бость. Еще раз дернул меч...
   - Застрял? - сочувственно  произнес  Бьярни.  И  отстегнул  от  пояса
секиру. Намерения его читались совсем легко.
   Духарев перескочил через турью тушу. Вышло совсем  неловко,  едва  не
упал.
   Нурман  обидно  засмеялся.  Серега  попятился.  Где-то  здесь  должна
валяться рогатина-Чертов нурман угадал его мысль. Перемахнул легко через
турью тушу, поиграл топором.
   - Нечестный бой, - хрипло проговорил Духарев.
   Голова у него кружилась.
   - Ага! - с удовольствием подтвердил нурман. - Тебя  Свенельд  послал?
Духарев молчал.
   - Я и сам знаю, что Свенельд, - процедил Бьярни. - А охотник из  тебя
- дрянь. Тура с кабаном перепутал, да?
   - Я его завалил! - хмуро бросил Духарев.
   Потянуть время, может, полегче станет?
   - Ага, - согласился нурман. - Ты - тура,  а  я  -  тебя.  А  что  еще
Свенельд про нас узнал? - он  наступал  на  Духарева,  Серега  отступал.
Такая вот игра. В одни ворота...
   - Многое, - сказал Духарев, сделав еще один шаг назад.
   - Так что же? - Бьярни, играя, перекинул секиру из  руки  в  руку.  -
Скажешь что интересное, варяг, и я тебя сразу убью. Или ты хочешь  -  по
частям? Сначала ноги обрубить, потом руки? Как хочешь?
   - По частям, - сказал Духарев. - Хочу я, нурман,  пожить  подольше...
Бей!!!
   С оглушительным криком Духарев прыгнул  вперед,  пытаясь  перехватить
секиру. Но нурман не купился. И сам бросок вышел гнилой.  Бьярни  ударил
Сергея рукоятью в бок. Туда, где турий  рог  порвал  кольчугу.  Духарева
скрутила черная боль. Он перестал  видеть  и  слышать,  скрючился...  Но
понимал, что нурман сейчас рубанет. И ждал этого удара...
   Но удара не было.
   Вместо этого сильные руки бережно обняли Сергея, поддержали...
   "Этого не может быть", - подумал Духарев.
   Нурман совершенно точно собирался его убить. В таких вещах  ошибиться
невозможно.
   Между тем нурман так же бережно помог Сергею  выпрямиться.  В  глазах
прояснилось, и Духарев увидел... Устаха!
   А нурман?
   А нурман валялся ничком рядом с турьей тушей, и из спины его  торчала
вошедшая на пол-лопасти рогатина.
   - Слабый удар... - прохрипел Духарев,  наконец  осознавая,  что  пока
живой и, скорее всего, поживет еще немного.
   - Тур глубже не бьет, - деловито ответил друг. Тур... Тур?
   - Устах... Стрела...
   - Какая стрела?
   - В быке... Должен быть еще один...
   - Посиди пока, - Устах аккуратно опустил Серегу на траву.
   Духарев тут же отрубился.
   Пришел в себя от боли.
   Устах аккуратно обследовал Серегин бок.
   - Вроде бы целы, - сказал он не очень уверенно. - Болит сильно?
   - Жить можно, - ответил Духарев. - Но трудно. Второй?
   - Никого нет, - покачал головой Устах. - С  чего  ты  взял,  что  был
второй?
   - Тур. Кто-то загнал его сюда. И всадил стрелу, чтобы зверь сразу  на
меня кинулся.
   - Стрелу я видел, - сказал Устах. - А насчет  стрелка...  Не  уверен.
Выпей-ка!  -  он  протянул  Сереге  его  собственную  флягу:  с  зеленым
тмутараканским вином. - И  давай  думай,  что  Рунольту  врать.  У  тебя
складней получится.

***

   Рунольту  наврали  то  же,  что,  видимо,   собирался   ему   наврать
покойник-нурман. Мол, выскочил  тур  да  и  убедил  славного  Бьярни.  И
гостя-варяга едва-едва не пришиб.
