вовремя возник управляющий, шепнул  что-то  Сладе:  сообразил,
под кем ходить будет.
   - К столу! - скомандовала Сладислава. - Яства стынут!

Глава пятьдесят первая
СЕРЕГЕЙ, ПЕРУНОВ ГРОМ

   Когда заморили червячка, Серега  улучил  момент,  отозвал  Горазда  в
сторонку:
   - Утварь драгоценную поможешь продать?
   - Ясно, помогу. Чья утварь-то?
   - Больше ромейской работы. И... лучше ее продавать подальше отсюда.
   - А поглядеть можно?
   - Не сейчас. Сейчас она в земле схоронена.
   - А-а-а... - Горазд поглядел, прищурясь. - Значит, правду говорят про
ту... дань?
   - Что говорят? Кто?
   - Успокойся. Не народ. Так, меж своими  слухи  ходят.  Я  болтать  не
буду, ты знаешь.
   - А что еще говорят? Вместо ответа Горазд позвал:
   - Мышата!
   Серегин названый брат что-то очень серьезно  толковал  желтоголовому,
как одуванчик, племяннику. Маленький Рад дядю слушал, но  времени  даром
не терял: грыз медовый пряничек.
   - Мышата, поведай, сынок, что слыхал о герое нашем! - Горазд  хлопнул
Серегу по спине.
   - Это можно, -  степенно  отозвался  Мышата.  -  Только,  брат,  чур,
уговор. Я те - слухи, ты мне - правда то иль брехня. По рукам?
   - Ах ты торгаш хитрый! - Духарев сгреб Мыша в охапку.
   - Пусти, медведь! - затрепыхался Мыш. - Ребры поломаешь!
   - А будешь со мной рядиться? - грозно вопросил Духарев.
   - Не буду, не буду!
   - Тогда живи, -  Серега  разжал  объятья,  Мыш  отряхнулся,  поправил
одежку, вернул на место сдвинутую золотую гривну.
   - Говорят: ты сын Олегов! - Мыш ухмыльнулся, показав редкие зубы.
   - Чего?!
   - Того! - Очень довольный Мыш подбоченился.  -  Говорят,  родил  тебя
Олег тайно от полюбовницы, девы небесной, и спрятал до времени,  поручив
тебя ведунам да чудищам лесным. И сидел ты в дупле дубовом тридцать  лет
и три года, а нынче вышел.
   - Что за бред? - изумился Духарев.
   - Кому бред, а кому и сказка красная!
   - И что, этому верят?
   - На торгу народ к красному слову доверчив! - Мыш осклабился. -  Я-то
помню, какой ты дурачок был, когда мы встретились, но люди-то не знают и
всякие басни плетут. Вона в Переяславле на торгу про тебя  пели.  -  Мыш
взял в руки невидимые гусли, затянул тенорком. -  Повстречал  князь  наш
Игорь-батюшка во поле войско несчислимое, печенежское. И вело то  войско
чудище страшное, само сплошь железное да на железном коне...
   - Слушай, давай простыми словами, - попросил Духарев.  -  У  меня  от
твоего пения уши болят.
   - Можно и без пения, - согласился Мыш и продолжил:
   - ...И явился князю нашему витязь великий, именем Серегей,  прозвищем
Перунов Гром, и говорил, что один лишь он  то  чудище  побить  может.  И
велел князь боярину Асмуду проверить витязя - и  побил  тот  Асмуда.  Но
пожалел, не стал жизни лишать. А потом выступил против  чудища  степного
железного да схватил его да вырвал из седла  и  грянул  оземь,  так  что
лопнуло железо и  вышел  из  чудища  дух  огненный.  И  бежали  в  ужасе
печенеги,  побросав  богатства,  прежде  добытые.  И  забрал  князь   те
богатства, говоря: мое это, по княжьему праву.
   И сказал тогда Серегей-варяг Перунов Гром слово заветное. И по  слову
тому кануло в землю сыру печенежское злато-серебро.
   И рассердился было князь-батюшка, да утишил гнев. И рек так: "Иди  ко
мне, Серегей Перунов Гром! Одесную будешь сидеть, из чаши моей пить!"
