


     - Кралакс, ксироз, зутар!
     Короткие, проворные пальцы ласкали поверхность  зеркала.  От  стекла,
казалось, исходило мягкое  свечение.  Волшебник  говорил  нежным  голосом,
словно успокаивал нервничавшую любимую кошку.
     Но его слова были могущественными заклинаниями.
     Поверхность зеркала затуманилась, и,  постепенно,  в  нем  проступили
очертания комнаты. Синдр медленно обошел вокруг залы  совета,  и  все  его
внимание сосредоточилось  на  высоком  зеркале.  Одна  из  кроваво-красных
занавесок была отодвинута,  открывая  зеркало.  Его  золотая  рама  словно
концентрировала и усиливала исходящий от него свет.
     Волшебник посмотрел в зеркало и увидел Большой Зал  в  Кер  Корвелле.
Зал был пуст, если не считать старой поварихи, собирающей с широких столов
грязные тарелки.
     - Зуакс, эли!
     Картина в зеркале стала перемещаться, как будто наблюдатель вышел  из
зала, и начала подниматься  по  лестнице  внутри  замка.  Несколько  минут
изображение  переходило  из  комнаты  в  комнату,  легко  проникая  сквозь
закрытые двери. Кер Корвелл казался спокойным, почти брошенным.
     Синдр почувствовал раздражение, но усилием воли снова сосредоточился:
самоконтроль, напомнил он себе, - вот что самое главное.
     Он с  самодовольной  улыбкой  подумал  о  священнике  Хобарте.  Слепо
служащий своему неистовому богу, этот  толстый  фигляр  готов  принести  в
жертву собственную жизнь, если его  страшный  хозяин  потребует  этого.  И
насколько смешными были его оккультные возможности,  раздумывал  довольный
Синдр, по сравнению с могуществом волшебства главы Семерки. Так полагаться
на богов - удел глупых и слабых людей, в этом Синдр был убежден абсолютно.
     Изображение переместилось из башни  на  внешнюю  стену,  и  здесь  он
увидел двух человек, равнодушно стоящих на своем  посту.  Один  из  них  -
совсем еще молодой - задал другому  вопрос.  Волшебник  слегка  улыбнулся,
когда услышал его, и довольно ухмыльнулся, узнав ответ второго стражника.
     Теперь он знал то, что его интересовало: принц  Корвелла  на  пути  в
Каллидирр.


     С растущим интересом Баал наблюдал  за  драмой,  разыгрывающейся  над
Муншаез. Когда его  внимание  сосредоточилось  на  острове,  он  обнаружил
сердце Казгорота, которое цепко сжимал в руке его верный слуга.
     Настало время, решил Баал, передать сердце тому, кто сможет лучше его
использовать. С каждым часом Хобарт все ближе подходил к хранителю сердца,
и это сближение делало желание бога невыносимым.
     Хобарт возьмет сердце, и могущество священника возрастет  неизмеримо.
Хобарт  обретет  необходимый  инструмент,  а  Баал  получит  обратно  душу
Казгорота. Эта мысль была для бога смерти особенно приятна.
     Так Баал привел в действие свой  дьявольский  план  -  теперь  только
требовалось, чтобы один человек, уже почти сведенный с ума биениями сердца
Казгорота, перешел последнюю грань.
     И биения стали еще громче и сильнее.



                               КЕРАЛЛИСИН

     Его  величество,  Высокий  Король  Реджинальд  Карраталь,   правитель
Каллидирра и всех земель, где жили ффолки, столкнулся с проблемой, которая
его невыносимо раздражала: большой прыщ нахально устроился у него на  щеке
и ни  за  что  не  хотел  поддаваться  попыткам  короля  покончить  с  его
существованием.
     Надувшись  и  сердито  взмахнув  длинными  локонами,  его  величество
отвернулся от зеркала и принялся расхаживать по  спальне.  Его  щегольские
сапожки тонули в мягких бархатных коврах,  не  давая  возможности  топнуть
ногой так, чтоб все поняли, как он зол.
     Король обошел огромную кровать с балдахином,  двигаясь  вдоль  стены,
завешенной шелковым занавесом, стоившим целое состояние, и  с  возмущением
обнаружил, что снова стоит перед зеркалом;  только  это  было  еще  дольше
предыдущего - оно висело над его туалетным столиком.
     - Чтобы вы все лопнули!  -  взвизгнул  король  и,  схватив  флакон  с
дорогим одеколоном из Калимшана, злобно швырнул его в зеркало - разбил  то
и другое - и снова отправился в свой поход по комнате.
     - Вас что-то беспокоит, Ваше Величество? - услышал он ласковый  голос
колдуна.
     - Как ты смеешь появляться в моих апартаментах без стука? - проворчал
король, сердито щурясь на Синдра.
     - Я как раз собирался постучать, но вдруг услышал шум.  Беспокоясь  о
безопасности вашего величества, я поспешил к вам...
     Голос волшебника, как всегда, успокаивал и  ласкал  слух  короля.  Он
почувствовал, что стоило ему  увидеть  Синдра,  как  раздражение  исчезло.
Темный плащ колдуна был распахнут и под ним виднелось  одеяние  из  мягкой
ткани, расшитое золотом. Капюшон был откинут -  светлые  волнистые  волосы
обрамляли нежное, как у ребенка,  лицо,  на  котором  блуждала  ангельская
улыбка. Он протянул руку и погладил короля по плечу.
     - Ну? - сказал король. - Зачем я тебе понадобился?
     - Боюсь, ваше величество, что я принес  плохие  вести.  С  сожалением
должен сообщить, что...
     - Говори, мерзавец! Нечего тянуть  с  плохими  известиями!  -  король
подпрыгивал от нетерпения и нервно облизывал губы.
     Синдр вздохнул, явно не желая говорить.
     - Похоже, что узурпатор на пути в Кер Каллидирр.
     - Что? - пропищал Высокий Король. - Ты же мне обещал...
     - Вам нечего его боятся, - проговорил Синдр, глядя королю в глаза. Он
едва не произнес слово "еще". Очень медленно монарх успокаивался.
     - Наша первая попытка покарать его за  предательство  не  удалась,  -
объяснил колдун, поджимая губы, -