   Версия не оспаривалась. Неизвестный  свидетель,  выпустивший  в  тура
стрелу (которую, кстати,  Серега  лично  извлек  и  выкинул),  заявления
свидетелей не опротестовал. Даже если  это  был  один  из  гридней,  ему
ничего не оставалось, как молчать в тряпочку.
   Тура скушали. Бьярни-десятника с  положенными  почестями  сожгли.  За
этими важными  событиями  почти  незамеченной  прошла  случайная  смерть
теремной девки, оскользнувшейся на лесенке. По странному совпадению, той
самой девки, что была с Духаревым в предшествующую охоте ночь.
   Серега в случайности не верил и  за  девку  обиделся.  Обиженный,  он
лежал  под  верблюжьим  одеялом  в  горнице  черниговского   детинца   и
демонстративно болел. Все в Детинце  были  уверены,  что  помятый  туром
варяг даже по нужде и то еле встает. Сам Рунольт-князь посетил  болящего
и провел у Серегина одра  часа  два.  Сначала  травил  байки  из  времен
собственной молодости. Потом  перешел  к  кулинарным  рецептам.  Проявил
большое знание предмета. Поведал, что держит  повара-булгарина,  знатока
булгарской,  ромейской  и  хузарской  кухни.   Сам   князь   предпочитал
ромейскую. Есть у Рунольта знакомый купец. Каждый год привозит с востока
пряности и прочее.  Рунольт  непременно  велит  повару  приготовить  для
раненого варяга что-нибудь особенное. От  собственных  разговоров  князь
проголодался. И удалился покушать.  Перед  уходом  Сергей  попросил  его
отправить отрока  в  Любеч.  Передать  кормчему  Гораздовой  лодьи,  что
Серегей-витязь серьезно  поранен  на  охоте  и  просит  подождать,  пока
поправится. Рунольт обещал, что гонец будет послан незамедлительно.
   Между тем тяжесть Серегиных ран была существенно преувеличена. По его
же инициативе и не без дальней цели. Может, рискнет кто  -  и  попробует
добить тяжко раненного?
   Миновали сутки. Ничего не произошло.
   За время вынужденного  безделья  Серега  старательно  проанализировал
ситуацию. Связь разбойников и покойного Бьярни  была  очевидна.  Так  же
очевидна   была    непричастность    князя.    Предприимчивость    князя
распространялась исключительно на область гастрономии. И надо  признать,
что человек он был хоть и недалекий,  но  честный.  И  за  Правду  стоял
крепко. Беда в том, что при нынешних делах  в  княжестве  надо  было  не
стоять с разинутым  клювом,  а  двигаться.  Причем  шустро.  Из  гридней
Рунольта к шустрому передвижению были способны Бьярни и его дружки:  два
свея и угр. Может, еще кто-то из молодежи, отроков. Но их пока  можно  в
расчет не принимать. Один из свеев временно  утратил  проворство:  лечил
опухшую гузку. Его тоже вычеркиваем, тем более он  вряд  ли  посвящен  в
детали операции, поскольку глуповат. Остается второй свей и угр.  Бедная
девка упоминала угра. Свей, вероятнее всего,  тоже  при  делах.  Но  угр
замешан в афере без всяких вероятии. Значит, с него и следует начать.
   Угра звали Бредяком. Это был  здоровенный  рябой  мужичина  с  наглой
рожей и черной бородищей. Единственный, кстати, из старших  гридней,  не
заглянувший в "болящему" с выражением сочувствия.
   Поэтому Серега решил сам его навестить.  И  взять  у  него  небольшое
интервью. Круг вопросов Серега определил заранее.  А  чтобы  беседа  шла
гладко, пригласил за компанию Устаха. У его друга был  настоящий  талант
за  каких-нибудь  полчаса  делать   разговорчивыми   самых   отъявленных
молчунов.

