улся  к  Духареву  спиной  и  двинулся  к
своим.
   По ближнему строю нурманов прошло нечто. Не шевеление, некое незримое
напряжение,  предшествующее  действию.  Духарев  понял,  что  его  время
заканчивается. Сейчас Скарпи станет в общий строй,  и  железные  челюсти
нурманских шеренг сомкнутся и перемелют...
   - В девках ты точно разбираешься, -  медленно  проговорил  Духарев  в
широкую спину Скарпи. - Должно, тебя древлянские девки  крепко  скалками
угостили, если ты, своего князя бросив, сбежал позорно. А, боярин?
   Скарпи  остановился  на  полушаге.  Сергей  как  будто  увидел,   как
напряглись мышцы  нурмана,  как  вздулись  и  окаменели  под  кольчужной
бармицей мускулы могучей шеи...
   - Ты извини, боярин, - с деланным сочувствием  проговорил  Серега.  -
Нету у меня скалки, чтоб тебя гонять. Что ж  мне  меч  теперь  марать  о
тебя... предателя.
   Он не знал, что там у них было, в Искоростене древлянском. Но  должно
быть  -  было.  Потому  что  Скарпи   прыгнул,   как   бешеный   пардус.
Разворачиваясь уже на лету, на лету выдергивая  меч.  Так  стремительно,
что даже предельно собранный Духарев еле успел отразить удар. Но все  же
успел и тут же сильным толчком щита отбросил нурмана назад.
   - Ага! - удовлетворенно выдохнул Сергей. - Вижу: ты и  впрямь  хочешь
со мной поговорить на мужском языке, Скарпи Атлисон! Я не против. Только
ты и я. До самой смерти. Так, нурман?
   - Так, - хрипло подтвердил Скарпи. - Ты  и  я.  Поговорим.  До  самой
смерти. Твоей смерти.
   И мгновенно обуздал свой гнев, толкнувший его  на  первый,  яростный,
бросок.
   Теперь  оба  неторопливо  двигались,   высматривая,   выжидая,   пока
противник даст возможность нанести удар.
   "Сумеешь ли ты достать врага -  зависит  от  твоего  врага,  -  снова
вспомнился Сереге старый Рёрех. - А вот сумеет ли враг  достать  тебя  -
это уже от тебя зависит".
   Мир перестал существовать  для  Духарева.  Силуэты  воинов,  своих  и
чужих, окруживших поединщиков, потеряли четкость. Все, что  осталось  от
большого мира, это сотня квадратных метров  хорошо  утоптанной  земли  и
прикрывающийся поцарапанным щитом нурман в  вороненом  шлеме  и  пыльных
кожаных штанах, заправленных в такие  же  пыльные  сапоги.  И  невидимая
упругая струна, натянутая между ними, соединившая их  намертво,  в  одно
целое, так что ни один из них не  мог  и  полшага  сделать  отдельно  от
другого. Все чувства куда-то ушли,  осталось  только  немного  азарта  и
ощущение некоей великой игры, в которой они оба, нурман и варяг,  равные
партнеры и которая невозможна без одного из них и  неминуемо  прервется,
когда более опытный игрок, Скарпи, ухитрился-таки получить преимущество:
развернул Духарева лицом к  солнцу.  Но,  как  часто  бывает,  противник
нурмана сумел превратить оплошность в выигрыш. Кончик  его  меча  поймал
солнечный блик и послал его,  безобидный  солнечный  "зайчик",  прямо  в
овальную глазную  прорезь  нурманского  шлема.  Скарпи  дернул  головой,
уклоняясь, а Серегин клинок прыгнул вперед и вниз, под  нурманский  щит,
целя в ногу Скарпи. Но опыт есть опыт. Тридцать лет войны - и воин  хоть
с завязанными  глазами  угадает,  откуда  последует  удар.  Щит  нурмана
перехватил  и  отбросил  меч  варяга.  Серега  еле  успел   принять   на
собственный щит клинок Скарпи. Руку пронзила короткая  боль.  Отсеченный
край щита, кусок дерева с медной оковкой,  ударился  о  стену.  И  новый
удар, тоже принятый Сергеем на содрогнувшийся щит. Еще  удар...  Духарев
не успевал контратаковать. Скарпи полностью захватил инициативу. Его меч
порхал в воздухе, как крыло бабочки, и  сек  так  быстро,  словно  топор
плотника, прорубающего паз в опорном столбе. Но каждый молниеносный удар
отзывался болью в руке и жалобным треском деревянной основы щита. Сергей
тоже мог бы вот так, изящно и стремительно, когда не рука ведет  меч,  а
меч увлекает за собой  руку...  Но  для  этого  нужно  было  перехватить
правило поединка. На долю  секунды  сбить  серебристое  крыло  нурманова
меча.  Крохотный  миг,  десятая  доля  секунды...  Но  Скарпи  не  давал
противнику этого мига. Закаленная сталь кромсала Серегин щит. Левая рука
Духарева почти онемела. Еще один удар - щит рассыплется и тогда...
