вшее  преследователей  от  преследуемых,
снова начало увеличиваться.
   Устах, увидев это, уже  скакал  прочь,  гоня  перед  собой  остальных
лошадей. Элда ему помогала. Не слишком умело.
   Когда Машег с Сергеем поравнялись с ними, табунок поскакал проворней.
Но печенеги шли за ними, не отставая.
   За Поняткой и Гололобом погони не было.
   Хузарин вдруг ловко развернулся в  седле  задом  наперед.  Конь  его,
ничуть этим не смущенный, продолжал идти ровным галопом, не отставая  от
остальных и не обгоняя, хотя мог бы.
   А Машег поднял лук... И показал себя. Сравнить его с обычным стрелком
- все равно что сравнить пулемет с винтовкой Мосина. Туго набитый колчан
опустел за минуту. Тетива стучала, как взбесившийся метроном.  Это  было
нечто невообразимое, Один... Один воин заставил рассеяться  целую  сотню
врагов! Нет, печенеги не повернули назад, просто рассыпались в  стороны.
И самую малость сбавили темп, сообразив, что в первую  очередь  вылетают
из седла те, кто впереди. Расстояние между ними и варягами увеличилось.
   Машег засмеялся и сильным толчком вернулся в нормальное положение. Он
был очень доволен. Не в последнюю очередь оттого, что поймал восхищенный
взгляд Элды.
   Устах  вытянул  из  своего  колчана  толстый  пук  стрел  и  протянул
опустошившему свой сак хузарину. Машег взял, но использовать их сразу не
стал. Печенеги вытянулись дугой и отставали шагов на,  четыреста.  Чтобы
на такой дистанции, на  скаку  снять  одинокого  всадника,  даже  Машегу
потребовалось бы очень много стрел.

Глава тридцать пятая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА ДУХАРЕВ НЕОЖИДАННО УЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО ЕГО СЧИТАЮТ МУДРЫМ

   Они уходили на запад, меняя аллюр с галопа на шаг и снова с  шага  на
галоп. Скакали до первых, звезд, хотя еще на закате миновали  пересохшее
русло маленькой речушки. Песок на дне был влажный - под  ним  оставалась
вода.  Это  было  хорошее  место  для  ночлега,  но  варяги   не   могли
остановиться на виду у преследователей.
   А вот печенеги остановились. Но не все. Часть продолжала погоню.
   - Может, оставить им пару мешков с серебром? - предложил Устах.
   Синеусый варяг устал от дневной жары и долгой скачки. Он  то  и  дело
прикладывался  к  фляге.  Но  позволял  себе  не  более   глотка:   воду
приходилось экономить.
   - Рассыпать серебро по траве - пусть пособирают? - предложил Устах.
   - Нет, - коротко ответил Духарев. Он тоже вымотался.  В  их  компании
только Машег казался  бодрым.  И  по  мере  сил  подбадривал  остальных.
Особенно Элду. А нурманка держалась куда лучше, чем рассчитывал Духарев,
Скакала наравне с мужчинами. Вот только менять коней на ходу  не  умела,
приходилось  останавливаться.  Хузарин   неизменно   оказывался   рядом,
подставлял под сапожок сцепленные руки, придерживал стремя.  Еще  раньше
он подобрал для женщины лошадей с самой ровной рысью. Поначалу  нурманка
от помощи гордо  отказывалась,  но  потом  смирилась.  К  вечеру  ее  не
привычные к долгой езде мышцы настолько одеревенели, что Машег буквально
вынимал ее из седла. Но Элда не жаловалась, и варяги это оценили.
   Когда  на  небе  высыпали  звезды,  преследователи  повернули  назад.
Преследуемые рискнули сделать только короткий привал.
   - Машег, сколько нам примерно до тракта? - спросил Духарев.
   Хузарин подумал немного:
   - До ближайшего колодца - стрелищ  семьдесят-восемдесят,  -  уверенно
ответил он.
