ар,
отразить который можно разве что танковой броней.
   Но Серега и не собирался его отражать. Он просто откатился в  сторону
и ткнул мечом снизу вверх. Целил он в пах, под железную панцирную  юбку,
но • в пах не попал, а полоснул  остро  отточенным  лезвием  изнутри  по
ляжке. Довольно глубоко полоснул, а отдергивая  меч  назад,  резанул  по
второй ляжке, еще глубже, - быстро перекатился по снегу, вскочил.
   Нурман, опустив топор, глядел  вниз,  туда,  где  его  кровь  черными
каплями плавила снег. Духарев ждал.
   Наконец  нурман  поднял  голову,  издал   странный   звук   -   будто
всхлипнул... И с места, двумя ногами, - прыгнул на Серегу. Топор с шумом
прошел сверху вниз  -  Духарев  уклонился  влево,  увидел  совсем  рядом
всклокоченную  бороду,  придавленную  ремешком  шлема,  -   и   коротким
движением, из-за  уха,  всадил  острие  меча  прямо  под  этот  ремешок.
Воткнул, одновременно поворачиваясь,  обходя  нурмана  сзади,  уходя  от
возможного  (последнего!)  удара,  сразу  выдергивая  меч  из   пробитой
трахеи...
   Нурман забулькал, сделал шажок вперед - и повалился в снег.
   "Я его убил", - подумал Духарев.
   Эта мысль его особенно не взволновала. Он обтер клинок снегом, слепил
большой плотный снежок, сунул в разрез,  оставленный  в  штанах  топором
нурмана, и заковылял к лагерю.

Глава двенадцатая
В КОТОРОЙ КУЛАЧНЫЕ НАВЫКИ СЕРЕГИ ДУХАРЕВА ПОЛУЧАЮТ ЗАСЛУЖЕННОЕ ПРИЗНАНИЕ

   Рана Сереги оказалась пустяковой, но крови он потерял много. В общем,
по собственной глупости. Надо было сразу жгут наложить и  перевязать,  а
Духарев ограничился снегом, да еще взялся  помогать  Сладе  обрабатывать
раненых... В общем, пока она сама  не  увидела,  что  у  Сереги  штанина
мокнет от крови...
   Легкие ранения, кроме Духарева, получили трое. Устах, Теша  и  кривич
из челядников, которому  отсекли  пол-уха.  Еще  один  кривич  пострадал
серьезнее: лишился руки. Погибли четверо.  Серега  считал:  повезло.  Он
помнил, как его последний  противник,  нурман  с  топором,  в  считанные
мгновения расправился с тремя. Горазд  и  Драй  вдвоем  завалили  одного
нурмана, самого молодого, а потом -  вместе  с  Устахом  -  еще  одного,
последнего. Можно сказать: едва-едва одолели. Да и то лишь  потому,  что
нурманы в самом начале схватки потеряли троих.  Теперь  Серега  полагал,
что понимает, отчего Горазд и остальные так не хотели начинать драку.
   Однако очень скоро выяснилось, что понимать-то он понимает, но не  до
конца.
   Серегину  рану  Слада  зашила,  прилепила  сверху  нашлепку  из  мха,
забинтовала  туго  и  отправилась  помогать  другим,  оставив   суженого
отдыхать на бревнышке. Помощь пострадавшим  оказывалась  примерно  такая
же, как и Духареву. Зашить-перевязать. Малоприятная процедура,  учитывая
отсутствие обезболивающего. Особенно круто обошлись с потерявшим кисть -
прижгли культю раскаленным железом. А  парня,  которому  нурман  вспорол
ясивот, даже и лечить не стали, просто перерезали горло.  Ясно,  что  не
жилец.