   Серега все-таки сделал попытку встречной атаки.
   Скарпи легко, играючи, свел ее на нет, выиграв лишние  полсекунды,  -
размахнулся, длинно, с доворотом...  Превосходный  нурманский  клинок  с
шипением разорвал воздух, выходя на завершающий удар, после которого  от
щита его противника останется куча  бесполезной  щепы,  и  хорошо,  если
только от щита...
   ...Духарев уже  чувствовал  этот,  последний,  удар,  неотвратимый  и
сокрушительный, Сергей ждал  его  и  уже  почти  принял...  Но  в  самый
последний момент  словно  какая-то  сила  толкнула  его  вверх.  Духарев
подпрыгнул на добрый метр (это в  полном  доспехе!),  воины,  нурманы  и
славяне, дружно ахнули... когда меч Скарпи с яростным шипением  пропорол
воздух под ногами Духарева. Хитрый нурман и не собирался доламывать щит.
Хитрый нурман! Он был куда  более  опытным  бойцом,  чем  Серега.  Более
опытным и более умелым, но удача изменила ему.
   Инерция собственного замаха развернула Скарпи боком к противнику.  На
какой-то миг Сергей словно завис в  воздухе  -  потрясающее  зрелище!  -
затем булатный клинок сам провернулся в Серегиной кисти на обратный хват
и Сергей ударил сверху, с прыжка, будто копьем - повыше золотой  "змеи",
в кольчужный ворот нурманского панцыря. Вложив в  удар  не  только  свою
немалую силу, но и сотню с четвертью килограммов  облаченного  в  железо
падающего  тела.  Брызнули  в  стороны  лопнувшие   кольчужные   кольца,
хрустнула кость, всхлипнула  живая  плоть,  распадаясь,  разрываясь  под
напором стального жала в три пальца шириной...
   Духарев приземлился на спружинившие ноги, круглый щит  соскользнул  с
руки нурмана, прокатился по земле и упал, задребезжав металлом оковки.
   Нурман и варяг стояли напротив друг  друга,  глаза  в  глаза.  Пальцы
Духарева - на запястье правой, оружной руки Скарпи, а  тот  еще  силился
вырваться, ударить, хотя  сердце  его  было  разорвано  надвое  булатным
варяжским клинком...
   Светлые глаза нурмана  подернулись  дымкой.  Он  открыл  рот,  силясь
что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынула кровь, запятнав  штаны  и
сапоги победителя.
   Духарев аккуратно, почти бережно  опустил  обмякшее  тело  на  землю,
поднатужившись, вытянул из раны меч, обтер его, вернул в ножны и  только
после этого поднял глаза на закаменевшую шеренгу нурманов. И  сразу,  не
колеблясь, свистом подозвал Пепла, взял повод и спокойно двинулся  прямо
на ощетинившиеся копья.