   Но отвечал ему воин Перунов: "Не тебе, но сыну твоему  служить  буду,
коли  поставишь  пестунами   ему   Свенельда,   воеводу   славного,   да
Асмуда-боярина".
   И сказал князь: "Быть по сему,  коли  вернешь  ты  мне  злато-серебро
печенежское".
   И рек тогда Серегей Перунов Гнев: "Почто тебе богатство  печенежское,
неисчислимое, княже? Дни твои исчислены. Мертвому злато - без нужды".
   - Во как закручено! - не без восхищения произнес Духарев. - И кто  же
это, интересно, певцов тех надоумил?
   Мыш с Гораздом переглянулись.
   - Понимает дело! - одобрительно отметил Горазд.
   - Угу! И не скажешь, что варяг!
   - Ты на варягов бочку не кати! - огрызнулся Духарев.  -  Говори,  что
думаешь!
   - А что тут думать! Песни те тебя славят да  Свенельда.  Ну  ты  хоть
печенега убил, а Свенельд - что? Смекаешь?
   - Угу. Ладно, увижу - спрошу. Ну воевода! Ну хитрая лиса!
   Свенельд знал все. И про золото - тоже. Духарев  рискнул;  доверился.
Шила в мешке все равно не утаишь. Слишком многие знают  об  этом  кладе.
Вернется Игорь в Киев - что будет? Пойдет слух, что некий варяг золото у
князя отнял - Игорь "потеряет лицо". Придется тогда князю брать Серегу в
оборот.
   "Ты не тревожься, - сказал Сереге Свенельд. -  Ты  теперь  -  мой.  И
послужил мне как никто. Вот и ты теперь положись на меня. Плыви  себе  в
Полоцк, привози своих. Я позабочусь. - И на прощанье напомнил:
   - Десятая доля - мне. По уговору. Не забыл?"
   "Бери хоть половину!" - щедро пообещал Духарев.
   "Десятую долю, - строго сказал Свенельд. - Мне лишку не  надо,  я  не
Игорь. Мне люди верные нужны. Такие, как ты. А злата еще добудем!"
   С тем Серега уехал.
   И теперь убедился: воевода Свенельд просто так языком не треплет,  за
базар отвечает четко.
   Пока  Серегу  знакомили  с  новостями,  за  столом  народ   продолжал
веселиться. Бочонок греческого  пришелся  как  нельзя  кстати.  Серегины
девки-челядинки, с  молчалового  согласия  хозяйки,  мостились  рядом  с
распоясавшимися  дружинниками,  звонкоголосый  Понятко,  опростав   рог,
затянул на пробу:
   "Как во славном граде Киеве..."
   Отрок-вестник, которого надлежало встретить еще  у  ворот,  стоял  на
пороге трапезной. Оглядывался, ища хозяина.
   Духарев махнул ему рукой.
   - Свенельд-воевода велит пожаловать к нему, - сказал отрок.
   - Прямо сейчас? - спросил Духарев.
   - Немедля.
   - Еду, - коротко ответил Духарев.

Глава пятьдесят вторая
"Я ЕМУ ГОВОРИЛ..."

   - Я говорил ему, - рассказывал Асмуд. - Напомнил твои слова, Серегей.
Но он только  посмеялся:  вот  мы  в  Искоростене.  И  кто  нам  посмеет
помещать? Князя их, Мала, в поруб посадил. Велел дружинникам  ходить  по
дворам, вытрясать из ларей, а  кто  противиться  станет  -  бить.  Много
собрали. Вы видели, что я привез. А ему все  мало  было.  Говорит:  надо
дочиста подобрать, чтоб тебе, Свенельд, не досталось. А Скарпи  его  еще
подзуживал. Я говорю: довольно! Беда будет! А он: ты уж говорил,  Асмуд,
что нам у древлян беда будет! А у нас полны возы. Вот поеду,  еще  такой
беды наберу.  А  ты  в  Киев  езжай,  Свенельду,  князю  древлянскому  и
уличскому, от Мала-князя, из поруба, привет передай!