   Убитых сложили вместе: своих и  врагов.  Горазд  отправил  челядников
рубить лесины: мертвых следовало как можно скорее предать огню, чтобы их
призраки не докучали живым. Теша, правда, хотел, чтобы  убитых  нурманов
не сожгли, а зарыли в землю. В отместку  за  убитого  друга.  Зубка.  Но
остальные сочли это слишком жестоким. Одно дело - надругаться над телом,
другое - над духом. Тем более что закопанный в землю дух рано или поздно
вырвется и начнет мстить. Нет уж, пусть  летят  нурмановы  духи  в  свою
Валхаллу, изопьют там брагу забвения  и  не  вспоминают  более  о  своих
земных убийцах.
   Все вокруг суетились,  складывали  костер,  обдирали  убитых  врагов,
собирали в дорогу своих мертвых...  Все  трудились,  даже  легкораненые,
только Духарев сидел один-одинешенек, голову  повесив,  прислушивался  к
боли в ноге и предавался грустным мыслям. Вот, дескать, он уже  и  бился
вместе с ватажниками, и не хуже прочих бился, а все равно как чужой.
   От этих "плодотворных" размышлений его оторвал скрип снега.
   Серега поднял голову. Перед ним стоял Горазд.
   А за спиной Горазда выстроилась вся ватажка: воины, слуги, челядники,
чуть дальше - женщины.  Отдельно  от  остальных  -  Слада.  Из-за  плеча
Девушки выглядывала довольная мордочка Мыша.
   Горазд ждал.
   Серега понял, чего ждет купец, и поднялся,  поморщившись  от  боли  в
раненой ноге.
   Тут Горазд Серегу по-настоящему удивил.
   Поклонился низко, в пояс, как Скольду и то не кланялся.
   - Прости меня, витязь Серегей, за непочтенные слова, кои говорил тебе
прежде! Не знал я, каков ты! Смеялся над кулачным твоим уменьем! Прости!
   - Да ладно, пустое, - пробормотал смущенный Серега. - Ну  о  чем  тут
говорить...
   - Прощаешь ли ты меня? - пробасил купец.
   - Ну конечно! - воскликнул Духарев. -  Слушай,  можно  я  сяду,  нога
болит.
   И, не дожидаясь ответа,  опустился  на  бревно.  Горазд  и  остальные
остались стоять.
   - Ты спас мою жизнь и имение мое.  Ты  спас  всех  нас,  -  продолжал
Горазд торжественно. - Я должник твой.
   - Ты меня нанял, - напомнил Духарев, но Горазд  пропустил  его  слова
мимо ушей.
   - Мы все кланяемся тебе, Серегей-витязь! - купец поклонился еще  раз,
и все остальные, от Устаха до последней девки-челядницы, последовали его
примеру. Даже чудин, с которого так и  не  сняли  цепей,  и  тот  согнул
спину.
   Серега совсем смутился и снова встал.
   Вперед вышли Драй, Голомята и двое  кривичей,  чьих  имен  Серега  не
помнил. По знаку Горазда они расстелили на  снегу  оленью  шкуру,  а  на
шкуру сложили серебряными кучками кольчуги и панцири, отдельно -  шлемы.
Отдельно от шлемов - мечи, кинжалы,  луки  и  прочее.  Одежду  и  кошели
положили прямо на снег. Без того почтения, какое оказывали оружию.
   От Духарева чего-то ждали. Чего?
   Может, чтобы он примерил доспехи? Или разделил имущество на всех?
   У Сереги  не  было  ни  сил,  ни  желания  догадываться.  Поэтому  он
изобразил головокружение (очень естественно, потому что  голова  у  него
действительно кружилась), оперся на бревно и прикрыл глаза.
   Драй сунулся помочь, но его опередил Мыш.
   - Тебе худо, Серегей? - озабоченно спросил названый брат.
   - Есть немного, - пробормотал Духарев. Горазд махнул рукой,  и  через
три секунды рядом с Серегой остались только Мыш  и  Слада.  И  трофейное
имущество осталось.
   Слада поднесла к  Серегиным  губам  чашку  с  горячим  медом.  Серега
покорно отпил, хотя успел уже возненавидеть эту сладкую бурду.
   - Мыш, - негромко спросил он. - Что мне со всем этим делать?
   - Оделить тех, кто лучше бился, - Мыш даже удивился вопросу.