   И стена расступилась. Сергей прошел между нурманами, ни  на  кого  не
глядя, неспешно, уверенно.  И  следом  за  ним  вытек  из  западни  весь
десяток, один за другим, аккуратно объезжая  мертвое  тело,  не  отнимая
ладоней от оружия... Но обошлось. Победа  Духарева,  его  харизма  стала
щитом, который не просечь нурманской секире.
   Потом, недели  через  две,  большая  часть  этих  нурманов  придет  к
Духареву. Не с местью - проситься под его руку,  в  его  сотню.  Но  это
будет позже, а сейчас  все,  кто  видел  последний  бой  Скарпи,  просто
почувствовали: произошло нечто. Что-то изменилось в мире, который уже не
будет прежним.
   Словно до всех наконец дошло: умер. Нет, не  боярин  Скарпи  Атлисон,
верная шуйца князя, а сам великий  князь  киевский  Игорь,  сын  Рюрика.
Умер. Что дальше?

Глава пятьдесят четвертая
ПОСОЛЬСТВО

   А дальше были древляне.
   Когда Духарев с гриднями, растолкав  люд,  пробились  поближе,  между
древлянской  лодьей  и  народом  уже  стояли  двумя   цепями   серьезные
Свенельдовы гридни.
   Устах тоже был тут.  Заметил  кровь  на  Серегиной  одежде,  спросил;
"Откуда?"
   - Потом, - бросил Духарев. - Где Свенельд?
   - Да вон он! Этих встречает, - Устах сплюнул в пыль. - Моя б воля...
   Но воля была не его. И древляне прибыли  не  абы  какие.  Полномочное
посольство от князя Мала  -  к  вдове  князя  Игоря.  Человек  двадцать.
Важные, блин. Шапки в полметра, бляхи на грудях золотые - в полщита.
   Разговаривал с ними Свенельд.  Асмуд  от  такой  чести  попросил  его
избавить. Сказал: "Не удержусь. Порублю".
   И точно, не удержался бы. Послы вели себя с невероятной наглостью. Со
Свенельдом, киевским воеводой,  о  деле  говорить  отказались.  Но  дали
понять, что не каяться приплыли, а с деловым  предложением.  Но  изложат
его исключительно  княгине.  Ах,  княгиня  в  Вышгороде?  Ну  так  пусть
пожалует в Киев. Недалек путь.
   - Может, вас еще к княгине в терем на  руках  отнести?  -  с  иронией
спросил Свенельд.
   - Можно и на руках, - с важностью отвечали послы. - А лучше  прямо  в
лодье. И нас почтите, а пуще - князя нашего,  прежде  немалую  обиду  от
вашего Игоря принявшего.
   Серега слушал и никак не мог понять: всерьез это или шутка?
   Оказалось, никакая не шутка. Но Свенельд держался железно: как  будто
так и должно быть.
   - Можно и в лодье, - ответил он. - Только я  сначала  должен  княгиню
известить. Грамотку к ней дадите - с чем приехали? А уж она, слово  даю,
примет вас с тем почетом, какой вам подобает.
   Тут глаза воеводы нехорошо сверкнули, но древляне этого не заметили.
   Составили грамотку, вручили Свенельду.  Главный  посол  воеводе  даже
подарок сделал: браслет золотой с птицами. Словно девке.
   Воевода его потом Сереге сунул: жене отдашь.
   У древлянской лодьи поставили стражу и поехали в Вышгород.
   Грамотка оказалась знатная.
   Никаких извинений и сожалений. "Мужа твоего мы  убили,  так  как  муж
твой, как волк, расхищал и грабил. И все ваши князья варяжские такие,  а
вот наши князья хорошие, потому что берегут  Деревскую  землю.  Так  что
иди, княгиня, замуж за князя нашего Мала, и станет он тебе мужем добрым,
а Киеву судьей справедливым. Тут и распре нашей конец будет и все станет
ладом".
