том. Кисти его так  и  мелькали.  Но
еще быстрее мелькал шест. Так быстро, что  у  внешнего  наблюдателя,  то
есть Духарева, возникало полное ощущение, что это не руки крутят шест, а
шест сам, совершенно самостоятельно вертится и катается по телу  варяга,
таская за собой его руки, которые и тянутся за  ним  как  будто  нехотя.
Серега  помнил,  как  бились  на  кургане  Скольдовы  гридни.  Это  было
потрясающе. Но то, что Духарев видел сейчас,  на  самом  деле  было  еще
круче. Потому что делал это не молодой  крепкий  парень,  а  разменявший
седьмой  десяток  дедушка.  Потому  что  каждое  движение  варяга   было
предельно  экономно.  Потому  что  это  была  высшая,  высочайшая  школа
мастерства. Серега достаточно  долго  и  достаточно  серьезно  занимался
боевыми искусствами, чтобы увидеть именно это,  а  не  просто  безногого
старика, ловко вертящего палку.
   В общем, Духарев въехал. И варяг въехал, что Серега въехал. И  варягу
это понравилось. Но...
   Но дальше умственного понимания дело не пошло. Шест в руках  Духарева
упорно оставался "жердиной". Рёрех гонял его несколько  дней.  И  так  и
эдак. И хвалил и лупил. И давал  вместо  шеста  настоящее  копье-сулицу.
Даже меч собирался  дать,  но  в  последний  момент  передумал,  не  без
основания  опасаясь,  что  косорукий  ученик  отрубит  себе   что-нибудь
жизненно важное.
   Серега прекрасно понимал, что от него  требуется.  Но  объяснить  это
своему телу не мог. Его тело было приучено к тому,  что  руки  свободны.
Эту свободу не очень стеснял кастет или нож. Но  тяжелая  длинная  палка
кардинально меняла все. Вместо того чтобы стать "продолжением" руки, она
становилась довеском, ломающим безукоризненный баланс духаревского тела.
Может, Серегиным кистям и предплечьям не хватало силы, может  быть,  ему
было не перешагнуть через  барьер  привычки...  Короче,  несколько  дней
упорных усилий не принесли Духареву ничего, кроме  кровавых  мозолей  на
ладонях. На ладони плевать. Огрубеют. За дело обидно!

Глава четвертая
ЛЕСНАЯ "УЧЕБКА"

   Пропитание  Рёрех  добывал  охотой.  Бил  птицу,  зверя.  Из   своего
арбалета-самострела стрелой с широким наконечником-срезом попадал в утку
за восемьдесят шагов. А из лука, тяжелого, с "рогами" из самых настоящих
лакированных рогов, - и того лучше. Всаживал  на  одном  дыхании  восемь
стрел в соломенную мишень шагов за сто. Сереге стрелять пока  не  давал.
Единственное, чему научил: натягивать на лук толстую вощеную тетиву. Это
оказалось не таким уж легким упражнением. Освобожденный  от  тетивы  лук
выгибался наружу, "рога" выворачивались из рук. С  Духарева  семь  потов
сошло, пока он научился хитрым приемом "укрощать" непокорный инструмент.
Это Духарев, который играючи  жал  от  груди  сотку!  Стрелять  из  лука
наставник Сереге пока не позволял. Из самострела - пожалуйста. А лук ему
разрешалось  только  держать  да  оттягивать  тетиву  к  уху.   Еще   то
развлечение, потому что тянуть приходилось так, что мышцы хрустели.  Тут
не то что удержать  и  прицелиться,  натянуть  и  то  проблемно.  Рёрех,
впрочем, при стрельбе натянутым лук и  не  держал.  Выдернул  стрелу  из
туда, наложил - отпустил, выдернул следующую.  Ф-фыр-р-ф-фыр-р...  Щелк!