   - А почему я, а не Горазд, не Устах?
   - Так он же сказал, что ты теперь старший. Без тебя нас всех  посекли
бы. Кабы ты обоих волколюдов не побил, нурманы б уже с нас живьем  шкуру
драли.
   - Каких еще волколюдов?
   - Да этих же, ну! - Мыш напрягся, вспоминая нужное слово. Вспомнил:
   -  Бересерков!  Или  нет?   Бересерки,   это   которые   в   медведев
перекидываются...
   - Слушай, Мыш, - сказал Духарев.  -  Давай  по  порядку.  Я,  правда,
ничего не понимаю в этих делах.
   - Ври больше! - усмехнулся Мыш. - Все видели,  как  ты  одному  ка-ак
врезал! А главному волчаре! Да он как упал, так и помер. Драй ему  потом
на всякий случай поленом башку разбить не смог!
   - А почему поленом? - удивился Духарев.
   - Дык волколюд же!
   Понемногу Серега докопался до сути происшедшего.
   Горазд с ватажниками своими испугался не  просто  нурманов.  То  есть
нурманов  тоже  боялись,  но  куда  меньше,  чем   берсерков-волколюдов.
Считалось, что даже один берсерк способен  укокошить  полдюжины  обычных
ратников, поскольку бьет так быстро, что глазу не видно, а сам  никакого
железа не боится, хоть мечом его руби,  хоть  стрелой  бей.  А  завалить
волколюда можно только голой рукой или отрезанной медвежьей  лапой.  Что
Серега нынче и доказал,  повергнув  наземь  аж  двух  волколюдов.  Один,
правда,  может,  и  не  сильный  волколюд  был,  потому  что  Мыш   ему,
оглушенному, горло перерезал и кровь побежала  сразу,  как  у  человека.
Правда, нож, которым Мыш нурмана резал, - его же, нурмана,  нож.  Может,
поэтому нурман и  поддался.  А  может,  это  потому,  что  Сергей  своим
молодецким ударом из оборотня  колдовство  выбил.  Но  второй,  главный,
точно был сильный волколюд, авторитетно заявил Мыш. Горазд его  не  шутя
мечом рубанул - и ниче. А  Духарев  один  раз  кулачищем  приложил  -  и
бересерк откинулся. Вот поэтому Горазд и  извинялся.  Мол,  смеялся  над
Серегиным умением на кулачках биться,  а  выходит,  это  не  просто  для
смердов потеха,  а  самая  что  ни  на  есть  ан-тиберсерковская  боевая
техника. Горазд - он крутой. Но справедливый. Наверняка теперь  Духареву
долю в товаре даст. И это правильно. Не  будь  Сереги,  нурманы  бы  все
забрали.  А  людей  перебили  всех,  чтоб  некому  было  на  них   князю
жалобить-ся. И то, если б просто побили,  а  то  ведь  они,  нурманы,  а
особенно волколюды, нет бы просто убить, так сначала  мучают  долго.  От
человеческой муки у них, говорят, сила прибывает. А уж что они с  бабами
творят...
   Серега почувствовал, как напряглась сидящая по его левую руку Слада.
   Он обнял девушку, прижал к себе:  не  бойся,  милая!  Никто  тебя  не
обидит, пока я жив. А убить меня теперь ой как не просто!
   Поговорив о садистских наклонностях нурманов, Мыш счел информационную
часть беседы законченной и перешел к теме более животрепещущей. К дележу
имущества.
   Как выяснилось, Мыш совершенно точно знал, кому и что следует дать.
   Во-первых, самому Духареву по праву победителя принадлежит  все,  что
найдено на телах обоих берсерков и того нурмана, которого Серега зарубил
в лесу. То, что главаря разбойников вроде бы добил  Драй,  а  второго  -
Мыш, значения не имело. Беспомощного может и баба добить, так что ж  ей,
бабе. Меч со щитом отдавать? Да она его и  не  подымет,  боевой  щит-то!