   Рожденный в степи, хузарин железно "держал" направление.
   Теперь задумался Сергей.
   Возвращаться на тракт было рискованно. Духарев  прислушался  к  своим
ощущениям:  когда  нет  иного  выхода,  стоит  довериться  интуиции.  Но
интуиция молчала.
   - Идем на тракт! - решил Сергей, и они снова полезли в седла.
   Примерно через час под копыта коней легла ровная твердая дорога.  Еще
через полчаса Духарев скомандовал:
   - Стой!
   Впереди, отражая лунный  свет,  белел  плоский  камень,  прикрывающий
горло колодца.
   Вдвоем с  Устахом  они  отодвинули  камень.  В  черной  яме  серебром
блеснула вода.
   Теперь можно было устраиваться на ночлег.
   Первым нести стражу выпало Духареву. Элда и Устах моментально уснули,
а вот Машег ложиться не торопился. Сидел на свернутом войлоке, глядел на
звезды. Духарев-командир бодрствования  хузарина  не  одобрял.  Если  по
расписанию бойцу положено спать - должен спать, а не на звезды пялиться.
Но Духареву-дозорному общество товарища было приятно.
   Как ни странно, несмотря на тяжелый день, Серега не  чувствовал  себя
вымотавшимся. Когда  уходили  от  погони,  он  впал  в  некое  дремотное
состояние: полусон-полубодрствование. Темп отряду задавал Машег,  и  как
только лошади переходили на шаг, Серега тут  же  растворялся  в  жаре  и
мерном покачивании конской спины. Тело само предпринимало нужные усилия,
чтобы не вывалиться из седла. И эти усилия  были  минимальны.  Это  было
вроде экономного дыхания в поединке. Этот неожиданный подарок  организма
Серега в полной мере оценил только сейчас. И  очень  сильно  подозревал,
что Машег тоже владеет подобным  искусством,  иначе  как  он  ухитряется
оставаться бодрым после целого дня в седле? Да еще в  полном  доспехе  и
под палящим солнцем.
   Духарев уже собрался спросить его об этом, но  Машег  сам  задал  ему
вопрос.
   - Вот скажи, Серегей, - тихо проговорил  он.  -  Ты  видишь  будущее,
когда захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?
   - Скорее второе.
   - Жалко, - хузарин вздохнул. - А то я  бы  тебя  попросил  посмотреть
кое-что... Про нас. В будущем.
   - Ты думаешь, я бы сам не посмотрел, если бы мог? - отозвался Серега.
   Машег снова вздохнул. Часто он вздыхает. Раньше за ним  подобного  не
замечалось. Что-то с благородным хузарином не то...
   - Давай, выкладывай, - подбодрил его Духарев. - Что там у тебя?
   - Да, понимаешь... Это касается Элды... Еще один вздох.
   - Да? А мне показалось: у вас все ладится.
   - Да, в общем, - Машег опять вздохнул. - Ладится, да. Но,  понимаешь,
я сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная...
   - А разве нет?
   - Да... Да, все так. Только... Она другая.  Не  такая,  как  я  думал
поначалу.
   - Ну, брат, ты даешь! - сказал Сергей. - Много у  тебя  было  женщин,
которые оказывались такими, какими казались?
   Машег не ответил.
   Прошла минута, другая...
   Между небом и землей лежала  душно-теплая  ночь.  Степь  была  словно
огромный  зверь.  Она  дышала,  и  у  ее  дыхания  был   свой,   особый,
неповторимый запах. Земля казалась живой под сухой шерстью травы. А все,
что на ней, - люди, звери - вроде насекомых на бычьей спине. Земля  была
теплой, а звездное небо, наоборот, холодным и пугающим. В  такие  минуты
Серега понимал, почему небесные боги кочевников свирепее  и  мстительнее
богов земных. И для него, кочевника не только пространств, но и времени,
эти холодные небеса были еще более  пугающими.  Как  там  говорил  парс?