***

   Крепкий сон - серьезный недостаток для воина. Бывает так: уснешь... а
проснуться  уже  не  удается.  В  этом  отношении  Бердяку  повезло.  Он
проснулся.
   Правда,  не  по  собственной  инициативе,  а  разбуженный  неприятным
прикосновением холодного железа к теплому горлу.
   - Кричать не нужно, - благожелательно посоветовал  Духарев.  -  Будет
бо-бо.
   И пошевелил ножом под бородой угра.
   Припасенным фитильком Устах зажег изложницу.
   Пусть собеседники как следует разглядят друг друга.
   Разглядели. Рябое лицо угра тут же покрылось бисеринками пота.
   - Чего надо? - хрипло спросил он.
   Серега еще немного  пошевелил  лезвием,  чтобы  черниговский  гридень
прочувствовал, какое оно острое, и осведомился добродушно:
   - Девку ты убил?
   - Какую еще девку? - просипел Бердяк. Из зарослей его бороды выползла
любопытная вошка, но, почуяв нехорошее, тут же спряталась.
   - Он не понимает, - обратился Серега к Устаху. - Дурной?  Или  память
плохая?
   - Да что ты с ним возишься? - буркнул Устах, чья роль была  оговорена
заранее. - Режь его - и пошли.
   - Вы не можете меня  зарезать!  -  нервно  проговорил  угр.  -  Князю
ответите!
   -  Это  Рунольту,  что  ли?  -  усмехнулся  Духарев.  -  Ну  ты  меня
развеселил!
   - Игорю Киевскому! - агрессивно прохрипел угр. -  Я  -  его  ближник,
понятно!
   - Шавка ты, а не ближник! - фыркнул  Духарев.  -  У  князя  киевского
большие бояре в ближниках, а не глупый черниговский гридень. Но  такого,
как ты, даже Князевы бояре в службу не возьмут. Кому ты нужен, дурачина!
   - А вот нужен, раз взяли! - возмущенно заявил Бердяк.
   - Ладно тебе брехать, - лениво, с издевкой протянул Серега.
   - Я правду говорю!
   - Ну-ну. И как же зовут твоего боярина? Холоп при княжьей конюшне?
   - Про Скарпи слыхал? - купился на подначку Бердяк.
   Духарев поглядел на Устаха.
   - Верно, - подтвердил тот.  -  Есть  такой.  Великого  князя  ближний
боярин.
   - Значит, ты, угр, за Рунольтом для  Скарпи  доглядываешь?  -  строго
спросил Духарев.
   Бердяк сообразил, что сболтнул лишнее, и прикусил язык.
   Но это молчание как раз и подтверждало, что  угр  упомянул  киевского
боярина не ради красного словца.
   - Значит, Скарпи, - Духарев кольнул  угра  ножом.  Тот  дернулся,  но
сопротивляться не рискнул.
   - Так что, Бердяк, - повторил Серега первый вопрос. - Ты убил девку?
   - Ну я, - буркнул угр.
   В  сравнении  с  первым  признанием   смерть   девки   казалась   ему
незначительной.
   - А почему?
   - Надо было.
   - Бывает, бывает, - кивнул Серега. - Это я понимаю. Девки, они такие.
Сболтнет чего - беды не оберешься. Эта, небось, тоже язык распустила?  -
поинтересовался Духарев сочувственно.
   - Сболтнула, дура, что ты ее с собой заберешь, - проворчал угр.
   - А убивать зачем? - с деланным недоумением поинтересовался  Духарев.
- Продать - и все дела. Не сообразил?
   - Я и говорил - продать! - запальчиво заявил  Бердяк.  -  А  Фарланд:
убить - и край!
   Фарландом звали второго свея. Если считать первым  того,  кого  вздул
Духарев.
   - Значит, Фарланд... - спокойно произнес Духарев. - Фарланд  приказал
- ты убил. Выходит, Фарланд теперь старший? Или старший - Свейни?