Хотя он, Мыш, очень рассчитывает, что Серега отдаст ему нурманов  боевой
нож и пояс с серебряными бляшками. Драю можно отдать доспехи разбойника,
которого они с Гораздом  осилили.  Меч  Горазду  отдать.  А  с  третьим,
которого уже втроем с Устахом побили, пусть сами решают, кому что.
   Самое ценное, понял Духарев, это панцири. Он взял со шкуры  тот,  что
раньше принадлежал вожаку нурманов.
   Изнутри панцирь состоял из переплетенных кожаных  ремней,  к  которым
ремешками более тонкими крепились разных  размеров  стальные  пластинки.
Пластинки были выпуклые и упругие, а друг на  Друга  ложились  внахлест,
как рыбья чешуя. На самых крупных был выбит  значок  -  клеймо  мастера,
вероятно. О высоком качестве брони говорило хотя бы то,  что  молодецкий
удар Горазда всего лишь помял несколько чешуи. Еще в  защитный  комплект
"волколюда" входила кольчуга с короткими рукавами. Серега прикинул,  что
такая  двойная  "шкура"  способна  выдержать  и  удар  топором,  и  даже
попадание "бронебойной" стрелы, выпущенной из мощного лука. Панцирь  был
достаточно широк, чтобы Серега мог носить его поверх тулупчика. Кольчуга
- поуже. Но кольчуг  было  еще  четыре,  и  одна  -  вполне  подходящего
размера. Еще Серега приглядел себе удобный шлем со  стрелочкой,  которую
по желанию можно было опускать  и  поднимать,  и  красивые  позолоченные
наручи с чеканкой, явно нездешней работы.
   - Забирай свой нож, - сказал  Духарев  Мышу.  -  И  позови  Устаха  с
Гораздом. Будем имущество делить.
   Утром Устах нашел дополнительные  трофеи  -  нурманские  вещмешки,  в
которых, впрочем, ничего особенно ценного не оказалось.
   А еще Серега, отчасти из  озорства,  отхватил  кусок  волчьей  шкуры,
которую носил на плечах нур-манский  вожак,  и  попросил  Сладу  пришить
серый  клок  к  трофейному  панцирю.  Наподобие  эполета.  Мальчишество,
конечно. Ватажники  по  поводу  этого  "украшения"  ничего  не  сказали.
Раньше, может, и намекнули бы,  что  нехорошо  дразнить  навий,  бросать
вызов мстительному духу волколюда. "Объяснили" бы то, что "знает"  любой
кривичский мальчишка. Но теперь все, включая Горазда и  Устаха,  считали
Духарева экспертом по берсеркам.  Раз  Серега  рискнул  бросить  "вызов"
судьбе, привлекая возможных мстителей за убитого нурмана, значит, так  и
надо.
   Серега же об этих  "тонких  сакральных  материях"  понятия  не  имел.
Впрочем, сказали бы ему, все равно не срезал бы "серый" погон  с  плеча.
Несмотря на все, что с ним произошло, Духарев  никак  не  мог  научиться
принимать всерьез эти самые сакральные материи. И правильно.  Неверие  и
неведение -  тоже  защита.  Впрочем,  в  данном  случае  эта  защита  не
сработала. Впрочем, может и не  в  незримых  силах  дело,  а  в  обычной
случайности?

Глава тринадцатая
В КОТОРОЙ СЕРЕГУ ДУХАРЕВА ПРОИЗВОДЯТ В ВЫСШЕЕ ВОИНСКОЕ СОСЛОВИЕ

   Неленя не долго плакала по Зубку. Трех дней  не  прошло,  а  она  уже
прилепилась к Драю. Серега ее не осуждал: молодая красивая  женщина  без
родичей и заступников - вроде брошенного на дорогу кошелька. Кто  первым
подберет - тот и  молодец.  Правда,  он  ожидал,  что  молодица  выберет
мужнина друга Тешу, но, с другой стороны, в табели о рангах  Драй  стоял
на уровень выше, а парень неплохой, хотя, по сути, мальчишка. Недавно он
копировал каждый жест Устаха, а теперь нашел еще один образец -  в  лице
Духарева. Почтительно попросил показать удар, каким Серега разбил  горло
нурману, еще более почтительно попросил побиться с ним на палках. Сереге
и самому было интересно пофехтовать,  поэтому  он  поработал  сначала  с
Драем, а потом и с Устахом. Драя он сделал без особого труда,  а  вот  с
Устахом оказался почти на  равных.  Не  будь  у  Сереги  преимущества  в
быстроте, росте и силе, синеусый воин разделал бы  соперника  под  орех.