Щелк! И стрелы уже летят, чуть ли не гуськом, да не просто летят, а  еще
и попадают куда  надо.  И  стрелы  какие!  Идеально  прямые,  с  ровными
одинаковыми перышками, вставленными под одинаковым углом, чтобы  придать
летящей стреле  вращение,  помеченные  для  удобства  в  соответствии  с
наконечником. А уж сам лук! Не  оружие,  а  скрипка  Страдивари!  Каждый
изгиб идеален, каждый узор! Отпущенная тетива гудит сочным басом. Кайф!
   Серега понимал, почему варяг охотится с  самострелом.  Бить  уток  из
такого чуда -  все  равно  что  на  беккеровском  рояле  "чижика-пыжика"
барабанить.
   Стрелять из самострела Серега  научился  довольно  ловко.  Биатлонист
все-таки. Как только наловчился угадывать превышение и правильно  давать
поправку на ветер, стал  попадать  не  многим  хуже  дедушки  варяга.  И
селезней больше не бил. Зубов у дедушки осталось не так уж много.  Часть
выбили, часть сама выпала. Перышки у уточки не такие яркие, как у самца,
зато мясо нежней.
   В общем, кормил  его  старик  доброй  мужской  едой  -  дичью.  Да  с
травками, корешками, ягодками. Иной раз - ухой с тетеревом  баловал  или
поросеночком с грибами. Готовил дедушка на костре так, как иная  хозяйка
на плите не сделает. Хотя и продукты сплошь натуральные. Никакой  химии.
Мясо - парное, мед - лесной, земляника - прямо с полянки. Вот  только  с
хлебом была некоторая напряженка. Вместо хлеба дедушка время от  времени
замачивал в котелке сырое зерно, а через пару дней они это зерно  кушали
большими  ложками.   Ничего,   под   запеченного   поросенка   нормально
всасывалось.
   Короче, кормил Рёрех Серегу - от пуза. Но и гонял  с  утра  до  ночи.
Учил сразу  всему.  Как  по  лесу  ходить,  как  стрелу  вырезать,  чтоб
наконечник не попортить, и как этот самый наконечник должен быть насажен
на легкое древко. Учил ползти и по деревьям лазать. Вот  уж  никогда  не
думал Духарев, что залезть на березку  -  целая  наука.  Оказалось:  да,
наука. Влезть тихо и быстро, затаиться, чтобы снизу не  разглядеть.  Или
наоборот,  того,  кто  наверху   затаился,   вскарабкавшись   тихонечко,
тихонечко же и зарезать. Болоту учил. В  краю,  где  болот  больше,  чем
сухого места, - очень полезная наука.  Учил  огонь  добыть  кремнем  или
теркой-лучком. Это же позор, сказал варяг, в сухую погоду мужчине сырого
селезня  жрать.  Тут  же  и  выяснилось,  что  старик  обнаружил  Серегу
значительно раньше, чем тот залез в дуб. Это как раз было дело нехитрое.
Духарев наследил и нашумел как истинный горожанин. Как испуганная корова
в антикварном салоне.
   Единственное, чему варяг не стал учить Серегу, - плавать.
   Глянул разок - и кивнул. Годится. Показал только,  как  из  тростника
дыхательную трубку делать.
   В общем, обучение шло активно и разнообразно. Но  система  ощущалась.
Очевидно, Духарев был не первым, кого старый варяг натаскивал  в  "жнецы
полей смерти". Не  первым  и  не  десятым.  И  Серега  честно  старался.
Во-первых, потому что учиться умел и любил, во-вторых, потому что  очень
хотелось перестать быть лохом, которого любой  разбойник  может  в  пыли
вывалять. Крутым хотелось стать. Чтобы чувство собственного  достоинства
находилось  в  равновесии  с  возможностями  это  достоинство  отстоять.
Стараться-то Серега старался, да выходило не очень. Кое в чем он  тупил.
И в это "кое-что", что особенно обидно, входило самое главное: работа  с
оружием.