   - Я этого Мала живьем в землю зарою! - яростно бросил Асмуд. - Сватов
прислать вздумал, собачий  сын!  Варяжские  князья  ему  плохие!  Совсем
взбесились, собачьи дети! Они еще не знают, что такое варяги! Узнают!
   - Хотелось бы и мне знать, - медленно проговорила Ольга. - Только  ли
от глупости они такие наглые. Или за этим еще что-нибудь есть?
   - Есть, - мрачно  подтвердил  Свенельд.  -  Мне  сообщили:  Мал  этот
ссылался уже с уграми. Посулил за помощь  под  их  руку  отойти.  Да  не
только древлянскими, но и полянскими землями, и моими уличскими. К  нему
в Искоростень сейчас отовсюду недовольные нами идут.  Большая  сила  там
собирается.
   - Говорил я: надо было сразу ударить! - в сердцах воскликнул Асмуд. -
А вы - подождать! Вот и дождались!
   - Не кричи, - строго одернула  его  княгиня.  -  Что  угры  ответили,
Свенельд?
   - Еще не знаю. Но буду знать. Ну что, поднимаем войско?
   - Нет, - качнула головой Ольга. - Сначала сватов примем.
   - Да... ты... всерьез ли  это  говоришь,  матушка?  -  в  один  голос
воскликнули Свенельд и Асмуд. Ольга стояла к ним спиной, и они не видели
ее лица. А Серега видел. Сватам можно было только посочувствовать.
   - Ты, воевода, вроде обещал, что  их  на  лодье  ко  мне  понесут,  с
почетом великим? - спросила княгиня.
   - Это я к слову...
   - А велика у них лодья?
   - Да нет. На шесть весел.
   - Вот и хорошо. Распорядись, чтоб так и было. Собери  людей,  сколько
требуется. Почтим гостей дорогих. И у меня их почтим. Особо...
   Смотреть, как несут древлянских послов, сбежалось пол Киева. Так  что
в добровольных помощниках недостатка не было. Но понесли их не на  Гору,
а на большой  княгинин  двор,  располагавшийся  за  городскими  стенами.
Пронесли с почетом до ворот. У ворот же добровольцев от лодьи  оттеснили
княгинины люди. Лодью внесли во двор, и  ворота,  к  немалому  огорчению
любопытных, затворились...
   Лодья тихонько раскачивалась на плечах носильщиков.  Словно  по  морю
шла. Древлянские послы, важно избоченясь, восседали на лавках. Во Дворе,
шеренгами, стояли дружинники.
   Лодья замерла. На высоком крыльце появилась великая княгиня.  Подняла
руку, будто здороваясь... И уронила.
   Сотни луженых глоток разом выкрикнули приветствие...
   И прочная палуба, словно в шторм, полетела вниз, из-под ног  древлян,
в ужасе вцепившихся в борта.
   Вопль их канул в реве воинов. Так же, как хруст  крепких  корабельных
досок.
   Княгиня неторопливо подошла к глубокой яме, заглянула вниз.
   - Что? - спросила. - Хороша ли для вас честь?  Должно  ли  я  величаю
убийц князя моего? Сладко ли вам?
   - Горько, княгиня, - ответили из ямы.
   - То-то! - Ольга повернулась к своим, бросила коротко:
   - Засыпайте!
   Тем же утром в Искоростень полетели гонцы из стольного града Киева.
   Везли они грамоту от великой княгини  старшине  древлянской.  Сказано
было в грамоте: "Если вправду меня просите, то  пришлите  лучших  мужей,
чтобы с великой честью пойти за  вашего  князя,  иначе  не  пустят  меня
киевские люди".
   А в киевском Детинце оставшаяся без  главы  дружина  Игоря  приносила
присягу его юному сыну Святославу.
   У юного князя были лицо и рост мальчишки, но сложение и повадка мужа.