   И поехали.
   А на  другой  день  догнал  нас  вестник.  Говорит:  как  мы  уехали,
городские Мала из поруба выпустили. И вышел Мал навстречу князю:  уходи,
говорит. Вымел уж все подчистую!
   Игорь  велел:  опять  его  в  поруб,  но  свои  за  Мала  вступились,
навалились кучей. Дружину - кого побили,  кого  повязали.  Князя  нашего
тож. Спросили Мала: что делать? А тот и говорит: коли повадился  волк  к
овцам, так не успокоится, пока всех не перережет. Так и  этот.  Если  не
убьем его, всех нас погубит.
   И убили.
   Асмуд вздохнул. Выглядел он неважно.  Словно  враз  постарел  лет  на
десять.
   - Не убивайся ты, - сказала ему Ольга. - Судьбу  не  обойти.  У  мужа
моего с древлянами с самого начала неладно было. Едва иняжить стал - они
уже в сторону от Киева тянули. Потому их под Свенельда и  отдал.  Вольно
ему было со смертью играть! Не мальчик. Седьмой  десяток  разменял.  Что
делать будем, бояре?
   - Я им покажу, как княжью кровь проливать! - скрипнул зубами Асмуд. -
Только вели: завтра ж возьму дружину и древлян этих...
   - Погоди! - остановил его Свенельд. -  Побить  древлян  -  можно.  Но
торопиться - не следует.
   - А чего ждать? Пока дружина разбежится?
   - Пусть бегут, - спокойно ответил Свенельд. - Такие, кто бежит, когда
бедой запахло, нам ни к чему.
   - Кому это - нам? - сразу ощетинился Асмуд.
   - Мне, - сказала Ольга. - И сыну моему,  Святославу,  которому  ты  -
кормилец названый.
   - Искоростень - град крепкий, - сказал Свенельд. -  Под  его  стенами
многих положим. Нехорошо  это.  Подождем.  Вызнаем  про  планы  их,  что
сможем. А древлян я знаю. Им страх праздно сидеть не даст. Они еще  себя
покажут: высунут свой лисий нос... А тут и мы!
   - А ты, Серегей, что скажешь? - княгиня поглядела на Духарева. -  Что
скажешь, ведун?
   Нет, мало она похожа на вдову, только что потерявшую любимого мужа.
   - Скажу, что полюдье для народа вообще не  очень  хорошо,  -  заметил
Духарев. - Лучше, когда каждый знает,  сколько  с  него  причитается,  и
уверен, что лишнего не возьмут. Хочется ли человеку наживать добро, если
все равно отнимут.
   - Я беру то, что требуется, - возразил Свенельд.  -  Мне  лишнего  не
надо.
   - Скажи это древлянам, - ответил Серега. - Ты взял, Игорь взял, и еще
раз взял бы, если бы смог.
   - Раз взял, значит, было что брать! - проворчал Свенельд.
   - А если отдавать нечего? Что тогда остается? Убивать?
   - Ты что же, за древлян вздумал заступаться?  -  с  угрозой  произнес
Асмуд.
   - Не о древлянах речь, - возразил Духарев. -  Речь  о  Правде.  Скажи
мне, светлая княгиня, ты на своих землях тоже берешь сколько удастся?
   - Вижу, к чему ты клонишь, - сказала Ольга. - Слова твои - верные, но
я ведь не о том тебя спрашивала. Идти ли  нам  на  древлян  немедля  или
выждать, как говорит Свенельд?
   - Да, - сказал Духарев. -  Воевода  прав.  -  И,  уже  чувствуя,  как
снисходит на него божественная ясность, произнес четко:
   - Древляне себя покажут, княгиня. Да так, что даже ты удивишься!
   Когда,  вместе  с  Асмудом,  -  Свенельд  остался   в   Вышгороде   -
возвращались в Киев, Асмуд сказал строго:
   - Ты, Серегей, много больно о Правде печешься да о  племенах  всяких.
Ты теперь не кривич, не варяг - ты теперь во перву голову стал - рус.  И
не забывай об этом.