   Следует признать, что Серегиному наставнику  тоже  была  огорчительна
ученикова "тупость". Но старый варяг попусту  огорчаться  не  привык,  а
привык устранять причины огорчения. Радикально. Поэтому одним прекрасным
утром он нацепил на конец своей деревяшки плетенный  из  прутьев  щиток,
нагрузил Серегу здоровом мешком с припасами, и они отправились в путь.

Глава пятая
СИЛЬНОЕ МЕСТО

   Шли три дня. В  основном  по  болоту.  Этакий  марш-бросок  с  полной
выкладкой. Рёрех впереди, шлепая привязанной к костылю  плетенкой.  Было
непривычно видеть старика без неизменного горностая  на  плече.  Но  оба
зверька остались дома. Почему остались,  варяг,  разумеется,  Сереге  не
объяснил. Тот, впрочем, и не спрашивал. Время от  времени  старик  щупал
топь череном рогатины. У Сереги была точно такая же рогатина, но он  нес
ее на плече. Чтобы не ухнуть в трясину, ему было достаточно идти след  в
след варягу. Шли с восхода до заката, и  быстро.  Особенно  если  учесть
"рельеф местности". На третий день  у  старика  разболелась  поясница  и
суставы. Пришлось устроить  дневку  на  болотном  островке.  Полечиться.
Лечился дед просто. Сварил какой-то травы. Поймал гадюку, нацедил из нее
яду. Добавил яд в отвар. Не весь. Малость оставил  для  ученика.  Добрая
душа. Велел Сереге снять рубаху и царапнул  сучком  Серегину  спину.  "В
правильных  местах",  как  он  изволил  выразиться.  "Продезинфицировал"
царапины гадючьим ядом, садист старый! Ощущения были - в полный рост. Но
никакого  снисхождения  к  Серегиным  страданиям  проявлено   не   было.
"Обработав"  ученика,  варяг  снял  рубаху,  подставил  солнышку   густо
исчерченную шрамами спину и велел втирать в  нее  загустевший  отвар.  К
вечеру Рёреху стало намного лучше. А Сереге - совсем худо. Спина и  руки
распухли, температура прыгнула, пошли какие-то глюки на военную тему: то
мертвый чечен с оскаленной черной рожей, то двое ребят из его отделения,
которых в первый день накрыло гранатой... После "войны"  поперло  всякое
говно из  "прежней"  жизни.  Пьяные  бомжи  вперемешку  с  толстомордыми
политиками, еще какие-то бляди... В редкие минуты яви,  разлепив  глаза,
Серега видел Рёреха, полуголого, поскольку в варягову меховую одежку был
завернут Духарев, совавшего в зубы Сереге  чашку  с  горячей  жидкостью.
Духарев пил - и снова проваливался в бред, и в бреду думал: может, это и
есть явь? Может, он валяется  в  какой-нибудь  питерской  вонючей  луже,
пьяный, избитый, невменяемый, а Рёрех и весь этот древнерусский  цирк  -
его предсмертный глюк...
   А утром все прошло. То  есть  не  "древнерусский  цирк",  а  горячка.
Проснулся  Серега  с  вполне   нормальной   температурой   и   приличным
самочувствием. Слабость, конечно, была, и спина болела, но это мелочи.
   Рядышком, на войлоке  спал  варяг.  На  его  спине,  в  ее  холмах  и
распадках, паслись стада комаров. Серега поломал  комарам  кайф,  накрыв
варяга курткой.
   Зря. Рёрех сразу проснулся и скомандовал: развести костер и  заняться
завтраком.
   После завтрака старик отдыхал, а Серега  работал;  метал  топорики  в
сухую ольху. С одной руки, с двух, со спины, лежа... Из  всех  положений
попадал одинаково редко. Запыхался  и  взмок,  поскольку  за  топориками
приходилось бегать.
   Часика через два варяг позволил ему  передохнуть,  попить  кипятку  с
брусничными листьями.
   Спина уже почти не болела.
   - Рёрех, ты зачем меня ядом травил? - решился спросить Духарев.
   - Обратно пойдем - еще  раз  смажем,  -  флегматично  ответил  старый
палач. Минуты через две добавил:
   - Второй раз легче будет.