Оба, Серега и Устах, получили от поединка огромное удовольствие.
   - Сразу видать, что тебя варяг учил! - одобрительно заметил  синеусый
воин.
   Серега тоже заметил "общность школы", основанной не столько на  силе,
сколько  на  быстроте,  ловкости  и  выносливости.  Правда,  и  силу  не
следовало сбрасывать со счетов.
   Заодно Серега решил преподать пару уроков своему названому братцу.  И
тут же столкнулся с проблемой. Выяснилось, что сам  Духарев  понятия  не
имеет  о  "базовой  технике"  фехтования.  Практичный  Рёрех  эту  часть
попросту опустил, построив обучение на тех "рукопашных" навыках, которые
уже были у Духарева. Пришлось Сереге обратиться за помощью к Устаху.
   Синеусый варяг помог. Не без удивления. Его можно было понять. Не так
уж часто встречаешься с писателем, который не знает букв, а  изъясняется
исключительно готовыми фразами.
   Мыш, вопреки ожиданиям  Духарева,  оказался  парнишкой  способным,  и
Устах даже укорил Серегу в том, что пацана не отдали в  детские  годиков
пять-шесть назад. Тогда к настоящему времени из Мыша вышел бы уже вполне
боеспособный отрок, а не  тощее  белобрысое  убожество,  каким  побратим
Сереги и является сейчас. Серега в ответ  возразил,  что  Мыш  стал  его
братом меньше года назад и, следовательно, он, Духарев, раньше  не  имел
возможности принять участия в его судьбе.
   Устах взял упрек назад.
   А спустя два дня у них с Серегой произошел серьезный, можно  сказать,
глобальный разговор.
   Они сидели у костра. Духарев, Слада, Устах, Драй с  Неленей,  Теша  и
пара воев-кривичей, молодых.
   - Я - варяг по крови, - сказал Устах. - Драй - варяг по жизни. Кто из
нас лучший?
   - Ты, - не раздумывая, ответил Серега.
   - Почему?
   - Бьешься крепче.
   Драй засмеялся.
   - Подкинь, - уронил Устах, и кто-то  из  молодых  подбросил  в  огонь
сучьев. Пламя оживилось.
   - Крепче, - согласился Устах. - А с тобой?
   - Ну... Меня ты тоже достать можешь, - уклончиво ответил Духарев.
   - Могу, - согласился Устах. - Два раза против пяти.
   - Ты лучше бьешься, - не согласился Духарев. - Просто я быстрее.
   Это тоже было правдой. Устах владел оружием  намного  лучше,  Духарев
учился у него, а Устаху у Сереги учиться было нечему.
   - Понимаешь, к чему я клоню? - спросил Устах.
   Духарев покачал головой.
   - Скажи ему. Драй.
   - На словенской земле, - сказал новгородец, - от  моря  Северного  до
Дикого Поля только нурманы и варяги -  лучшие  воины.  Тебя  кто  пляске
битвы учил, варяг иль нурман?
   - Варяг, - ответил Духарев.
   - Ну так?
   - Я понял, - сказал Серега. - Что от меня требуется?
   - Эй, молодица, воды горячей подай! - скомандовал Устах Нелене.
   Он порылся в сумке, вытащил и бросил в котелок щепоть сушеной  травы.
В воздухе густо запахло мятой.
   - Бороду смочи, - велел варяг, вытягивая  из  чехла  нож.  -  Угу.  А
теперь чуток наклонись.