   - Да вообще-то я им родился, - пробормотал Духарев.
   - Что ты сказал? - не расслышал боярин.
   - Да это я так, себе. Все верно, Асмуд. Я не забуду.

Глава пятьдесят третья
ШУЙЦА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

   (Шуйца - левая рука)

   Внизу, на торгу, шумели.  Гора  притихла.  Киев  ждал,  как  поступит
княгиня. Болтали всякое. Слухи расползались по киевской земле и  дальше.
"Убийство князя так или иначе задевало всех. В воздухе висела угроза.  В
народе по Игорю не  плакали.  Но  все  равно  боялись  перемен,  боялись
усобицы, степняков, ромеев... Земля без князя  казалась  голой.  Дружина
Игоря затворилась в Детинце, точила мечи. Их тоже не  любили.  Подымется
вече, вспомнит старые обиды... И задавит славных  витязей,  навалясь  по
сто на одного. Нехорошо было в Киеве. Потому что никто ничего толком  не
знал. Кроме самой княгини, сидевшей в своем городке Вышгороде, и больших
бояр Асмуда и Свенельда. Да свежеиспеченного сотника Сереги Духарева.
   Древляне объявились сами. Как и предполагалось.
   На  Серегин  двор  прибежал  посыл:  древлянская  лодья  пристала   у
Боричева. Свенельд зовет.
   Духарев медлить не стал: велел седлать коней, кликнул  с  собой  пару
гридней: для почета, не для охраны. В  Киеве  сотника  Серегея  знали  и
даже, можно сказать, любили. Как всякого героя, о  котором  "официально"
объявлено: Герой! Благо, и  внешность  у  Духарева  -  подходящая:  рост
саженный, плечищи - на  двоих  хватит,  зубы  ровные,  на  губах  улыбка
играет. Все правильно. Герой - он должен быть счастливым, иначе какой из
него образец для подражания?
   Серега и был счастливым, какие могут быть сомнения?
   Бережно обнял жену, поцеловал нежно:
   - Люблю  тебя,  маленькая!  Сбежал  с  крыльца,  легко  вспрыгнул  на
тонконогого вороного жеребца...
   - Господин! Артак.
   - Господин! Будь  осторожнее!  Берегись!  Серега  только  усмехнулся,
тронул варяжские светлые усы.
   - Пусть враги мои берегутся! - отозвался весело.
   Гридни тоже заухмылялись, расправили плечи: как верно сотник сказал.
   - Господин! - парс ухватился за стремя. - Послушай меня! Я вижу!
   Духарев согнал с лица улыбку, глянул сверху в темные блестящие  глаза
парса...
   - Верю, - произнес он негромко. - Что?
   - Не знаю, - тоже вполголоса проговорил Артак. - Зло тебя ищет. Я чую
недоброе...
   Серега покосился на Сладу: жена все слышала - и тень страха легла  на
ее милое лицо.
   - Я не боюсь зла, - четко произнес Сергей. - Но для тебя...
   Через четверть часа он снова был в седле. Но на этот раз под ним  был
не легконогий вороной, а верный Пепел, а на плечах не ромейский  бархат,
а надежная сталь. Жарковато нынче в шлеме да в подкольчужнике, но  можно
потерпеть. Ради того, чтобы жена, ждущая его ребенка, не волновалась.  А
кто посмеет сказать, что Серега Духарев боится... Пусть скажет  -  а  мы
повеселимся.
   Челядинцы отворили ворота, и сотник  Серегей,  сопровождаемый  полным
десятком дружинников, выехал на мощеную прямую улицу. По левую  руку  от
сотника - Понятко. Цепкий взгляд, под рукой,  в  притороченном  к  седлу
саадаке - хузарский лук с натянутой тетивой  и  тут  же  -  разноцветные
оперенья стрел. Звонкий тяжкий топот подков по мостовой, блеск солнца на
гладкой стали. Походный  строй,  попарно,  стремя  в  стремя,  идеальная
выучка, что у коней, что  у  всадников.  Для  стороннего  наблюдателя  -
красота. Для того, кто  понимает,  предупреждение:  "Даже  и  не  думай!