   - Я счастлив! - желчно отозвался Духарев. - А  без  первого  мне  еще
легче было бы, кстати.
   - Не легче, - покачал головой варяг. - Воин боли не боится, железа не
боится, воды и земли не боится. И отравы тоже. Привыкнуть должен.
   - Угу, - пробормотал Серега.
   Это, выходит, ему иммунитет  к  яду  прививали.  Спасибо,  что  не  к
отрубанию головы!
   Еще через три дня вышли к речке. Сварганили небольшой плотик - не для
себя, для вещей, переплыли на  другой  берег.  Сухой,  что  приятно.  На
берегу и заночевали. А утром наконец пришли к цели.
   - Это сильное место, - чтобы сесть на землю, Рёрех оперся  на  древко
сулицы. Не похоже, чтобы  "сильное  место"  прибавило  ему  сил.  Угонял
дедушку форсированный марш-бросок.
   - В каком смысле -  сильное?  -  Духарев  оглядел  заросшую  клевером
поляну. Ничего примечательного, кроме почерневшего  от  времени  столба,
врытого в холмик метровой  высоты.  И  столбик,  и  пригорок  совершенно
терялись в тени великолепного, не менее семи охватов, высоченного  дуба.
Ну, дубов и там, откуда они пришли, хватало. И потолще найти можно.
   Рёрех прислонился спиной  к  стволу,  вытянул  покалеченную  ногу,  а
здоровую поджал под себя.
   - Сильное. Ты почувствуешь. Попробуй.
   - Ладно, - легко согласился Духарев. Он аккуратно  положил  на  траву
рогатину, снял обувь, вышел на середину полянки, остановился. Трава  еще
не просохла от росы. Солнышко грело щеку, деловито гудели шмели.
   Серега  согнул  ноги  в  коленях,  вытянул  руки,  прикрыл  глаза   и
сосредоточил мысли в нижней половине живота.
   Никаких дополнительных ощущений не возникло, но стоять было  легко  и
приятно. Серега чувствовал, что может  так  простоять  подольше,  чем  в
своей комнате на Дербах. И даже дольше, чем в зале.
   Духарев медленно вдохнул носом, выдохнул еще медленнее  через  сжатые
зубы. Длинный вдох, короткий выдох - активность, короткий вдох,  длинный
выдох - самопогружение. Серега  "почувствовал"  землю  ногами.  Огромный
теплый шар - под собой. Упругий шар, к которому "липнут"  стопы.  Серега
сосредоточился  на  этом  ощущении  и  медленно  вдохнул   "из   земли",
представляя...
   Представить он ничего не успел. Земля под ним  дернулась,  как  живая
волосатая спина, колени разогнулись, и Серега оказался вдруг лежащим  на
траве. Он совсем не ушибся, но вставать почему-то не хотелось. Все  было
- в кайф. Здоровенный шмель опустился ему на щеку, мазнул лапками и  тут
же взлетел.
   Дребезжащее хихиканье вытолкнуло Духарева из расслабухи.
   Серега мгновенно подскочил, уставился на старого вояку.
   - Как ты это сделал? - сердито спросил Духарев.
   - Я? - варяг фыркнул. - Я-то при чем? Сказано же: сильное место.
   - И что оно еще может? - озадаченно спросил Серега.
   -  Оно  -  не  может.  Оно  -  поможет!  -  отозвался  Рёрех,  слегка
раздраженный Серегиной непонятливостью. - Ты не стой, делай чего-нибудь!
   Серега  спорить  не  стал,  подхватил  рогатину,  завертел  ею,   как
показывал старик. Рогатина слушалась не в пример лучше, чем обычно.  Как
будто ожила. Так и вертелась сама по себе,  Серега  ее  только  пальцами
придерживал. Но через несколько  минут  это  ему  все  равно  наскучило.
Хотелось самому прыгать и вертеться.