А в седле он сидел так,  словно  конская  спина  была  продолжением  его
собственного тела.
   Пока  Асмуд  и  Свенельд  разбирались  с  дружиной,  Серега  с  двумя
десятками гридней оставался при князе.
   - Ты - тот Серегей, который предсказал смерть моего отца?  -  спросил
его мальчик.
   - Да, - подтвердил Духарев. А мою смерть ты сможешь  предсказать?  Ты
еще слишком юн, мой князь, чтобы думать о смерти, - снисходительно,  как
ребенку, ответил ему Сергей.
   - Если древляне возьмут верх, они  меня  убьют,  -  спокойно  ответил
Святослав, и Духареву стало стыдно. Святослав был мальчишкой, но он  был
князем. И это было важнее того, сколько ему лет.
   - Мы побьем их, - сказал Серега. - А ты вырастешь и прославишься.
   - Я спросил: сможешь ли  ты  в  назначенный  час  предсказать  и  мою
смерть? - строго произнес мальчик.
   - Если я скажу: да?
   - Тогда я велю тебе всегда быть рядом со мной.
   - Это честь, - сказал Духарев. - Но я  хотел  бы  сражаться  рядом  с
тобой и без этого.
   - Так и будет,  -  выбритая  головенка  с  единственной  светло-русой
прядью величественно кивнула. - Что еще ты предсказал моему отцу?
   - Еще то, что слава и удача будут с тобой, князь, пока рядом с  тобой
будет твой воевода Свенельд.
   - А Асмуд?
   - О нем я ничего не могу сказать. Только то, что он - лучший воин  из
тех, кого я знаю. Хотя ему уже немало лет.
   - Свенельд будет рядом со мной, - сказал юный князь. - И Асмуд. И ты.
Глава пятьдесят пятая "КНЯЗЬ УЖЕ НАЧАЛ..."

   Древляне  прислали  новых  послов.  Лучших  мужей   со   всей   земли
Древлянской. Как просила Ольга.
   Княгиня встретила их по-княжески. Пригласила в баньку с дороги...
   Из баньки дорогие гости не вышли. Пожар в баньке случился, а двери  -
беда какая! - оказались на запоре. Так и сгорели гости в одночасье.
   А из Киева в Искоростень новое послание полетело:
   "Вот уже иду к вам. Готовьте медов поболее в городе, где  убили  мужа
моего, да поплачусь на могиле его и сотворю по нем тризну".
   И, взявши с собой одних лишь  отроков  своих  да  еще  сотни  полторы
гридней, княгиня бесстрашно отправилась на древлянскую землю.
   И Асмуд, и Свенельд пытались ее отговорить, но без толку.
   - Вы, главное, сами не опоздайте! - заявила Ольга и отбыла.
   Две недели Серега дома почти и не бывал, ночевал в гриднице - слишком
дел много было. Но последнюю  ночь  перед  отправлением  решил  провести
дома.
   Дома, надо отметить, вполне обходились и без него. Челядь  ходила  по
струнке, зато во  дворе  толклись  какие-то  оборванцы,  прикармливаемые
Сладой,  по  христианскому  обычаю.  Ближе  к  вечеру  появлялись  более
почтенные гости: из киевских больших людей. Непременно - Горазд с Мышом.
   Большим успехом пользовался Артак.  Как  предсказатель.  У  Слады  он
завоевал  полное  доверие  и  право  целыми  днями  бездельничать,   что
официально называлось "Артак предается размышлениям". Расходы на  парса,
впрочем, были невелики: ел он как птичка.
   Серегу  дома   встретили   фанфарами,   гвардейским   построением   и
троекратным "Ура!". Однако торжественного  мероприятия  "Большой  хозяин
вернулся" не получилось. Духарев, уже навострившийся командовать, с ходу
бросил Мышу:
   - Ты сегодня за старшего! - подхватил Сладу и увлек  ее  в  спаленку,
где они и провели  вечер,  ночь  и  даже  ухитрились  захватить  кусочек
следующего за ночью утра.