   Бердяк сообразил, что опять сболтнул лишнего. И  сейчас  морщил  лоб,
пытаясь угадать, что еще знает страшный варяг.
   - Ну давай, не запинайся, - подбодрил его Серега. -  Что,  Фарланд  у
вас теперь старший?
   Бердяк забегал глазами, завозился, поискал справа... наивный. Меч его
уже давно отдыхал в дальнем углу светелки.
   - Резать его! - Устах навис над Бердяком. Концы отсиненных усов  едва
не кололи глаза упрямого угра.
   - Не посмеете! -  Бердяк  упорно  отказывался  верить  в  серьезность
намерений варягов. Пришлось кое-что ему растолковать.
   - Нас тут нет, - сказал Духарев. - Я нынче лежу в постели,  слабый  и
болящий. И друг мой тоже лежит в постели. И девка ему бок греет. Нет нас
тут. И не было. А что  горло  у  тебя  перерезано,  так  сам  ты  его  и
перерезал. Нож твой? Твой. В чьей руке его найдут?  В  твоей.  А  почему
зарезался? Да кто тебя знает. Может,  по  Бьярни  печалился?  Может,  по
девке, которую пришиб?
   - Ах ты... - Угр попытался приподняться, но лезвие приникло к кадыку,
и угр сник. Перехватить Серегину руку он даже не пытался.  Соображал  он
туго, однако скумекал, что от варяговой руки до  его  горла  ближе,  чем
угровой лапе - до Серегиного запястья.
   Лежал   Бердяк-угр,   переваривал   сказанное.   "Да,   братила,    -
посочувствовал ему Духарев, - супротив детективных хитростей выходца  из
двадцатого века простодушный подход века десятого не катит".
   - Если хочешь  жить  -  выход  у  тебя  один,  -  заметил  Серега.  -
Рассказать нам все, что знаешь.
   Тут Бердяк  решил  поупрямиться.  Или  сообразил,  что  нежелательных
свидетелей не оставляют в живых.
   - Да иди ты к лешему!
   Серега увидел, как глаза угра медленно заволакивает ярость.
   Еще миг - и он рванется навстречу смерти.
   Буц!  Набитый  песком  мешок  опустился  на  голову  Бердяка,  и  угр
отключился.
   Получить добровольное признание Духарев особо и не рассчитывал. Угр и
так наболтал больше, чем ожидалось. Серега поглядел на  Устаха  -  Устах
был доволен!
   - Упертые - они молчуны!  -  сказал  специалист  по  жестким  методам
допроса. - А этот, вишь, разговорчивый! Обратаем!
   И принялся за дело.
   Очнулся  Бердяк  уже  плотно  упакованным:  одна  голова  ворочалась.
Попытался заорать - оказалось:  никак.  Трудно  кричать,  когда  во  рту
шерстяная рукавица.
   - Он твой, Устах, - сказал Духарев. - Только шкуру ему не порти. -  И
отвернулся к окну.
   За  Серегиной  спиной  слышались  стоны,  мычание,  что-то  хрустело,
скрипела кровать...
   Длилось это не очень долго. Устах оказался прав: угр сломался быстро.
Когда варяг окликнул Духарева, грозного княжьего гридня Бердяка  уже  не
было. Был захлебывающийся  слюной,  плавающий  в  холодном  поту  мужик,
готовый выложить все, чтобы избегнуть боли.
   В который уже раз, поглядев на подобное зрелище, Духарев подумал;  "А
я? Выдержал бы?"
   Определенный ответ можно было бы получить только одним  способом.  Но
что-то не хотелось.
   Кляп выдернули, и угр "запел".
   Инициатором  идеи  оказался  тот  самый   киевский   боярин   Скарпи.