   Духарев положил рогатину в  траву,  разбежался,  выпрыгнул  повыше  и
пробил аж три йоко, третий -  с  лихим  "ки-ай",  переполошившим  птичью
братию. Классно получалось. Серега  попрыгал  еще,  пронзая  и  разрывая
воздух мощными  прыжковыми  ударами.  Ноги  были  -  как  на  пружинках.
Разбежавшись, Духарев прошелся колесом,  ни  с  того  ни  с  сего  вдруг
крутанул сальто вперед. Надо же! Никогда не получалось! Какой  из  него,
почти двухметрового дылды, гимнаст?  А  ведь  может!  Серега  попробовал
крутануть сальто назад. И это вышло.
   И еще раз. И еще.
   - Дед! - крикнул он в восторге. - А мне нравится, дед!
   - Это не штука, - ехидно отозвался варяг. - Главное - чтоб ты, дурная
голова, тут понравился!
   - Это как? - не понял Серега.
   - А ты подумай, - посоветовал Рёрех. - Может, и сообразишь. А пока не
сообразишь, отсель не уйдешь. Хоть три дни думай, хоть все десять.
   - Ну ты шутишь! - Духарев усмехнулся. - А пить-есть что я, по-твоему,
буду?
   - Росу попьешь, - старик ухмылялся во весь дырявый  рот.  -  Роса  от
хворей шибко помогает. А оголодаешь, клевер пощиплешь. Он сладкий.
   И тут до Сереги дошло, что дед не шутит, а говорит на полном серьезе.
   "Соображал" Духарев аж до полудня. И после  полудня.  И  еще  полночи
соображал, и от таких мыслительных усилий не на шутку утомился и  уснул,
где сидел; на пригорке под столбом.
   А когда проснулся  утречком,  то  спокойненько  отправился  к  ручью:
водички попить. Серега "въехал".

Глава шестая
ГДЕ СНАЧАЛА ГОВОРИТСЯ О БОГАХ И ПРОЧИХ ВЫСОКИХ МАТЕРИЯХ, А ПОТОМ СЕРЕГЕ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫВАЛЯТЬСЯ В ГРЯЗИ

   - Вот небо, - сказал Рёрех. - Там Перун гневный и Дажьбог светлоокий.
Там Стрибог рождает ветра и дождь со снегом. Там великие воины скачут на
крылатых конях. А вот земля. В земле Мокошь живет, корни  гладит.  Корни
питает. Женская сила - от земли. И мужская сила - от  земли.  Все  живое
живет на земле, кормится от земли, а тянется к небу. Землю и  небо  вода
вяжет. Вода - жизнь. Через воду земля силу пьет. И отдает -  тоже  через
воду. Земля  водой  от  огня  бережется,  но  огнем  из  земли  крепость
вытягивается. Вот гляди, - варяг потянул к себе рогатину. - Вот  дерево,
- он погладил черен, - живая крепость, легкая. А вот  железко,  -  Рёрех
щелкнул  по  наконечнику,  отозвавшемуся  тусклым  звоном.   -   Мертвая
крепость. А вместе - жизнь.
   - Не понял, - проговорил Духарев. - Им же убивают.
   - Что  врагу  смерть,  то  тебе  жизнь,  -  варяг  поглядел  на  него
снисходительно, как на ребенка. - Воину нужна сила. Сила от земли. Воину
нужна доблесть. Доблесть от неба. Попроси Мокошь дать силу - и она даст.
Не поделишься силой с Перуном, и Перун отнимет все.  Без  доблести  сила
обратно в землю уходит. А Перун кровь любит.
   - Это я уже знаю,  -  буркнул  Духарев.  Он  ничего  не  имел  против
"сильных мест", но насчет Перуна и прочих имел  вполне  твердое  мнение.
Единственное, какое следует иметь православному христианину. Даже такому
плохонькому, как Духарев.
   - Связанному горло перерезать - невелика доблесть, - сказал он. Варяг
захихикал.