   Лезвие, остротой вполне соперничающее с бритвой "Жиллет", прошлось по
Серегиным щекам, и светлая бородка осыпалась на  подставленную  рогожку.
Минута, не больше - и от светлой поросли остались только сбегающие книзу
усы. Конечно, не такие роскошные, как у Устаха, в косички не  заплетешь,
но вполне приличные.
   - А голову? - спросил Духарев, вспомнив Скольда.
   Драй и Устах засмеялись..
   - Пока так походишь, - сказал Устах. - Голову лучшие мужи бреют.
   Серега пощупал свисающие по сторонам подбородка усы.
   - Ну что? - спросил он. - Это все?
   Он помнил, как они братались с Мышом, помнил Волохово капище и ожидал
неких особенных обрядов, клятв... А тут - просто как в парикмахерской.
   Устах  смахнул  волосы  с  рогожки  в  огонь,  пробормотал  что-то  и
поднялся.
   - Не все, - произнес он. - Пойдем. Прогуляемся.
   Они отошли от костров, в темноту. Под ногами похрустывал снег. Где-то
жалобно и тонко провыл волк. Но никто из его братьев не отозвался.
   Устах остановился.
   - Слушай, - произнес он негромко. - И запоминай. Наш  устав  простой,
но кто его преступит - умрет. Мы, варяги, сыновья моря. Потому  на  море
мы никогда друг против друга не встаем. А на твердой земле, бывает,  под
разными знаменами ходим. Бывает, вожди наши меж собой бьются.  Это  ведь
жизнь. В жизни и брат брата погубить может. Ты вот  -  христианин,  я  -
первым Перуна почитаю. Схлестнутся наши боги, начнут спорить, кто  выше,
так и мы с тобой железом играть начнем. Варяг против варяга. Но  есть  у
нас своя Правда. И ты эту Правду знать и исполнять должен. А отступишь -
тебя любой из нас как  пса  бешеного  убить  может.  И  виру  князю  иль
наместнику с воеводой платить  не  станет,  коли  наместник,  князь  иль
воевода - тоже варяг. А коли не варяг... Все одно платить не  станет!  -
Устах засмеялся, но тут же посерьезнел.
   - Вижу, - проговорил - он, - ждешь ты, что я клятву с тебя возьму? Не
жди. Клятву с тебя вождь возьмет, когда под свою руку примет. А коли ты,
и без клятв, от варяжской Правды отступишь,  мы,  люди,  тебя  к  ответу
призовем не хуже сильных богов. А теперь  слушай  ее.  Правду!  -  Устах
положил руку на плечо Духарева. - Слушай и внимай. Первое: варяг никогда
не приведет беду на землю своих пращуров! Внял?
   - Да, - кивнул Духарев. - А где эта земля, Устах?

Глава четырнадцатая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА УЗНАЕТ КОЕ-ЧТО ПОЛЕЗНОЕ О ПОЛИТИКЕ И ВЫСЛУШИВАЕТ ЕШЕ ОДНУ ВЕРСИЮ ГИБЕЛИ ВЕШЕГО ОЛЕГА

   Превращение  Сереги  в   варяга   ватажкой   Горазда   было   принято
одобрительно, а Мыш вообще был в восторге. Единственный,  кому  пришелся
не по душе новый имидж Духарева, был сам Горазд.
   - Был ты наш, кривич, а стал - кто?
   - Стал варяг! - отрезал как будто выросший из-под земли Устах. -  Иль
ты хочешь что плохое о варягах сказать? Говори!
   Горазд поглядел на своего собственного наемника...  Сплюнул,  толкнул
коня пятками и ускакал вперед. Устах дернул крашеный ус.
   - Горазд - муж добрый, только... -  варяг  ухмыльнулся  -  ...кривич.
Втемяшилось ему, что его родовичи - из славян  лучшие.  -  Устах  согнул
палец крючком, постучал по ладони.
   - Да ему просто долю князю платить жалко! - возразил Духарев  и  тоже
ухмыльнулся, поскольку не забыл, какие темы т