"Звезды тебя не знают". Чужие звезды... Машег что-то сказал,  и  Духарев
очнулся.
   - ...У меня, Серегей, было много разных женщин, - говорил хузарин.  -
Всяких... Но все не такие, как она. А Элда... Ей трудно было, Серегей. С
мужчинами трудно, а с женщинами - еще труднее. Ее  биться  учили  -  как
мужа. А у нее душа нежная, словно птенец  перепелки.  -  Машег  еще  раз
вздохнул и добавил:
   - Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!
   - Или тебя - ей? - заметил Духарев.
   - Или меня - ей, - повторил Машег. И добавил после паузы; - Сердце  у
меня болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с  ней?  Страх  во  мне
теперь, брат. Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды - только
Бог был и честь родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А  ее
- можно. Раньше я смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы
должны умирать. Иначе как бы мы возвращались  к  своему  Творцу?  Смешно
избраннику Господа боятся Небесного Отца! А  теперь  я  боюсь,  Серегей!
Боюсь умереть... Я уйду, а что тогда станет с ней? Что  сотворит  с  ней
этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду, Серегей! Ты мудр,  подскажи,  как
мне с этим жить?
   - Я - мудр? - изумился Духарев, но Машег словно не услышал.
   - Подскажи, Серегей! Не умею я так, со страхом внутри.  Он  силу  мою
точит. Стыдно мне! Отец мой не ведал страха. И дед. Боюсь я и того,  что
кровь свою опозорю! Честь моя. Бог мой... и она.  Когда  я  спрашиваю  у
души своей: что ей дороже? "Она!" - отвечает душа. И это правда!  Стыдно
мне, Серегей! Мы с тобой от одного Бога, Серегей! И одна  у  нас  Первая
заповедь: возлюби Господа более себя самого! Ужель я предаю Бога  моего?
Скажи мне! Серега  придвинулся  ближе,  обнял  хузарина,  как  обнял  бы
младшего брата.
   - Ты ее любишь, - сказал он. - Любовь - от Бога. И ты  любишь  в  ней
Бога, Машег. Чего тут стыдиться? И бояться не  надо.  Не  вечно  же  она
будет делить с тобой жизнь воина! Мы выкарабкаемся, привезешь ее  домой,
там она будет в большей безопасности. И твой страх уйдет.
   - Нет, - качнул головой хузарин. - Нет, Серегей, не сможет она у меня
дома жить, по нашему уставу, с женами моими, с  матерью.  У  нас  обычаи
строгие. Не станет она - по-нашему. Другая она. Не станет. И не сможет.
   - Тогда посели ее у нас: в Переяславле, в Киеве...
   - Может быть... - задумчиво произнес хузарин. -  Но  знаешь,  чего  я
хочу?
   - Да?
   - Пусть она со мной будет. Всегда. И здесь, в поле. Научу ее из  лука
стрелять, с конем дружить научу. Станет воительницей не хуже Мисюрка.
   - Мисюрок мертв, - напомнил Духарев.
   - Значит, она будет лучше.
   - Хорошо, - не стал спорить Сергей. - Но тогда я не  понимаю,  в  чем
трудность? Будет она воительницей. Будет с тобой  рядом  драться.  Ну  и
отлично!
   - Да, - вздохнул хузарин. - Этого я и боюсь. А если меня убьют?  Если
она тем же печенегам добычей станет? Вот она  говорит:  муж  ее  прежний
оборонить не сумел. Он мог ее с собой в Валхаллу взять, но не взял. А я?
Моя душа к Богу истинному уйдет.  А  ее?  Что  будет  с  ней?  Боюсь  я,
Серегей!
   - Так, - сказал Серега. - Ты сам же сказал: Бог ее тебе дал. Верно?
   - Верно.
   - Разве Бог дает что-то просто так?
   - Нет, наверное...