   - Молодец, - похвалил он. - Правильно понимаешь, даром что  кривич  с
лица. Глупый человек вырезает из живого дерева мертвую  рожу,  мажет  ей
губы рабьей кровью и думает:  вот  я  молниерукому  угодил!  Потому  что
дурак! -  гаркнул  Рёрех.  -  Доблесть  -  к  доблести.  Храбрость  -  к
храбрости. Храбрый воин врага рушит, вражьей  кровью  умывается,  битвой
дышит - и храбрее становится. И доблесть его - Перунова пища. И  Перунов
дар. Это как из малого желудя могучий дуб вырастает. Но чтоб дуб  вырос,
земля нужна. Сила земная, от Мокоши. -  Варяг  помолчал  минуту.  Серега
ждал.
   - Силе я тебя научу,  -  наконец  продолжил  Рёрех.  -  Без  силы  от
храбрости проку нет. Зарежут тя и не заметят, что храбр. Доблести  же  -
не научишь. Это ты сам должен. И говорить мы о том боле не станем. Все.
   - А о чем станем? - поинтересовался Серега.
   - А вообще седни говорить ни о  чем  не  станем.  Иди-ка  гадюку  мне
излови.
   - Опять поясница болит? - озаботился Духарев.
   - Не болит, - варяг неприятно усмехнулся. - У меня не болит. А у тебя
- будет.
   Несмотря  на   мрачный   прогноз,   худшие   ожидания   Духарева   не
подтвердились. Второй сеанс "иммунизации" прошел значительно легче,  чем
первый. Без бреда и почти без жара.
   На обратном пути  варяг  решил  научить  Духарева  "болоту".  Система
обучения у Рёреха была, как  всегда,  проста  и  эффективна.  Он  просто
махнул рукой, указывая направление, и велел Сереге идти  первым.  Минуты
через полторы варяг уже выуживал Духарева из трясины. Выудил.
   В этот день они прошли не много. Зато Серега раз тридцать окунался  в
вонючую жижу.
   На второй день варяг предупредил, что больше вытаскивать не будет.  И
нарушил обещание только один раз. Первый. И то не сразу, а когда  Серегу
уже по ноздри в трясину затянуло.
   В этот день они прошли еще меньше.
   На третий день варяг снизошел до  объяснений.  Суть  их  сводилась  к
тому,  что  иная  кочка  только  выглядит  кочкой.  И  что  если   опора
выдерживает нажим черена, то это еще не значит, что она  выдержит  такую
оглоблю, как Духарев...
   Короче, обратно они шли не три, а полных семь  дней.  Причем  три  из
этих семи дней почти непрерывно лил дождь. Зато на седьмой день  Духарев
уже топал довольно бойко и не провалился ни разу. Правда, с полудня  они
шли уже не по болоту, а по твердой, хотя и довольно мокрой земле.

Глава седьмая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА ДУХАРЕВ УЗНАЕТ МНОГО ИНТЕРЕСНОГО, НАПРИМЕР: ПОЧЕМУ СТАРЫЙ ВАРЯГ ПОСЕЛИЛСЯ В ДУБОВОМ ДУПЛЕ

   Вечера были самой приятной частью суток. Даже если ночью планировался
не сон, а очередная  тренировка,  сразу  после  заката  Рёрех  и  Сергей
уходили на озеро,  на  песчаный  мыс,  где  почти  всегда  дул  ветерок,
сносивший комаров. Серега высекал искру, разводил костер -  он  научился
это делать в считанные минуты - жарил мясо или варил  похлебку.  Ужинали
вчетвером: два человека и два горностая.  Затем  разговаривали.  Вернее,
старик говорил, а Духарев слушал. Иногда спрашивал -  и  варяг  отвечал.
Иногда.
   Однажды к числу слушателей присоединилась  русалка.  То  есть  не  то
чтобы присоединилась, а выглянула из воды неподалеку.  Рёрех,  пользуясь
воинской  "азбукой  для  глухонемых",  которую  в  свое  время  заставил
вызубрить ученика, обратил Се