Черниговские земли были выбраны потому, что здесь у Скарпи был  надежный
человек, Бьярни, который, пользуясь поддержкой Киева,  вертел  Рунольтом
как хотел. Разбойничья шайка была собрана тоже не  из  черного  люда,  а
исключительно из опытных воинов. Не славян. Командовал грабителями самый
настоящий десятник-нурман. Было ли имя Свейни его настоящим именем,  угр
не ведал. Дюжина  воинов-профи,  да  еще  при  попустительстве  дружины,
творила в княжестве все, что хотела. Сопротивлявшихся огнищан и  смердов
приканчивали. Жалобщиков к князю - убивали с показательной  жестокостью.
Вряд ли кому удалось бы добраться до Киева, но и там у разбойников  было
качественное прикрытие: боярин Скарпи. Этот же Скарпи  наладил  контакты
со Степью. Он же подыскал подходящих для дела купцов. Так что сам  князь
Игорь, скорее всего, понятия не имел об этом "доходном  предприятии".  А
"предприятие" и впрямь выходило очень доходным. За одну только  пригожую
девку степняки платили гривны три-четыре. Впрочем, одними  черниговскими
землями  разбойники  не  ограничивались:  совершали  рейды  и  в  другие
области. Тут к ним  присоединялись  и  доверенные  черниговские  гридни.
Творить беспредел над перепуганными смердами  было  легко  и  весело.  И
денежно. Лишь один раз, когда наезжали на радимичей, сели  им  на  хвост
дружинники смоленского посадника. Но и тут вывернулись.  Часть  ушла,  а
часть назвались воинами черниговского  князя,  преследующими  тех  самых
разбойников. Смоляне поверили. Стали ловить вместе. Ясно, не поймали.
   Кляп опять вернулся на место. Устах выволок из-под кровати  небольшой
сундучок с хитрым ромейским замком. Ключ от замка, на  солидной  золотой
цепи, был еще раньше обнаружен на шее Бердяка.
   Ага! Серебришко-золотишко!
   Серега зачерпнул пару горстей: себе и Устаху.  Остальное  не  тронул.
Косить под грабителей ему не казалось удачным.
   Угр зажевал кляп; желал что-то поведать.
   - Все забирайте! Я молчать буду! - пообещал он.
   Но глазенки так и бегали. Понятно, жить хочется. Как  всем.  Как  тем
смердам, которых разбойнички порешили, чтоб не мешали дочек отбирать.
   Оба варяга поняли друг друга без слов.
   Духарев впихнул большие пальцы под  горло  угра,  пережимая  артерии.
Пара минут - и клиент обмяк. Вырубился.
   Устах тем  временем  выпутал  левую  руку  угра,  взял  принадлежащий
Бердяку нож и аккуратно, вдоль, вспорол вену.
   Вот и все.
   Устах чистым кусочком простыни  стер  подсохшую  кровь,  вытекшую  из
проколотого уха покойника. Больше никаких следов насилия на теле угра не
имелось. Пара царапин на горле - не в счет.
   Довершая картину, Духарев высыпал содержимое сундучка на  пол.  Пусть
первый, кто войдет, сначала денежки  увидит.  Учитывая,  каковы  здешние
дружинники, куча драгметаллов должна  произвести  на  них  куда  большее
впечатление,  чем  труп  кореша.  Тем  более  что  это  уже  не   первое
"самоубийство" в Детинце. Был прецедент.
   - До Скарпи нам не дотянуться?  -  спросил  Духарев,  когда  они  уже
улеглись, чтобы урвать хоть полночи сна.
   - До Скарпи даже Свенельду не дотянуться, - отозвался Устах.
   Ему,  как  старшему  годами,  досталось  полноценное   ложе.   Серега
удовольствовался медвежьей шкурой на полу. К себе он не пошел. Вместе  -
безопасней.
   - Значит, сделаем что можем, -  философски  заметил  Духарев.  И  они
сделали.