Сунешься - умрешь!"
   Киевские улочки почти пусты. Все, кто празден,  сбежали  к  пристани:
древлян  встречать.   Молодцам-Дружинникам   даже   обидно.   Никто   не
восхищается, никто не жмется.  страхе  к  заборам.  Девок  нет,  даже  и
покрасоваться не перед кем...
   Переняли их уже под самой стеной. Человек десять слаженно перемахнули
через ограду и заступили путь. И еще столько же - позади.
   Понятко  выдернул  лук...  Но  остановился.  Поглядел   на   Духарева
вопросительно.
   Для полного десятка обученных бойцов разогнать пару дюжин разбойников
- плевое дело. Но не этих.
   Ощетинив копья, из дыр закрытых нурманских шлемов глядела смерть.
   Справа - городская стена.  Слева  -  подворье  какого-то  купеческого
братства. Окованные медью ворота, забор в две сажени. Чтобы спрыгнуть  с
такого в полной броне и на ногах устоять, немалый навык нужен.
   Тринадцать - впереди, двенадцать - сзади. Щит к щиту, бороды, у  кого
светлая, у кого - рыжая, у кого  -  гуще  позолота,  у  кого  -  доспехи
ценнее, но - с  первого  взгляда  видно:  матерые,  один  к  одному.  Не
поросята - вепри.
   - Стой, - бросил Духарев, хотя  его  отряд  уже  и  так  остановился.
Сказано на тот случай, если кто из  лихих  парней  надумает  кинуться  в
драку "поперед батьки".
   - Ну! - Серега двинул Пепла на полкорпуса вперед. - Что нужно?
   Калиточка в богатых воротах открылась, и на  улицу  шагнул  еще  один
нурман. В полном доспехе, со щитом. И  толстая  золотая  цепь  -  поверх
панцыря. Старый знакомый.
   - А я думал, боярин, что тебя древляне убили,  -  холодно  проговорил
Духарев. - Вместе с твоим князем.
   - Не повезло тебе, варяг, - процедил Скарпи. - Я живой, как видишь.
   - А я могу это исправить! -  перебил  Духарев,  глядя  на  нурмана  с
высоты седла.
   Он нисколько не сомневался в намерениях Скарпи. Ну молодец парс! Кабы
поехал Серега всего с парой молодых ребят, пришлось бы им кисло. Хотя...
все равно кисло. Нурманов раза в полтора побольше  и  все  сплошь  битые
волчары: по тому, как стоят, видно. Битые. У многих  броня  посечена,  у
одного вон на запястье - тряпка, черная от крови. Должно быть - из  тех,
кого древляне не дорезали.
   - Ну! - повторил  Духарев.  -  Чего  ты  хочешь,  нурман?  Скажи,  не
стесняйся!
   - Ухожу я, - сказал Скарпи,  поглаживая  рукоять  меча.  -  Ухожу  из
Киева. Хочу вот попрощаться с одним дерзким варягом. В прошлый-то раз  и
не поговорили толком...
   "Что уходишь, это я верю, - подумал Духарев. - Тут тебе не жить.  Без
Игоря. Слишком многим ты насолил, жадный нурман. А мне  что  делать?  На
узкой улочке верхами не очень-то и побьешься. С таким противником. Да  и
больше их. С другой стороны, время играет на меня.  Донесет  кто  нашим,
что сотника Серегея нурманы переняли... Нет, на это надеяться нельзя. Ни
Свенельду, ни Асмуду сейчас не до меня. У них - послы древлянские...
   ...Если ударить с маху, может, и удастся опрокинуть нурманский строй.
А может, и  не  удастся.  Нурманские  копья  -  страшное  оружие.  Очень
эффективное".
   Не хотелось Сергею бежать. Стыдно. Даже если сам  уйдет,  дружину  на
прорыве побьют всю. Варяг нурмана не  слабее.  Но  их,  варягов,  только
двое: Понятко да сам Серега. Остальные  -  молодые  все.  Против  лучших
бойцов Скарпи, в рукопашной... Эх, будь рядом хоть Устах!..