   - Значит, встретились вы не случайно. И отсюда вывод: чему быть, того
не миновать. Живи, радуйся, но не забывай, сколько у тебя врагов. И  Бог
вас не оставит!
   - Но она язычница, Серегей!
   - А это уже твои трудности! - Серега убрал  руку  с  плеча  хузарина,
потянулся, хрустнув суставами. - Уговори ее стать иудейкой, - сказал он.
- Женщинам, как я понимаю, это проще. И резать ничего не надо! -  Серега
засмеялся.
   В ночной степи его смех прозвучал почти кощунственно.
   - Уговорить ее будет нелегко, - задумчиво произнес Машег.
   - А кто сказал, что будет легко? Сама-то она как к тебе относится?
   - Говорит: я лучший мужчина, чем ее бывший муж.
   - Да? И когда это вы успели?
   - Вчера. На речке.
   - Ну ты крут! - восхитился Духарев.
   - Да не в этом дело! - отмахнулся хузарин. - Вчера она моей больше от
обиды стала. На тебя она обижена была. Ты мужу  ее  обещал  принять  как
жену, а не принял. Вот она от обиды - со мной.
   - И что, она по-прежнему считает, что я должен взять  ее  в  жены?  -
Серега даже испугался.
   - Уже нет, - восстановил его спокойствие хузарин. - Во-первых,  я  ей
объяснил, что ты - христианин. Одна жена у тебя уже есть, а второй -  не
положено. А во-вторых, я сказал... - Машег хихикнул, - ...что я - лучший
воин, чем ты, потому что лучше меня я в степи  воина  не  встречал.  Она
нурманка, Серегей. Дикарка. Сила для нее - превыше всего.
   - Это верно, - согласился Духарев. - От скромности ты  не  умрешь,  -
Серега усмехнулся.
   - А это так и есть, - спокойно ответил хузарин. - Лучшего воина  я  в
степи не встречал. Встречу - сразу узнаю.
   - Интересно, как?
   - Он меня убьет.

Глава тридцать шестая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ВИДИТ СКВЕРНЫЙ СОН

   Когда пришла Серегина очередь отдыхать, он завернулся в  попону,  лег
на бочок, положил под голову седло, расслабился, очень надеясь, что  ему
приснится что-нибудь "вещее", полезное.
   Вместо этого ему приснился Питер. А может, даже и  не  Питер,  потому
что место было совсем незнакомое, из окна открывался вид на  замызганные
пятиэтажки, пахло пылью и мазутом.
   Серега сидел за широким столом: справа - компьютер и  факс,  слева  -
пепельница и здоровый рыхловатый мужик с папиросой в зубах. Сергей  тоже
затянулся и стряхнул пепел. Жест был привычный.
   "Я же не курю!" - подумал он с удивлением.
   Рыхловатый глянул на часы, сказал:
   - Счас придут. Он любит так: чтоб минута в минуту.
   Сергей раздавил в пепельнице сигарету и тоже поглядел  на  часы.  Без
двух шесть.
   Часы были тяжелые позолоченные, или,  возможно,  сплошь  золотые,  на
пальце - золотой литой перстень, а на запястье - цепочка. Похожая на ту,
что носил Духарев-варяг, только эта, из  сна,  была  полегче,  и  работа
погрубее - серийный продукт.
   С монитора весело скалились две  голые  сисястые  девки.  В  обнимку.
Краски были настолько яркими, словно бы и не сон это, а явь. Но  Серега,
как ни странно, точно знал, что спит.
   За  дверью  раздались  шаги,  и  наручные  часы  Духарева  немедленно
запиликали, отмечая очередной час.
   Вошедших было трое. Вошли, не здороваясь. Двое тут же  направились  к
столу. Один, сдвинув пепельницу, уселся на край, второй развернул стул и
взгромоздился  верхом,  сложив   на   спинке   мускулистые   разноцветно
татуированные руки. Третий, в  больших  зеркальных  очках,  расположился
поодаль, в углу, в кресле рядом с кадкой, в  которой  умирала  волосатая
пальма.