   С  рассветом  бравый  киевский  сотник  отбыл,  прихватив   с   собой
популярного  парса  (лекарь)  и  счастливого  Мыша  (набираться  боевого
опыта).
   Мыша, правда, ему отдавать не  хотели,  но  Серега  клятвенно  обещал
Сладе,  что  глаз  с  брата  не  спустит,  да  и  остальные  его  ребята
присмотрят, чтоб не побили новобранца. Мыш в это время скромно  стоял  в
сторонке, но едва отъехали, тут же заявил, что сам  с  усам  и  никакого
присмотра ему не требуется.
   - Так, - сказал Духарев. - Ты, парень, забудь, как мне перечить.  Это
я тебе дома брат был. А теперь я - твой сотник.  Скажу  "бей"  -  бьешь.
Скажу "беги" - бежишь. Скажу: спусти портки и за задницу себя  ущипни  -
спустишь и ущипнешь. Не нравится - шагом марш обратно. Ну?
   - Не нравится, - буркнул Мыш. - Но обратнй не  поеду.  Ты  -  сотник.
Буду делать что скажешь.
   - Молча!
   - Молча.
   - Вот и хорошо. А теперь - в галоп. Опаздываем!

***

   Киевское войско,  верней,  не  просто  киевское,  а  киевского  князя
Святослава Игоревича, разворачивалось по южному краю поля. По  северному
строились, подтягиваясь, древлянские полки. Были тут не только древляне,
но и иные племена, хотя пришлых было намного меньше, чем могло  быть.  И
угорский король обещанную помощь не подал. Не успел. За спиной у древлян
стоял крепкий город Искоростень, в котором вполне можно было отсидеться,
но разъяренные древляне  не  стали  отсиживаться  за  стенами,  вышли  в
открытое поле.
   Коварный план Ольги сработал.
   Увидав, что княгиня приехала на тризну всего лишь  с  малым  войском,
древляне  расслабились.  Немного  насторожило   их   отстутствие   среди
спутников Ольги их собственных послов, но княгиня  успокоила  тем,  что,
мол, едут послы с почетом вместе с киевскими лучшими людьми.
   От радости, что все получается по-ихнему, древляне выкатили  немерено
и выпивки, и закуски. Наиболее достойных  Ольга  пригласила  на  тризну.
"Наиболее достойных" оказалось под тысячу. Во главе с  будущим  женихом,
князьком древлянским Малом. В  этом  скопище  пирующих  древлян  княгиня
осталась одна-одинешенка. Если не считать ее отроков, прислуживавших  на
пиру... А когда древляне перепились настолько, что перестали соображать,
княгиня скромно удалилась, отроки достали мечи и вместе  с  подоспевшими
гриднями быстренько  перерезали  сотрапезников.  Проблем  у  киевлян  не
возникло никаких, поскольку пировать на тризне полагается без оружия.
   Вероятно, кого-то недорезали. Потому что  утречком  весь  древлянский
народ уже был в курсе происшедшего.  В  Искоростене  стоял  плач  и  ор,
побежали гонцы в другие древлянские городки. Но разъяренные древляне  не
стали ждать, пока соберется вся их сила. Старейшины подняли дружину Мала
(и поднимать особо не требовалось - ребята и так  были  очень  сердиты),
подняли ополчение и, не мешкая, устремились в погоню за коварной вдовой.
   Не мешкая - это значит ближе к полудню.
   Смерть  Мала  лишила  древлян  единого  командования,  а  дисциплиной
ополченцы и так никогда не отличались. В общем, сборное воинство  прошло
верст десять - и  получило  весть,  что  к  Искоростеню  идет  княжеское
войско.
   Движение застопорилось. Половина тут же закричала, что  надо  уходить
за стены. Вторая требовала немедленной мести.
   Орали до  самого  вечера.  Притомились