   Прорываться нельзя - посекут. Биться? Тоже посекут.
   Духарев взглянул на Скарпи.
   Боярин убитого князя  ждал.  Не  просто  ждал  -  наслаждался.  Мысли
Серегины как с листа читал. Опытный, гад! Всё продумал,  всё  рассчитал.
Время выбрал, место...
   "Чаще бывает: не ты выбираешь битву, а она - тебя, - как будто  въявь
услышал Серега голос старого Рёреха. - Но место для битвы воин  выбирает
сам".
   Скарпи - воин. И он выбрал. А для Сереги Духарева выбора не осталось,
так? Топором в живот или сулицей в спину - это  не  выбор.  Это  иллюзия
выбора.  Иллюзия  -  это  когда  видишь  ненастоящее,  а  настоящего  не
видишь...
   Скарпи ждал. Спокойный, обманчиво расслабленный.
   Если есть иллюзия, значит, есть и то, что на самом деле. Что?
   За Серегиной спиной напряженно ждали гридни. Так же им  страшно,  как
ему сейчас?
   Скарпи все  продумал,  но  он  тоже  рисковал.  В  бою  всякое  может
случиться... Хитрый, как лис, нурман Скарпи. Хитрый и жадный. В чем твоя
выгода здесь? Почему тебе так нужно прикончить дерзкого варяга? Или  это
и впрямь дело не выгоды, а чести? Или твоя дружина  перестала  верить  в
твою удачу и тебе срочно нужно восстановить  авторитет,  разделавшись  с
тем, кто там, в Поле, плюнул тебе в лицо?
   Тогда князь сказал  "Нет!"  -  и  ты  повиновался.  Честь  и  долг  -
неразделимы. Сейчас князя нет, и ты...
   Ага! А вот это уже похоже на правду!
   Серега поглядел на сомкнутый строй нурманов. Как узнать, что творится
в этих косматых головах под круглыми железными шлемами?
   "Если я прав, - подумал Духарев, - то конфликт с вашим вожаком -  это
наше личное дело. Если покончить с оскорбителем - личное дело Скарпи, то
привлекать дружину, чтобы восстановить личное достоинство...  Ха!  Смыть
оскорбление кровью обидчика, пролитой чужими руками, - это  по-ромейски,
а не по-нурмански. Если это твоя личная  честь,  изволь  и  защищать  ее
лично, боярин Скарпи! И попробуй увильнуть! Что тогда скажут  тебе  твои
гордые нурманы?"
   Серега оживился. Конечно, еще  не  факт,  что  ему  удастся  завалить
Скарпи, но это уже шанс. Серьезный шанс... Черт! Слишком уж  у  Духарева
все хорошо в последнее время. Когда все так хорошо,  не  хочется  жизнью
рисковать. А все-таки придется...
   Скарпи ждал. За спиной Духарева  фыркнул  чей-то  конь.  Издалека,  с
пристани,  доносился  гул  толпы.  Со  стороны   перегородивших   улочку
нурманских шеренг - ни звука. Замерли - не шелохнутся. До времени.
   "Какие воины! - не без зависти подумал Духарев.  -  Мне  бы  таких...
Хотя чем мы хуже? По крайней мере - я!"
   - Точно, - сказал Серега, перекинул ногу через спину Пепла и соскочил
на землю.
   - Не поговорили мы, Скарпи. Давай потолкуем. Если не станешь за чужие
спины прятаться, как раньше прятался за слово своего князя!
   Сергей отцепил от седла щит, надел на руку.
   Молчание.
   "Хитрый лис Скарпи. Ну скажи что-нибудь, отреагируй, выдай себя!"
   - Неужели ты больше не боишься  меня,  нурман?  -  нагло  осведомился
Духарев. - Я ведь тот самый Серегей, который вашим  ульфхеднарам  голыми
руками шеи сворачивает.
   - Ты это девкам своим рассказывал бы, - спокойно произнес  Скарпи.  -
Они бы тебе верили, пес варяжский.
   Боярин мертвого князя поверн