   - Короче, - буркнул тот, что сел на стул. - Вы наварили на нашем поле
сорок восемь штук. Их надо отдать. И штраф - еще двадцать. Сроку  вам  -
неделя.
   Духарев пробарабанил пальцами по столу.
   - И только-то? - произнес он. - А потом?
   - А потом вали отсюда на xep  -  гаркнул  тот,  что  расположился  на
столе.
   - Мы не сможем столько заплатить, -  сказал  рыхлый.  -  Может,  штук
тридцать-тридцать пять... Больше у нас нет...
   Духарев недовольно  покосился  на  него.  Этот  здоровый  мужик  явно
трусил, даже вспотел от страха. Ну и сидел бы, не открывая пасть.
   - Нет, ты, типа, не понял? - деланно удивился тот, что  на  столе.  -
Тебе конкретно сказано, а ты, типа, не понял? А если я тебе  счас  -  по
ушам? - он наклонился вперед,  навис  над  рыхлым.  Тот  подался  назад,
втянул голову в широкие плечи...
   - Это я не понял, - медленно проговорил Духарев. - У нас  разговор  -
или как?
   Он уперся взглядом в глаза того, что сидел на стуле.
   "Я тебя сделаю!" - говорил этот взгляд.
   Татуированный не выдержал, покосился на мужика  в  зеркальных  очках.
Тот молчал.
   - Разговор, - сказал татуированный. - Пока разговор.
   Второй, на столе, тут же откачнулся назад,  но  продолжал  с  угрозой
смотреть на рыхлого. Духарева он как будто не замечал.
   - Мы предъяву сделали, - сказал тот, что на  стуле.  -  Вам  сказано,
когда и сколько. Счетчиков не будет. Не заплатите через  неделю  сколько
сказано, отдадите все. И яйца в придачу.
   - Я испуган, - спокойно сказал Духарев. - Видишь,  как  у  меня  руки
дрожат? - он положил на стол здоровенные кулаки.
   - Ах ты... - начал было тот, что на столе, но  осекся,  когда  открыл
рот татуированный.
   - Не хочешь платить, не юли, так  и  скажи,  -  теперь  он  обращался
непосредственно к Духареву.
   - Не хочу, - подтвердил Сергей. - Это наши деньги, нами заработанные,
до последнего бакса. Где ты был полгода назад, когда  мы  поднимали  эту
тему? Пришел бы и сказал: это мое, я сам буду делать? Почему не пришел?
   - Не твое дело!
   - Да ну? А я тебе скажу! Потому что сами бы вы шиш с  маслом  подняли
бы!
   - Значит, ты платить не будешь? - злобно прошипел татуированный.
   - Я тебе сказал:  это  мои  деньги!  -  с  холодной  яростью  ответил
Духарев. - Хочешь пятьдесят штук - иди и заработай!
   - Нет, я этому лоху сейчас все мозги вышибу! - заорал тот, что  сидел
на столе, выхватывая ствол и размахивая им у Духарева перед носом.
   Серега брезгливо отпихнул ствол.
   - Сейчас, - буркнул он. - Прямо из лицензированного ствола.
   - Он меня не  знает!  -  злобно  процедил  обладатель  пистолета.  Но
размахивать оружием перестал.
   - Не пятьдесят, - уточнил татуированный. - Шестьдесят  восемь.  Через
неделю. Но можно - раньше. Лучше - раньше.
   - А за базар? - возмутился тот, что на столе. -  За  базар  еще  пять
штук!
   Духарев встал. Теперь уже он возвышался над всеми.
   - А ну слезь со стола! - скомандовал он. - И спрячь волыну,  пока  не
бабахнула.