***

   На  следующий  день,  не  дожидаясь  неизбежного  после   обнаружения
"самоубийцы" переполоха, друзья тихонько упаковались, оседлали лошадок и
покинули гостеприимный городок Чернигов. Отроки при воротах  препятствий
им не чинили, напротив, пожелали, чтоб дорога - скатерью.
   Тем не менее далеко по дороге варяги не уехали. Пристроили лошадей  в
распадке, а сами  вернулись  и  спрятались  в  сарайчике  неподалеку  от
западных ворот. Никто их не потревожил, кроме блох. А часика эдак  через
два из ворот  рысцой  выехал  славный  гридень  черниговский  Фарланд  и
попылил через огороды к дальнему лесу.
   Друзья быстренько сбегали за  лошадьми  и  сели  славному  гридню  на
хвост.
   Выследить свея оказалось  делом  нехитрым,  поскольку  тот  чесал  по
лесной  тропе  прямо  к  цели,  не  заморочиваясь  такой  мелочью,   как
запутывание следов.
   Повихляв километров десять по молодому лесу, тропа вывела варягов  на
крутой речной бережок.
   Здесь, на живописной круче над Десной, стояла крепкая изба с конюшней
и невысоким заборчиком. На лугу паслись стреноженные лошади, в одной  из
которых легко опознавалась Фарландова.
   Здесь же, на лугу, играли в догонялки две кренделехвостые  собачонки.
Еще одна шавка дрыхла под забором.
   Кому  принадлежала  избушка,  можно  было   догадаться   без   особых
умственных усилий.
   Разбойничьи лаечки не выглядели бдительными сторожами, тем  не  менее
варяги не поленились обогнуть усадьбу, зайти с  подветренной  стороны  и
залечь на бугорке, в зарослях малины.
   Через часок из дому в голом  виде  вывалили  двое  его  обитателей  и
отправились купать лошадей. Место было удобное: сверху  к  реке  сползал
желтый песчаный язык. Тут же лежали кверху днищами две узкие лодки.
   Все три шавки увязались за людьми, но подобраться поближе  варяги  не
рискнули. Впрочем, информацию о  численности  противника  они  получили,
когда обитатели избы вместе с  черниговским  гостем  выбрались  во  двор
пообедать.
   Разбойников оказалось четверо.
   Смоленского десятника Свейни среди них не оказалось.
   Узнав,  что  требовалось,  друзья  со  всей  осторожностью   покинули
наблюдательный пункт, отъехали километра на три и затаились у тропы.
   Духарев был уверен, что возвращаться Фарланд будет тем же путем.
   В ожидании "клиента" варяги перекусили пирогом  с  печенкой,  запивая
его родниковой водичкой. Затем Духарев отправился  вздремнуть,  а  Устах
встал на стражу.
   Они успели дважды поменяться, прежде чем,  уже  на  закате,  появился
Фарланд. Беспечный свей рысил, как через свой собственный двор: кольчуга
в сумке, голова не покрыта.
   Духарев неторопливо выехал из чащи, остановился.
   Фарланд сразу все понял, цапнул рукоять меча...
   Но над его головой уже парил печенежский аркан.
   - Пошел!
   Конь Устаха  рванул  в  галоп,  и  свей  бескрылой  птичкой-пингвином
вылетел из седла.
   Духарев перехватил его лошадь.
   Устах проскакал мимо, волоча за собой  цеплявшегося  за  аркан  свея.
Топот копыт удалился и  снова  приблизился:  варяг  вернулся.  Когда  он
остановился около Сереги, гридень Фарланд уже не  пытался  уцепиться  за
стянувший горло волосяной аркан. Потому что был мертв.
   Устах  аккуратно  свернул  аркан  и  приторочил  к  седлу.  Вдвоем  с
Духаревым они подняли покойничка и заправили его ногу в стремя.  Длинное
стремя, не укороченное, как у варягов и степняков.
   Духарев хлестнул лошадь по крупу, и животное, кося испуганным глазом,
припустило домой. Труп волочился по земле,  отсчитывая  мертв