   Бандит слез со стола, сунул пистолет  в  кобуру...  и  вдруг  схватил
компьютерный блок и швырнул на пол. Монитор щелкнул и погас.
   Бандит с вызовом поглядел на Духарева, Духарев ухмыльнулся.
   - Арендовано, - сказал он. -  И  застраховано.  Всё.  Так  что  бомбы
кидать не надо: не мое имущество. Вам пришлют счет. - Сергей  с  вызовом
поглядел на того, что в углу. Зеркальные слепые очки раздражали.
   - Лучше бы вам от меня отстать, - сказал Духарев. - Денег  все  равно
не будет, а проблемы будут, это я обещаю!
   Человек в зеркальных очках медленно поднялся.  На  нем  был  дорогой,
отлично сшитый костюм и со вкусом  подобранный  галстук.  Но  лицо  того
красноватого оттенка, какой появляется у бомжей к началу лета.
   - Нет, господин бизнесмен, - сказал он. - Я от тебя не отстану.
   И снял очки.
   И Серега ощутил холодок страха. Впервые за весь этот диковатый сон.
   У человека в отлично сшитом костюме было лицо Албатана.

Глава тридцать седьмая
ЛОВУШКА

   Сергей проснулся. Сна - как не бывало.  Вокруг  шумно  паслись  кони,
скрежетали цикады, ухала какая-то птица.
   "Тиха украинская ночь..." - вспомнились слова классика. Значит, тиха.
Ну-ну...
   Духарев прижал ухо к земле. Земля молчала. Это хорошо. Серега пошарил
рядом: меч на месте. Это тоже хорошо. А что плохо?
   У груды тюков шевельнулся темный силуэт Машега.
   - Спи, рано еще, - шепотом произнес хузарин.
   - Спи ты, - прошептал в ответ Сергей. - Я покараулю, выспался.
   Хузарин не заставил себя  уговаривать:  развернул  войлок  и  тут  же
отрубился.
   Духарев поглядел вверх. Звезд было много, и все они были знакомы. Для
большинства из них он знал только местные имена. В прежнем своем мире он
не интересовался  астрономией.  Мог  опознать  разве  что  ковш  Большой
Медведицы, именуемой здесь Лосихой, хранительницей  Небес,  -  прошу  не
путать с обычным небом, где плывут облака и летают птицы!
   Черное небо не было плоским. Оно было  огромной  воронкой,  и  звезды
были искрами в ее толще. Серега глядел в это небо до  того,  как  уснул.
Сейчас, проснувшись, он изменился. Но небо  осталось  таким  же.  Стоило
запрокинуть голову - и бесконечный черный  омут  тут  же  начинал  мощно
тянуть  вверх.  Оставаясь  с  ним  один  на  один,  человек   переставал
осознавать себя человеком. Так можно  было  стать  богом.  Или  сойти  с
ума...
   Сергей не без усилия вынырнул из звездной пучины.  Или,  скорее,  она
сама  отпустила  его.  Чернота  утратила  абсолютную   глубину.   Звезды
потускнели...
   Духарев  снова   окунулся   в   знакомые   звуки:   хрупанье   травы,
перемалываемой лошадиными зубами, писк пойманной  мыши,  дыхание  спящих
друзей...
   Серега ощутил укол вины. Ему следовало нести стражу, а  не  нырять  в
звездный океан.
   Но ощущение тут же ушло,  когда  Духарев  шевельнул  плечами  и  даже
удивился,  каким  легким,  отдохнувшим  стало  тело.  Словно   не   было
двухнедельной гонки, схваток, изматывающего  беспокойства...  Нескольких
часов сна явно не хватило бы на подобное восстановление сил.  Сначала  -
бодрость после многочасовой скачки. Теперь - абсолютная  бодрость  после
трех часов сна. Будто таблетку фенамина заглотил. С чего бы такое?
   Размышляя над этим, Духарев чисто механически наклонился, прижал  ухо
к земле...
   И в следующий миг ему стало